Корона когтей

Во рту у меня пересохло. Я наливаю немного воды из кувшина на одном из боковых столиков и делаю глоток. Люсьен хмуро смотрит на меня.

– Когда я в последний раз видела вашего отца, лорд Руквуд, он сказал мне, что ожидает вашего возвращения в Атратис. Почему вы остались при дворе?

– Почему? – он качает головой, отворачиваясь. – Потому что, несмотря на то, что вы сделали, несмотря на все, я понял, что быть вдали от вас – пытка. Худшая пытка, чем быть рядом с вами, но не иметь возможности даже прикоснуться, – смеется он. – По крайней мере, я думал, что это худшая пытка. Но теперь я вижу, что вынужден не только смотреть на вас с Ароном, но и молча сносить ваши оскорбления, просто чтобы он почувствовал себя лучше…

– Клянусь Жар-птицей, чего вы от меня ждали? – я отшатываюсь от него и начинаю ходить взад и вперед по комнате. – Вы же знаете, как ненадежно его положение. Вы же знаете, сколько он выстрадал из-за травмы. А потом вы буквально силой врываетесь в зал для аудиенций, чтобы напомнить ему, что вы способны на то, на что не способен он.

– Я беспокоился о вас!

– Вы беспокоились? Потому что с тех пор, как я вышла замуж за Арона – кстати, чтобы спасти вам жизнь, – вы ведете себя так, будто вам невыносимо находиться рядом со мной. Если вы так меня любите, Люсьен, тогда почему вы так старательно отталкивали меня в последние недели?

Мы стоим лицом к лицу и смотрим друг на друга. Сердце бешено колотится в груди. Я не знаю, хочу ли я поцеловать его или ударить.

– Вы не ответили на мой вопрос, – голос Люсьена хриплый. – Почему я здесь?

Я могла бы солгать, но румянец, поднимающийся по моей груди и шее, выдал бы меня.

– Потому что я хочу вас, черт бы вас побрал. Потому что я не могу перестать думать о вас. Потому что я все время вспоминаю ту единственную ночь, которую мы провели вместе, и…

Он резко обнимает меня и целует: губы, подбородок, шею, грудь, снова и снова. Он вытаскивает шпильки из моих волос, вплетает пальцы в длинные пряди и прижимается губами к моим, углубляя поцелуй. И я не могу сопротивляться; я крепко прижимаю его к себе и проталкиваю руки под его тунику, впиваясь ногтями в обнаженную кожу его спины, утопая в волне желания, жадно целуя его, пока едва могу устоять на ногах.

– О, Люсьен…

Я прислоняюсь к его плечу и закрываю глаза, а он прижимает меня к себе, жмется щекой к моей макушке и обнимает. Моя кровь горячо стучит в венах. Под ладонью я чувствую быстрое ответное биение сердца Люсьена. Словно и не было последних месяцев, и мы снова вместе в комнате Люсьена, знаем, что нам придется столкнуться с Зигфридом и Таллис, но верим, что мы, по крайней мере, сможем встретиться с ними вместе.

– Клянусь Жар-птицей, Адерин, пожалуйста, скажите мне, что мы снова можем быть вместе. Должен же быть какой-то выход. Я люблю вас… Я нуждаюсь в вас… слишком сильно. Я не могу… – он обхватывает руками мои щеки, приподнимая лицо, чтобы снова поцеловать и задержаться в таком положении. – Я не хочу так жить.

И я тоже. Я знаю, что обещала Арону, но наш брак на самом деле не брак. Он быстро превратился в тюрьму. Хотя Арон добрый и благородный, он не любит меня как жену. И никогда не полюбит. Конечно же, если Люсьен и я будем осторожны, если мы сохраним это в секрете, чтобы Арон не пострадал или не опозорился, я смогу быть с тем, кого я люблю, и не разрушить все.

Часы отбивают тридцать минут. Я высвобождаюсь из рук Люсьена и делаю шаг назад, позволяя себе смотреть на его раскрасневшуюся кожу, горящие черные глаза, губы.

– Мы найдем способ, Люсьен. Но мы должны быть осторожны – никто не должен знать. А Арон…

– Я тоже не хочу причинять ему боль. Я найду место, где мы сможем встретиться, где нас никто не сможет найти. Место только для нас.

Я встаю на цыпочки, чтобы поцеловать его, прижимаюсь губами к его губам, как будто могу каким-то образом поглотить часть его, унести ее с собой, пока мы вновь не окажемся рядом. Но время идет вперед.

– Вы должны идти. Мы с Ароном скоро встретимся и пойдем в большой зал, вам нельзя здесь быть.

Он кивает, поднося руку к моему лицу.

– Я отправлю сообщение через Летию, – он проводит пальцами по своим волосам, бросая на меня немного печальный взгляд, как будто понимает, что его попытка привести себя в порядок не увенчалась успехом. Он поправляет тунику и уходит. Я подбираю шпильки с пола, подхожу к большому зеркалу, висящему в дальнем углу комнаты, и изучаю свое лицо. Мои волосы спутались в клубок. Я быстро снимаю серебряную ленту, провожу расческой по верху – они должны лежать на плечах – и закрепляю ленту, как только могу, не переставая надеяться, что румянец исчезнет с моей кожи до прихода Арона. Через несколько минут я беру одну из своих книг по астрономии и начинаю читать главу о кометах, стараясь замедлить пульс и успокоить беспорядок в мыслях. Особенно стараюсь не думать о Люсьене.

Не успеваю я дочитать до второй страницы, как раздается стук в дверь.

– Король готов, Ваше Величество, – слуга ждет у двери, готовый закрыть ее за мной.

– Спасибо, – я откладываю книгу, встаю и разглаживаю юбки. В приемной ждет Арон, изучая одну из картин, украшающих стены. Он предлагает мне руку, но ничего не говорит, пока мы спускаемся в большой зал.

Молчание Арона продолжается весь ужин. Он хмуро смотрит в свою тарелку, тычет ножом в еду и почти не произносит ни слова, если только не требуется еще вина. У меня пропадает аппетит. Я думаю о том, что Арон видел, как Люсьен выходил из моих покоев, что он уже догадался, что у меня на уме. А может, он просто не простил меня за то, что я назвала его бесхребетным. Однако по мере того, как продвигается ужин, я уже не уверена, что плохое настроение Арона связано со мной. Я замечаю, что он смотрит на стол, за которым обычно сидят Верон и Валентин, хотя в этот вечер их нет.

Но Арон не хочет объяснять мне свое настроение, и на этот раз я не спрашиваю. Я встаю из-за стола так быстро, как только могу, и убегаю в длинную галерку, где пытаюсь избавиться от желания, которое гудело в моем теле с тех пор, как Люсьен поцеловал меня. Это не помогает. Когда я во время разговора с лордом Корваксом ловлю себя на мысли, как долго мне придется ждать, чтобы снова быть с Люсьеном, я прошу у всех прощения и направляюсь спать.

Мысли о Люсьене все еще преследуют меня. Хотя я лежу в безмолвной темноте своей комнаты с закрытыми глазами, я не могу заснуть. Мой разум отказывается умолкать.

Я вздыхаю, сбрасываю одеяло и снова встаю.

Сегодня ночью луны нет, и небо над моей частной посадочной площадкой полно звезд и изломано с одного края зубчатой черной массой гор. Воздух достаточно холодный, чтобы заставить меня дрожать, но я освобождаюсь от своей ночной рубашки и вхожу в холодную воду, у меня перехватывает дыхание, когда вода поднимается к моим ногам. Затем все остальные ощущения захлестывает знакомый порыв трансформации: волосы становятся перьями; кости светлеют, одни укорачиваются, другие удлиняются; неизбежно приходит боль, когда покрытая шрамами кожа моей спины растягивается и вновь формируется. Став лебедем, я мгновение скольжу по озеру, прежде чем взмыть вверх.

Небо вокруг Цитадели спокойно. Я делаю длинную медленную петлю, пересекаю фьорд, избегая города, затем поворачиваю и лечу вдоль подножия гор обратно вглубь страны. Над лесом я глубоко дышу, наслаждаясь смешанным запахом сосновой смолы и распускающимися по ночам цветами зимней розы. И в полете я обретаю покой. Каждый взмах крыльев, кажется, уносит меня все дальше от моих человеческих проблем. Теперь я понимаю эти истории: истории о дворянах, которые настолько увлекаются простыми удовольствиями преображенного состояния, что, в конце концов, полностью отказываются от своей человечности.

Я почти слышу, как море зовет меня, когда я начинаю спускаться.

Я успела немного отвлечься. Вернувшись в свою человеческую форму, усталая душой и телом, я выхожу из озера, надеваю ночную рубашку и иду внутрь, не потрудившись вытереться. После сравнительной яркости звездной ночи в вестибюле, что соединяет мою комнату с посадочной площадкой, темно. Я иду на ощупь, когда звук дыхания заставляет меня замереть.

– Адерин.

– О, Арон, – я прижимаю руку к своей колотящейся груди, пытаясь прогнать образы Зигфрида и Таллис – или какого-нибудь другого безликого убийцы – выходящих из тени. – Ты меня напугал.

– Мне жаль.

Внезапно вспыхнувший свет заставляет меня зажмуриться; Арон зажег пламя масляной лампы, стоящей на моем прикроватном столике. Он босиком, в одной расстегнутой рубашке и темных брюках.

– Что ты здесь делаешь?


– Я не мог уснуть.

– Я тоже, – я скользнула в постель и натянула одеяло. – Поэтому решила полетать… – Даже в свете лампы, хоть он и пытается это скрыть, страдание на лице Арона слишком очевидно, чтобы я могла притвориться, что не замечаю. – Прости, – если не считать той ночи, когда Летию арестовали, он почти никогда не говорил со мной о несчастном случае, который стоил ему руки. Я никогда не слышала, чтобы он жаловался на постоянный дискомфорт. Но я знаю, что он, должно быть, скучает по полетам. Я скучала, когда потеряла способность к трансформации, хотя и пыталась убедить всех – включая себя, – что это не так. – Иди сюда, – я взбиваю подушки и похлопываю по кровати рядом с собой.

Он немного колеблется, потирая затылок, пожимает плечами и садится на кровать, закинув длинные ноги на покрывало.

– Ты хочешь поговорить? – спрашиваю я. Глупый вопрос, иначе зачем бы он здесь оказался? Но я не знаю, как еще начать разговор.

– Да, – я думаю, он упомянет Люсьена, но вместо этого он говорит:

– Пианет показал мне письмо от Эормана, – я должен был поддержать тебя на заседании совета. Прости меня.

– Конечно. И я сожалею о том, что сказала про Валентина. О том, что ты бесхребетный. Это было… гадко.

Он смеется.

– Я это заслужил.

– Но это неправда. Ты один из самых храбрых людей, которых я знаю. Патрус просто манипулировал тобой.

– Я знаю. Я знал тогда, но… – он пыхтит и проводит рукой по лицу. – До того, как я потерял руку, до того, как меня лишили права наследования, я ходил на заседания королевского совета и Скайна. Я часто наблюдал, как отец запугивает и унижает людей, и думал: «Я буду другим, когда придет моя очередь». Я покажу им, что король может быть сильным, но не жестоким. – Губы Арона кривятся в легкой улыбке. – К сожалению, все вышло не совсем так, как я планировал. – Он придвигает свою руку ближе к моей, пока наши пальцы не соприкасаются. – Я не хочу быть таким, как мой отец, Адерин. Но мне страшно. Страшно, что меня посчитают слабым. Страшно снова стать бесполезным. Поэтому я обдумываю каждое решение, которое принимаю, и это утомительно. Ты, должно быть, заметила.

– Нет, не заметила, – я меняю позу, чтобы оказаться лицом к нему. – Честное слово, Арон, ты всегда кажешься таким уверенным. Таким уверенным в себе, – я пожимаю плечами. – Ну, помимо того раза, когда ты поддался Патрусу. Но никто, наблюдая за тобой, никогда не усомнится, что ты рожден править. А я… – я вздыхаю и беру с прикроватного столика свой камень удачи. – Я новенькая во всем этом. Я все еще нащупываю свой путь.

– У тебя это получается гораздо лучше, чем ты думаешь, Адерин. И ты должна доверять своим инстинктам. Они верные, – Арон берет камень удачи из моих пальцев и рассматривает его. – Я разговаривал с Валентином кое о чем. Просто чтобы рассмотреть альтернативы, понимаешь? И он думает, что ты права. Что мы должны действовать, собирать армию. Он предложил вторгнуться во Фрайанландию…

– Надеюсь, мы сможем найти какой-то промежуточный путь между бездействием и вторжением в страну, – Арон все еще вертит в руках камень удачи, поэтому я добавляю: – И если ты беспокоишься о письме Эормана, то не стоит. Даже если бы можно было расторгнуть наши брачные обеты, я бы никогда не бросила тебя, чтобы выйти за него замуж. Я бы так с тобой не поступила.

– Я знаю, что ты этого не сделаешь. Ты порядочный человек, Адерин, – он улыбается мне. – Но ты еще и, возможно, самый упрямый лебедь, которого я когда-либо встречал, что говорит о многом, если брать во внимание нашу семью. Только пообещай, что не полетишь во Фрайанландию искать Таллис в одиночку. Мы вместе найдем выход. Договорились?

Я улыбаюсь ему в ответ и киваю.

– Договорились.

Арон опускает камень обратно в мою ладонь.

– А теперь ложись спать.

Только когда он ушел, я поняла, что сказала. Я пообещала, что не предам его, присоединившись к Эорману. Но как насчет Люсьена?

Я гашу лампу, гадая, насколько же на самом деле я порядочная.



Арон не единственный, кто беспокоится о том, что я умчусь во Фрайанландию. На следующее утро, расчесывая мне волосы, Летия неожиданно заговаривает о Фрис, когда мы выбираем, какое платье мне надеть на завтрашний бал.

– Вместо того чтобы пускаться в какие-то безумные интриги, тебе следовало бы расспросить Фрис об отце ребенка ее двоюродной сестры, – говорит она. – Вообще-то тебе следует попросить Фрис привезти ее кузину в Цитадель, а потом ты сможешь поговорить с ней сама, – она смотрит на меня в зеркало и прищуривается. – Ты забыла, что я тебе говорила? Об отце ребенка и о том, что он утверждает…

– Нет, нет, я не забыла, – торопливо перебиваю я. – Он не дворянин и не похож на обычных бескрылых. Он совсем другой человек, по крайней мере, так он говорит, – я вздыхаю. – Хотелось бы ему верить. Нам действительно не помешали бы союзники. Еще я спросила у купца из Атратиса. Он сказал, что слышал подобную историю в Фениане, хотя и не верит ей. Но у меня не было времени разузнать что-нибудь еще.

– Тем больше причин поговорить с ней, – Летия морщится, проводя расческой по особенно непослушной пряди.

– Ой!

– Прости, но что, во имя Творца, ты делала со своими волосами? Вчера вечером, когда я одевала тебя к ужину, они не были так спутаны.

Я вспоминаю пальцы Люсьена в моих волосах и опускаю взгляд.

– Ничего. Отправлялась летать, вот и все. Тогда ты спросишь Фрис? Договоришься о времени, когда ее кузина встретится со мной? – моя просьба напоминает мне еще одну вещь, которую я не сделала. – И я обещаю, что начну вести собеседования, чтобы найти клерка, который будет вести мои записи. Прошел месяц, ты должна была мне напомнить.

– В последнее время тебе было о чем подумать. Но сейчас я пойду и поговорю с Фрис, – Летия заканчивает заплетать мне волосы и скручивает их в пучок. Она наклоняется к моему уху. – И можешь передать Люсьену, что если он снова так разлохматит твои волосы, то потом будет целый час их распутывать.

В зеркале я вижу, как мое лицо пылает красным, а Летия подмигивает и смеется. Она выскакивает из комнаты прежде, чем я успеваю придумать, что сказать в ответ.

Позже в тот же день мы с Ароном отправляемся верхом на прогулку. Завтра национальный праздник, и Бал Победы должен стать одним из самых важных событий года. Общественные залы Цитадели переполнены слугами, вносящими последние штрихи в приготовления; я рада, что могу избежать суеты. Арон молчит, откинув голову, чтобы ощутить солнечный свет на лице, пока мы медленно пробираемся по нижним склонам. Но, по крайней мере, он выглядит счастливым. Полагаю, что то, что его расстроило – может быть, ссора с Валентином? – разрешилось. Мы молчим, разглядываем первые весенние почки, а потом, у конюшни, Арон поворачивается ко мне.

– На случай, если я забуду упомянуть об этом завтра, ты не должна думать, что не можешь танцевать с Люсьеном. Из-за меня, я имею в виду.

– Я действительно не думала об этом, – ложь; с тех пор, как мы поцеловались вчера, я мало о чем думала, кроме Люсьена, и почти решила, что будет безопаснее, если мы не будем танцевать вместе на балу. – Но все равно спасибо. Мне бы этого хотелось.

Он соскакивает, передает поводья ожидающему конюху и останавливается, наблюдая, как его лошадь ведут обратно в стойло.

– Нет никаких причин этого не делать. В конце концов, это всего лишь танец, – только когда он ушел, я поняла, что он говорил больше сам с собой, чем со мной. Возможно, он думает о своем собственном выборе партнеров для танцев. О Валентине? Они проводят много времени вместе. Может быть, я просто принимаю желаемое за действительное, но, может быть, мы с Ароном найдем способ быть счастливыми. Даже если не друг с другом.