Ковен озера Шамплейн

– Я не знаю. Наверно, за поддержкой… А возможно, я пришла за долгожданной расплатой.

Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Они вырвались раньше, чем я успела их осознать. Направляясь сюда, я и впрямь допускала мысль, что поблизости может разгуливать мой безумный брат. Встреться мы снова, я бы уже не побежала. Я хотела, чтобы все закончилось.

– Ты устала, – догадалась Нимуэ, подплывая ближе, и юбка из водяных щупалец и желтых листьев колыхалась, скрывая отсутствие ног. – Устала от бегства, а не от борьбы. Ты не боролась ни дня своей жизни, а уже хочешь сдаться!

– Да, ты права. Но я больше не могу так жить, Нимуэ! Сегодня я поняла, что есть вещи гораздо страшнее Джулиана.

– Или ты просто опьянела, – усмехнулась она снисходительно, и взгляд светящихся глаз без зрачков остановился на пустой бутылке. – Так ты пришла сюда, чтобы попрощаться с жизнью? Увы, но жнеца здесь нет. Джулиана не было на берегах Шамплейн ровно столько же, сколько и тебя, моя Верховная.

– Как?

Нимуэ склонила голову вбок и отвлеклась на одинокий пирс из гниющих бревен. От одного ее задумчивого взора мох и водоросли, обвивающие сваи, стали крепнуть и расти.

– Джулиан не приходил к моим водам с тех самых пор, как пришел за Книгой и унес жизнь твоей атташе Рэйчел. Ты можешь хоть сейчас вернуться домой – в его стенах тебе ничего не грозит. Разве что отголоски прошлого, которое моя Верховная предпочла забыть, как и свою природу.

Я рухнула обратно на спиленный ствол, озадаченная.

– Значит, это делает не Джулиан… Ты знаешь, что творится в Бёрлингтоне? – спросила я, пока Нимуэ хихикала и шипела, как морская пена, играясь с рыбками внутри своих запястий. – Уже несколько новоодаренных ведьм погибли. На их телах знаки… Один из них принадлежит Джулиану. Только он мог нарисовать его.

– Джулиана здесь нет, – повторила Нимуэ вкрадчиво, и само озеро затрещало, как и ее терпение. – И я не ведаю о делах земных существ! Прошу, Верховная, не утомляй меня их бременем.

Я вынужденно кивнула, поднимая взор к потемневшему небу, которому было не до человеческих тягот точно так же, как и Нимуэ. На нем уже проступали звезды, тепло укутанные покрывалом из пушистых облаков.

– Еще вопрос, – снова решила попытать удачу я, кусая губы. – Ты знакома с костяными рунами моей матери?

– Виви? – переспросила Нимуэ, вдруг затихнув и сделавшись матовой, как запотевшее стекло. – Виви… Да, и доселе не родилось ведьмы, что была бы искуснее твоей матери в рунической магии. Те кости, что ты носишь, она собственноручно выточила из останков с моего дна.

– Они могут указывать на людей? Называть имена, а не места…

– Подталкивать тебя к тем, в ком ты нуждаешься? – Нимуэ присмотрелась ко мне. – Разумеется.

– А сломаться они могут? – поинтересовалась я невзначай и внезапно увидела, что Нимуэ, оказывается, отливает не только бирюзовыми и синими цветами, но и красными.

Очевидно, этот цвет не предвещал для меня ничего хорошего.

– Верховная Одри, ты злишь духов, когда не внемлешь им! Могу понять… Нрав твой строптив и невыносим, так что советую найти того, кто рунам подошел. То, должно быть, безумный человек, – Нимуэ вытянула руку и указала тонким, прозрачным пальцем мне на голову. – Прелестная шляпка. Обвита жемчугом, так похожим на мои слезы… Которые, к слову, все еще черны, как зеницы Талиесина в моменты предсказаний[2].

Я опустила глаза на ожерелье на своей шее: каждая жемчужина много столетий назад скатилась по щекам Владычицы Озера[3] в благодарность за спасение из Британии, где магия вырождалась, нуждаясь в новом доме. Мой ковен даровал его и ей, и себе – Шамплейн.

– О великий Мерлин… Столько лет прошло, а ты еще незряча! Да что там… Ты не хочешь прозревать, – прошептала Нимуэ горько. – Три дара из восьми… И не стремишься к большему! Что сказала бы на это Виви?! Ты не собираешься ковен возрождать?

– Не знаю, – сказала я то же, что, кажется, твердила всем постоянно. – Это просто…

– Трусость, – отрезала Нимуэ, круша мое самолюбие. – Ты сказала, что не страшишься умирать, так не лучше ли смерть принять, все-таки пытаясь? – Нимуэ странно улыбнулась, и уголки рта ее разошлись шире, чем положено у человека, открывая по-настоящему жуткую картину. Я поежилась, утыкаясь носом в воротник пальто – карамель, чай, пудра… Одежда пахла Коулом.

– Нимуэ… Есть еще кое-что. Я плохо поступила с тем, кто был готов мне помочь.

– Если он и впрямь был готов помочь, то поможет и сейчас. Ты ведь знаешь, как просить прощения? Тем более, если то юноша – это проблема лишь трех слов: «Ох, ты так хорош! Ты так хорош…»

Я невольно хохотнула.

– О да, это прокатывает с любым из них!

Найти язык с самой хранительницей Экскалибура, повидавшей десятки королей и великих колдунов (при этом сгубив почти каждого из них своей одержимой любовью, включая самого Мерлина), – было таинством, редчайшим благословением, и ничто не смело его нарушить… Но нарушило.

Нимуэ едва не распалась на брызги, взвизгнув от заигравшей музыки, как морская сирена. Я дернулась, оглушенная пронзительной мелодией, доносящейся откуда-то из… Меня?

– Чудеса! У тебя в кармане горн? – завороженно прошептала она, потянувшись к источнику звука – моему вибрирующему пальто, сквозь ткань которого просвечивал голубой свет.

Я сунула руку в дрожащий карман и ощупала угловатые грани смартфона. На дисплее крупными буквами светилось имя – Сэм Дрейк.

Я уставилась на телефон, который до этого никогда не видела и который уж точно мне не принадлежал. Пришлось терпеть свист заводской мелодии, пока имя на дисплее не погасло и не сменилось на уведомление о сообщении, остановленном на автоответчик. Предчувствуя неладное, я все равно не устояла перед соблазном и ткнула пальцем в зеленую кнопку.

– Эй, Гастингс, – раздался прокуренный голос на записи, заглушаемый шумом осеннего ветра. Вероятно, Сэм ехал в своем «Форде» с настежь открытыми окнами. – Не уверен, что мне есть до этого дело, но… Тут твоя ненаглядная криминалистка совсем одурела и потребовала увезти ее из города, если ты вдруг не в курсе событий. Драпанула в какую-то глушь на шестой автостраде под Шелберном. Короче, ты торчишь мне двадцатку за бензин.

Голос замолк, и вместо него открылось главное меню. Телефон Коула, который появился в моем кармане в такой момент, работал исправно и изредка мигал непонятной эмблемой рядом с датчиком батареи. Открыв последнее приложение, я широко распахнула глаза и выругалась.

Карта с включенной геолокацией отслеживала мой маршрут все это время, а над точкой у берега Шамплейн, которой была я, высвечивалась еще одна – другое устройство, подключенное к приложению параллельно. Кто-то стремительно приближался, и было не сложно догадаться, кто именно.

– Черт, – я сжала в руке телефон, превращенный Коулом в орудие слежки и, судя по всему, подброшенный мне в карман незадолго до моего бегства с места преступления. – Иногда я забываю, что связалась с настоящим детективом.

Нимуэ всколыхнулась, всем своим видом требуя подробностей.


– Коул Гастингс, – озвучила я, вздыхая. – Это имя подсказали мне руны. Слышала что-нибудь о нем? Может, на лодках переговаривались или сам Коул здесь плавал…

Незримое плотно между нами, сотканное из магии и разделяющее два мироздания, вдруг дало брешь от потрясения.

– Коул, – эхом повторила Нимуэ, и гладь ее тела пошла взволнованной рябью. А затем она прокричала его имя чужим голосом, женским и срывающимся, и я испуганно вздрогнула: – «Где ты, милый?.. Коул! Коул!» Ох, я так завидовала его матери… Мальчик с кудрявыми волосами цвета цихлид и глазами, как песок из моих глубин. До чего прелестное дитя! Краше младенца Ланселота[4].

Грудную клетку сперло, и мне, казалось, потребовалась целая вечность, чтобы снова вдохнуть. Описание соответствовало в точности, и сомнений не оставалось.

– Вы уже встречались? – уточнила я, но Нимуэ не слушала меня, резвясь на самом краю берега в меланхоличной ностальгии.

– Красные башмачки. Они утонули первыми. Я позвала его к себе на ручки, и он пошел, доверчивый малыш, – заулыбалась она, обнажая острые, пираньи зубы, прежде скрытые под топазными губами. – Отец нырял за ним снова и снова, а мать сильно плакала, но я не отдала. Слишком красивые дети не должны жить на суше… На суше истинная красота не способна выжить. С годами мальчики портятся, как цветы, – она кивнула на свой увядающий венок, сняв его с головы. – Мужество уродует их. Интересно, он тоже стал уродлив?

– Нет, он весьма красив, – пробормотала я и замотала головой, поймав хитрую ухмылку Нимуэ. – Но это не значит, что надо снова пытаться утащить его под воду!

Нимуэ хихикнула.

– Ты влюблена.

– Да мы познакомились всего два дня назад…

– Бедняжка, – цокнула она языком. – Мне не нужны мужчины, нет. Они сотнями тонут здесь, куда мне их девать? Глупые, как стадные барашки! Не мудрено, что колдовское могущество – почти всегда прерогатива женская. Нет, мне не нужны мужчины! Я хочу иметь дитя… Идеальное, как тот мальчик в красных башмачках.

– Тогда почему ты отпустила его? Раз Коул был твоим идеальным ребенком…

Нимуэ помрачнела, уплотнилась, перестав пропускать сквозь себя свет.

– Я и не отпускала. У меня его отняли.

– Кто?

Нимуэ подняла руки, и озеро всколыхнулось ей навстречу, проводя водяную дорожу вдоль берега, по которой она могла прогуливаться, пока мы говорили.

– Виви, – ответила Нимуэ, обходя меня по кругу и изредка наклоняясь за мелкими камешками, разбросанными по песку. В ее руках они меняли цвет, мерцая. – Твоя мать умела убеждать, когда хотела защитить. Она уговорила меня вернуть мальчика родителям. До сих пор не могу простить себе, что согласилась. Я так и не нашла никого красивее… У меня могло быть самое прекрасное дитя на свете!

Связь. Она была везде: между прошлым, настоящим и будущим. Она оплетала события тонкой невзрачной паутиной, проложив между ними дорогу из золотого кирпича, по которой мне нужно было просто идти. Насколько же слепой нужно быть, чтобы так долго этого не замечать?

Новый Орлеан. Упрямство рун. Сиэтл, быстро сменившийся на Бёрлингтон. Жертвы, убитые тем, кто знал Джулиана или мыслит, как он. Моя мать, спасшая жизнь Коулу Гастингсу, который теперь мог спасти меня, – мы могли бы спасти друг друга, и для этого было необязательно становиться Верховной ведьмой. Нет… Для этого нужно было всего-то довериться, открыться и попросить.

Прошло больше трех лет с тех пор, как мне доводилось говорить с кем-либо о матери в последний раз, и сейчас это было больно почти физически. Но еще больнее было слышать хрустящую гальку под размашистыми шагами, ступающими той же тропой с автострады, которой шла я. Нимуэ выглянула из-за моего плеча, любуясь длинным, высоким силуэтом, пересекающим холм с мигающим устройством в руках.

Связь, которая, наконец, склеила швы моего растерзанного мира, – осталось лишь дождаться, когда они заживут.

– Спроси Коула Гастингса, почему он никогда не плавает в моем озере, – сказала Нимуэ напоследок, подхваченная приливом и улыбающаяся во весь свой хищный рот. – Однажды, когда ковен возродится, ты снова призовешь меня и расскажешь, помнит ли он нашу с ним встречу или считает, что просто оступился тогда на мосту.

Я кивнула, не глядя, а Коул все приближался, сливаясь со сгущающимся сумраком ночи. Отчего-то мне стало душно и жарко, хотя воздуха на берегу было предостаточно. Я оттянула шелковый шарф, выжидая, когда Коул подойдет достаточно близко, чтобы заговорить с ним.

Бежевая куртка. Всклоченные волосы. Спокойное лицо… Пылающий тигриный взгляд.

За спиной послышалось прощальное бульканье водоворота. Я обернулась, чтобы убедиться, что осталась одна, но Нимуэ все еще была здесь, явно передумав исчезать. Высунувшись навстречу Коулу, резко затормозившему посреди склона при виде призрачной фигуры, она замурлыкала:

– Одри, да он все еще невинный! Пусть отнюдь и не дитя, но, может…

– Даже не думай, – шикнула я строго.

– Тогда отдай мне свою шляпку. Я заберу или ее, или его. Выбирай.

Нимуэ улыбнулась с хитрым прищуром, и я вдруг поняла, что просто так она не отстанет. Жадная и непредсказуемая, как любое языческое божество, все это время она, оказывается, любовалась моей жемчужной шляпкой и гадала, как же ее заполучить. И, к сожалению, придумала.

Скрепя сердце я покорно стянула с головы обожаемую шляпку. Ветер тут же подхватил ее и понес по воде к новой владелице, словно игрушечную фрисби.

Нимуэ довольно заурчала, ныряя под воду вместе с моим драгоценным аксессуаром, унося его на дно озера, как и все, что когда-либо приходилось ей по вкусу.

Подавив вздох, я обернулась. Оправившись от увиденного, Коул наконец подошел, и я приготовилась к допросу, но вместо этого он только сухо изрек:

– Верни телефон.

Меня будто ударили под дых. Потерянная, я тут же позабыла все заготовленные извинения и, сунув руку в карман, протянула Коулу его смартфон.

Выхватив его у меня, Коул одним нажатием выключил геолокацию.

Мы стояли молча, взирая друг на друга на расстоянии вытянутой руки: Коул смотрел отрешенно и безучастно, а я – пристыженно и жалобно. Впервые в своей никчемной жизни.

– Понятия не имею, зачем сделал это, – заговорил Коул спустя время, по-прежнему держа смартфон в ладони. – Зачем подбросил его тебе. И так было понятно, что ты сбежишь при первой же возможности, но… Наверно, мне просто надо было удостовериться.

– В чем?