Корона когтей

– Милорд Верон, – я жду, пока он догонит меня, и два темных стражника, которые следуют за мной, отступают чуть дальше. – Я не хотела вас прерывать.

– Вы этого не сделали. И мне будет приятна ваша компания. Мои мысли… – он пожимает плечами. – Они не очень хорошие компаньоны.

Некоторое время мы бродим по саду. Он спрашивает у меня названия различных растений, и я отвечаю то, что знаю. В конце концов, я чувствую себя обязанной пригласить его сопроводить меня в королевские покои, чтобы немного подкрепиться. Слуги приносят пирожные и горячие напитки; как только они уходят, я возвращаюсь к теме, которую мы обсуждали за обедом у Арона.

– Итак, милорд, теперь, когда вы пробыли в Солануме немного дольше, вы все еще находите, что он очень сильно отличается от Селонии?

– Возможно, это все не так странно, как я думал. Я привыкаю к вашим обычаям, и ваша еда больше не вызывает у меня… – он прижимает руку к животу.

– Боль в животе? Спазмы?

– Да, их, – он впервые смеется, и я замечаю, как на его щеках появляются ямочки. – И я вижу, что вы, соланумцы, не так уж сильно отличаетесь от нас.

– Но вы, конечно, встречались раньше с дворянами из Соланума? – я вспоминаю Зигфрида и его путешествия. – Вы никогда не бывали здесь, когда были моложе?

– Ну, я, кажется, однажды встречался с соланумским послом, – он делает паузу и наливает себе еще одну чашку шоколада. – Я думал о том, что вы сказали, – об улучшении положения. Ваша мать была защитницей, не так ли? И пыталась многое улучшить, судя по тому, что мне рассказывали.

Смена темы сбивает меня с толку, но его интерес меня радует. Я начинаю описывать некоторые улучшения, которые моя мать сделала в Атратисе. Школы и больницы для бескрылых. Благотворительная помощь тем, у кого трудные времена. Местные законы защищают тех, кто работает в нашей растущей оловянной промышленности. Он слушает, и я описываю все больше изменений, которые Арон и я хотим ввести по всему королевству.

Я замолкаю, когда понимаю, что вот-вот расскажу о бескрылом Собрании, плане, о котором никто, кроме Арона, еще не знает. Верон предлагает мне продолжить, но я отрицательно качаю головой.

– Нет, я уверена, что наскучила вам, – селонийский аристократ кажется надежным, но я уже совершала ошибку, доверяя людям, которые этого не заслуживали. – Прошу простить меня.

– Мне нечего прощать. Вы любите свое королевство и особенно свой Атратис. Ваш энтузиазм… – он разводит руками, словно подыскивая нужное слово, – очарователен. – Он наклоняет голову. – Я уважаю вас за это, – улыбка исчезает из его глаз. – Я люблю Селонию точно так же. Нет ничего, чего бы я ни сделал ради своей страны. Надеюсь, вы понимаете.

Я не сразу отвечаю; я не уверена в том, что именно он хочет донести. В любом случае, я не стану давать обещания, которые могут стоить жизни моим подданным. Но я должна кое-что сказать.

– Надеюсь, вы сможете вернуться домой. Но вам и вашим людям здесь рады, милорд, останетесь ли вы здесь на месяцы, годы или навсегда.

Он выдерживает мой взгляд – надеялся ли он на большее? – но потом откидывается на спинку стула и снова улыбается.

– Мой брат будет рад это услышать. Я не уверен, что смогу вернуть его в Селонию, даже если мне удастся отвоевать часть Селонии у моих бескрылых соотечественников.

– Но если вы попросите его вернуться с вами, чтобы помочь восстановить…

– О, он, конечно, присоединится ко мне. Хотя я не уверен, что его сердце так же будет желать этого, – он снова бросает на меня испытующий взгляд, прежде чем встать. – Я больше не буду злоупотреблять вашим временем. Жаль, что я не захватил с собой вечерний наряд, когда бежал из Селонии, и теперь должен пойти к портному, если не хочу опозориться на балу на следующей неделе. Насколько я понимаю, это важное событие?

– Ох. Да, он проводится каждый год в честь окончания Войны Хищников, – мне почти удалось забыть об этом. Сейчас мне совсем не хочется танцевать с Ароном, и я собираюсь провести большую часть вечера, наблюдая, как Люсьен бессовестно флиртует с красивыми аристократками. Но я вряд ли смогу объяснить это Верону. – Значит, вы будете на балу?

– Конечно. Может быть, сейчас и пик кризиса, но это не повод пренебрегать условностями приличного общества, – он внезапно улыбается, и ямочки вновь появляются на его щеках. – И я надеюсь, вы окажете мне честь потанцевать со мной. Я надеюсь, что в бальном зале вы будете двигаться так же грациозно, как и с мечом в руке.

Я чувствую, как горят мои щеки, и надеюсь, что Верон этого не замечает.

– Благодарю вас, буду рада.

Он берет мою руку и, к моему удивлению, целует ее.

– До встречи.





Глава пятая




За два дня до бала, ближе к вечеру, когда мы с Летией сидим в гостиной, входит лорд Пианет с ответом принца Эормана на наше приглашение. Принц отклонил приглашение, сославшись на плохое здоровье отца, но прислал подарок: драгоценную брошь и еще одно личное письмо, адресованное мне. Все еще держа брошь в руке, я вскрываю второе письмо и читаю его вслух.



«Моя дорогая мадам, я полагаю, что Фрайанландия и Соланум могли бы, так или иначе, вступить в достойное общее будущее. Но я должен с кем-то построить это будущее. Надеюсь, это будете Вы. Контракты, которые больше не пригодны для пользования, могут – должны быть – разорваны, и тогда Вы поймете, что помощь с прилагаемыми условиями лучше, чем вообще никакой помощи. Эта брошь выполнена в виде традиционного фрианского любовного узла и может быть разделена на две части. Пришлите мне половину, и я буду знать Ваш ответ».



Пианет фыркает.

– Принц, должно быть, был пьян, когда писал это.

– Не согласна. Все довольно ясно. Он хочет объединить королевства, женившись на правительнице Соланума, и ему все равно, кто это – я или Таллис. Так же ему все равно, кому известно о его амбициях. Контракт, на который он ссылается, – это мой брачный контракт с Ароном. Если я каким-то образом разорву брачные узы и соглашусь выйти за него замуж, он поможет мне поймать Таллис. Или отдаст ее. А если я откажусь… – я протягиваю письмо Пианету, который, нахмурившись, изучает его. – Покажите его Собранию. Может, они все еще думают, что я… как там сказал лорд Патрус? – параноик. Вы уже нашли что-нибудь полезное в законах?

Он слегка пожимает плечами.


– Пока нет, Ваше Величество. Но хотя основные положения законов хорошо известны, на самом деле существует много второстепенных положений, к которым не обращались долгие годы. Я надеюсь, что мы найдем что-нибудь, что послужит нашей цели.

Пианет уходит, а я бросаю брошку в корзину для бумаг.

Летия восклицает.

– Адерин!

– Что? Я не надену от него никакого подарка.

– Но его можно продать, чтобы помочь бедным, – она достает брошь из корзины и разглядывает ее, поворачивая так, чтобы разноцветные драгоценные камни оказались на свету. – Он такой красивый.

Ее очарование заставляет меня улыбнуться, успокаивает гнев, заставлявший меня расхаживать по ковру.

– Тогда он твой. Оставь себе.

– Ты уверена?

– Конечно, – но даже наблюдая за радостной Летией, я не могу отделаться от беспокойства и мыслей, что мне делать дальше. Я бреду к высоким арочным окнам, выходящим в сад, тереблю кольца на пальцах. Очевидно, Эорман слишком хитер, чтобы попасть ко мне в руки. Но теоретически ничто не мешает мне пригласить себя во Фриан. Или, может быть, мне следует отправиться в Вобан с отрядом преданных дворян и попытаться выманить оттуда Зигфрида. Если он все еще там.

Я должна что-то сделать.

Люсьен попадает в поле моего зрения на тропинке между узловыми садами. Он медленно расхаживает, в одной руке сжимая письмо, а другой то и дело проводя рукой по иссиня-черным волосам. Должно быть, он уже какое-то время здесь. Как обычно, когда он особенно волнуется или отвлекается, его волосы в беспорядке. Я отступаю от окна, пока он меня не заметил. Его беспокойство, вероятно, не имеет ко мне никакого отношения. Я не видела его и не разговаривала с ним с того дня, как на меня напали. Но чувство вины за то, как я отмахнулась от него, ползет у меня холодком по коже между лопатками.

Летия все еще разглядывает брошь, разбирает ее и снова собирает. Прежде чем я приехала в Серебряную Цитадель, Люсьен провел два года при дворе Фриана, прикомандированный к нашей дипломатической миссии; интересно, дарил ли он кому-нибудь любовный узел? Был ли кто-то еще до меня.

Прежде чем я успеваю передумать, я спешу к своему столу, пишу записку с просьбой Люсьену прийти ко мне до обеда и вручаю ее Летии.

– Ты отдашь это слуге Люсьена? – она удивленно поднимает брови, и я добавляю: – Мне нужно кое-что спросить у него о его пребывании во Фрайанландии. Я не могу разговаривать с ним на людях. Я не хочу обидеть Арона.

Совершенно верно. Но я так же сыта по горло попытками сделать все правильно. Стараться соответствовать ожиданиям каждого. По причине или без, но я должна увидеть Люсьена.

Когда Летия возвращается, она помогает мне одеться к вечернему банкету. Я выбрала платье без рукавов из розового водянистого шелка с закрытым вырезом и серебряным поясом на бедрах, усыпанным темно-розовыми росинками кристаллов. Летия вплетает узкую серебряную ленту с большим количеством росинок кристаллов в мои заколотые волосы. Я говорю себе, что выбрала это платье, потому что оно новое и хочу посмотреть, как оно смотрится. Мне почти удается поверить в собственную ложь.

Люсьен приходит точно в назначенное время; его глаза расширяются при виде меня. Он останавливается на пороге моей гостиной.

– Входите, милорд. Закройте за собой дверь.

Он повинуется.

– Вы посылали за мной, Ваше Величество?

– Да, Люсьен. Не хотите присесть?

– Я предпочитаю стоять, если Ваше Величество не возражает.

– Как пожелаете, – я прочищаю горло. – Итак… я пригласила вас сюда, потому что хочу, чтобы вы рассказали мне все, что помните о своем пребывании во Фрайанландии.

– Все?

– Все, что касается Зигфрида. С кем встречался, куда ходил. Как он себя вел.

Люсьен отводит глаза, глядя прямо перед собой.

– Рассказывать почти нечего. Пока я был там, он приезжал дважды, насколько мне было известно, и оставался несколько недель. Он посещал придворные приемы, но из-за нашего неравенства в рангах я не сидел рядом с ним. Я не знаю, с кем он встречался, и у меня было мало возможностей наблюдать за его поведением. Я сожалею, что не могу помочь вам. Надеюсь, Ваше Величество сумеет получить более подробную информацию из другого источника.

Его холодная вежливость режет меня так же эффектно, как клинок лорда Худа. Она обжигает еще сильнее, потому что я не могу его винить.

Я снова предпочла ему Арона, а он явно не понимает – или не хочет понять – почему.

– Пожалуйста, Люсьен. Должно же быть что-то, что вы помните…

– Я бы помог, если бы помнил, Ваше Величество. Но, как я уже сказал, я не знаю ничего существенного, – в его голосе слышится презрение. – И, уверен, у вас предостаточно других верных придворных, чтобы расспросить их.

– Серьезно? – раздражение прогоняет мое чувство вины. – Желаете, чтобы я упала на колени и умоляла вас о помощи? Я уверена, что Таллис, по крайней мере, должна быть во Фрайанландии. Если я отправлюсь туда, чтобы поймать ее, а сама приманкой…

Он взмахивает рукой и презрительно восклицает:

– Смешно.

– Тогда, может, предложите мне, что делать? Если моя идея нелепа, помогите мне. Расскажите мне, что вы помните о своем пребывании там. Или предложите какой-нибудь другой способ покончить с этим кошмаром, – он не отвечает. – Нет. Вы предпочли потратить свою энергию на то, чтобы причинить мне боль, тогда как я думала, что именно вы должны знать, что поставлено на карту.

– Конечно, я знаю, – губы Люсьена кривятся в гримасе. – Вы думаете, Одетта единственная, кто боится их возвращения? Неужели вы думаете, что я не знаю, что поставлено на карту? Думаете, что я не сделаю все, что в моих силах, чтобы помешать им?.. – он замолкает, прерывисто дыша, и щурится. – Кто угодно мог расспросить меня о Фрайанландии. Зачем вы на самом деле попросили меня прийти сюда в этот вечер, Ваше Величество?