Ковен заблудших ведьм
Часть 46 из 62 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Одри?!
Коул поймал меня в объятия, не дав упасть, но тут же отстранился, чтобы посмотреть мне за спину и увидеть Диего с Морган, плетущихся позади.
– Что вы здесь делаете?
– Провожаем Одри на занятие к Луне, – ответил Диего, сощурившись. – А ты?
Коул озадаченно огляделся, будто сам пытался ответить на этот вопрос. На его поясе висел навахон, перевязанный красными атласными нитями, но одежду он сменил: чистая льняная рубашка и свободные штаны, как у местных охотников.
– Мы с Гён встретились у можжевельника, а потом она побежала куда-то сюда. Велела мне не отставать, но… Я все-таки отстал, – пробормотал Коул, кладя ладонь на рукоять клинка. – Вы ее, случайно, не видели?
– А ты Луну не видел?
– Нет…
– Одри, – позвал меня Диего, и я кожей почувствовала, как заклубилось вокруг напряжение вместе с пылью, поднявшейся в воздух от дрожания стен. – Что-то не так. Надо уходить отсюда. Живо!
Он схватил Морган за шкирку и втолкнул обратно в туннель, но не успели мы сделать и шага, как посыпались камни. Мягкая вибрация глубинного течения стремительно нарастала, пока не обернулась землетрясением, от которого пещеры заходили ходуном, как зверь, пробудившийся от спячки. На нас посыпалась красная крошка, а затем рядом упал первый валун, закрывая пути к отступлению.
– Одри, назад!
Коул дернул меня к себе за миг до того, как обвалилась пещера, и на том месте, где я стояла, образовалась груда камней. Летя кубарем, я успела лишь мельком увидеть, как обрушивается потолок на Диего. Морган подскочила к нему, подставляясь под обвал, и очертила взмахом руки круг над их головами. Ей не нужны были слова, чтобы колдовать: пшеничные волосы всколыхнулись, озаренные светом мха и первозданным золотом, а потом камни заслонили мне обзор, окончательно разделив нас.
– Коул?..
Я надрывно кашляла, пытаясь отдышаться и найти силы подняться с коленей, разбитых о камни. Первым делом я ощупала собственный живот: его разрывало от боли, будто меня пронзили копьем. А затем я сфокусировала взгляд на тени, распластанной впереди, и поняла, что спутала свою боль с чужой. Длинные ноги торчали из-под кучи увесистых камней, и мое сердце пропустило несколько ударов. Метка на запястье горела огнем.
– Коул! Berkano gebo!
Я поспешила к нему, разгребая завал камней и руками, и магией, чтобы снять массивные валуны с Коула. Почти раздавленный, он лежал без сознания и не двигался, пока я осматривала его лицо, перепачканное в грязи, и трясущимися пальцами ощупывала целые кости.
Ни пятнышка крови на коже, земле или одежде – я должна была бы радоваться, но знала, что это к худшему: если кровь после такого удара не льется наружу, значит, она изливается внутрь.
– Коул! Очнись! Ну же!
Он измученно застонал, пытаясь приподнять голову, но та запрокидывалась обратно. Его губы побелели, покрытые соляной пылью, а каждый выдох сопровождался булькающим звуком. Содрогнувшись лишь от одной мысли, что так может звучать лопнувшее легкое, я попыталась осторожно усадить его, но передумала, когда Коул вскрикнул, схватившись за бок.
– Я… в порядке…
– Неубедительно, – буркнула я, оглядываясь на завал, по другую сторону которого слышались смазанные голоса: Диего и Морган пытались докричаться до нас и узнать, все ли в порядке. – Так, будь здесь. То есть… лежи и не шевелись, ладно? Я сейчас. Уверена, Луна и Гён где-то поблизости.
– Одри…
Коул попытался сказать что-то еще, но уронил голову на землю и закряхтел. Не теряя ни минуты, я поднялась на ноги и прильнула к завалу, пытаясь убрать несколько мелких камней, чтобы расширить просвет.
– Морган! Диего! Коулу нужна помощь. Эй… Вы там? Вы слышите меня?
Но они не слышали. До меня доносились обрывки их причитаний и наши с Коулом имена, но что-то заглушало их, как и мой голос. Пещера была не просто завалена, разделенная валунами на две половины… Она была заколдована: все звуки вязли и тонули в плотном горячем воздухе, а сам завал не поддавался ни на ручные, ни на магические манипуляции, удерживаемый невидимыми путами. Камни было не сдвинуть, а до Диего и Морган – не докричаться.
Раздраженно пнув неподатливую преграду, я вернулась к Коулу и обнаружила его уже сидящим. Привалившись к светящейся стене спиной, он выплевывал себе на колени что-то темное и вязкое… В пещере запахло медью и отчаянием.
– Я же велела тебе не двигаться!
Но Коул не послушался, а потому харкал кровью так сильно, что, казалось, вот-вот выплюнет поврежденные органы. Руки у меня тряслись, когда я попыталась протереть его лицо, помогая не захлебнуться и убирая со лба влажные кудри.
– Что же делать… О Баал… – бормотала я, пока крутила головой, осматривая пещеру и разрываясь на части от выбора: оставаться на месте и ждать подмогу или искать выход, чтобы позвать ее. Тащить Коула с собой или не беспокоить лишний раз? Куда бежать? Почему я послушалась Ворожею и оставила чертов гримуар дома, когда он так нужен?!
Тело бил озноб, и меня всю колотило, как от самого страшного в мире похмелья. Все прочие мысли вытеснила лишь одна, до боли знакомая, а оттого еще более кошмарная: «Он не умрет». Я судорожно прислушивалась к хриплому и поверхностному дыханию Коула. Он закрыл глаза, отчего и вовсе стал походить на мертвеца: пепельно-бледный, в окровавленной одежде, с рябиновыми губами и изодранными в мясо ногами, которыми даже не мог двигать. И неизвестно, сможет ли когда-то.
– Раз кузнечик, два кузнечик…
Я вздрогнула, выдернутая из тисков ужаса, и оглянулась на Гён, по-птичьи сидящую на камне и грызущую сырой кукурузный початок. В лоскутах белой парчи, обмотанных вокруг плоской груди и бедер, она не замечала нас, увлеченная борьбой двух скорпионов на земле. Пришлось кинуть в нее мелкий камешек.
– Ой, Одри! Привет. – Гён улыбнулась, обнажая острые зубы, в которых застряли желтые зернышки. – А что вы здесь делаете?.. Снова решили уединиться? – Взглянув на свой погрызенный початок, она протянула его мне: – Хочешь кукурузку?
Я открыла рот, переполненная яростью настолько, что от моего крика пещера едва не обвалилась во второй раз:
– Это все ты!
Гён заморгала, посмотрев по сторонам, словно я могла обращаться к кому-то еще.
– Что я? – спросила она невозмутимо, цепляя на мизинец одного из скорпионов.
Я встала с коленей, пыльная и грязная, чувствуя, как с кончиков пальцев капает кровь Коула.
– Это ты заманила Коула в пещеры! – воскликнула я, медленно связывая события воедино. – Вы с Луной все продумали, не так ли? Решили мотивировать меня постичь дар исцеления? Вы перестарались – Коул умирает! Сейчас же беги за Луной и приведи ее сюда, иначе я сровняю весь Завтра с землей!
Гён перестала жевать и ощерилась. Ее глаза опасно сузились в два темных просвета, и я увидела ее удлинившиеся и заострившиеся ногти.
– Не разговаривай со мной так…
– О, что, не нравится? А мне не нравится, когда вы превращаете моих друзей в игральные пешки. Приведи. Сюда. Луну! Баал вас всех побери!
Бессильная злоба смешалась со страхом, отравив мой рассудок. Я подалась вперед, выбивая из руки Гён недоеденный початок. Тот покатился по камням, и Гён ахнула, будто потеряла самое ценное сокровище на свете. Рот ее раскрылся, испещренный акульими клыками, а затем она вцепилась мне в руку. Я взвизгнула и ударила наотмашь: укус ачери был несравним с животным – гораздо глубже и свирепее. Из неаккуратной раны, занимающей половину предплечья, брызнула кровь вместе с вязкой зеленой слюной. Пока я останавливала ее, шипя от боли, Гён уже исчезла, растворившись в темноте соседнего туннеля.
– Одри…
Свет мха окрашивал лицо Коула в бирюзу, а текущую по его лицу кровь – в огненную лаву. Он приоткрыл глаза, застеленные пеленой уходящей жизни, и посмотрел на меня.
– Ты справишься.
Я упала рядом с ним на колени, не замечая ни ноющих царапин, ни пульсирующий след от демонических зубов, по форме напоминающий волчий. Шершавые пальцы сжали мои. Я сглотнула сухость во рту, пытаясь взять себя в руки и кивнуть.
– Это наверняка все происки Луны… Какое-то упражнение… Испытание… Они с Ворожеей все равно вылечат тебя, если поймут, что я не справляюсь…
– Я все еще охотник, Одри, – напомнил Коул сквозь стон, и меня прошиб холод. – Но я твой атташе. Лишь твоя магия действует на меня.
Коул был прав. Никакая Луна не поможет. И Ворожея тоже. Спасти жизнь Коулу могу лишь я. Ну конечно…
– Катись оно все пропадом! Как только я тебя вылечу, мы возвращаемся домой. Хватит с меня этих убийственных занятий и пауков в волосах поутру!
Коул выдавил вялый кивок. Кровь градинами копилась в уголках его рта, змейкой стекая вниз, и я утерла ее рукавом платья, сотрясаясь в истеричных рыданиях и проклятиях.
«Спасай своего атташе, Верховная Одри, если не хочешь заполучить еще один могильный камень на свое тело».
Я не разобрала, чьи это мысли – мои собственные или чужие. Они звучали глумливо, заставляя меня взглянуть на черную метку на моем запястье. Мне показалось, что та белеет с каждой секундой, становится все прозрачнее… Связь, которая угасала так же, как угасал Коул. Время шло на секунды.
– Rhowch ef yn ôl yn ei iechyd…
Я разорвала на животе Коула рубашку и осмотрела лиловые кровоподтеки, медленно проступающие под кожей. Она у него была холодной, как ночная река Мохаве, а сломанные ребра проминались под пальцами, словно пластилин. Я мягко огладила их, крепко жмурясь.
– Adennill, fy warrior… Adennill… Ну же, Adennill!
Я повторяла главное заклинание исцеления, как заведенная, пока оно не превратилось в сплошной набор звуков – всхлипов, стонов, икоты. Я теряла контроль над собой, пока Коул вдруг не замер, перестав трепыхаться от боли под моими прикосновениями. Мое сердце замерло вместе с ним.
– Коул?.. Нет! Anadlu…
Я закатала рукава платья, обнажая чернильные вены, что качали тьму, как родную кровь, и меня озарило: Шепот, метка и милосердие. У меня три оружия против любого врага – даже самой смерти! Вместо того чтобы использовать что-то одно, почему бы не объединить их?
– Adennill, мой атташе, rhowch ef yn ôl! – воскликнула я и вцепилась пальцами в живот Коула с такой силой, что ногти вошли ему под кожу. Насильно открыв нашу с ним связь, заставив себя ощутить ту же боль, что чувствовал он, я зажгла наши метки оранжевым огнем и зашептала, связывая несвязуемое: – Пусть кровь врагов по Хельхейму бежит – она моего атташе как мед напоит. Пусть покроют их тело наросты – у моего атташе вырастут новые кости. Пусть жизнь, как раньше, в нем забурлит – мой атташе даже Хель в бою победит. Я сердце его вновь заведу, отняв у других все, что своим сочту! Anadlu…
Взывая к Шепоту как к своей части, взывая к клятве Коула и собственному милосердию, как к эмоции седьмого дара, я зажмурилась и продолжила повторять одно и то же. До тех пор, пока не сорвался голос и заклятие не сделалось совсем беззвучным, растворившись в тишине, которая была пыткой для тех, кто так жаждал чуда. Эта тишина казалась мертвой, и я боялась открывать глаза, не представляя, как вынесу это – стеклянные карие глаза, уставившиеся в потолок, и новый розовый рубец, как тот, что уже красуется на моем предплечье в память о Рашель.
Но нет, метка по-прежнему была черной.
Она стала первым, на что я осмелилась посмотреть, уткнувшись носом в свое плечо и с трудом приоткрыв один глаз. Убедившись, что татуировка не померкла, я сдвинула взгляд выше: чернота в венах, с которой я успела сродниться за эти месяцы, отступила. На локтевых сгибах и пальцах еще просвечивали страшные кляксы, но теперь их можно было принять за следы от протекшей ручки – не более того. Однако едва ли это можно было назвать облегчением по сравнению с тем, что я испытала, почувствовав, как вздымается твердый живот Коула под моими ладонями.
Вверх-вниз. Вдох-выдох.
– Ну как? – спросил он, пока мы пялились друг на друга, покрытые толстым слоем пыли и библейского ужаса. – Получилось?
– Это ты мне скажи, – выдавила я, заикаясь. – Все еще собираешься помирать?
– Пока не понял. Дай мне минуту.
Коул осторожно сел, держась за бок. От каждого движения его лицо кривилось, как от изюма в яблочном пироге. По крайней мере он был жив: кровь больше не заливала ему лицо и не наполняла рот, а кровоподтеки на животе рассосались. Кости срослись: я ощупала пальцами каждую, чем вызвала у Коула приступ смеха от щекотки, а затем потыкала камешком ему в ногу, проверяя, прошел ли паралич.
– Кажется, да, получилось, – улыбнулся он как ни в чем не бывало. – Тошнит, правда, немного. Но, возможно, это от тех странных светящихся орехов, которыми меня угостила Гён. Так и знал, что это не арахис!.. Одри? Эй, тише, Одри! Иди ко мне.
Я не сразу заметила, как сильно меня трясет: челюсть клацала, пальцы скрючивались, оставляя на ладонях серповидные выемки от ногтей. Воздуха катастрофически не хватало: я жадно глотала его, но никак не могла отдышаться. Никакого вкуса победы и торжества от собственного триумфа – только горькое и всеотравляющее осознание, как многого я могла лишиться минуту назад.
– Успокойся, – повторил Коул уже в сотый раз, поглаживая мои волосы и прижимая к груди. Я прислонилась к ней ухом, слушая биение его сердца и понимая, что никогда не наслушаюсь вдоволь. – Ты смогла, Одри. Со мной все хорошо…
– Я отгрызу ей голову.
– Что?
Коул встрепенулся, но не успел остановить меня, когда завал, блокирующий туннель, рассыпался в мелкую крошку, а я подскочила на ноги и стремглав бросилась в темноту. Меня не остановило даже незнание того, где именно находится выход, и возможность плутать в пещерах до самой старости. Хватаясь пальцами за скользкий светящийся мох, я проскочила с десяток каменных коридоров и выкатилась наружу.
Коул поймал меня в объятия, не дав упасть, но тут же отстранился, чтобы посмотреть мне за спину и увидеть Диего с Морган, плетущихся позади.
– Что вы здесь делаете?
– Провожаем Одри на занятие к Луне, – ответил Диего, сощурившись. – А ты?
Коул озадаченно огляделся, будто сам пытался ответить на этот вопрос. На его поясе висел навахон, перевязанный красными атласными нитями, но одежду он сменил: чистая льняная рубашка и свободные штаны, как у местных охотников.
– Мы с Гён встретились у можжевельника, а потом она побежала куда-то сюда. Велела мне не отставать, но… Я все-таки отстал, – пробормотал Коул, кладя ладонь на рукоять клинка. – Вы ее, случайно, не видели?
– А ты Луну не видел?
– Нет…
– Одри, – позвал меня Диего, и я кожей почувствовала, как заклубилось вокруг напряжение вместе с пылью, поднявшейся в воздух от дрожания стен. – Что-то не так. Надо уходить отсюда. Живо!
Он схватил Морган за шкирку и втолкнул обратно в туннель, но не успели мы сделать и шага, как посыпались камни. Мягкая вибрация глубинного течения стремительно нарастала, пока не обернулась землетрясением, от которого пещеры заходили ходуном, как зверь, пробудившийся от спячки. На нас посыпалась красная крошка, а затем рядом упал первый валун, закрывая пути к отступлению.
– Одри, назад!
Коул дернул меня к себе за миг до того, как обвалилась пещера, и на том месте, где я стояла, образовалась груда камней. Летя кубарем, я успела лишь мельком увидеть, как обрушивается потолок на Диего. Морган подскочила к нему, подставляясь под обвал, и очертила взмахом руки круг над их головами. Ей не нужны были слова, чтобы колдовать: пшеничные волосы всколыхнулись, озаренные светом мха и первозданным золотом, а потом камни заслонили мне обзор, окончательно разделив нас.
– Коул?..
Я надрывно кашляла, пытаясь отдышаться и найти силы подняться с коленей, разбитых о камни. Первым делом я ощупала собственный живот: его разрывало от боли, будто меня пронзили копьем. А затем я сфокусировала взгляд на тени, распластанной впереди, и поняла, что спутала свою боль с чужой. Длинные ноги торчали из-под кучи увесистых камней, и мое сердце пропустило несколько ударов. Метка на запястье горела огнем.
– Коул! Berkano gebo!
Я поспешила к нему, разгребая завал камней и руками, и магией, чтобы снять массивные валуны с Коула. Почти раздавленный, он лежал без сознания и не двигался, пока я осматривала его лицо, перепачканное в грязи, и трясущимися пальцами ощупывала целые кости.
Ни пятнышка крови на коже, земле или одежде – я должна была бы радоваться, но знала, что это к худшему: если кровь после такого удара не льется наружу, значит, она изливается внутрь.
– Коул! Очнись! Ну же!
Он измученно застонал, пытаясь приподнять голову, но та запрокидывалась обратно. Его губы побелели, покрытые соляной пылью, а каждый выдох сопровождался булькающим звуком. Содрогнувшись лишь от одной мысли, что так может звучать лопнувшее легкое, я попыталась осторожно усадить его, но передумала, когда Коул вскрикнул, схватившись за бок.
– Я… в порядке…
– Неубедительно, – буркнула я, оглядываясь на завал, по другую сторону которого слышались смазанные голоса: Диего и Морган пытались докричаться до нас и узнать, все ли в порядке. – Так, будь здесь. То есть… лежи и не шевелись, ладно? Я сейчас. Уверена, Луна и Гён где-то поблизости.
– Одри…
Коул попытался сказать что-то еще, но уронил голову на землю и закряхтел. Не теряя ни минуты, я поднялась на ноги и прильнула к завалу, пытаясь убрать несколько мелких камней, чтобы расширить просвет.
– Морган! Диего! Коулу нужна помощь. Эй… Вы там? Вы слышите меня?
Но они не слышали. До меня доносились обрывки их причитаний и наши с Коулом имена, но что-то заглушало их, как и мой голос. Пещера была не просто завалена, разделенная валунами на две половины… Она была заколдована: все звуки вязли и тонули в плотном горячем воздухе, а сам завал не поддавался ни на ручные, ни на магические манипуляции, удерживаемый невидимыми путами. Камни было не сдвинуть, а до Диего и Морган – не докричаться.
Раздраженно пнув неподатливую преграду, я вернулась к Коулу и обнаружила его уже сидящим. Привалившись к светящейся стене спиной, он выплевывал себе на колени что-то темное и вязкое… В пещере запахло медью и отчаянием.
– Я же велела тебе не двигаться!
Но Коул не послушался, а потому харкал кровью так сильно, что, казалось, вот-вот выплюнет поврежденные органы. Руки у меня тряслись, когда я попыталась протереть его лицо, помогая не захлебнуться и убирая со лба влажные кудри.
– Что же делать… О Баал… – бормотала я, пока крутила головой, осматривая пещеру и разрываясь на части от выбора: оставаться на месте и ждать подмогу или искать выход, чтобы позвать ее. Тащить Коула с собой или не беспокоить лишний раз? Куда бежать? Почему я послушалась Ворожею и оставила чертов гримуар дома, когда он так нужен?!
Тело бил озноб, и меня всю колотило, как от самого страшного в мире похмелья. Все прочие мысли вытеснила лишь одна, до боли знакомая, а оттого еще более кошмарная: «Он не умрет». Я судорожно прислушивалась к хриплому и поверхностному дыханию Коула. Он закрыл глаза, отчего и вовсе стал походить на мертвеца: пепельно-бледный, в окровавленной одежде, с рябиновыми губами и изодранными в мясо ногами, которыми даже не мог двигать. И неизвестно, сможет ли когда-то.
– Раз кузнечик, два кузнечик…
Я вздрогнула, выдернутая из тисков ужаса, и оглянулась на Гён, по-птичьи сидящую на камне и грызущую сырой кукурузный початок. В лоскутах белой парчи, обмотанных вокруг плоской груди и бедер, она не замечала нас, увлеченная борьбой двух скорпионов на земле. Пришлось кинуть в нее мелкий камешек.
– Ой, Одри! Привет. – Гён улыбнулась, обнажая острые зубы, в которых застряли желтые зернышки. – А что вы здесь делаете?.. Снова решили уединиться? – Взглянув на свой погрызенный початок, она протянула его мне: – Хочешь кукурузку?
Я открыла рот, переполненная яростью настолько, что от моего крика пещера едва не обвалилась во второй раз:
– Это все ты!
Гён заморгала, посмотрев по сторонам, словно я могла обращаться к кому-то еще.
– Что я? – спросила она невозмутимо, цепляя на мизинец одного из скорпионов.
Я встала с коленей, пыльная и грязная, чувствуя, как с кончиков пальцев капает кровь Коула.
– Это ты заманила Коула в пещеры! – воскликнула я, медленно связывая события воедино. – Вы с Луной все продумали, не так ли? Решили мотивировать меня постичь дар исцеления? Вы перестарались – Коул умирает! Сейчас же беги за Луной и приведи ее сюда, иначе я сровняю весь Завтра с землей!
Гён перестала жевать и ощерилась. Ее глаза опасно сузились в два темных просвета, и я увидела ее удлинившиеся и заострившиеся ногти.
– Не разговаривай со мной так…
– О, что, не нравится? А мне не нравится, когда вы превращаете моих друзей в игральные пешки. Приведи. Сюда. Луну! Баал вас всех побери!
Бессильная злоба смешалась со страхом, отравив мой рассудок. Я подалась вперед, выбивая из руки Гён недоеденный початок. Тот покатился по камням, и Гён ахнула, будто потеряла самое ценное сокровище на свете. Рот ее раскрылся, испещренный акульими клыками, а затем она вцепилась мне в руку. Я взвизгнула и ударила наотмашь: укус ачери был несравним с животным – гораздо глубже и свирепее. Из неаккуратной раны, занимающей половину предплечья, брызнула кровь вместе с вязкой зеленой слюной. Пока я останавливала ее, шипя от боли, Гён уже исчезла, растворившись в темноте соседнего туннеля.
– Одри…
Свет мха окрашивал лицо Коула в бирюзу, а текущую по его лицу кровь – в огненную лаву. Он приоткрыл глаза, застеленные пеленой уходящей жизни, и посмотрел на меня.
– Ты справишься.
Я упала рядом с ним на колени, не замечая ни ноющих царапин, ни пульсирующий след от демонических зубов, по форме напоминающий волчий. Шершавые пальцы сжали мои. Я сглотнула сухость во рту, пытаясь взять себя в руки и кивнуть.
– Это наверняка все происки Луны… Какое-то упражнение… Испытание… Они с Ворожеей все равно вылечат тебя, если поймут, что я не справляюсь…
– Я все еще охотник, Одри, – напомнил Коул сквозь стон, и меня прошиб холод. – Но я твой атташе. Лишь твоя магия действует на меня.
Коул был прав. Никакая Луна не поможет. И Ворожея тоже. Спасти жизнь Коулу могу лишь я. Ну конечно…
– Катись оно все пропадом! Как только я тебя вылечу, мы возвращаемся домой. Хватит с меня этих убийственных занятий и пауков в волосах поутру!
Коул выдавил вялый кивок. Кровь градинами копилась в уголках его рта, змейкой стекая вниз, и я утерла ее рукавом платья, сотрясаясь в истеричных рыданиях и проклятиях.
«Спасай своего атташе, Верховная Одри, если не хочешь заполучить еще один могильный камень на свое тело».
Я не разобрала, чьи это мысли – мои собственные или чужие. Они звучали глумливо, заставляя меня взглянуть на черную метку на моем запястье. Мне показалось, что та белеет с каждой секундой, становится все прозрачнее… Связь, которая угасала так же, как угасал Коул. Время шло на секунды.
– Rhowch ef yn ôl yn ei iechyd…
Я разорвала на животе Коула рубашку и осмотрела лиловые кровоподтеки, медленно проступающие под кожей. Она у него была холодной, как ночная река Мохаве, а сломанные ребра проминались под пальцами, словно пластилин. Я мягко огладила их, крепко жмурясь.
– Adennill, fy warrior… Adennill… Ну же, Adennill!
Я повторяла главное заклинание исцеления, как заведенная, пока оно не превратилось в сплошной набор звуков – всхлипов, стонов, икоты. Я теряла контроль над собой, пока Коул вдруг не замер, перестав трепыхаться от боли под моими прикосновениями. Мое сердце замерло вместе с ним.
– Коул?.. Нет! Anadlu…
Я закатала рукава платья, обнажая чернильные вены, что качали тьму, как родную кровь, и меня озарило: Шепот, метка и милосердие. У меня три оружия против любого врага – даже самой смерти! Вместо того чтобы использовать что-то одно, почему бы не объединить их?
– Adennill, мой атташе, rhowch ef yn ôl! – воскликнула я и вцепилась пальцами в живот Коула с такой силой, что ногти вошли ему под кожу. Насильно открыв нашу с ним связь, заставив себя ощутить ту же боль, что чувствовал он, я зажгла наши метки оранжевым огнем и зашептала, связывая несвязуемое: – Пусть кровь врагов по Хельхейму бежит – она моего атташе как мед напоит. Пусть покроют их тело наросты – у моего атташе вырастут новые кости. Пусть жизнь, как раньше, в нем забурлит – мой атташе даже Хель в бою победит. Я сердце его вновь заведу, отняв у других все, что своим сочту! Anadlu…
Взывая к Шепоту как к своей части, взывая к клятве Коула и собственному милосердию, как к эмоции седьмого дара, я зажмурилась и продолжила повторять одно и то же. До тех пор, пока не сорвался голос и заклятие не сделалось совсем беззвучным, растворившись в тишине, которая была пыткой для тех, кто так жаждал чуда. Эта тишина казалась мертвой, и я боялась открывать глаза, не представляя, как вынесу это – стеклянные карие глаза, уставившиеся в потолок, и новый розовый рубец, как тот, что уже красуется на моем предплечье в память о Рашель.
Но нет, метка по-прежнему была черной.
Она стала первым, на что я осмелилась посмотреть, уткнувшись носом в свое плечо и с трудом приоткрыв один глаз. Убедившись, что татуировка не померкла, я сдвинула взгляд выше: чернота в венах, с которой я успела сродниться за эти месяцы, отступила. На локтевых сгибах и пальцах еще просвечивали страшные кляксы, но теперь их можно было принять за следы от протекшей ручки – не более того. Однако едва ли это можно было назвать облегчением по сравнению с тем, что я испытала, почувствовав, как вздымается твердый живот Коула под моими ладонями.
Вверх-вниз. Вдох-выдох.
– Ну как? – спросил он, пока мы пялились друг на друга, покрытые толстым слоем пыли и библейского ужаса. – Получилось?
– Это ты мне скажи, – выдавила я, заикаясь. – Все еще собираешься помирать?
– Пока не понял. Дай мне минуту.
Коул осторожно сел, держась за бок. От каждого движения его лицо кривилось, как от изюма в яблочном пироге. По крайней мере он был жив: кровь больше не заливала ему лицо и не наполняла рот, а кровоподтеки на животе рассосались. Кости срослись: я ощупала пальцами каждую, чем вызвала у Коула приступ смеха от щекотки, а затем потыкала камешком ему в ногу, проверяя, прошел ли паралич.
– Кажется, да, получилось, – улыбнулся он как ни в чем не бывало. – Тошнит, правда, немного. Но, возможно, это от тех странных светящихся орехов, которыми меня угостила Гён. Так и знал, что это не арахис!.. Одри? Эй, тише, Одри! Иди ко мне.
Я не сразу заметила, как сильно меня трясет: челюсть клацала, пальцы скрючивались, оставляя на ладонях серповидные выемки от ногтей. Воздуха катастрофически не хватало: я жадно глотала его, но никак не могла отдышаться. Никакого вкуса победы и торжества от собственного триумфа – только горькое и всеотравляющее осознание, как многого я могла лишиться минуту назад.
– Успокойся, – повторил Коул уже в сотый раз, поглаживая мои волосы и прижимая к груди. Я прислонилась к ней ухом, слушая биение его сердца и понимая, что никогда не наслушаюсь вдоволь. – Ты смогла, Одри. Со мной все хорошо…
– Я отгрызу ей голову.
– Что?
Коул встрепенулся, но не успел остановить меня, когда завал, блокирующий туннель, рассыпался в мелкую крошку, а я подскочила на ноги и стремглав бросилась в темноту. Меня не остановило даже незнание того, где именно находится выход, и возможность плутать в пещерах до самой старости. Хватаясь пальцами за скользкий светящийся мох, я проскочила с десяток каменных коридоров и выкатилась наружу.