Козлёнок Алёнушка

Глава тридцать восьмая




– Еще чего! – рассердился Лебедев. – С умом у меня получше, чем у вас. И дрожать от страха я ни перед кем не стану.

– Значит, с логикой у вас проблема, – вздохнул Фил. – В процессе беседы у меня созрели вопросы.

– Задавайте, отвечу, – пообещал Федор, – я открыт, как телевизор.

Я хотела сказать, что волшебный ящик не открывают, а включают, но промолчала.

– Телефон человека, с которым вы договаривались, у вас сохранился? – начал Майоров.

– Был в звонках, но я всегда их стираю, – живо придумал Лебедев.

– По какому адресу проживает кот? – не утихал Филипп.

– Деревня Гуркино, – без задержки сообщил кошачий нянь.

Майоров быстро застучал по клавишам компьютера и вскоре сказал:

– В Московской области было село с таким наименованием, но восемь лет назад на его месте возвели коттеджный поселок бизнес-класса. Цена за дом там о-го-го какая. Сомнительно, что вы туда приехали.

– Наверное, я перепутал, – не стал спорить Федор, – вероятно, Куркино!

– Это район Москвы, – возразил Степан.

Федя потер ладонью лоб.

– Я после травмы. Память путается. Амнезия у меня.

– Неприятная штука, – сочувственно отозвался Майоров, – раз забыли, где кот живет, то перейдем ко второму вопросу. Вы на чем прикатили в Гуркино-Куркино?

– Не понял, – протянул Лебедев.

– Как добрались до места? – уточнил начальник отдела компьютерного поиска. – На автобусе, электричке, такси, мотоцикле, велосипеде?

Федор изобразил удивление:

– На своей машине.

– И где она? – поинтересовался Филипп. – Почему, убежав из избы, вы не сели за руль? Пошли пешком?

Лебедев замялся.

– Ну… так амнезия же! Забыл про тачку.

– Хорош врать! – взвилась Лена. – Его иномарка у дома моего на парковке стоит. Почему вы говорили о квартире моего мужа в Москве? О счете в банке?

– Лен, пусть они уедут, – взмолился Лебедев, – мне реально плохо! Чушь слушать не могу.

Филипп, который сидел на подоконнике рядом с Диванковой, показал ей свой ноутбук.

– Вот тут смотрите. Данные об апартаментах, имя владельца.

– Ни фигасе! – ахнула Ленка. – Федька, или ты говоришь правду, всю до конца, или сваливай от меня куда подальше. Врун!

– Лен! Давай без них поболтаем, а? – заныл муж.

– Нет, – отрезала Лена, – выкладывай правду. Имей в виду, если ты брешешь, отправишься на все четыре стороны. Живи в своих апартаментах.

– Они сданы, – неохотно признался Федор.

– Облегчу вам задачу, – произнес Степан, – мы знаем, что вы, Федор, выполняете щекотливые задания клиентов. И нам известно, что вы помогали господину Леонову прятать его дочь Катю подальше от его матери Елизаветы Петровны.

– Пойми, – вмешалась я, – тебя определенно хотели лишить жизни, попытка оказалась неудачной. В твоих интересах рассказать нам правду. Убийца сейчас зол, что упустил жертву. Но в следующий раз учтет свою ошибку.

Лебедев откинулся на подушку.

– Мне плохо, уходите! Я рассказал все, что помню!

Я встала:


– Федя…

Договорить мне не удалось, дверь в кладовку распахнулась, загремел незнакомый мужской голос:

– Транспортировка лежачих больных!

– Здесь, здесь, – закричал Лебедев, – увезите нас с женой отсюда поскорей.

В каморку вошли два санитара.

– Тут не развернуться, – заметил один.

Телефон Степана звякнул, муж посмотрел на экран и встал.

– Нам пора! Федор, захотите поговорить, я всегда готов вас выслушать.

– Голова кружится, все тело болит, – простонал Лебедев.

Наша малочисленная группа покинула больницу. В машине Степан прочитал вслух сообщение от Ксении, которое пришло, когда мы находились в палате.

– Что теперь делать? – растерялась я, когда супруг замолчал.

– Ответа на вопрос пока нет, – признался Степан, – но…

У меня зазвонил телефон.

– Это Леонов! – воскликнула я. – Что ему надо?

– Ответь, – велел Степан, – возможно, он уже знает, что Жук рассказал правду.

– Алло, – пропела я в трубку.

– Запиши адрес, – забыв поздороваться, попросил владелец издательского холдинга.

– Чей? – уточнила я.

– Куда ты должна сейчас ехать. Поговорить надо.

– Диктуй, – скомандовала я, – но нас в джипе трое. Еще Дмитриев и Майоров.

В ответ прозвучало:

– Ок.

– Громкая связь – полезное изобретение, – заметил Степан, перестраиваясь в левый крайний ряд.

Я отвернулась к окну.

– Думаешь, Жук ему сообщил о встрече с Ксенией и Мироном?

Вместо мужа ответил Филипп:

– Скорей всего. У меня новость. Профессор Рэй Эпштейн.

– Кто это? – удивилась я.

– Никита Иванович в разговоре с нами упомянул, что он обратился к этому доктору, чтобы тот лечил маленькую Лизу, – напомнил Майоров. – Я нашел врача, он умер. Написал его сыну Нику Эпштейну сообщение от лица Леонова.

– М-да, – крякнул Степан, – возможно, Никита позвал нас не из-за откровений эксперта Жука, а потому, что американский профессор ответил Леонову.

– Нет, – возразил Майоров, – больную девочку курировал Рэй Эпштейн, а мое послание попало к его сыну, тоже профессору. Я сделал почтовый ящик на адрес: «Помощь всем». Отправил такой текст: «Уважаемый господин Эпштейн! Ваш отец лечил от порфирии мою дочь Элизабет. К сожалению, у нее была наиболее агрессивная форма. Несмотря на все наши старания, Лиза умерла. Недавно мне стало известно, что к Господу ушел и ваш гениальный отец. Примите мои соболезнования. Рэй Эпштейн помог многим детям и облегчил страдания Элизабет. Если вы, разбирая архив своего отца, найдете снимок, на котором запечатлены господин Эпштейн-старший и Лиза, вышлите мне, пожалуйста, его копию. Это последнее фото моей девочки, оно сделано за день до ее кончины в последний визит профессора в Москву». Далее подпись. Я не рассчитывал на ответ, однако попытаться стоило. Но Ник быстро отреагировал на послание. Ответ пришел, когда мы сидели в палате у Лебедева.

Майоров взял бутылку воды из подлокотника и сделал пару глотков.

– Зачитываю в переводе на русский язык. «Уважаемый господин Леонов, благодарю вас за хорошие слова в адрес моего отца. Я горжусь им и стараюсь походить на Рэя. Понимая, сколь важно для вас последнее фото Элизабет, я нашел в архиве вашу переписку. И был удивлен. Да, мой отец по вашему приглашению прилетал в Россию. Да, он консультировал вашу дочь и сделал вывод: порфирии у ребенка нет и никогда не было. Реакция глаз малышки на свет вызвана применением ненужных ей капель «Окобарин». Они, как правило, используются при онкозаболеваниях короткими курсами, так как вызывают негативную реакцию органов зрения на яркий свет. Другие признаки якобы порфирии, в том числе покраснение зубной эмали, возникли от приема ряда таблетированных препаратов. Предположение Рэя о том, что Элизабет дают медикаменты, которые симулируют порфирию, подтвердили спешно сделанные анализы. Случись подобное в США, доктор обязан был бы сообщить об этом в полицию. Но в России Рэй был только гость. Он посоветовал вам задаться вопросом: кто и почему решил устроить спектакль, который мог убить ребенка. И вернулся домой. Более он с девочкой не встречался, с ней не снимался. Если ваша дочь умерла, советую обратиться в полицию, так как порфирия не имеет ни малейшего отношения к гибели Элизабет. Тот, кто пытался внушить вам, что девочка ею страдает, почерпнул информацию о заболевании в интернете, поэтому постарался вызвать у ребенка его внешние признаки. Вероятно, обычные люди поверили бы в болезнь, но Рэй сразу понял: это спектакль. Порфирии – группа наследственных заболеваний, обусловленных нарушениями синтеза гена с повышением содержания промежуточных продуктов порфиринов в крови и тканях. У Лизы были внешние симптомы, но анализы исключили все виды данного заболевания. Физическая слабость ребенка, потеря веса и прочее вызваны приемом лекарств, с помощью которых симулировали недуг.

Филипп остановился.

– Дальше там еще несколько общих фраз, и все.

– Лиза не болела, – ахнула я. – Зачем тогда спектакль? Девочка жива? Или умерла?