Кошмары [сборник]
Часть 13 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Спасибо, герр, спасибо! – воскликнул Стив.
Пока могильщик бежал, окрыленный, в часовню, фламандец подбирал гладиолусы. Он снес их в комнату-пристройку и разбросал по полу и кровати Стива. Свою же койку Ян придвинул вплотную к стене.
И вот Стив пришел, побиваемый крупной дрожью, с пустыми руками.
– Что случилось? – спросил Олислагерс.
И Стив шепотом сообщил:
– Гроб пуст!
Фламандец на мгновение задумался. Ах, вот оно что, вот что сделали солдаты!
Большой красивый гроб, украшенный серебром, был всего лишь выставочным экспонатом; тело покойной было спрятано в сундуке! Очевидно, ее собирались похоронить где-то в другом месте.
Ян рассказал об этом Стиву. Тот сначала не понял – пришлось повторить дважды, пока до него не дошло.
– Тогда где? Где? – вопросил он. – Где она будет похоронена?
– Откуда мне знать? – Ян развел руками.
– Я… я… – с трудом вымолвил Стив, а затем направился к двери.
– Ты куда? – окликнул его фламандец.
– Они украли ее, – бросил могильщик. – Я найду.
С этими словами он удалился. Ян Олислагерс крикнул ему что-то вслед, но Стив даже не обернулся. Малый явно задумал какую-то глупость, и Ян понял, что должен его уберечь. Как-никак, долгое время этот человек оставался его единственным другом.
Но что предпринять? Олислагерс разделся, умылся, потом снова оделся. Положил пару апельсинов в карман, надел шляпу на голову и вышел. Ворота кладбища были заперты, ключ лежал у него в кармане – значит, Стив, должно быть, перелез через них. Он задумчиво отпер ворота, вышел, затворил за собой. Побрел по дороге в город – Стив должен быть где-то там.
Ян очистил апельсины и съел их, параллельно раздумывая. Ежели Глэдис Пасчик пожелала быть захороненной где-нибудь в другом месте, то уж точно – не в Андернахе. Их кладбище было единственным в городишке; других вариантов попросту не имелось. Но раз так, значит, тело погрузили на ранний поезд, тот, что шел в Чикаго. Ян точно знал время отправления каждого из тех немногих составов, что ходили через земли египетские, будучи всегда готовым к разоблачению. Итак, в пять тридцать два утра отходил скорый поезд.
Ян посмотрел на часы – нужно было спешить. Он ускорил шаг, иногда переходя на бег, и пристально глядел вперед, гадая, сумеет ли найти Стива. Но могильщика нигде не было видно – должно быть, весь путь до города он преодолел бегом. Ян свернул с главной дороги и немного срезал путь к железнодорожной станции. Уже светало; он бросил взгляд на большие вокзальные часы – до отправления оставалось еще восемнадцать минут.
Он прошел через зал ожидания и направился к железнодорожной платформе. Там было всего несколько человек, и среди них он увидел Стива и еще одного типа, который, похоже, имел какое-то отношение к исчезновению трупа.
На улице скрипнули тормоза – подъехала пара автомобилей. Мужчины и женщины в черных траурных одеждах высыпали наружу. Ян узнал отца Глэдис и его дородную жену, а с ними – Дэна Блумингдейла, городского прокурора, которого часто видел на кладбище. Из второй машины выбрались офицер в сопровождении двух солдат, из третьей – какая-то пара, леди и джентльмен с траурным венком.
А после Ян увидал, как Стив бежит через всю платформу. Он помахал ему рукой, а сам последовал за процессией в вестибюль вокзала. Почти все собрались в зале ожидания, и только солдаты поспешили в багажное отделение. На глазах Яна они погрузили большой сундук на тележку и отвезли к железнодорожным путям. Там они затолкали ее в багажный вагон; с ними была давешняя пара с венками и городской прокурор; он взял на себя труд говорить с кондуктором, демонстрируя тому официальные документы, дозволяющие столь деликатную перевозку.
В этот момент подоспел Стив – совершенно запыхавшийся, не способный вымолвить ни слова. Он застонал, всхлипнул и схватился обеими руками за сундук.
– Руки прочь! – крикнул один из солдат.
Стив рванул гроб, как будто хотел унести его с собой. С его губ капала пена, а из груди рвался трубный рев. Двое солдат схватили его, но Стив играючи вырвался.
– Воры! – проревел он. – Воры! Сукины дети!
Они бросились на него, выкрутили руки, повалили на пол, но он вновь крикнул:
– Грабители! Ублюдки!
Но Дэн Блумингдейл, прокурор, не хотел никакого скандала.
– Пустите его! – велел он солдатам. – Разве не видите, малый помешался от горя! – Он повернулся к Стиву: – Ну, мальчик мой, в чем дело? Ты любил эту девушку?
Могильщик тут же растерял весь задор, поник.
– Да, сэр, – пробормотал он. – Да, да!
– Неудивительно, – взялся утешать его Блумингдейл. – Она была такой красавицей, наверняка не ты один… Но взгляни же, пойми – она теперь мертва! Как гвоздь!
– Да, сэр, да! – очень тихо прошептал Стив. – Да… – Мало-помалу он брал над собой контроль. Застенчиво, точно ребенок, он спросил: – А можно мне пойти с вами, сэр?
Прокурор покачал головой – было видно, что он очень сочувствует влюбленному.
– Не знаю, мой мальчик… не знаю, разрешат ли… возможно….
Стив перебил его, озаренный новой идеей:
– Сэр, если вы просто скажете мне, где она будет похоронена, я принесу цветы… я… я их непременно туда принесу…
Прокурор схватил безвольно свисающую вдоль тела руку Стива, потряс ее:
– Ты так предан, малыш, так дивно предан ей! Что до захоронения… видишь ли, она не хотела, чтобы ее хоронили! Мы едем в Чикаго, в крематорий. Она пожелала, чтобы после смерти ее кремировали!
Будто тяжелый топор опустился Стиву на макушку. Он пошатнулся, заревел быком, упал и покатился по грязной платформе. Один из солдат робко склонился над ним, протянув руку помощи.
– Кре… крематорий! – рыдал Стив, вставая. – Не может быть… не могла она этого хотеть… как же, как же…
Дэн Блумингдейл поднял шляпу, которая упала на пол, и водрузил ее обратно на голову Стива:
– И все же, мой мальчик, это именно то, чего она хотела! Взгляни сюда – вот же она, ее последняя воля, надиктованная перед смертью и заверенная у нотариуса! Она сама так пожелала, чтобы ее тело кремировали!
Стив широко разинул глаза и рот, но не издал ни звука. Солдаты подняли сундук в багажный вагон. Он проводил его безжизненным взглядом и уставился себе под ноги.
Прозвучал гудок, люди стали занимать места, схлынув с платформы. Солдаты, так и оставшиеся на перроне, медленно потопали прочь. Поезд отправлялся.
Ян Олислагерс подошел к Стиву, взял его за руку:
– Пойдем, дружище, пойдем же!
Он отбуксировал его в зал ожидания, заказал кофе. Стив не притронулся к нему.
– Давай вернемся назад, – сказал наконец фламандец.
Стив, качнув головой, произнес – тихо и спокойно:
– Нет, герр, больше я на кладбище ни ногой.
– Куда же ты пойдешь? – удивился Олислагерс.
– Не знаю, – бросил Стив.
– Может, нам с тобой уехать? – спросил фламандец. – Ты да я – уедем отсюда вместе в какое-нибудь другое место…
Ян не стал дожидаться ответа. Он вернулся на кладбище, собрал свои вещи и вещи Стива – вышло два маленьких чемодана; вернулся в город – и обнаружил, что могильщик так и ждет его на том же месте, на вокзале.
– Она предала меня! – пробормотал он. – Отступница…
Он повторял эти слова, как будто ничему другому не было места в его мозгу.
Ян Олислагерс купил билеты на десятичасовой поезд. Он заставил Стива немного поесть, поднес чашку ко рту и накормил его, точно ребенка.
– Отступница, – нашептывал Стив, – отступница.
Они забрались в поезд. Ян Олислагерс сказал:
– Мы едем в Чикаго. Позже – в Балтимор. А там…
– Предала меня… отступница, – бормотал Стив.
Фламандец очень устал: по его подсчетам, прошло уже тридцать часов с тех пор, как он в последний раз спал. Он откинулся назад и задремал, изредка встряхиваясь и глядя на сгорбленную фигуру своего друга, повторяющего одно и то же слово. Когда он наконец заснул очень глубоким сном, в его ушах все еще звенело: от-ступ-ни-ца…
Кондуктор разбудил его, встряхнув за плечо.
– Чикаго! – сообщил он. – Выходите, сэр!
– А где же Стив? – спросил Ян, только сев. – Где мой товарищ?
– Уже сошел! – сказал кондуктор. – На станции… гм… – Он не запомнил, какая это была станция, но дело было четыре часа назад… или, может быть, пять…
Ян Олислагерс огляделся – чемоданчик Стива тоже исчез. Он забрал его с собой.
Больше фламандец никогда не видел этого странного человека.
Великая любовь
Сдается мне, нет на свете человека без своего особого дурачества, ибо мы все скроены на один лад, и по своей груше я хорошо примечаю, когда созрели другие.
Г. Я. К. фон Гриммельсгаузен.
Пока могильщик бежал, окрыленный, в часовню, фламандец подбирал гладиолусы. Он снес их в комнату-пристройку и разбросал по полу и кровати Стива. Свою же койку Ян придвинул вплотную к стене.
И вот Стив пришел, побиваемый крупной дрожью, с пустыми руками.
– Что случилось? – спросил Олислагерс.
И Стив шепотом сообщил:
– Гроб пуст!
Фламандец на мгновение задумался. Ах, вот оно что, вот что сделали солдаты!
Большой красивый гроб, украшенный серебром, был всего лишь выставочным экспонатом; тело покойной было спрятано в сундуке! Очевидно, ее собирались похоронить где-то в другом месте.
Ян рассказал об этом Стиву. Тот сначала не понял – пришлось повторить дважды, пока до него не дошло.
– Тогда где? Где? – вопросил он. – Где она будет похоронена?
– Откуда мне знать? – Ян развел руками.
– Я… я… – с трудом вымолвил Стив, а затем направился к двери.
– Ты куда? – окликнул его фламандец.
– Они украли ее, – бросил могильщик. – Я найду.
С этими словами он удалился. Ян Олислагерс крикнул ему что-то вслед, но Стив даже не обернулся. Малый явно задумал какую-то глупость, и Ян понял, что должен его уберечь. Как-никак, долгое время этот человек оставался его единственным другом.
Но что предпринять? Олислагерс разделся, умылся, потом снова оделся. Положил пару апельсинов в карман, надел шляпу на голову и вышел. Ворота кладбища были заперты, ключ лежал у него в кармане – значит, Стив, должно быть, перелез через них. Он задумчиво отпер ворота, вышел, затворил за собой. Побрел по дороге в город – Стив должен быть где-то там.
Ян очистил апельсины и съел их, параллельно раздумывая. Ежели Глэдис Пасчик пожелала быть захороненной где-нибудь в другом месте, то уж точно – не в Андернахе. Их кладбище было единственным в городишке; других вариантов попросту не имелось. Но раз так, значит, тело погрузили на ранний поезд, тот, что шел в Чикаго. Ян точно знал время отправления каждого из тех немногих составов, что ходили через земли египетские, будучи всегда готовым к разоблачению. Итак, в пять тридцать два утра отходил скорый поезд.
Ян посмотрел на часы – нужно было спешить. Он ускорил шаг, иногда переходя на бег, и пристально глядел вперед, гадая, сумеет ли найти Стива. Но могильщика нигде не было видно – должно быть, весь путь до города он преодолел бегом. Ян свернул с главной дороги и немного срезал путь к железнодорожной станции. Уже светало; он бросил взгляд на большие вокзальные часы – до отправления оставалось еще восемнадцать минут.
Он прошел через зал ожидания и направился к железнодорожной платформе. Там было всего несколько человек, и среди них он увидел Стива и еще одного типа, который, похоже, имел какое-то отношение к исчезновению трупа.
На улице скрипнули тормоза – подъехала пара автомобилей. Мужчины и женщины в черных траурных одеждах высыпали наружу. Ян узнал отца Глэдис и его дородную жену, а с ними – Дэна Блумингдейла, городского прокурора, которого часто видел на кладбище. Из второй машины выбрались офицер в сопровождении двух солдат, из третьей – какая-то пара, леди и джентльмен с траурным венком.
А после Ян увидал, как Стив бежит через всю платформу. Он помахал ему рукой, а сам последовал за процессией в вестибюль вокзала. Почти все собрались в зале ожидания, и только солдаты поспешили в багажное отделение. На глазах Яна они погрузили большой сундук на тележку и отвезли к железнодорожным путям. Там они затолкали ее в багажный вагон; с ними была давешняя пара с венками и городской прокурор; он взял на себя труд говорить с кондуктором, демонстрируя тому официальные документы, дозволяющие столь деликатную перевозку.
В этот момент подоспел Стив – совершенно запыхавшийся, не способный вымолвить ни слова. Он застонал, всхлипнул и схватился обеими руками за сундук.
– Руки прочь! – крикнул один из солдат.
Стив рванул гроб, как будто хотел унести его с собой. С его губ капала пена, а из груди рвался трубный рев. Двое солдат схватили его, но Стив играючи вырвался.
– Воры! – проревел он. – Воры! Сукины дети!
Они бросились на него, выкрутили руки, повалили на пол, но он вновь крикнул:
– Грабители! Ублюдки!
Но Дэн Блумингдейл, прокурор, не хотел никакого скандала.
– Пустите его! – велел он солдатам. – Разве не видите, малый помешался от горя! – Он повернулся к Стиву: – Ну, мальчик мой, в чем дело? Ты любил эту девушку?
Могильщик тут же растерял весь задор, поник.
– Да, сэр, – пробормотал он. – Да, да!
– Неудивительно, – взялся утешать его Блумингдейл. – Она была такой красавицей, наверняка не ты один… Но взгляни же, пойми – она теперь мертва! Как гвоздь!
– Да, сэр, да! – очень тихо прошептал Стив. – Да… – Мало-помалу он брал над собой контроль. Застенчиво, точно ребенок, он спросил: – А можно мне пойти с вами, сэр?
Прокурор покачал головой – было видно, что он очень сочувствует влюбленному.
– Не знаю, мой мальчик… не знаю, разрешат ли… возможно….
Стив перебил его, озаренный новой идеей:
– Сэр, если вы просто скажете мне, где она будет похоронена, я принесу цветы… я… я их непременно туда принесу…
Прокурор схватил безвольно свисающую вдоль тела руку Стива, потряс ее:
– Ты так предан, малыш, так дивно предан ей! Что до захоронения… видишь ли, она не хотела, чтобы ее хоронили! Мы едем в Чикаго, в крематорий. Она пожелала, чтобы после смерти ее кремировали!
Будто тяжелый топор опустился Стиву на макушку. Он пошатнулся, заревел быком, упал и покатился по грязной платформе. Один из солдат робко склонился над ним, протянув руку помощи.
– Кре… крематорий! – рыдал Стив, вставая. – Не может быть… не могла она этого хотеть… как же, как же…
Дэн Блумингдейл поднял шляпу, которая упала на пол, и водрузил ее обратно на голову Стива:
– И все же, мой мальчик, это именно то, чего она хотела! Взгляни сюда – вот же она, ее последняя воля, надиктованная перед смертью и заверенная у нотариуса! Она сама так пожелала, чтобы ее тело кремировали!
Стив широко разинул глаза и рот, но не издал ни звука. Солдаты подняли сундук в багажный вагон. Он проводил его безжизненным взглядом и уставился себе под ноги.
Прозвучал гудок, люди стали занимать места, схлынув с платформы. Солдаты, так и оставшиеся на перроне, медленно потопали прочь. Поезд отправлялся.
Ян Олислагерс подошел к Стиву, взял его за руку:
– Пойдем, дружище, пойдем же!
Он отбуксировал его в зал ожидания, заказал кофе. Стив не притронулся к нему.
– Давай вернемся назад, – сказал наконец фламандец.
Стив, качнув головой, произнес – тихо и спокойно:
– Нет, герр, больше я на кладбище ни ногой.
– Куда же ты пойдешь? – удивился Олислагерс.
– Не знаю, – бросил Стив.
– Может, нам с тобой уехать? – спросил фламандец. – Ты да я – уедем отсюда вместе в какое-нибудь другое место…
Ян не стал дожидаться ответа. Он вернулся на кладбище, собрал свои вещи и вещи Стива – вышло два маленьких чемодана; вернулся в город – и обнаружил, что могильщик так и ждет его на том же месте, на вокзале.
– Она предала меня! – пробормотал он. – Отступница…
Он повторял эти слова, как будто ничему другому не было места в его мозгу.
Ян Олислагерс купил билеты на десятичасовой поезд. Он заставил Стива немного поесть, поднес чашку ко рту и накормил его, точно ребенка.
– Отступница, – нашептывал Стив, – отступница.
Они забрались в поезд. Ян Олислагерс сказал:
– Мы едем в Чикаго. Позже – в Балтимор. А там…
– Предала меня… отступница, – бормотал Стив.
Фламандец очень устал: по его подсчетам, прошло уже тридцать часов с тех пор, как он в последний раз спал. Он откинулся назад и задремал, изредка встряхиваясь и глядя на сгорбленную фигуру своего друга, повторяющего одно и то же слово. Когда он наконец заснул очень глубоким сном, в его ушах все еще звенело: от-ступ-ни-ца…
Кондуктор разбудил его, встряхнув за плечо.
– Чикаго! – сообщил он. – Выходите, сэр!
– А где же Стив? – спросил Ян, только сев. – Где мой товарищ?
– Уже сошел! – сказал кондуктор. – На станции… гм… – Он не запомнил, какая это была станция, но дело было четыре часа назад… или, может быть, пять…
Ян Олислагерс огляделся – чемоданчик Стива тоже исчез. Он забрал его с собой.
Больше фламандец никогда не видел этого странного человека.
Великая любовь
Сдается мне, нет на свете человека без своего особого дурачества, ибо мы все скроены на один лад, и по своей груше я хорошо примечаю, когда созрели другие.
Г. Я. К. фон Гриммельсгаузен.