Корона когтей
Часть 30 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Пойдемте, Ваше Величество…
Я стряхиваю с себя оцепенение.
– Нет. Мне нужно поговорить со всеми. Понять, что произошло.
– Верно. Но сначала вам надо поесть.
Возможно, что-то в ее голосе напоминает мне мою мать. Или, может быть, я просто слишком устала, слишком подавлена горем, чтобы спорить.
Следующие несколько часов проходят как в тумане. Приносят еду, воду и горячий отвар, но только закончив есть, несмотря на то, что Виржиния убеждала меня отдохнуть, я настояла на встрече со своими советниками, чтобы получить отчет о нападении и его последствиях. Я все еще королева, по крайней мере, сейчас, поэтому должна вести себя как королева. Даже если это всего лишь игра. Присутствующие описывают шок от предательства, панику, последние отчаянные схватки. Никто не остался невредимым. Ясно, что погибло бы гораздо больше людей, если бы Арону не сообщили, что готовится нападение на Цитадель. Но даже лорд Пианет, похоже, не знает, откуда взялись эти сведения. Королевство разделено пополам: Бритис и большая часть Олориса выступили в поддержку Таллис и Зигфрида, в то время как Фениан, Дакия и Ланкорфис остаются верными нам. На Атратис, мой Атратис, лишенный вождя, заявила права Таллис. У нас пока нет информации о том, подвергся ли он новому нападению. Я пытаюсь представить себе, как развалины замка Мерл, дома моего детства, будут переданы одному из ее сторонников. Возможно, Люсьену. Но как бы я ни старалась, я, кажется, ничего не чувствую. Я уже ошеломлена потерей.
Ланселин не сбежал из Цитадели. Тэйн из Фениана мертв.
Во второй раз я рассказываю о своей встрече со Покаянными. Про их существование слушают скептически, поэтому я рада, что Верон, по крайней мере, выжил, чтобы подтвердить их невосприимчивость к нашим прикосновениям. Но, учитывая сомнительный исход моей встречи с Жакет, все это больше похоже на интересную историю, чем на что-то конкретное.
Кроме того, как Дамарин найдет нас, даже если она убедит свою мать прислать помощь?
Нисса трясет меня за плечо.
– Адерин? Вы заснули…
Я потираю лицо и оглядываюсь. Я все еще сижу за каменным столом в главном зале, но остальные, кто был со мной, разошлись. Остался только Верон.
Все болит, кроме пульсирующей ноги.
Моргая, я смотрю на Ниссу.
– Вы благополучно вернулись. Вы и Блэкбилл.
– Да, – она колеблется, – мне очень жаль, Адерин. Возможно, если бы мы остались…
– Это бы ничего не изменило. Он бы и вас убил. По крайней мере, Блэкбилла. Он мог бы оставить вас в живых, чтобы поторговаться, – я протягиваю руку и пытаюсь массировать плечи. – Как он? Он знает?
Нисса понимает, что я говорю о Блэкбилле и смерти Одетты.
– Он знает. Ему сказал лорд Корвакс. Я посидела с ним немного, но он растерян. Он не хочет верить, что это правда, – она отрицательно качает головой. – Время поможет. Немного.
Конечно, ей должно быть это известно.
– Пойдемте, вам надо позаботиться о ноге.
Я смотрю вниз. Моя левая нога покраснела и распухла, Верон и Нисса ведут меня, поддерживая, в маленькую комнату высоко в комплексе, достаточно высоко, чтобы в скале было закрытое ставнями отверстие, которое можно принять за окно. В комнате нет ничего, кроме набитого соломой матраса и фонаря, но, по крайней мере, она уединенная. Нисса идет за одной из почтенных сестер, которые служат целительницами в отсутствие наших бескрылых докторов. Несмотря на боль в ноге, матрас достаточно мягкий, особенно учитывая, что я не спала с тех нескольких часов, что провела на пляже в Фениане, и я изо всех сил стараюсь держать глаза открытыми. Верон сидит, скрестив ноги, на полу рядом со мной.
– Вы бы предпочли, чтобы я ушел?
Я отрицательно качаю головой. В действительности шансы Летии и Ланселина выжить и сбежать из Цитадели невелики. Почти все, кто мне дорог, либо мертвы, либо пропали без вести. И я помню обещание Таллис, данное мне той ночью в Хэтчлендсе: она убьет меня, но только после того, как заберет у меня все и заставит смотреть, как страдают и умирают те, кого я люблю… Несмотря на постоянный гул голосов, доносящийся из главных пещер, я никогда не чувствовала себя более одинокой.
– Побудьте со мной немного… – я потираю глаза. – Вы говорили со своим братом?
– Да. Он все еще с Ароном. Мы полагаем, что остальные мои люди сбежали на базу, которую мы устроили на Тесалисе.
– Вы с Валентином должны присоединиться к ним. Уходите, пока еще есть время. Возможно, когда-нибудь вы сможете вернуться, – я пытаюсь представить себе будущее Верона, в котором он укрепит мир в Селонии и станет лучшим королем, чем те, кто был до него. Я не могу себе представить никакого будущего.
Вой, полный агонии, пронзает Эйрию – кажется, одного из раненых оперируют, – и я возвращаюсь на посадочную платформу, слушая крики умирающих Одетты, Лина и Пира в своей голове, не в силах им помочь. Острие горя пронзает мое оцепенение. Я перекатываюсь на бок, прижимаю ноги к животу и крепко обнимаю их, а по щекам текут слезы.
Верон говорит что-то по-селонийски, потом добавляет:
– Мне жаль. Мы стали свидетелями слишком многих смертей, – он смахивает слезу и приглаживает мои волосы. Целует меня в щеку.
Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. Колеблюсь. Но боль от всего, что произошло, слишком велика для меня, чтобы вынести ее в одиночку. Я поднимаю подбородок, и он прижимается своими губами к моим. Целует меня глубоко, и мое тело начинает расслабляться.
– А теперь отдыхайте, Адерин.
Я перестаю бороться с усталостью и закрываю глаза. По-моему, слышу, как он вздыхает. Я чувствую, как его пальцы касаются моей щеки, а рука ложится на мою.
– Я не полечу на Тесалис, – бормочет он едва слышно. – Я останусь здесь. Я должен довести дело до конца…
Я начинаю гадать, что он имеет в виду, но конец моей мысли растворяется во сне.
Во сне я снова в Мерле. Мой дом не пострадал, и Летия с Ланселином тоже там. Как и мои родители, поэтому я понимаю, что это не реальность. Я нахожу маму в ее розовом саду, и могу сидеть рядом с ней и рассказывать ей об Одетте и Люсьене, а она обнимает меня и говорит, что все будет хорошо…
Я не хочу ее отпускать.
Некоторое время я лежу неподвижно с закрытыми глазами, пытаясь уцепиться за ощущение материнских объятий.
Но это длится недолго. Комковатый соломенный матрас подо мной, ветер, стонущий за пределами Эйрии, заставляют меня окончательно проснуться.
Я одна в маленькой, освещенной лампой комнате. Нога у меня забинтована, к каменной стене прислонен костыль; наверное, кто-то обработал мою рану, хотя я ничего не помню. Сквозь щели в ставнях видно темное ночное небо.
Я смотрю на каменный потолок и выбираю Верона как наименее ужасную тему для мыслей. Его приглашение в Рогаллин было довольно ясным. Он мне нравится. Он даже вызывает у меня желание. Некоторое время я обдумываю возможность затащить его в свою постель. В этом были бы свои плюсы. Своего рода месть как Люсьену, так и Арону. Мысль о том, что я могу потеряться в его объятиях, забыть о Таллис, об Одетте, обо всем на свете, – еще большее искушение. И какая разница, начнут ли люди сплетничать? Возможно, через несколько дней мы все умрем.
Но, несмотря на все мои доводы и оправдания, что-то меня удерживает. Наверное, стыд. Или нежелание использовать его.
Или тот факт, что, несмотря на все, что сделал Люсьен, несмотря на то, что это жалко, унизительно и абсурдно – я все еще люблю его.
Я не могу продолжать отношения с Вероном. Думаю, мне следует сказать ему об этом в ближайшее время.
Я поворачиваюсь на бок и пытаюсь снова заснуть.
На следующее утро я отправляюсь на поиски Арона. Нисса ведет меня в свою комнату. Я стою за дверью и умоляю его поговорить со мной. Умоляю его что-нибудь сказать, даже если все, что он может мне сказать, – это упреки.
Он не отвечает.
Я вызываю оставшихся в живых советников и пытаюсь, поскольку мне нужно что-то делать, решить, что делать дальше.
В течение следующих нескольких дней мы посылаем гонцов в верные доминионы, чтобы сообщить новости о нападении и просить поторопиться. Мы слушаем донесения разведчиков, посланных наблюдать за Цитаделью, и начинаем строить разные планы. Планируем нападение на Цитадель, если дела пойдут хорошо; и осаду Эйрии, если дела пойдут плохо. Патрус, я уверена, знает, где находится Эйрия. Скоро он поделится этой информацией с Таллис. Песнопения почтенных сестер, читающих литании и поющих Благословения Мертвых, фоном сопровождают любую деятельность. Слишком многие из тех, кто бежал из Цитадели, умерли от ран.
Арон начинает посещать наши собрания, хотя и говорит со мной как можно меньше. Его щеки ввалились, бледность стала еще более заметной, чем обычно. Я прошу Валентина следить за тем, чтобы он хоть немного ел каждый день. Иногда в глубокой темноте ночи мне кажется, что я слышу, как он плачет.
Еще три дня, и начинают прибывать небольшие группы бескрылых: темные стражники и слуги, сбежавшие из Цитадели. Их меньше, чем я надеялась, хотя некоторые, по-видимому, бежали в другие места, в города и деревни в Собственности Короны, а некоторые пытаются присоединиться к бескрылым компаниям, которые были подняты в доминионах. Арон тщетно ищет Эмета, своего лучшего друга из темной стражи. Я тоже хожу по главной пещере, задерживая дыхание каждый раз, когда мелькают пепельные волосы, молясь, чтобы это была Летия.
Но каждый раз это не она.
Я стараюсь перестать надеяться, потому что разочарование с каждым разом причиняет мне все большую боль.
Но однажды вечером, через одиннадцать дней после того, как я сбежала от Зигфрида, одна из молодых служанок, которые раньше помогали Фрис и Летии, все-таки приходит, и ее приводят в мою комнату.
– Кора! – я почти забываюсь и беру ее за руки. – Я так рада тебя видеть. Ты цела и невредима?
– Да, Ваше Величество, – она качает головой и оглядывает мою комнату, поджав губы из-за устроенного в ней беспорядка. – И поскольку я вижу, что Ваше Величество никого не ждет, я почту за честь убраться здесь, – в ее карих глазах вспыхивает яростный огонек. – Эта Таллис злая женщина. Она и ее последователи, – она шмыгает носом и смаргивает слезы. – Я видела, что они сделали с Фрис. Она пыталась помешать им войти в ваши комнаты. У них не было причин убивать ее.
– Таллис безнравственна, Кора. Но я надеюсь, что однажды мы отомстим. За Фрис и за всех, кто погиб, – я сдерживаю горе, которое всегда ждет, чтобы затопить меня. – Ты видела Летию в Цитадели или по дороге сюда?
– После нападения – нет. Я проветривала вашу постель, когда зазвонил колокол. Вбежала Летия, сунула мне в руки мешок и сказала, что, если случится что-то действительно плохое, я должна идти прямо в подземелье. Но зачем мне идти в подземелья? Там, внизу, нет выхода.
Она права, но она второй человек, который сказал мне, что Летия отправляла других туда. Интересно, что разузнала моя подруга, пока я была в Фениане? Может быть, это спасло ее.
– Как тебе удалось сбежать?
– Я пряталась в зале для аудиенций. За одним из гобеленов есть забитое окно. Вот как я увидела, когда Фрис… – она подносит руку к горлу. – А потом я побежала, как только смогла. Я прошла через конюшни, – она поднимает сумку и протягивает мне. – Но я все равно принесла ее.
– Спасибо, Кора, – я узнаю эту сумку: Летия сшила ее как-то зимой из старого желтого платья, выцветшего и вышедшего из моды. Она вышила соломенный атлас алыми розами, потому что хотела ускорить приход весны. Я крепко сжимаю сумку. – Спасибо. Пожалуйста, пойди поешь и отдохни. Сегодня вечером мне ничего не нужно.
Когда Кора уходит, я закрываю дверь и высыпаю содержимое сумки на кровать.
Летия спасла некоторые из наших сокровищ. Я переворачиваю их, рассматривая сквозь слезы, затуманившие зрение. Ее любимые вязальные спицы. Роман, который брат однажды прислал ей на праздник Жар-птицы. Диптих, который Ланселин подарил мне на восемнадцатилетие, с изображением замка Мерл на одной стороне и портретом меня и моих родителей на другой. Яркая брошь из Фриана, которая так понравилась Летии несколько недель назад. И маленький кожаный мешочек. Внутри два кольца. Кольцо, принадлежавшее защитнице Атратиса, моей матери, и мое коронационное кольцо. Я взвешиваю их на ладони, прежде чем кинуть обратно в сумку. Я не сумела защитить свой доминион и потеряла трон. Я не заслуживаю носить ни то, ни другое.
А может, и никогда не заслуживала.
На следующее утро я просыпаюсь рано. У меня болит голова, поэтому я одеваюсь и спускаюсь через Эйрию туда, где хранятся медикаменты. Кроме тех, кто стоял на страже, никто не проснулся, но мне удалось найти пузырек с настойкой ивы на одной из полок. Я кладу его в карман и иду в главную пещеру, где бьет ключ, чтобы напиться. Приняв лекарство, я остаюсь там, прислонившись к мраморному тазу и слушая, как вода журчит о камень.
Пока меня не отвлекают голоса, доносящиеся из соседнего коридора. По-моему, голоса говорят на селонийском. Но даже если я не понимаю слов, я могу сказать, что говорящие сердиты. Любопытствуя, я на цыпочках подкрадываюсь ближе, ныряя в одну из неглубоких складских ниш, которые тянутся вдоль этого коридора.
Голоса принадлежат Верону и его брату. Я почти не видела Верона с тех пор, как мы поцеловались. Наверное, я избегала его, а может, мы избегали друг друга. Возможно, он передумал и решил улететь, но не хотел мне говорить. Это имело бы смысл, если бы они с Валентином спорили именно об этом: об ожиданиях Верона относительно будущего Валентина и о привязанности Валентина к Арону.
Я уверена, что это так. Я уже собиралась вернуться в главную пещеру, когда Валентин заговорил на моем родном языке.
– Я против этого, Верон. Я против всего этого, – его голос низкий, но такой грубый от ярости, что у меня перехватывает дыхание. – После того, что ты мне рассказал, я предпочел бы остаться здесь в качестве одного из них. Я буду говорить на их языке, предложу им свою верность и, если понадобится, умру вместе с ними. Лучше умереть, чем жить, зная, что мой родной брат – убийца!
Пауза; все, что я слышу, – это взволнованное дыхание Валентина.
– Значит, ты меня предашь? – спрашивает Верон.
Я стряхиваю с себя оцепенение.
– Нет. Мне нужно поговорить со всеми. Понять, что произошло.
– Верно. Но сначала вам надо поесть.
Возможно, что-то в ее голосе напоминает мне мою мать. Или, может быть, я просто слишком устала, слишком подавлена горем, чтобы спорить.
Следующие несколько часов проходят как в тумане. Приносят еду, воду и горячий отвар, но только закончив есть, несмотря на то, что Виржиния убеждала меня отдохнуть, я настояла на встрече со своими советниками, чтобы получить отчет о нападении и его последствиях. Я все еще королева, по крайней мере, сейчас, поэтому должна вести себя как королева. Даже если это всего лишь игра. Присутствующие описывают шок от предательства, панику, последние отчаянные схватки. Никто не остался невредимым. Ясно, что погибло бы гораздо больше людей, если бы Арону не сообщили, что готовится нападение на Цитадель. Но даже лорд Пианет, похоже, не знает, откуда взялись эти сведения. Королевство разделено пополам: Бритис и большая часть Олориса выступили в поддержку Таллис и Зигфрида, в то время как Фениан, Дакия и Ланкорфис остаются верными нам. На Атратис, мой Атратис, лишенный вождя, заявила права Таллис. У нас пока нет информации о том, подвергся ли он новому нападению. Я пытаюсь представить себе, как развалины замка Мерл, дома моего детства, будут переданы одному из ее сторонников. Возможно, Люсьену. Но как бы я ни старалась, я, кажется, ничего не чувствую. Я уже ошеломлена потерей.
Ланселин не сбежал из Цитадели. Тэйн из Фениана мертв.
Во второй раз я рассказываю о своей встрече со Покаянными. Про их существование слушают скептически, поэтому я рада, что Верон, по крайней мере, выжил, чтобы подтвердить их невосприимчивость к нашим прикосновениям. Но, учитывая сомнительный исход моей встречи с Жакет, все это больше похоже на интересную историю, чем на что-то конкретное.
Кроме того, как Дамарин найдет нас, даже если она убедит свою мать прислать помощь?
Нисса трясет меня за плечо.
– Адерин? Вы заснули…
Я потираю лицо и оглядываюсь. Я все еще сижу за каменным столом в главном зале, но остальные, кто был со мной, разошлись. Остался только Верон.
Все болит, кроме пульсирующей ноги.
Моргая, я смотрю на Ниссу.
– Вы благополучно вернулись. Вы и Блэкбилл.
– Да, – она колеблется, – мне очень жаль, Адерин. Возможно, если бы мы остались…
– Это бы ничего не изменило. Он бы и вас убил. По крайней мере, Блэкбилла. Он мог бы оставить вас в живых, чтобы поторговаться, – я протягиваю руку и пытаюсь массировать плечи. – Как он? Он знает?
Нисса понимает, что я говорю о Блэкбилле и смерти Одетты.
– Он знает. Ему сказал лорд Корвакс. Я посидела с ним немного, но он растерян. Он не хочет верить, что это правда, – она отрицательно качает головой. – Время поможет. Немного.
Конечно, ей должно быть это известно.
– Пойдемте, вам надо позаботиться о ноге.
Я смотрю вниз. Моя левая нога покраснела и распухла, Верон и Нисса ведут меня, поддерживая, в маленькую комнату высоко в комплексе, достаточно высоко, чтобы в скале было закрытое ставнями отверстие, которое можно принять за окно. В комнате нет ничего, кроме набитого соломой матраса и фонаря, но, по крайней мере, она уединенная. Нисса идет за одной из почтенных сестер, которые служат целительницами в отсутствие наших бескрылых докторов. Несмотря на боль в ноге, матрас достаточно мягкий, особенно учитывая, что я не спала с тех нескольких часов, что провела на пляже в Фениане, и я изо всех сил стараюсь держать глаза открытыми. Верон сидит, скрестив ноги, на полу рядом со мной.
– Вы бы предпочли, чтобы я ушел?
Я отрицательно качаю головой. В действительности шансы Летии и Ланселина выжить и сбежать из Цитадели невелики. Почти все, кто мне дорог, либо мертвы, либо пропали без вести. И я помню обещание Таллис, данное мне той ночью в Хэтчлендсе: она убьет меня, но только после того, как заберет у меня все и заставит смотреть, как страдают и умирают те, кого я люблю… Несмотря на постоянный гул голосов, доносящийся из главных пещер, я никогда не чувствовала себя более одинокой.
– Побудьте со мной немного… – я потираю глаза. – Вы говорили со своим братом?
– Да. Он все еще с Ароном. Мы полагаем, что остальные мои люди сбежали на базу, которую мы устроили на Тесалисе.
– Вы с Валентином должны присоединиться к ним. Уходите, пока еще есть время. Возможно, когда-нибудь вы сможете вернуться, – я пытаюсь представить себе будущее Верона, в котором он укрепит мир в Селонии и станет лучшим королем, чем те, кто был до него. Я не могу себе представить никакого будущего.
Вой, полный агонии, пронзает Эйрию – кажется, одного из раненых оперируют, – и я возвращаюсь на посадочную платформу, слушая крики умирающих Одетты, Лина и Пира в своей голове, не в силах им помочь. Острие горя пронзает мое оцепенение. Я перекатываюсь на бок, прижимаю ноги к животу и крепко обнимаю их, а по щекам текут слезы.
Верон говорит что-то по-селонийски, потом добавляет:
– Мне жаль. Мы стали свидетелями слишком многих смертей, – он смахивает слезу и приглаживает мои волосы. Целует меня в щеку.
Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. Колеблюсь. Но боль от всего, что произошло, слишком велика для меня, чтобы вынести ее в одиночку. Я поднимаю подбородок, и он прижимается своими губами к моим. Целует меня глубоко, и мое тело начинает расслабляться.
– А теперь отдыхайте, Адерин.
Я перестаю бороться с усталостью и закрываю глаза. По-моему, слышу, как он вздыхает. Я чувствую, как его пальцы касаются моей щеки, а рука ложится на мою.
– Я не полечу на Тесалис, – бормочет он едва слышно. – Я останусь здесь. Я должен довести дело до конца…
Я начинаю гадать, что он имеет в виду, но конец моей мысли растворяется во сне.
Во сне я снова в Мерле. Мой дом не пострадал, и Летия с Ланселином тоже там. Как и мои родители, поэтому я понимаю, что это не реальность. Я нахожу маму в ее розовом саду, и могу сидеть рядом с ней и рассказывать ей об Одетте и Люсьене, а она обнимает меня и говорит, что все будет хорошо…
Я не хочу ее отпускать.
Некоторое время я лежу неподвижно с закрытыми глазами, пытаясь уцепиться за ощущение материнских объятий.
Но это длится недолго. Комковатый соломенный матрас подо мной, ветер, стонущий за пределами Эйрии, заставляют меня окончательно проснуться.
Я одна в маленькой, освещенной лампой комнате. Нога у меня забинтована, к каменной стене прислонен костыль; наверное, кто-то обработал мою рану, хотя я ничего не помню. Сквозь щели в ставнях видно темное ночное небо.
Я смотрю на каменный потолок и выбираю Верона как наименее ужасную тему для мыслей. Его приглашение в Рогаллин было довольно ясным. Он мне нравится. Он даже вызывает у меня желание. Некоторое время я обдумываю возможность затащить его в свою постель. В этом были бы свои плюсы. Своего рода месть как Люсьену, так и Арону. Мысль о том, что я могу потеряться в его объятиях, забыть о Таллис, об Одетте, обо всем на свете, – еще большее искушение. И какая разница, начнут ли люди сплетничать? Возможно, через несколько дней мы все умрем.
Но, несмотря на все мои доводы и оправдания, что-то меня удерживает. Наверное, стыд. Или нежелание использовать его.
Или тот факт, что, несмотря на все, что сделал Люсьен, несмотря на то, что это жалко, унизительно и абсурдно – я все еще люблю его.
Я не могу продолжать отношения с Вероном. Думаю, мне следует сказать ему об этом в ближайшее время.
Я поворачиваюсь на бок и пытаюсь снова заснуть.
На следующее утро я отправляюсь на поиски Арона. Нисса ведет меня в свою комнату. Я стою за дверью и умоляю его поговорить со мной. Умоляю его что-нибудь сказать, даже если все, что он может мне сказать, – это упреки.
Он не отвечает.
Я вызываю оставшихся в живых советников и пытаюсь, поскольку мне нужно что-то делать, решить, что делать дальше.
В течение следующих нескольких дней мы посылаем гонцов в верные доминионы, чтобы сообщить новости о нападении и просить поторопиться. Мы слушаем донесения разведчиков, посланных наблюдать за Цитаделью, и начинаем строить разные планы. Планируем нападение на Цитадель, если дела пойдут хорошо; и осаду Эйрии, если дела пойдут плохо. Патрус, я уверена, знает, где находится Эйрия. Скоро он поделится этой информацией с Таллис. Песнопения почтенных сестер, читающих литании и поющих Благословения Мертвых, фоном сопровождают любую деятельность. Слишком многие из тех, кто бежал из Цитадели, умерли от ран.
Арон начинает посещать наши собрания, хотя и говорит со мной как можно меньше. Его щеки ввалились, бледность стала еще более заметной, чем обычно. Я прошу Валентина следить за тем, чтобы он хоть немного ел каждый день. Иногда в глубокой темноте ночи мне кажется, что я слышу, как он плачет.
Еще три дня, и начинают прибывать небольшие группы бескрылых: темные стражники и слуги, сбежавшие из Цитадели. Их меньше, чем я надеялась, хотя некоторые, по-видимому, бежали в другие места, в города и деревни в Собственности Короны, а некоторые пытаются присоединиться к бескрылым компаниям, которые были подняты в доминионах. Арон тщетно ищет Эмета, своего лучшего друга из темной стражи. Я тоже хожу по главной пещере, задерживая дыхание каждый раз, когда мелькают пепельные волосы, молясь, чтобы это была Летия.
Но каждый раз это не она.
Я стараюсь перестать надеяться, потому что разочарование с каждым разом причиняет мне все большую боль.
Но однажды вечером, через одиннадцать дней после того, как я сбежала от Зигфрида, одна из молодых служанок, которые раньше помогали Фрис и Летии, все-таки приходит, и ее приводят в мою комнату.
– Кора! – я почти забываюсь и беру ее за руки. – Я так рада тебя видеть. Ты цела и невредима?
– Да, Ваше Величество, – она качает головой и оглядывает мою комнату, поджав губы из-за устроенного в ней беспорядка. – И поскольку я вижу, что Ваше Величество никого не ждет, я почту за честь убраться здесь, – в ее карих глазах вспыхивает яростный огонек. – Эта Таллис злая женщина. Она и ее последователи, – она шмыгает носом и смаргивает слезы. – Я видела, что они сделали с Фрис. Она пыталась помешать им войти в ваши комнаты. У них не было причин убивать ее.
– Таллис безнравственна, Кора. Но я надеюсь, что однажды мы отомстим. За Фрис и за всех, кто погиб, – я сдерживаю горе, которое всегда ждет, чтобы затопить меня. – Ты видела Летию в Цитадели или по дороге сюда?
– После нападения – нет. Я проветривала вашу постель, когда зазвонил колокол. Вбежала Летия, сунула мне в руки мешок и сказала, что, если случится что-то действительно плохое, я должна идти прямо в подземелье. Но зачем мне идти в подземелья? Там, внизу, нет выхода.
Она права, но она второй человек, который сказал мне, что Летия отправляла других туда. Интересно, что разузнала моя подруга, пока я была в Фениане? Может быть, это спасло ее.
– Как тебе удалось сбежать?
– Я пряталась в зале для аудиенций. За одним из гобеленов есть забитое окно. Вот как я увидела, когда Фрис… – она подносит руку к горлу. – А потом я побежала, как только смогла. Я прошла через конюшни, – она поднимает сумку и протягивает мне. – Но я все равно принесла ее.
– Спасибо, Кора, – я узнаю эту сумку: Летия сшила ее как-то зимой из старого желтого платья, выцветшего и вышедшего из моды. Она вышила соломенный атлас алыми розами, потому что хотела ускорить приход весны. Я крепко сжимаю сумку. – Спасибо. Пожалуйста, пойди поешь и отдохни. Сегодня вечером мне ничего не нужно.
Когда Кора уходит, я закрываю дверь и высыпаю содержимое сумки на кровать.
Летия спасла некоторые из наших сокровищ. Я переворачиваю их, рассматривая сквозь слезы, затуманившие зрение. Ее любимые вязальные спицы. Роман, который брат однажды прислал ей на праздник Жар-птицы. Диптих, который Ланселин подарил мне на восемнадцатилетие, с изображением замка Мерл на одной стороне и портретом меня и моих родителей на другой. Яркая брошь из Фриана, которая так понравилась Летии несколько недель назад. И маленький кожаный мешочек. Внутри два кольца. Кольцо, принадлежавшее защитнице Атратиса, моей матери, и мое коронационное кольцо. Я взвешиваю их на ладони, прежде чем кинуть обратно в сумку. Я не сумела защитить свой доминион и потеряла трон. Я не заслуживаю носить ни то, ни другое.
А может, и никогда не заслуживала.
На следующее утро я просыпаюсь рано. У меня болит голова, поэтому я одеваюсь и спускаюсь через Эйрию туда, где хранятся медикаменты. Кроме тех, кто стоял на страже, никто не проснулся, но мне удалось найти пузырек с настойкой ивы на одной из полок. Я кладу его в карман и иду в главную пещеру, где бьет ключ, чтобы напиться. Приняв лекарство, я остаюсь там, прислонившись к мраморному тазу и слушая, как вода журчит о камень.
Пока меня не отвлекают голоса, доносящиеся из соседнего коридора. По-моему, голоса говорят на селонийском. Но даже если я не понимаю слов, я могу сказать, что говорящие сердиты. Любопытствуя, я на цыпочках подкрадываюсь ближе, ныряя в одну из неглубоких складских ниш, которые тянутся вдоль этого коридора.
Голоса принадлежат Верону и его брату. Я почти не видела Верона с тех пор, как мы поцеловались. Наверное, я избегала его, а может, мы избегали друг друга. Возможно, он передумал и решил улететь, но не хотел мне говорить. Это имело бы смысл, если бы они с Валентином спорили именно об этом: об ожиданиях Верона относительно будущего Валентина и о привязанности Валентина к Арону.
Я уверена, что это так. Я уже собиралась вернуться в главную пещеру, когда Валентин заговорил на моем родном языке.
– Я против этого, Верон. Я против всего этого, – его голос низкий, но такой грубый от ярости, что у меня перехватывает дыхание. – После того, что ты мне рассказал, я предпочел бы остаться здесь в качестве одного из них. Я буду говорить на их языке, предложу им свою верность и, если понадобится, умру вместе с ними. Лучше умереть, чем жить, зная, что мой родной брат – убийца!
Пауза; все, что я слышу, – это взволнованное дыхание Валентина.
– Значит, ты меня предашь? – спрашивает Верон.