Корона мечей

Моргейз и сама хотела бы это знать.

– Я не знаю, птица это или нет, – запротестовал мастер Гилл. – Она не была похожа на птицу, но кто еще умеет летать, кроме летучих мышей? Это было что-то очень большое. С ее спины слезли люди, но один остался сидеть на шее, когда она снова взлетела. Я похлопал себя по щекам, чтобы проснуться, и тут еще одна… такая тварь… приземлилась, и с нее опять слезли люди, их было даже больше, а потом еще, и тут я решил, что самое время рассказать обо всем лорду Талланвору. – (Лини никак не отреагировала, но Моргейз почти физически ощущала ее пристальный взгляд, хотя он был направлен не на нее. Мужчина, бросивший свою гостиницу, чтобы быть рядом со своей королевой, конечно, тоже почувствовал его.) – Клянусь Светом, моя королева, все так и было, – продолжал настаивать он.

– Клянусь Светом! – эхом повторил Талланвор. – Что-то… что-то только что опустилось на крышу Северных казарм.

Моргейз никогда не слышала такого потрясения в его голосе. Ей хотелось одного – чтобы все ушли, оставив ее наедине с ее болью, но на это, похоже, мало надежды. Талланвор в очень многих отношениях хуже Бриане. Гораздо хуже.

– Мой халат, – сказала она, и Бриане тут же протянула ей его.

Мастер Гилл поспешно отвернулся к стене, пока Моргейз выбиралась из постели и надевала шелковый халат.

Она подошла к окну, завязывая пояс. Длинное здание Северных казарм, стоящее на просторном внутреннем дворе, смутно вырисовывалось во тьме, четыре высоких этажа под плоской каменной крышей. Нигде ни огонька, ни здесь, ни во всей Цитадели. Везде тишина и спокойствие.

– Я ничего не вижу, Талланвор.

Он оттащил ее от окна.

– Подождите немного, – сказал он.

И снова Моргейз охватило сожаление, когда его рука соскользнула с ее плеча; и раздражение – из-за этого сожаления и из-за тона Талланвора. Однако теперь, впервые после Валды, она почувствовала облегчение. И раздражение – из-за этого облегчения и из-за тона Талланвора. Он очень непочтителен, ужасно упрям и невероятно молод. Лишь немногим старше Галада.

Внизу еле заметно шевелились пятна лунного света и тени, больше никакого движения. Где-то вдали, в самом Амадоре, залаяла собака, ей ответили другие. И вдруг, едва Моргейз открыла рот, чтобы отпустить Талланвора и остальных, темное пятно взмыло над крышей огромной казармы.

Что-то, как сказал Талланвор, и ничего лучше не пришло ей в голову. Длинное тело, превышающее толщиной рост среднего мужчины. Огромные ребристые крылья, похожие на крылья летучей мыши, опустились, когда тварь приземлилась на площадку двора; сразу позади изогнутой шеи виднелась фигура – человеческая. Потом крылья взметнулись в воздух и… это что-то… поднялось ввысь, на мгновение перекрыло лунный свет и промчалось над головой Моргейз, волоча за собой длинный тонкий хвост.

Моргейз медленно закрыла рот и прикусила губу. Единственное, что ей пришло в голову, – отродье Тени. Тень, противоестественно искажая человеческую природу, создала в Запустении не только троллоков и мурддраалов. Проходя обучение в Башне, Моргейз не слышала о подобных тварях, но ее наставницы не раз говорили, что существуют создания, которых никому не удавалось хорошенько изучить или даже разглядеть, а кому удавалось, тот не выживал и не мог изложить другим свои впечатления. Но как такое могло появиться так далеко на юге?

Внезапно где-то около главных ворот тьму прорезала яркая вспышка, сопровождающаяся мощным гулом, потом еще одна и еще – в двух местах вдоль огромной внешней стены. Там, где, насколько помнила Моргейз, тоже были ворота.

– Проклятье, это еще что такое? – пробормотал Талланвор в момент затишья, как раз перед тем, как тьму разорвали звонкие сигналы тревожных гонгов.

Послышались крики, вопли и хрипловатые трубные звуки, которые мог бы издавать рог. Вспыхнуло пламя, последовал раскат громового грохота, и тут же еще один, в другом месте.

– Единая Сила, – еле слышно проговорила Моргейз. Она не могла или почти не могла направлять, но чувствовать Силу была в состоянии. Значит, никакие это не отродья Тени. – Это… это, наверно, Айз Седай.

Моргейз услышала, как позади кто-то тяжело задышал – Лини или Бриане. Базел Гилл нервно пробормотал:

– Айз Седай…

Ламгвин пробурчал что-то, а что – Моргейз не разобрала. Во мраке металл лязгал о металл; тут и там бушевал огонь, с безоблачного неба били молнии. Ослабленный шумом, из города наконец донесся тревожный звон колоколов – редких, как ни странно, колоколов.

– Айз Седай… – В голосе Талланвора сквозило сомнение. – С какой стати они вдруг объявились? Спасти вас, Моргейз? И мне казалось, они не используют Силу против людей – только против отродий Тени. Кроме того, если эта крылатая тварь – не отродье Тени, то я даже представить себе не могу, что это такое. Никогда не видел ничего подобного.

– Ты сам не знаешь, о чем говоришь! – воскликнула Моргейз, взволнованно глядя ему в лицо. – Ты!..

Арбалетный болт лязгнул возле оконной рамы, во все стороны полетели каменные осколки. Кожей лица Моргейз ощутила дуновение воздуха, когда короткая стрела, срикошетив, пронеслась между ней и Талланвором и со звонким «цанг!» вонзилась в один из кроватных столбиков. На несколько дюймов правее – и со всеми ее тревогами было бы покончено.

Моргейз не сдвинулась ни на шаг, и Талланвор с проклятиями оттащил ее от окна. Даже при лунном свете она разглядела, как он сердит. В какое-то мгновение Моргейз показалось, что Талланвор протянул руку, чтобы прикоснуться к ее лицу. Она понятия не имела, как поступила бы, сделай он это: заплакала, закричала, приказала ему покинуть ее навсегда или?..

Однако Талланвор лишь сказал:

– Больше похоже, что это те самые шамины… или как там они себя называют? – Он и прежде настаивал на том, что есть доля истины в странных, невозможных слухах, которые просачивались даже в Цитадель. – Думаю, мне удастся вызволить вас отсюда, сейчас всем не до нас. Идите за мной.

Моргейз не стала поправлять его; немногим известно хоть что-нибудь о Единой Силе, но еще меньше людей понимали, что между саидар и саидин существует разница. В его предложении была своя притягательность. В бедламе сражения и в самом деле вполне можно попытаться скрыться.

– Тащить ее туда, где творится такое?! – вскричала Лини. Вспышки света за окном участились; крики и лязг оружия тонули в грохоте и громе. – Я думала, у тебя побольше мозгов, Мартин Талланвор. «Только дурак поцелует шершня или укусит огонь». Ты слышал, она сказала, что это Айз Седай. Думаешь, она не знает? Так ты считаешь?

– Милорд, если это Айз Седай… – робко начал мастер Гилл.

Талланвор отошел от Моргейз в сторону и проворчал себе под нос, что ему нужен меч. Пейдрон Найол позволил ему сохранить при себе оружие – Эамон Валда был не столь доверчив.

Разочарование стеснило Моргейз грудь. Если бы только он настоял, даже потащил ее… Да что с ней такое? Попытайся он вывести ее отсюда, она с него шкуру бы спустила. Нет, она должна взять себя в руки. Валда пробил брешь в ее вере в себя – нет, он ненароком порвал эту веру в клочья, – но необходимо снова соединить обрывки. Хоть как-нибудь. Даже несмотря на то, что разбитая и склеенная вновь чаша всегда хуже той, что была вначале.

– По крайней мере, я в состоянии выяснить, что делается снаружи, – проворчал Талланвор, шагнув к двери. – Если это не ваши Айз Седай…

– Нет! Ты останешься здесь. Пожалуйста. – Моргейз была очень рада, что полутьма скрыла ее мгновенно вспыхнувшее лицо. Она скорей откусила бы себе язык, чем произнесла последнее слово, но оно выскользнуло прежде, чем она осознала это. Она продолжила более решительным тоном: – Ты останешься здесь, охраняя свою королеву, как велит долг.

В сумрачном свете Моргейз удалось разглядеть лицо Талланвора. Он поклонился в полном соответствии с этикетом, но она могла поспорить на последний медяк, что Талланвор в гневе.

– Я побуду в прихожей.

Звучание его голоса развеяло у Моргейз последние сомнения – Талланвор очень сердит. На сей раз, однако, это ее мало волновало, так же как и то, что Талланвор совершенно не пытался скрыть свои чувства. Этот человек приводил ее в такую ярость, что Моргейз готова была убить его собственными руками. Но он не должен умереть этой ночью от рук солдат, которые и разбираться не станут, на чьей он стороне.


Теперь ни о каком сне не могло быть и речи, даже если бы Моргейз не мучила бессонница. Не зажигая света, она умылась и почистила зубы. Бриане и Лини помогли ей надеть платье – из голубого шелка с зелеными вставками, с водопадом белоснежных кружев у запястий и под подбородком. Очень подходящее для встречи с Айз Седай. Саидар бушевала в ночи. Конечно, это Айз Седай, кто же еще?

Когда Моргейз вышла в прихожую к мужчинам, те сидели в темноте, если не считать льющегося из окон лунного света и редких сполохов огня снаружи. Даже свеча могла привлечь нежелательное внимание. Ламгвин и мастер Гилл, полные уважительного трепета, тут же вскочили с мест; Талланвор поднимался медленнее, и Моргейз не требовалась свеча, чтобы понять, что он угрюмо и хмуро разглядывает ее. Взбешенная необходимостью делать вид, что ее не волнует его поведение, – ничего не поделаешь, она его королева! – взбешенная и почти неспособная скрывать свои чувства, Моргейз приказала Ламгвину отодвинуть подальше от окон высокие деревянные кресла. Они уселись и стали ждать. Хорошо хоть все молчали. Снаружи по-прежнему грохотали и отдавались эхом раскаты взрывов; трубил рог, кричали люди, лязгало оружие, но все это не мешало Моргейз ощущать то поднимающиеся, то опадающие волны саидар.

Прошло не менее часа, и сражение наконец медленно пошло на убыль, и вскоре все стихло. Голоса еще выкрикивали непонятные приказы, стонали раненые, и время от времени подавал голос странный хриплый рог, но сталь больше не звенела. Саидар тоже ослабела; Моргейз была уверена, что кто-то из женщин в Цитадели еще удерживает Силу, но не чувствовала, чтобы ее направляли. Похоже, после шума и суматохи все вот-вот успокоится.

Талланвор шевельнулся, но, прежде чем он успел встать, Моргейз знаком велела ему оставаться на месте; на мгновение ей показалось, что он ослушается. Ночь таяла, рассвет вползал из окна, освещая по-прежнему мрачного Талланвора. Моргейз спокойно сидела, сложив руки на груди. Терпение не единственное качество, которое этому молодому человеку еще только предстояло приобрести. А ведь терпение по значимости второе – после мужества – достоинство всякого благородного человека.

Солнце поднималось все выше. Бриане и Лини начали перешептываться, с заметным беспокойством бросая взгляды в сторону Моргейз. Талланвор хмурился, одеревенело застыв в этом своем темно-голубом мундире, который так ему идет; темные глаза тлели, точно угли. Мастер Гилл ерзал, теребя то одной, то другой рукой остатки окаймлявших лысину седых волос и беспрестанно вытирая розовые щеки носовым платком. Ламгвин ссутулился в кресле, тяжелые веки, почти прикрывавшие глаза бывшего уличного головореза, набрякли, – казалось, он дремлет. Однако всякий раз, когда он бросал взгляд на Бриане, на его лице, покрытом шрамами, со свернутым набок носом, вспыхивала улыбка. Моргейз постаралась сосредоточить все внимание на дыхании – так, как ее учили в течение месяцев, проведенных в Башне. Терпение. Если в ближайшее время никто не появится – Айз Седай или не Айз Седай, – она выскажет все, что думает, и достаточно резко.

Казалось, Моргейз была к этому готова и все же вздрогнула, когда в дверь, которая выходила в коридор, внезапно заколотили. Не успела она сказать Бриане, чтобы та выяснила, кто это, как дверь распахнулась, ударившись о стену. Моргейз во все глаза уставилась на вошедшего.

Высокий смуглый мужчина с крючковатым носом, над плечом торчит длинная рукоять меча; он бросил на Моргейз холодный взгляд. Странные доспехи защищали его грудь – перекрывающие края друг друга небольшие блестящие лакированные пластины, украшенные чернью и золотом, – а у бедра он держал похожий на голову насекомого шлем, тоже черно-золотой с добавлением зеленого, увенчанный тремя длинными тонкими зелеными перьями. Следом за ним вошли еще двое мужчин, в таких же доспехах и шлемах, но без перьев; доспехи у них, правда, не были лакированными, а в руках – арбалеты на изготовку. Через дверь в коридоре виднелись другие солдаты, вооруженные копьями с черно-золотыми кистями.

Талланвор, Ламгвин и даже толстый мастер Гилл вскочили при виде странных гостей, загородив Моргейз. Ей пришлось пройти между ними.

Глаза крючконосого пригвоздили ее к месту, прежде чем она успела произнести хоть слово, требуя объяснений.

– Вы – Моргейз, королева Андора? – Голос у незнакомца был резкий, и он непривычно растягивал слова, отчего она едва его понимала.

Она ответила, и он шагнул к ней.

– Вы пойдете со мной. Одна, – добавил он, увидев, что Талланвор, Ламгвин и мастер Гилл выступили вперед.

Арбалетчики подняли свое оружие. Тяжелые стрелы вполне могли пробить доспехи; командир вряд ли намеревался останавливать солдат, а те явно не замедлили бы пустить оружие в ход.

– Я не возражаю, чтобы мои люди подождали меня здесь, – сказала Моргейз; она держалась со спокойствием, которого вовсе не ощущала. Что это за люди? Моргейз узнавала выговор и доспехи жителей всех стран, однако не видела и не слышала ничего знакомого. – Не сомневаюсь, что вы должным образом позаботитесь о моей безопасности, капитан…

Он даже не потрудился назвать свое имя, только резко взмахнул рукой, показывая, чтобы она следовала за ним. К громадному облегчению Моргейз, Талланвор повел себя спокойно – не спорил, не пытался защитить ее, лишь не отрывал от нее горящего взгляда. Но она разозлилась, потому что, прежде чем отступить, мастер Гилл и Ламгвин взглянули на Талланвора.

В коридоре Моргейз окружили солдаты, крючконосый офицер и двое с арбалетами встали во главе. Почетная стража, убеждала она себя. Сразу после сражения бродить без охраны было бы верхом глупости; за каждым углом могли прятаться уцелевшие защитники крепости, способные захватить заложников или убить того, кто их заметил. Хотелось бы верить, что дело именно в этом.

Моргейз попыталась расспросить офицера, но тот не проронил ни слова, не замедлил шага и не повернул головы, и она оставила свои попытки. Солдаты смотрели будто сквозь нее – люди с жесткими глазами, такие были ей знакомы по собственной королевской гвардии, несомненно ветераны многих сражений. Но кто они такие? Размеренный стук их сапог, ступающих по каменным плитам пола, точно зловещий барабанный бой, подчеркивал мрачность коридоров Цитадели. Вокруг не было никаких украшений, кроме редких гобеленов, изображающих кровавые битвы с участием белоплащников.

Моргейз поняла, что ее ведут к апартаментам лорда капитан-командора, и ее замутило. Этот путь казался ей привычным и почти приятным, пока был жив Пейдрон Найол; она стала ужасно бояться его за те несколько дней, которые прошли после его смерти. Когда процессия завернула за угол, Моргейз увидела около двух дюжин лучников во главе с офицером, все в мешковатых штанах и толстых кожаных панцирях с горизонтальными голубыми и черными полосами. На каждом был конический стальной шлем с серой кольчужной маской, закрывающей лицо до самых глаз; у многих из-под маски свешивались кончики усов. Офицер поклонился крючконосому, возглавлявшему эскорт Моргейз, тот вскинул руку в ответ.

Тарабонцы. Моргейз не видела тарабонских солдат уже очень много лет, но это были тарабонцы, несмотря на голубые и черные полосы, или она готова съесть свои шлепанцы. Это не добавило смысла происходящему. Тарабон был ожившим хаосом, олицетворением беспорядка, там шла затяжная гражданская война между бессчетными претендентами на трон и преданными Дракону. Сам Тарабон никогда не смог бы организовать нападение на Амадор. Если только – что казалось совершенно невероятным – один из претендентов не одержал победу над всеми остальными, и над преданными Дракону, и… Это невозможно, а главное, не объясняет присутствия здесь столь необычно выглядевших солдат, крылатых животных и…

Моргейз казалось, что она повидала в жизни немало странного. Ей казалось, что она испытала то, от чего человека мутит и выворачивает наизнанку. Потом она и ее стража повернули еще за один угол и повстречались с двумя женщинами.

Одна была стройная, невысокая, как все кайриэнки, и смуглее любой тайренки, в голубом платье чуть выше щиколоток; на лифе и по бокам юбки ветвились на красных вставках серебристые молнии. Вторая, в унылом темно-сером платье, была выше большинства мужчин, с рассыпанными по плечам золотистыми волосами и испуганными зелеными глазами. Серебряный ошейник, охватывающий ее горло, соединялся серебряным поводом с серебряным же браслетом на запястье женщины в голубом платье.

Они отошли в сторону, пропуская Моргейз и ее стражу. Крючконосый офицер пробормотал что-то вроде «дер'сул'дам». Что бы это значило? Его тягучий выговор затруднял понимание. Он обращался к смуглой женщине почти как к равной; та слегка наклонила голову, потянула за повод, и ее золотоволосая спутница опустилась на каменный пол, оперлась о него коленями и ладонями и наклонила голову. Когда Моргейз и ее стражники проходили мимо, смуглая женщина нагнулась и одобрительно, почти нежно погладила вторую по голове, как собачку, и, что самое ужасное, коленопреклоненная женщина смотрела на нее с удовлетворением и благодарностью.

Моргейз потребовалось много сил, чтобы колени у нее не подкосились и ее не вывернуло наизнанку. Рабство – а это именно оно, никаких сомнений! – само по себе ужасало, но она не сомневалась, что женщина, которую вели на поводу, умела направлять. Невероятно! Может, все это просто сон, ночной кошмар? Пусть это окажется так! Как сквозь туман она увидела еще одну группу солдат в красно-черных доспехах, а потом…

Приемная Пейдрона Найола – теперь Валды, а точнее, того, кто овладел Цитаделью, – изменилась. Огромный золотой солнечный диск с расходящимися лучами, выложенный на полу, остался, но все трофейные знамена Найола, которые Валда хранил, будто это он их завоевал, исчезли, как и обстановка, за исключением резного кресла Найола с прямой высокой спинкой, которым впоследствии тоже пользовался Валда; сейчас это кресло стояло между двумя высокими, мрачно расписанными ширмами. На одной была изображена хищная черная птица с белым хохолком и широко распростертыми крыльями с белыми кончиками, с безжалостным клювом; на другой – кот, желтый с черными пятнами, упирающийся лапой в странное мертвое существо, очень похожее на оленя, но вдвое меньше, с длинными прямыми рогами и белыми полосками.

В комнате находилось много народу, но Моргейз толком больше ничего не успела разглядеть. Вперед выступила женщина с резкими чертами лица, в голубом одеянии. Одна сторона ее головы была выбрита, а темные волосы на другой заплетены в свисающую с правого плеча длинную косу. Полные презрения голубые глаза больше подошли бы ястребу или кошке.

– Вы находитесь в присутствии верховной леди Сюрот, которая предводительствует Теми-Кто-Приходит-Раньше и споспешествует Возвращению, – нараспев, с тем же тягучим акцентом произнесла женщина.

Крючконосый офицер без всякого предупреждения схватил Моргейз сзади за шею и сильным толчком заставил ее пасть ниц на пол рядом с ним. Ошеломленная, и не только потому, что у нее сбилось дыхание, Моргейз увидела, как он поцеловал пол.

– Отпусти ее, Эльбар, – растягивая слова, сердито сказала другая женщина. – Нельзя так обращаться с королевой Андора.

Эльбар оторвал голову от пола, но остался на коленях.

– Я унизил себя, допустив ошибку, верховная леди. Молю о прощении. – Его голос звучал по-прежнему холодно и ровно.

– Такое трудно простить, Эльбар. – (Моргейз взглянула вверх. Сюрот поразила ее. У нее была обрита почти вся голова, остались лишь черный гребень блестящих волос на макушке и грива, стекающая за спину.) – Может быть, после наказания. Оставь меня! Иди! – Она махнула рукой с ногтями по крайней мере в дюйм длиной; ногти большого и указательного пальцев на обеих руках сверкнули голубизной.

Эльбар поклонился, по-прежнему стоя на коленях, спокойно поднялся и, пятясь, вышел. Только тут Моргейз заметила, что остальные солдаты остались за дверью. И до нее дошло еще кое-что. Эльбар бросил на нее всего один взгляд, прежде чем исчезнуть, но никакого возмущения, вполне естественного, поскольку именно она явилась причиной наказания, в его глазах не было. Может, и никакого наказания не будет? А все это просто спектакль, продуманный заранее и разыгранный специально для нее?

Сюрот направилась к Моргейз, осторожно придерживая руками бледно-голубое верхнее платье, из-под которого виднелись юбки – снежно-белые, с сотнями мельчайших складок. Платье было расшито узорами в виде виноградных лоз и пышных красных и желтых цветов. Двигаясь достаточно быстро, Сюрот, однако, подошла к Моргейз только тогда, когда та поднялась на ноги.

– Ты не пострадала? – спросила Сюрот. – Если ты пострадала хоть немного, я удвою наказание.

Моргейз поправила платье, стараясь не смотреть на фальшивую улыбку, которая не затронула глаз. Она бросила взгляд по сторонам. Четверо мужчин и столько же женщин стояли на коленях у стены, все молодые, красивые, все одеты… Моргейз резко отвела взгляд. Их длинные белые одеяния были почти прозрачны! В дальнем конце ширм стояли на коленях еще две пары женщин. В каждой паре одна была в сером платье, а другая в голубом, с вышитыми молниями; эти женщины были соединены серебряным поводом, тянувшимся от запястья одной к шее второй. Моргейз стояла недостаточно близко, чтобы утверждать с уверенностью, но у нее возникло ощущение, что женщины в сером могли направлять. Ей стало не по себе.

– Со мной все хорошо, спасибо… – На полу лежало что-то огромное, красновато-коричневое, больше всего похожее на груду дубленых коровьих шкур. И вдруг это нечто зашевелилось и начало подниматься. – Что это? – Моргейз ухитрилась не разинуть рот от изумления, но вопрос сорвался с языка прежде, чем она смогла удержаться.

– Как тебе мой лопар? Нравится? – Сюрот еще быстрее прежнего устремилась в сторону странного существа. Оно подняло большую круглую голову, и Сюрот почесала его кулаком под подбородком. Чем-то оно напомнило Моргейз медведя, хотя было крупнее самого большого медведя, о котором ей когда-либо приходилось слышать, – без шерсти с головы до пят, без заметного рыла, вокруг глаз торчат тяжелые, устрашающего вида гребни. – Алмандарагала мне подарили щенком, в честь моего первого дня подлинного имени. В том же году, когда едва еще достиг четверти своего взрослого роста, он предотвратил первую попытку убить меня.

В голосе Сюрот сейчас слышалась настоящая теплота. Когда она гладила животное, этот… лопар оскалился, обнажив крепкие острые зубы; согнув передние лапы, он начал то выпускать, то втягивать когти с длинными острыми концами, по шесть штук на каждой лапе. И замурлыкал – такое басовитое урчание издавала бы сотня кошек сразу.