Кошмары

Тайна решила свернуть разговор и сосредоточиться на поиске монет. Если эта девочка действительно ее подсознание, говорить с ней о чем-то было попросту бесполезно. Все равно, сколько ни говори, ничего нового не узнаешь.

Обе Тайны извозились в пыли, исцарапались, но корзинка понемногу наполнилась сияющими рублями.

– Все, я думаю, хватит, – сказала девочка, выудив очередную монету из ржавой водосточной трубы. – Идем в мастерскую.

– А где она?

– Везде, за любой дверью.

Дверей вокруг хватало, и Маленькая Тайна направилась к ближайшему подъезду.

– Давай же, время выходит, – бросила она через плечо. – Тебе еще жало отращивать…

Тайна ничего не поняла, но двинулась следом за девочкой. Едва она переступила порог, подъезд исчез, и вместо него появилось помещение, похожее на небольшой цех. В центре располагался верстак, вдоль стен громоздились трансформаторы и угловатые станки. Было жарко, пахло машинным маслом и раскаленным металлом.

Тайна оглянулась, но ржавая дверь, через которую она вошла, исчезла, а вместе с ней – Маленькая Тайна.

– Ну наконец-то, – раздался чей-то приглушенный голос. – Принесла монеты?

Из темного угла возникла женщина в черной сварочной маске. Невысокая и худая, она была одета в джинсы, футболку и потертую косуху. На бедрах у нее болтался широкий черно-оранжевый пояс для инструментов, как у электрика или автомеханика. Женщина сняла маску, и Тайна увидела еще одного своего двойника, только значительно старше. Щеки постаревшей Тайны ввалились, скулы еще больше заострились, а в уголках глаз появились морщины. На вид ей было лет пятьдесят, но главное отличие заключалось не в морщинах и не в седине, а в том, что ее голову венчала пара мощных загнутых рогов.

– У меня же нет рогов… – пробормотала Тайна.

– У тебя нет, а у меня есть, – сказала женщина, цепляя маску на пояс. – Только не забывай, что мы с тобой вообще-то одно целое. Давай-ка сюда монеты…

Тайна обнаружила, что держит в руке корзинку с серебряными рублями, и протянула ее рогатой даме.

– Надо их расплавить, – сказала та. – Надеюсь, температуры хватит. Здесь же теперь ничего не работает как положено…

Среди станков и стеллажей с инструментами стояла приземистая печь с круглой дверцей. Судя по толстым проводам, идущим к щитку на стене, работала она на электричестве. Старшая Тайна пересыпала монеты в закопченный тигель, поставила его в печь и захлопнула дверцу.

– А зачем мы это делаем? – спросила девушка.

– Тебе нужно отрастить жало. Этим мы и занимаемся, отращиваем его.

– Зачем?

– Чтобы ты могла драться, разумеется.

– Я ничего не понимаю.

Женщина лишь пожала плечами, как бы говоря: «Твои проблемы».

– А вы вообще кто? – спросила Тайна. – Вы, как та девочка, мое подсознание?

– Нет. Я тоже часть тебя, но только более глубокая.

– И как же мне вас называть?

– У меня нет имени. Но ты, если хочешь, можешь называть меня Оно.

– Как-то странно называть человека – Оно.

– Ничего странного, тем более что я – не человек. Я просто часть твоей психики, которую ты не можешь почувствовать и осознать.

– Но ведь мы сейчас общаемся. Я вас вижу и осознаю.

– Черный туман, который ты вдохнула, – удивительное вещество, – сказала женщина. – Сам Иван Николаевич не знает всех его свойств. И то, что мы сейчас разговариваем, стало возможным благодаря черному туману.

С этими словами Оно открыла плавильную печь, из которой пахнуло жаром, взяла щипцы с длинными ручками и вытащила тигель. Чаша была до краев наполнена жидким серебром.

– А теперь придадим твоему жалу форму, – проговорила женщина, направляясь к верстаку.

Там, среди шурупов, напильников и железных опилок, лежала толстая металлическая плита. Ее поверхность прочертили глубокие борозды, а в самом центре как будто отпечатался силуэт ножа с обоюдоострым лезвием. Тигель наклонился, и серебро побежало по желобам, каждый из которых вел к центральной выемке.

– Теперь надо подождать, пока металл застынет, – сообщила Оно, откладывая инструменты в сторону.

Пока серебро, минуту назад блестящее и текучее, мало-помалу тускнело, Тайна решила задать вопрос, давно крутившийся на языке:

– Девочка, с которой мы собирали монеты, сказала, что я поглупела. Но я не чувствую себя глупой. И вообще, как я могла поглупеть, если всегда была одинаковой?

Рогатая женщина ответила не сразу. Тайна подумала, что не дождется ответа, когда та произнесла:


– Умный, глупый – это просто ярлыки, которые люди навешивают друг на друга. Ты не похожа на других людей, поэтому иди вперед и делай, что считаешь нужным. Если хочешь убить – убей. Никто не вправе тебя судить.

С этими словами Оно с легкостью подняла металлическую плиту и перевернула ее. На верстак, звякнув, упало нечто, похожее на тонкую серебряную решетку, в центре которой находился серебряный клинок. Лезвие было короткое и узкое, с хищным острием. «Это и есть мое жало», – поняла Тайна.

Женщина сняла с пояса кусачки, отделила от заготовки все ненужное и направилась к станку. Закрутилось точильное колесо, в воздух оранжевым веером взметнулись искры. Тайна не отрываясь наблюдала, как заготовка постепенно преображается. С каждым прикосновением к точильному диску нож все больше напоминал трехмерный объект, зачем-то вставленный в плоский, плохо нарисованный мультик. Так же странно и сверхъестественно выглядели монеты, которые собирали Тайна и ее маленький двойник, но в них не было той силы, что проявилась в наточенном клинке. Наконец Оно придирчиво осмотрела лезвие и выключила станок.

– Вот мы и отрастили жало.

Тайна взяла клинок, удивившись, насколько удобно он лег в руку. Казалось, каждая линия на ладони точно совпала с едва заметными шероховатостями на застывшем серебре.

– Жало – это оружие, но это еще и часть тебя, – произнесла Оно.

– Я понимаю, – кивнула Тайна.

– А теперь тебе надо возвращаться.

– Куда? Обратно в котельную?

– Да. Ты ведь еще не нашла выхода из парка…





* * *


Тайна открыла глаза и увидела темный потолок с единственной бледно-голубой заплаткой – распахнутым мансардным окном. Вокруг было тихо, в воздухе повис едкий запах жженой резины. Девушка приподнялась на локтях и огляделась. Она лежала на спущенном батуте, а вокруг валялись крысы. Они спали, надышавшись черным туманом, и, судя по тому, как судорожно дергались их лапы, видели один на всех страшный сон. Староста и ее телохранители лежали там, где их настигла дымовая завеса.

Тайна поднялась на ноги и осторожно приблизилась к Максиму… вернее, существу, одетому как Максим – в мешковатые штаны и поношенную водолазку, – но совсем не похожему на юношу, которому Тайна не так давно расквасила нос. У него и носа-то теперь не было – лишь две кожистые ноздри на шишковатой, покрытой роговыми наростами морде. Зеленоватая чешуя, жилистые лапы, широкая безгубая пасть – посреди котельной лежал гибрид человека и ящерицы. Двое других телохранителей Лены тоже преобразились – Артем стал похож на карикатурного бесенка с красной кожей и маленькими рожками, а Тимофей обзавелся вытянутой крысиной мордой. У Лены, лежавшей ближе к двери, появился двухметровый увенчанный массивным жалом хвост.

– И что это значит? – пробормотала Тайна, глядя то на старосту, то на ее телохранителей.

В кабинете, когда Иван Николаевич попытался ее «обработать», Тайна решила, что черный туман на нее не действует, но, может, ей просто требовалась бо́льшая доза? Девушка провела рукой по голове, но не нащупала рогов. Очень странно. Если она увидела истинную форму этих детей, то почему ее собственное клеймо так и осталось неосязаемым?

В этот момент из коридора донеслись торопливые шаги, и в бойлерную ворвался Иван Николаевич. Его волосы были всклокочены, за спиной развевался длинный клетчатый шарф.

– Что ты натворила?! – воскликнул директор, оглядевшись.

Тайне показалось, что он тут же бросится на нее, но вместо этого Иван Николаевич подошел к старосте и неловко, так, словно тело вдруг отказалось ему служить, опустился на колени.

– Посмотри, что ты натворила… – произнес он внезапно осипшим голосом.

Медленно, виток за витком директор размотал шарф и положил его Лене под голову. Потом осторожным, почти ласковым движением убрал с ее лица рыжую прядь. Девочка не просыпалась.

– А я вам наврала, тогда, в кабинете, – сказала Тайна, немного разочарованная тем, что Иван Николаевич не обращает на нее внимания. – На самом деле я не увидела рогов. Думаю, у меня иммунитет к этой вашей гадости.

Директор поднял на Тайну затуманенный взгляд.

– Что?

– Я так и не увидела рогов, – повторила Тайна. – И сейчас не могу их нащупать. Кстати, я и ваш третий глаз не вижу почему-то…

Сказав это, девушка осознала, что окончательно запуталась в происходящем. Если черный туман на нее все-таки подействовал, она должна была начать видеть мир, как видели его остальные воспитанники детского дома. Но это произошло лишь частично – она увидела уродства Лены и ее компаньонов, но не директора и не свои собственные…

– Значит, мой дым на тебя не действует… – проговорил директор, поднимаясь на ноги. – Ясно, ясно…

– А вот мне ничего не ясно. Если у меня иммунитет, почему я вижу… это? – Тайна кивнула на человекоподобного ящера, когда-то бывшего Максимом.

– Потому что дым изменил их тела на физическом уровне, – произнес Иван Николаевич. – Так бывает, если концентрация вещества слишком высокая. Теперь любой человек, глядя на Лену, будет видеть перед собой уродливого скорпиона. Ей всю жизнь придется прятаться. Понимаешь, что ты натворила?

– А при чем здесь я? – пожала плечами Тайна. – Вы же накачали батут этой гадостью. Значит, сами и виноваты.

– Не смей так говорить! – рявкнул Иван Николаевич. – Я делаю это для блага детей!

– Для блага детей поливаете парк этими вашими… выделениями? – уточнила Тайна. – И что в этом хорошего? Зачем вы вообще это затеяли?

– Затем, чтобы внешний мир оставил нас в покое! Меня, тебя, всех, кто живет в этом доме. Ты не представляешь, насколько жестокими могут быть обычные люди.

– А вы, значит, такой добрый?

– Конечно!

– Тогда дайте мне уйти, – сказала Тайна, понимая, что директор скорее отрежет себе правую руку, чем отпустит ее подобру-поздорову – Я вам все равно не подхожу, у меня даже способностей никаких нет.