Короли Лероса

Первые лучи солнца окрасили алые шторы в кровавый цвет и наполнили комнату мрачными оттенками. М-да, весьма символично…

Дибор Торнол устало потер покрасневшие глаза и нежно взглянул на обнаженную девушку, вытянувшуюся рядом с ним на постели. Спит, счастливая… Он легко провел ладонью по золотистым волосам девушки и осторожно накрыл ее легким покрывалом. Она чему-то сладко улыбнулась во сне и повернулась на другой бок. Дибор прикрыл веки, и ласковое выражение тут же покинуло его лицо, сменившись болезненной гримасой.

Он почти не спал уже четверо суток – с того самого дня, как решился навестить Кайла.

Если быть честным, то до того момента он попросту боялся сделать это… Кого боялся? Чего? Да всех и всего! Кайла, сумрака подземелья, откровенного разговора… А самое главное – себя! Своей совести, и без того ежедневно низвергающей его в пучину душевных страданий. О Четверо, как же он извелся за последнее время! Дибор заскрипел зубами и, уткнувшись в подушку, издал глухой стон. Какой же он все-таки… зверь, да, другого сравнения не подобрать. Отец… Кайл…

Да, коварный Иктон хорошо поработал с его сознанием, но… это ни в коей мере не могло служить ему оправданием. Убийство отца – об этом он не знал… сначала…

Иктон поведал ему о своих замыслах уже после того, как печальная весть облетела растревоженный дворец. И не успел возмущенный принц справиться с потрясением и позвать стражу, как коварный елей, льющийся с уст выродка королевской крови, уже овладел разумом младшего Торнола.

Да, старик в последнее время слишком часто предавался забвенью средь кувшинов с вином и голых девок, взвалив судьбу королевства на своих приближенных. Да, меланхоличный калека-брат плохо вязался с образом великого правителя… А корона и все, что ней связано… этому не было сил противостоять… тогда…

И лишь по прошествии нескольких месяцев, когда добродушный наместник начал превращаться в надменного и жестокого тирана, когда череда трагических смертей и исчезновений окутала дворец туманом таинственной недоговоренности, из которого то и дело проглядывала хищная сущность регента… Лишь тогда пришло оно – осознание совершенных деяний. Практически каждую ночь в коротких и тревожных снах Дибор встречался с укоризненным взглядом отца, с наивным и испуганным взором брата, запертого во тьме. Он просыпался в холодном поту, и в такие моменты блеск самоцветов, украшавших корону, был ему едва ли не противен!

Нужно отдать Иктону должное – своей твердой рукой, ведомой незаурядным разумом, он быстро навел порядок в королевстве. Восставшие племена на окраинах были жестко наказаны за свое неповиновение – об этом красноречиво вещали головы их вожаков, размещенные на пиках крепостной стены. Но… ряду ярких побед сопутствовали не менее яркие казни и заточения по подозрению в измене былых друзей покойного короля. И как-то уж так повелось, что никто уже не осмеливался рассуждать о политике наместника – у стен появились уши и… руки, вооруженные кинжалами. Придворные все чаще заводили себе слуг, которые пробовали перед трапезой их яства и вино. Никто никому не доверял, все друг друга боялись – именно таким стало обещанное ему дядей Иктоном королевство.

А совсем недавно произошло событие, заставившее Дибора по-новому взглянуть и на свою безопасность тоже… Его оруженосец, которому после учебного боя он великодушно разрешил выпить вина из графина, стоящего у него на столике, на следующий день в жестоких мучениях отошел в царство Четверых. И хотя придворный лекарь, ставленник Иктона, горячо всех убеждал: смерть вызвана тем, что у парня с давних пор больной желудок, – этому рассудок Дибора верить отказывался. Где двое, там и трое, и тогда уже никто не будет стоять на пути у честолюбивого и жестокого герцога Волчьих гор.

Именно в тот день он спустился в мрачное подземелье… На что он рассчитывал? Его брат, хоть и был неискушен в политике, наверняка сумел сложить два и два. Хотел ли Дибор услышать слова прощения? Нет, за подобные деяния не будет, да и не может быть даже малейшего снисхождения! Тогда чего же он хотел?! Да всего-навсего – услышать уже забытый голос родного человека. Он надеялся, что Кайл хотя бы выслушает его покаяние.

Но все произошло совсем не так, как рисовал в своем воображении Дибор. Во тьме подземелья изнеженный калека нашел в себе силы не сломаться и до последнего отстаивать свои принципы. Да, Кайл – молодчина, не то что он… Брат! По щеке принца стекла скупая слеза. Он так же, как и Кайл, вновь переживал каждое мгновение их счастливого детства… Постепенно чувство глубочайшей ненависти к самому себе все сильней захватывало его. Истошный вопль рвался из его груди и, не находя выхода, рассыпался на мельчайшие ледяные иглы, которые впивались в сердце… Дибор вновь уткнулся в подушку и тихо застонал.

В этот момент легкая ладонь осторожно легла на его голову и нежно взъерошила волосы.

– Что с тобой, любимый? Тебе нехорошо? – голос Дайлы был встревоженным.

– Нет, все в порядке… – Дибор попытался взять себя в руки и повернулся к возлюбленной.

Девушка обхватила его лицо руками. Родные серо-зеленые глаза пытливо и обеспокоенно всматривались в его покрасневшие очи. Дайла передернула плечами и, отпустив его, накинула на себя покрывало. Затем она нетерпеливо вздохнула и с укоризной вновь взглянула на него:

– Не лги мне! Я же не слепая – с тобой уже несколько дней творится что-то неладное!

Принц нерешительно взглянул на нее – роднее и ближе человека у него не осталось. Они знали друг друга с самого детства. Дайла – дочь маркиза Мостера. Втроем, Дайла, Кайл и Дибор, они играли, штурмовали воображаемые крепости ужасных противников, шалили, дрались на игрушечных мечах. И девочка ни в чем не уступала мальчишкам. Потом, когда Кайл из-за роковой травмы уже не мог составить им компанию, юный принц и маленькая дворянка сблизились еще больше. Постепенно их трогательная дружба переросла в нечто большее – наступил день, когда оба уже не смогли противиться зову природы и стали тайными любовниками. Оба прекрасно понимали, что брак меж ними невозможен, но не было силы, способной заставить их расстаться.

Дибор в растерянности покачал головой – если Дайла обо всем узнает, то… наверняка отвернется от него… Он сел на постели и с каким-то непередаваемым вызовом взглянул ей прямо в глаза и, словно бросаясь в бездонную пропасть, с жаром заговорил:

– Ты хочешь узнать, что меня тревожит?! Ты желаешь услышать, каким чудовищем стал принц Дибор Торнол?! Так слушай же, потому что я больше не могу носить все это в себе…

Он рассказывал долго, не упуская ни единой детали; не щадя себя и не пытаясь найти даже малейшего оправдания своим действиям…

По мере повествования на лице девушки отображались самые противоречивые чувства. Поначалу она отнеслась к его рассказу недоверчиво, с сомнением оглядев его, определяя, в своем ли уме ее возлюбленный. Но Дибор продолжил свой рассказ, и тогда недоверие сменилось неприкрытым ужасом – в глазах Дайлы появилось отчаяние, и непроизвольно она прикрыла ладонью рот. Когда принц прерывающимся голосом поведал ей о посещении камеры в подземелье, по его щекам катились скупые слезы. Душа Дайлы буквально разрывалась на части – она одновременно ненавидела и любила своего запутавшегося принца. Когда Дибор закончил рассказ, он отер глаза и робко взглянул на потрясенную девушку – ее очи были исполнены ужаса, боли и… жалости.

– Иди ко мне, мой бедный принц…

Дайла стянула с плеча угол покрывала и, обняв любимого, укутала его, крепко прижавшись всем телом. Так они сидели некоторое время, не смея нарушить повисшую в воздухе тишину.

Наконец Дибор сбросил с себя опустошенное оцепенение, охватившее его после того, как он выговорился. Его спина выпрямилась, в глазах читалась твердая решимость…

Дайла, словно почувствовав его состояние, с тревогой взглянула на принца:

– Ты что-то задумал, милый?

– Знаешь, я так больше не могу жить! Пришла пора положить всему этому конец! – твердо и с небывалым облегчением произнес он. – Сегодня же Кайл покинет застенки подземелья и… будь что будет! Нужно немедленно переговорить с друзьями и покончить с этим!

Он порывисто вскочил с постели и принялся одеваться. Дайла улыбнулась сквозь выступившие слезы и сдавленно прошептала:

– Я знала, что не ошиблась, полюбив тебя! Знай, что бы ни произошло после этого – я во всем поддержу тебя…

Облачившись в камзол, Дибор склонился над кроватью. Нежно, словно прощаясь, он поцеловал девушку и тихо сказал:

– Возможно… мы больше не увидимся… так близко… Знай, я всегда любил и буду любить только тебя! Я не часто говорил тебе это, но сейчас, пожалуй, самое время!

Дибор решительно развернулся и направился к двери. Плача, Дайла прошептала ему в спину:

– Я тоже… всегда… – и, зарыдав, упала на подушки…



Граф Эндор Таррес задумчиво окинул взглядом маленький отряд, сформированный им для освобождения принца Кайла. Кроме собравшихся здесь людей, он никому не доверял во дворце. Кругом пышным цветом расцветали предательство и ложь.

Вот этот здоровенный воин, Лигер, из личной свиты графа, отлично подойдет для того, чтобы нести юного наследника. Воин великолепно владеет всеми видами оружия и, в случае непредвиденных осложнений, сможет прикрыть бегство отряда. Когда-то давно он был наемником, причем одним из лучших. Этот хмурый и молчаливый человек имел бесценное качество – он был честен со своим господином. На него граф мог положиться, пожалуй, с большей уверенностью, чем на многих из своих друзей из знати.


Мальчишка лет двенадцати – сын ныне покойного каменщика, занимавшегося починкой и восстановлением стен дворца. Отец с малых лет обучал парня своему ремеслу. Он водил его по туннелям и подземельям замка, показывал обрушившиеся потайные коридоры и бездонные колодцы. Именно от него Таррес узнал о существовании еще одного, скрытого от людских глаз, хода к темнице принца. Отец показал его Матею незадолго до своей смерти. Как оказалось, узкий коридор был заложен камнями, и только время, разрушившее связующий раствор между ними, позволило узнать об этом тайном пути.

Оба, и мальчуган и суровый воин, напряженно молчали, чувствуя груз ответственности, который они приняли на себя. Шутка ли – пойти против самого наместника и в случае неудачи обречь себя на смерть через пытки. Граф и сам, несмотря на богатый опыт, полученный в бесконечной череде жестоких битв, чувствовал себя довольно неуютно. Уж слишком призрачна надежда на благополучный исход, ведь времени на подготовку практически не было. Еще чуть больше месяца – и принцу Дибору исполнится восемнадцать, и тогда он по праву займет трон. Чего ожидать от правителя, отправившего своего отца в царство Четверых, а брата – в сырую темницу?

Таррес еще раз взглянул на свою «банду» и грустно улыбнулся: один – холоден и нем, словно рыба; второго слегка потряхивает от нетерпения и страха. Была еще девушка, маркиза Ледвей, молодая и очаровательная особа. Граф взял ее на воспитание после смерти своего друга – маркиза Альмеро Ледвея. Девчушка была настоящим сорванцом, и граф любил ее, словно родную дочь. Вот и теперь, едва она выведала у Тарреса его планы по вызволению истинного наследника, как тут же вызвалась выкрасть ключи у Тейна, носившего в камеру узников еду и воду. Преисполнившись негодования, Таррес категорически запретил ей даже думать об этом.

Эндор нахмурился – что-то она задерживается. Сердце пожилого человека тревожно сжалось в груди, едва он вспомнил о ее сумасбродном желании помочь заговорщикам.

– Где носит эту взбалмошную девчонку?! – невнятно произнес он. – Собрать вещи – не такое уж долгое дело.

– Вы о леди Ледвей? – предположил Лигер. – Не хочу совать нос не в свое дело, но…

– Что?! – выдохнул граф и схватил солдата за обшлаг рукава.

– Направляясь сюда, я видел ее неподалеку от помещений, где расположились люди наместника, – ответил воин и встревоженно взглянул на Тарреса. – Что-то не так?

– О Четверо! – простонал граф и бросился вдоль по коридору, крикнув на ходу: – Ждите меня здесь!



Возвращаясь в свою комнату после ставшей уже привычной кормежки высокопоставленного узника, Тейн устало поднимался по широкой лестнице. Он небрежно кивал стражникам, которых наместник Иктон выставил едва ли не на каждом пролете, опасаясь желающих добраться до Кайла.

В камере уже с неделю царила мертвая тишина, а к пище никто не притрагивался. Возможно, принц решил извести себя голодом. Бедняга и не подозревал, что он страшно ошибся, приняв тюремщика за глухого. Подручный Иктона прекрасно понял, что старик отдал концы после той взбучки, которую они с Луборгом ему устроили. Бездушный герцог, узнав о произошедшем, лишь криво усмехнулся и зловеще обронил: «Пусть лежит там…»

Тейн недобро усмехнулся, представив себя на месте принца. Долгие месяцы заключения, смерть слуги, тело которого гнило прямо на глазах Кайла, уныние, усугубленное пожизненным увечьем, – он и сам бы на его месте уже подумал о смерти как об избавлении. Ведь именно к этому подводил его коварный и хитроумный герцог Волчьих гор. Несмотря на череду казней и таинственных смертей, наместник не хотел пачкать свои руки кровью еще одной царственной особы. Пусть все будет естественно! Правда, совсем недавно Тейн слышал историю отравления оруженосца, служившего Дибору, но эти слухи быстро затухли. Ну да Четверо им будут судьями, этим высокопоставленным особам! С неприхотливого служаки довольно того, что хозяин ценит его преданность и время от времени вознаграждает.

Добравшись до своих покоев, Тейн с изумлением увидел возле дверей прекрасную молодую даму, кажется – весьма важную персону (воин слабо разбирался в придворной иерархии и поименно знал лишь нескольких дворян).

– А вот и ты, мой славный рыцарь! – пьяным голосом произнесла девушка и призывно взболтала вино в стеклянном графине. – А я тут решила навестить тебя…

Девица соблазнительно улыбнулась и неловко шагнула навстречу Тейну. Она оступилась и едва не упала на пол – воин подхватил ее и помог удержаться на ногах. Девица всем телом навалилась на него и горячо зашептала ему на ухо:

– Славный мой, ты даже представить себе не можешь, как долго я набиралась смелости прийти к тебе! И вот – я напилась и пришла…

Девица пьяно улыбнулась и повисла на замершем, словно каменное изваяние, Тейне. От нее пахло хорошим вином и духами. У Тейна, весь опыт общения с женщинами которого сводился к редким случкам со шлюхами из дешевого борделя, закружилась голова. Такая молодая и прекрасная… Упругое податливое тело в его руках… Пышная налитая грудь, рвавшаяся из корсета…

Тейн встряхнул головой, будто вынырнув из глубокого омута. «Что нужно этой богатой и знатной сучке?!» Не может быть, чтобы она не смогла найти себе кого-нибудь получше потасканного вояки, которому уже под пятьдесят!

Хотя… чего только не бывает в этой жизни… Пьяный каприз богатой шлюхи? Все может быть… Сейчас мы это проверим!

Подручный наместника покрепче прижал к себе Айру Ледвей и трясущимися от нетерпения руками вставил ключ в замочную скважину. Открыв дверь, он затащил девушку в свою комнату и, приняв из ее рук графин с вином, поставил его на стол. Затем Тейн повернул Айру лицом к стене, раздвинул ее ноги и поднял руки.

– О-о, – простонала девушка, – мой рыцарь будет обыскивать меня? Тейн, будь внимательнее, не пропусти укромных мест! – она с хрипотцой рассмеялась.

Он тщательно обшарил руками соблазнительное тело, невольно чувствуя дикое возбуждение. Леди Ледвей стонала и выгибалась, когда его руки касались интимных частей ее тела. Наконец Тейн опустил ладони – все чисто, никакого оружия он не обнаружил.

– Уже все?! – томным голосом произнесла Айра. – А я только начала заводиться!

Она вздохнула и, развернувшись, направилась к столу, открыла графин и наполнила из него два бокала. Подняв их, девушка поднесла один Тейну, с подозрением посмотревшего на вино.

– Глупый, неужели ты боишься, что я тебя отравлю?! – ласково произнесла Айра. – Так знай, как только ты впервые появился во дворце… я… я безумно возжелала тебя. Не знаю, что это – страсть или любовь… Я чувствую лишь одно – я хочу тебя!

После этих слов Айра чокнулась с бокалом Тейна и залпом опорожнила свой. Тейн усмехнулся и тоже отпил несколько глотков. «А она и вправду запала на меня! Оружия нет, вино не отравлено». Он опустошил бокал, обнял девушку и жадно впился в ее губы, руками шаря по извивающемуся телу.

– Мм… подожди! – простонала она. – Я хочу еще вина…

Шатаясь, она подошла к столу и наполнила бокалы вновь. Потом Айра поманила Тейна к себе и усадила на широкий стул. Он развалился в деревянном кресле и вожделенно уставился на девушку, которая расстегнула пуговицы корсета, открыв его взгляду торчащие розовые соски. Затем девушка уселась к нему на колени, взъерошила волосы и притянула его голову к своей груди. Тейн застонал от вожделения и легко укусил ее за сосок.

– Да… – тихо простонала она.

Тейн продолжил заниматься ее великолепной грудью. Тем временем наигранное пьяное состояние исчезло из карих глаз девушки, сменившись решительностью, к которой примешивался оттенок отвращения. Ее рука потянулась к уложенным в высокую прическу темным волосам и извлекла из них крошечный сверток.

С ненавистью взглянув на сосущего ее грудь тюремщика, она высыпала его содержимое в бокал собутыльника. Но, как только ее рука сделала попытку выбросить пакетик, жесткая ладонь кавалера ухватила ее за запястье. Похолодев всем телом, обольстительница взглянула в насмешливые и жестокие глаза Тейна. Он схватил ее за горло, повалил на стол и без единого звука принялся душить. Айра судорожно взмахнула руками, пытаясь достать убийцу, и захрипела. В глазах начало темнеть, и все, что она видела перед собой, – это ироничный и неумолимый взгляд немого изувера. «О Четверо! Почему я не вняла словам графа?!» Теперь она умрет и подведет тех, кто ждал ее… Будь проклято то мгновение, когда она решила добыть ключ от камеры Кайла!

Внезапно хлопнула дверь, и почти в ту же секунду голова Тейна слетела с его плеч – Айра даже сумела разглядеть удивление в его еще живых глазах. Кровь из разрубленной шеи фонтаном хлынула на ее лицо, а руки обезглавленного тела продолжали давить на ее горло. В поле зрения появился граф Таррес, который неимоверным усилием разжал пальцы мертвеца. Айра судорожно вздохнула и закашлялась. Из прекрасных глаз брызнули слезы.

– Дядюшка… – хрипло простонала она и прижалась к его руке.

– Словами «я же говорил» этого не передать, – вздохнул граф, нежно гладя ее по голове.

Таррес осторожно усадил девушку в кресло, стоявшее у противоположной стены, а сам тщательно обыскал еще подергивавшееся тело тюремщика. Из нагрудного кармана он извлек массивный ключ на широкой тесьме и положил его за пазуху. Потом граф обернулся к своей воспитаннице и участливо спросил:

– Как ты, моя девочка? Идти сможешь? Ты собрала свои вещи?