Корона двух королей

ГЛАВА 11

Три воина




Когда Согейр вышел из Ласской башни, его внимание привлёк шум, доносящийся со стороны площадки для силовых тренировок. Он пошёл на звук и очень скоро обнаружил толпу кирасиров, обступивших кого-то или что-то. Возбуждённые возгласы их были направлены внутрь круга.

«Да-вай! Да-вай!» — подбадривали они некое действие, не видное взору снаружи, но, по всей видимости, стоящее внимания. Рядом стояли дворцовые служанки и о чём-то шептались, стреляя глазками в сторону солдат.

— Что происходит? — спросил у них Согейр.

— Марций и Войкан, — ответила одна, и легату не требовалось больше объяснений.

Он перевёл дыхание, тихо выругался и поспешил разобраться.

Внутри живого круга, все в поту, одни из лучших ангенорских воинов — Марций, сын Иларха, и Войкан, лучник из отряда Гаала, — под одобрительные возгласы наблюдателей заканчивали отжимать от земли первую сотню с каменными плитами на спинах. Воодушевлённый азартом вот-вот выиграть пари Альвгред как раз досчитывал:

— Девяносто семь! Девяносто восемь! Девяносто девять!.. И, ну же, друзья, давайте! Сто! Да, вы сделали это!!

Толпа разочарованно возопила — большинство сделали ставки на то, что никто из этих воинов не справится. Закричали и сами воины, но едва ли от радости из-за выигранных денег, скорее от жгучей боли. Подоспела пара солдат и освободила их от каменной ноши. Совершенно лишённые сил, Марций и Войкан упали лицами в траву.

Перевернувшись на спину и открыв залитые потом веки, они увидели рассерженное лицо легата. Согейр смотрел на них сверху вниз, скрестив руки на груди, что, как известно, было скверной приметой.

Глаза воинов изумлённо распахнулись от испуга перед неизбежной расплатой.

— Я всё могу объяснить, — попытался оправдаться Альвгред, но слова присохли к его языку под испепеляющим взглядом отца.

— В башню. Все трое. Быстро.



В общей комнате Ласской башни было полно людей. Воняло потом, какими-то тряпками и вином. Кто-то чистил свои доспехи, кто-то подшивал сбрую, кто-то играл в карты, но кто бы ни находился в тот момент в помещении, все эти люди исчезли за его пределы, стоило только Согейру ступить на порог. Никто не хотел злить легата ненужными приказами, значение которых было понятно без слов.

Трое виновников, потупившись, стояли перед Согейром, как провинившиеся подростки.

Войкан, наполовину кантамбриец, наполовину эвдонец, был на голову выше любого лучника не только в своём отряде, но и в армии. Изящный, под стать своему альмионовому луку, он был нетороплив и задумчив, отчего создавалось впечатление, что Войкан постоянно витает в облаках. Но, тем не менее, когда дело доходило до драки, его меланхоличность растворялась в воздухе и лучник отправлял врагов к богам с такой невообразимой скоростью, что никто не замечал, когда он выхватывал стрелы из колчана.

Марций Рейес был совсем другим. Он полыхал, как факел. Да, легат снял с него деревянные бусы и обрядил в кирасу, но даже так кирасир выглядел как дитя огненного вихря. Высокий, сильный, огненно-рыжий, он гонял молодняк по плацу, как тигр гоняет антилопу, а потом, даже не устав, мчался в Миртовый дом или таверну, чтобы и там никому не давать покоя.

Марций был первым, кто поддержал друга после децимации. Войкан, который ничего не знал о заговоре против короля, был уверен, что непременно вытащит из мешка чёрный камень, но ему повезло. А когда тот, от кого отвернулась удача, был поставлен перед строем для казни, Войкан оказался единственным, чья стрела осталась на тетиве. Чернильная Рука, узнав об этом, сказал, что в лучнике заговорила мятежная эвдонская кровь, и распорядился нанести бунтарю тридцать ударов плетью.

— Не знал, что в армию берут малых детей, — злился Согейр.

— Ничего страшного не произошло, отец, — в попытке образумить его выступил вперёд Альвгред, но осёкся и отступил.

— Ничего? — передразнил его Согейр. — Не тебя три недели назад выхаживала Геза, выцарапывая твою душу с того света! И ладно, Марций, — он ткнул пальцем в сторону эвдонца, — он всё время хочет кому-то что-то доказать, но ТЫ?! Ты-то как на это согласился?!

Воины пристыженно молчали. Для Марция и его командира всё ещё были свежи воспоминания о недавнем бое с баладжерами, когда эвдонец едва не погиб. Кирасиры готовились сопровождать очередной обоз с солью в Паденброг, и среди ночи на них напали те, кого они ожидали увидеть.

Перепалка с Волками ночей вышла быстрая и жаркая. Марций до сих пор с содроганием вспоминал этих зверей размером с лошадь, с зубами размером с кинжал.

В ту ночь Рейес дрался, как истинный эвдонец, как лев, загнанный в угол, но одному из нападавших, тому, что дрался двумя топорами, удалось скинуть его с быка. Марций чудом спасся — Согейр вовремя дал отпор его противнику в неравном бою, но надежды на то, что эвдонец выживет после полученных ран, не было никакой.

Однако этот рыжий воин был известен своей эвдонской живучестью и умением цепляться за жизнь так, будто на этом свете его ждало ещё что-то, кроме солдатской жизни сына беглого даарима. Он всегда был упрямым, и в этом качестве с ним мог посоперничать разве что его бык. Марций выжил и, судя по сотне отжиманий с каменной плитой, водружённой на спину, был полностью здоров и уже спешил продемонстрировать свою готовность снова оказаться в строю. Иначе зачем ему было устраивать этот спектакль? Только ради того, чтобы увидел легат. Согейр ни секунды не сомневался, что эта затея пришла в голову именно Марцию, а остальные его дружно поддержали, выбрав ему соперника обычной жеребьёвкой.

— Или ты уже забыл, как твой друг умирал всего несколько недель назад? — сокрушался легат.

— Я здоров, — уверенно ответил за Альвгреда молодой эвдонец.

— У нас война на носу, а вы, все вы, тратите свои силы на бестолковые выходки. Хотите посоревноваться? Милости прошу на плац, тренировочные мечи в руки и вперёд! Хотите показать свою выносливость — я не отменял марш-броски.

— Мы тоже устроили неплохую тренировку, — размеренным тоном и будто немного скучая ответил Войкан. — Разве не ради этого мы вообще собираемся на плацу? Ведь, если подумать… — начал рассуждать он.

— А с тобой разберётся Гаал, — Согейр пресёк его попытку поспорить и испепелил того взглядом, преисполненным праведного гнева.

Согейр снова повернулся к Марцию.

— О боги, я дал тебе увольнительную, потому что ты мне нужен не калекой, и вот так ты растрачиваешь данное тебе время?

— Мне же нужно его как-то коротать, пока поправляется мой бык? Дым до сих пор хромает. Какой из меня кирасир без быка? А парням, как и мне, было нелишним поразмять кости. — Марций развёл руками. — Честное слово, Согейр, я не понимаю, что произошло такого ужасного?


— Я лично несу ответственность за каждого кирасира и из кожи вон лезу, чтобы в мирное время вы не калечили друг друга, и у меня же под носом вы вытворяете подобные вещи. Хочешь себя покалечить — сделай это в бою! — Легат тяжело выдохнул. — Боги, когда вы уже все женитесь? — Он вытер вспотевший лоб ладонью. — Может быть, это научит вас хотя бы какой-то ответственности перед другими людьми?

Альвгред широко улыбнулся.

— Боюсь, что тебя даже это ничему не научит, — огрызнулся Согейр. И улыбка исчезла с лица сына.

— А наши сердца принадлежат армии, — как ни в чём не бывало ответил за себя и Марция Войкан.

Эвдонец согласно кивнул.

— Можно подумать, — скептически сощурился легат. — Будь это так, вы бы оба не обжимались с миртовыми девками и служанками по кладовкам. — И вспыхнул: — Неужели так трудно закрывать плотнее двери? Боги, дайте мне сил, у меня такое ощущение, что я говорю с детьми! По башне ходят Има и Флавия, а у вас двери нараспашку, а оттуда женский смех. Едва ли вы оба этим девицам читаете книги. Что вы хотите, чтобы девочки случайно увидели?

— Когда-то им самим это предстоит, — нашёлся, что ответить, Марций.

— Вот своей будущей дочери это и расскажешь. А моей нечего там видеть в её возрасте. Может быть, у вас на Эвдоне и выдают девочек замуж с двенадцати лет, а в Ангеноре — нет.

Марций и Войкан переглянулись. Женщины испытывали непреодолимое влечение к ним обоим, сколько Согейр их знал, и легат бы под пытками никогда не признался, что завидует им, хотя для удовлетворения своих нужд ему хватало одной Нилы. Марцию же и Войкану не хватило бы и всех девиц из Миртового дома, чтобы удовлетворить все свои желания. Иногда Согейру казалось, что они уже знали всех девушек по именам. Они никогда никого ни к чему не принуждали, но с удовольствием отвечали действиями на согласие, как ответили бы любые здоровые одинокие молодые мужчины, слишком хорошо осведомлённые о своей привлекательности. Миртовый же дом был их любимым пристанищем после таверн, где они часто коротали время. Иногда их распутство становилось Согейру настолько поперёк горла, что он всё чаще думал урезать жалование всем солдатам, чтобы им не хватало денег на оплату услуг этих девок, но как воин он понимал, что для кирасира, вернувшегося из Вильхейма живым, не найдётся награды слаще, чем хорошая выпивка и ласковые женские руки.

— Моё решение. — Легат хлопнул ладонью по колену. — Если вам троим так не терпится занять себя в перерывах между тренировками, следующие две недели вы будете помогать Инто в конюшнях и загонах для быков. Будете чистить их, кормить животных, поить, отмывать стойла, менять сено — всё, что делает Инто. Там от вас, по крайней мере, будет польза.

— Но отец!.. — возразил Альвгред, всем своим видом давая понять, что он как-никак будущий король Ангенора.

— У тебя ко мне вопрос?

— Нет.

— И правильно, потому что ты пока ещё простой кирасир. А вы двое — увижу, что не выполняете мой приказ, оба отдадите свои месячные жалования архонту на благовонные масла для свечей.

— Вот у него радости-то будет, — пробубнил себе под нос Марций.

С тем легат их и отпустил.

Выходя, Рейес вдруг остановился и, попросив друзей не ждать его, вернулся к Согейру.

— У тебя остались вопросы? — поднял тот на солдата удивлённые глаза.

— Хотел попросить прощения за то, что мы устроили там на плацу. Ты прав, это было глупо с моей стороны. И я признаю, это была полностью моя идея.

— Не сомневаюсь. Альвгреду бы и в голову не пришло состязаться с раненым.

— Я уже поправился, — возразил Марций.

— Прошло слишком мало времени, открытые раны так быстро не затягиваются. — Согейр взглядом указал на забинтованный живот эвдонца. — Даже если Геза и Гарай приложат все усилия. Если бы твоя рана разошлась, как бы я смотрел в глаза твоей матери?

— Я эвдонец. Такие, как я, помирают, только если искромсать нас на ремни. Ладно, я ещё раз признаю, что это было глупо, но мне кажется, или тебя разозлило что-то посущественнее этой ерунды?

— Это не важно, — отмахнулся легат.

— Брось, Согейр, ты всегда делишься со мной своими проблемами. Что случилось на этот раз? Дело в свадьбе Альвгреда?

Согейр набрал воздуха в грудь.

— Я никогда не хотел, чтобы он женился на Вечере, и тебе это известно, но теперь об этом попросил сам король. Я был вынужден согласиться.

Марций сел на соседнюю скамью.

— По-моему, она лучший вариант для Альвгреда, — ответил он, поднял с пола тряпку и вытер потную голову. Его густые тёмно-рыжие, намного темнее, чем у всех его братьев и родителей, волосы взлохматились, и едва ли в Ангеноре нашлась хотя бы пара девушек, которые не пожелали бы их пригладить.

— Считаешь? — усмехнулся Согейр. — Давно ли ты её знаешь?

— Я учил её драться на мечах. С ней твоему сыну будет не до скуки.

— Этого-то я и боюсь. А если честно, я не хочу, чтобы сын стал мишенью Теабрана.

— Альвгреду не привыкать, что кто-то хочет его смерти. Помнишь, два месяца назад, в Вильхейме? Если бы не твой сын, баладжеры бы устроили пожар. Он справился с ними почти в одиночку, справится и с девчонкой, он и сам парень не робкий.

— Не скажи, тебе от неё тоже когда-то здорово досталось.

— Я поддавался.

— Нет.

— Я поддавался, — настоял Марций.