Королевство моих преступлений

– Мира, не надо… ты свихнёшься. Говори… мне можешь всё сказать, я никогда тебя не предам. Скажи, как мне помочь тебе? – Сиен обхватывает моё лицо руками, но не она нужна мне. Он нужен, как бы постыдно это ни выглядело, я хочу туда… обратно. В кровь, в его руки и хочу резать себя и его. Хочу скулить рядом с ним…

Отталкиваю Сиен от себя и, ведомая лишь своими мыслями, пытаюсь выскочить из спальни, когда она успевает закрыть передо мной дверь.

– Ты не в себе, Мира. Ты в шоке и не можешь контролировать себя сейчас. Отсюда не выйдешь… не выйдешь. Ты хуже сделаешь, понимаешь? Хуже. Хотя куда хуже… даже после той ночи ты не такая была. Сильная была, а сейчас… господи, Мира, что он сделал с тобой, – она тоже плачет, стирая рукавом слёзы, а мне всё равно. Всё равно, что будет с ней сейчас, моё сердце разрывается. Я вспоминаю каждое его слово, и это усугубляет моё состояние.

Я затихаю, а внутри пустота. Временная, похожая на передышку. Как безумная заскакиваю на кровать и подхожу к рисунку. Дрожащими пальцами дотрагиваюсь до сердца и скулю, ведь это так больно. Скулю и ударяю ладонью по нему, измазывая стену своей кровью. Ударяю снова и снова, плачу, издаю стоны и отчаянно луплю стену. Он не смел этого делать со мной. Не смел вот так обрекать меня одну на ад. Не смел рисовать меня красивой. Не смел любить меня. Не смел плакать. Не смел… не смел бросать меня и наказывать. Не смел…

Мои руки болят, а слёзы высыхают. Падаю на кровать и, всхлипывая, сворачиваюсь клубочком, подтягивая ноги к груди. Слизываю кровь, его кровь, с ладони и снова плачу. Уже без слёз. Почему всё так произошло? Почему то, что я считала меня доконает, за считаные минуты превратилось в необходимость? Почему пошла к нему, и вот так всё закончилось? Почему конец всегда печальный? Почему? Почему я виновата во всём? Почему он говорит, что любит, а сам… причиняет мне боль сродни сумасшествию? Почему?

Всё опустошается. Буквально всё. Эмоции исчезают. Боль притупляется. Чувства… ничего нет. Снова тишина. Тишина, в которой я всегда буду одна, даже среди людей, потому что я душевно умерла. Не знаю, когда это случилось, но я умерла, вероятно, в ту ночь, когда мои воспоминания стали реальным продолжением, а человек, которого я любила, превратился в палача.





Глава 23

Мира




Считается, что дети очень обеспеченных родителей живут словно в раю. Им доступно всё, о чём другие могут лишь мечтать. Для них открыты все двери, и нет никаких ограничений. Им всё можно. И это правда. Можно насиловать, избивать, унижать и доводить до психиатрической клиники. Можно употреблять наркотики в таких количествах, что порой это приводит к летальному исходу. Можно гонять на машине в пьяном состоянии и убить нечаянно человека, сбить его, и это тоже сойдёт с рук. Видимо, люди думают, что мы избалованы и развращены настолько, что это несравнимо ни с одним кошмаром. Но есть в нашем мире такая вещь, как скука. Нам мало денег. Нам мало дорогой и эксклюзивной одежды. Нам мало путешествий. Мало всего, а точнее, это настолько приедается, что становится обыденным, как у обычных людей поездка в метро на работу или же по делам. Поэтому в большинстве случаев такие, как мы, прибегают к более жестоким развлечениям, ведь остальное легко получить и достать. И игрушками становятся люди. Сначала пробуешь, понравится или нет, а затем уже невозможно остановиться. Это болото, оно хуже любого наркотика, способно утянуть в себя, из которого сложно выбраться. Все ли плохие? Да. Все. Без исключения. Каждый из нас имеет больше отрицательных сторон, чем положительных. Закон роскоши. Чем больше денег, тем хуже человек. И к этому привыкаешь, ведь унижения становятся нормой с пелёнок, когда родители наказывают нянек, учителей или же домработниц, потому что тебе стало скучно и ты захотела крови, побоища и чего-то нового. И ты знаешь, как это получить. А вот когда именно тебя касается подобное, и ты становишься жертвой, игрушкой кого-то, похожего на тебя, то только тогда понимаешь, в какие жуткие игры играла раньше, и как больно было другим. Пока не прочувствуешь на себе то, чем потчевала неугодных, никогда не оценишь аромата боли. Кого-то это обходит стороной, а кого-то бьёт слишком рано. И эти удары навсегда останутся в тебе, сколько бы времени ни прошло.

Открываю опухшие глаза и устало смотрю на задёрнутые шторы, через которые слабо пробивается дневной свет. Кровать, когда-то бывшая страшным местом воспоминаний, вновь превратилась в обычную мебель. Запахи исчезли. Воспоминания свежи, но они очень тихие, как и я сама. Ощущение, словно я мертва, и нет ничего такого, что сможет меня оживить. Внутри всё безмолвно, и меня это даже не пугает. Слёз было слишком много, и это заставило меня замереть на каком-то отрывке времени и никуда больше не бежать.

– Мира? – На моё плечо ложится рука Сиен, и я слабо вздыхаю, даже не делая попытки сбросить её. Ничего не чувствую. Снова.

– Тебе надо поесть. Это не дело, всё время спать, ты умрёшь, если питаться не будешь, – шепчет она, поглаживая меня.

Закрываю глаза и снова погружаюсь в сон. Он просто приходит ко мне, и там тоже тихо. Со мной такое произошло впервые. Я считала, что та ночь, первая ночь моей боли, должна быть последней, но… сколько их ещё будет, ведь и вторая, и третья случились. Печаль, как будто я потеряла кого-то очень близкого, вызывает траур по нему и в сердце, и в разуме, и в мыслях. Я не знаю, кого молчаливо оплакиваю, может быть, себя, а, возможно, те чувства, с которыми познакомилась с появлением неподходящего человека. Понятия не имею, что мне делать дальше и как дышать. Я не знаю… не знаю. Вот бывает так, что всё вокруг затихает, и ты остаёшься одна, не понимая, как к этому относиться. И вроде бы больно, страшно и хочется бежать, но ты стоишь и ждёшь какого-то знака, чего-то очень важного, а этого нет. И ты считаешь минуты, секунды, потому что в голове тоже пусто.

– Мира, проснись и поешь, иначе я отцу твоему позвоню и всё… буквально всё расскажу. Пусть, наконец-то, он что-то предпримет и уничтожит этих ублюдков, – в мой сон врывается громкий голос подруги, заставляя открыть глаза и увидеть её, сидящую в моём кресле.

– И что он сделает, Сиен? Убьёт их? Может, конечно. Только вот если информация о случившемся дойдёт до его ушей, значит, Саммер сделала ход конём, и меня тоже ждёт участь Беаты. Унижение. Признание о совершившемся насилии… два раза, побои и преступления. Это будет моим печальным концом. Рассказывай. Мне всё равно, – монотонно отвечая, переворачиваюсь на другой бок и вновь закрываю глаза.

– Но так нельзя, понимаешь? Твои фото на сайте. Ты там вся в крови. И куча догадок и легенд вокруг прошедшей ночи. Тебя вызывали к директору, и я пошла вместо тебя. Мне пришлось сказать, что на тебя вылили кровь. Преподнесла всё это, как неудачную шутку. Сказала, что ты упала, порезалась, и это привело тебя к небольшому потрясению. К тому же у тебя менструация, и ты чувствуешь себя плохо, поэтому и пропустила занятия сегодня. Но сколько я могу врать, Мира? Тебе когда-нибудь придётся вернуться к жизни, и… лучше сделай это вместе со мной, ведь сейчас ты не особо-то осознаёшь, как тебе больно, а потом… ты уже терпела свои страхи. Терпела, Мира, и вот что произошло. Ты сорвалась, дошла до пика, который меня жутко испугал, как и всех вокруг. Ты кричала, плакала, отбила себе руки, и сейчас у тебя эмоциональное истощение. К тому же необходимо осмотреть порез на ладони, и, если что, обратиться к медсестре. Да и он тоже… вы оба… господи, это такой ужас, – я слышу в её горькой речи слёзы, а меня они не трогают. Вероятно, она права, и скоро вновь будет хуже. Я не могла плакать, а за одну ночь выплакала все слёзы и практически душу.

Молчу и игнорирую её слова о том, что я должна поесть. Не хочу. Только спать хочу, и всё. Но и этого не могу больше сделать. Лежу с закрытыми глазами и чувствую взгляд Сиен на себе. Призываю сон, спасительный, возможно, потому что там так спокойно, а в жизни надо куда-то двигаться, когда нет никаких сил на это. Слышу, как Сиен тяжело вздыхает, забирает еду и закрывает за собой дверь.

Я не могу больше думать о том, что произошло. Но, видимо, организм выспался окончательно, и теперь ему тоже скучно. Он проигрывает в моей голове воспоминания, в которых лицо Карстена сменяется ЕГО, а затем тот чудовищный острый нож, прорезающий кожу. Я только сейчас могу понять, насколько глубоки были его раны, как много было крови, и она скользила по моим пальцам. Наверное, в ту минуту мы оба сошли с ума, а так и до полного помешательства недалеко. И ведь, действительно, я могу обратиться к отцу, заставить его понять, в каком аду он меня запер. Только вот он мне не поверит, я слишком много врала, играя его чувством вины, чтобы манипулировать и добиваться своего. Да и, если честно, я не хочу вмешивать папу в свою жизнь. Это моя жизнь, мой выбор, мой мир, и ему не место в нём. Отец давно уже покинул моё сознание, как главный авторитет, и потерял власть надо мной. Это только моя история, и я должна сама её пережить. Хотя очень часто после страшного унижения или аукциона, на которых девушек или парней сводили с ума, они умоляли своих родителей забрать их отсюда. Но страх директора, убеждения и якобы наказания за слишком жестокие игры, убеждали родителей, что это лишь фантазии их детей, и их следовало бы оставить здесь, чтобы выработать дисциплину и стать образованной ячейкой общества. Одна мольба, вторая, сотая… а потом уже никто никому не верил, воспоминания стирались. И даже преступления, которые свершались здесь, забывались, ведь их выставляли, как несчастные случаи из-за их избалованных чад. Да, всегда винят нас и не верят нам, поэтому мы уже даже и не пытаемся прибегнуть к помощи родителей. Они считают, что поступили верно, отправив нас в один из самых элитных университетов планеты. Конечно, после окончания этого заведения, мы выходим отсюда уже вполне приспособленными к жизни, умеющими убивать людей и знающими, к кому обратиться, чтобы добиться того, что увеличит финансовое состояние наших семей. И все об этом знают, как ни странно. Именно из-за этих навыков мы находимся в аду, это наша школа жизни, в которой отсеиваются слабые, а остаются лишь сильные. Да, верно, таким как мы, богатым деткам, которым всё разрешено, легко и просто жить, потому что в нас изначально убивают чувство жалости, совесть, желание быть любимыми и дарить это другим. Нам прививают желание выгоды, жестокость и осознание права на использование любых способов, чтобы добиться своего успеха и выйти победителями, а если будут проблемы, то они всегда решаются деньгами. И для меня это теперь отвратительно. Я рождена в роскоши, а закончить свою жизнь хочу в бедности, потому что в ней ценится не то, сколько у тебя денег, а то, кем ты остался внутри после войны за кусок хлеба. Хочу быть другой, живой… и хотя бы немного любимой хоть кем-то. Быть кому-то нужной и не страдающей из-за того, что деньги заставили окружающих видеть во мне опасность и выгоду, ради которых можно убивать не задумываясь. К сожалению, мне снова больно.

– Так, это уже край моего терпения, Эмира Райз! Ты немедленно просыпаешься, встаёшь, идёшь в ванную, затем ешь, и мы сваливаем отсюда к чёртовой матери! – От громкого и злого голоса Сиен приоткрываю глаза, наблюдая, как она распахивает шторы и настежь отворяет окно, пропуская ночную прохладу в спёртую вонь моей спальни. В тусклом свете лампы на столе вижу, что она даже покраснела от ярости и негодования.

– Оставь меня в покое, – шепчу я, намереваясь вновь закрыть глаза.

– Нет, хватит с меня этого! Ты никогда не доверяла мне! Никогда, а я же всегда тебе желала только добра! – Девушка стягивает с меня одеяло и отшвыривает от себя.

– Сиен, не сегодня…

– Нет, именно сегодня. Хватит, я сказала тебе. Хватит этого дерьма, которое ты терпишь лишь потому, что трусиха! – Она указывает на меня пальцем, отчего я закатываю глаза. Вот для меня сейчас совсем лишнее ругаться с ней или же, в моём случае, воспринимать её накопившееся раздражение. Мне бы только тишины, и чтобы никто не трогал.

– Ладно все они. Ладно Саммер. Но мне должна была доверять, а ты водила всех за нос. Ты умалчивала о том, кто такой на самом деле Рафаэль, отсюда и начались твои… ваши проблемы. Вы оба виноваты во всём! Оба! – Вскрикивает она.

– Что? – Сердце ухает вниз и одновременно делает кульбит, заставляя меня перевернуться на спину и немного приподняться, кривясь от боли в ладони.

– Да, Мира, я знаю всё. Буквально всё. И то, кто он такой, и сколько у него денег, – она делает движение пальцами в воздухе, имитируя кавычки.

– И то, что случилось в ту ночь, после которой ты превратилась сначала в психопатку, а потом, вообще, ударила меня лишь за одно прикосновение. Ты могла мне всё сказать. Могла ведь… а я ждала, когда ты остынешь, когда вспомнишь, что есть я, всегда прощающая и поддерживающая тебя, даже если ты поступаешь неверно и жестоко. Но нет, ты же считаешь себя одинокой принцессой, холодной стервой, которая сможет справиться со всем этим сама. И вот он результат, Мира. До чего вы довели себя и ради чего это сделали? – Упрекая, она расхаживает перед кроватью, а я опасаюсь даже думать о том, что она знает. Но вот черта характера, выработанная с детства, не позволять другим распознавать мои слабости и пользоваться ими, вынуждает меня обороняться неосознанно.

– Ты несёшь чушь. Я просто в ужасе оттого, что этот придурок взял и порезал себя, и меня тоже. Он больной ублюдок…

– Прекрати! – Кричит она. Даже воздух трещит от её злости и обиды, от громкости голоса, и девушка трясётся в беззвучной ярости.

– Прекрати это, поняла? Прекрати вести себя так, словно ничего страшного не произошло с тобой, именно с тобой. Не с ним, а с тобой. Если не прекратишь и не станешь вновь собой сейчас же, то я возьму и напишу на сайте правду о том, какое у него прошлое…

– И какое же? Подонка или грязного козла, умеющего лишь боль причинять? – Ехидно перебиваю её, хотя это маска. Мне страшно. Мне больно. До сих пор пусто и тихо. Но я защищаюсь.

– Бедного парня, которого подобрал твой отец и обучал всему три месяца, чтобы он соответствовал нам. Нищего, продающего наркотики, и, вероятно, преступника, оказавшегося среди нас только из-за тебя и твоего поведения, – шёпотом выливает на меня то, чего я так боялась. Смотрю на Сиен, усмехающейся тому, как я бледнею, и моё тело покрывает ледяной пот.

– Ну так что, ты будешь нормальной, той самой девушкой, которую я люблю и ради которой готова на многое, или мне продолжить? – Добавляет она, ожидая от меня реакции. И она следует незамедлительно. Губы подрагивают, и я подтягиваю ноги к себе, опуская голову.

– Откуда ты знаешь? – Тихо подаю голос.


Сиен вздыхает и, немного успокаиваясь, забирается ко мне на кровать.

– Рафаэль рассказал всё Белчу вчера, когда проснулся. Хочешь знать, как он? – Поднимаю на неё взгляд и отрицательно качаю головой.

– Нам пришлось ему дать якобы воду, но я туда снотворное подмешала, после того как ты уснула… хм, тоже от снотворного. Хотя бы раны ему обработали и перевязали, а там нужно было зашить. На груди очень глубокие… меня до сих пор передёргивает от того, что я увидела. Он Белча к себе не подпускал, сидел и держал нож в руке.

– Я не хочу… не хочу слышать этого. Мне всё равно… меня не волнует то, что с ним происходит. Он рехнулся, взял и резал себя моими руками… и меня резал. Не хочу, – слёзы наворачиваются на глазах, и я смаргиваю их.

– Рафаэль волнует тебя, как и ты его. Он постоянно спрашивает о тебе, прийти пытается, а потом затихает и смотрит в одну точку. Как и ты сейчас, как и вчера, как и сегодня. Вы молчите оба теперь, предпочитая горевать внутри и причинять этим себе боль, но вот боль у вас одна, – Сиен тянется ко мне рукой, а я отклоняюсь, ощущая себя грязной и противной. Не хочу, чтобы мной кто-то запачкался. Ничего не хочу…

– Это правда, да? То, что Рафаэль бедный и находится здесь только благодаря деньгам и власти твоего отца? То, что он должен был следить за тобой и докладывать ему обо всём? И то, что… ты рассказала ему всё, и он… ну, мои догадки подтвердились. Я предполагала… нет, я чувствовала, что ты ударила меня, потому что боялась моих или же ещё чьих-то прикосновений из-за боли, которую он причинил тебе, – Сиен убирает руку, и я могу только утвердительно кивнуть на её слова. И всё внутри заставляет меня послать её к чёрту, не разговаривать с ней, ничего не подтверждать, не доверять. Но я так устала быть одна. Устала сама что-то решать и терпеть.

– Я знала всё, понимаешь? Знала и решилась позволить ему довести дело до конца. Я думала, что это вызовет во мне отвращение и ненависть к нему. Настоящую ненависть, как к Карстену или к моей матери, или к кому-то ещё, но так больно мне в жизни не было. Всё было так долго… дольше, чем тогда, и я ждала снова спасения, а потом уже словно коркой покрылась кожа, а боль достигла такой точки, после которой уже ничего не чувствуешь. Я не знаю, почему именно та ночь так сильно повредила моё сознание, а вот та, первая, сделала сильнее. Почему один человек убивает полностью, хотя ты к нему чувствовала то, что ни к кому другому? А другой, которого презирала, наоборот, дарит силу бороться и противостоять? Мне так больно… больно внутри и снаружи, Сиен. Кажется, что даже кислород причиняет боль, и не хочется дышать. Я боюсь сойти с ума и оказаться в больнице в смирительной рубашке, – стираю пальцами слёзы.

– Я, вообще, не представляю, как ты держишься. Я бы, наверное, свихнулась ещё в ту ночь. Больно тебе, потому что для тебя Рафаэль намного важнее, чем Карстен или же Оливер. Ты до сих пор любишь его, как бы это ни было отвратительно для тебя. И Рафаэль тоже любит тебя. Он потрясён тем, что ты ему рассказала, и раскаивается. А раз он раскаивается, то сердце у него не пропащее, как и душа. Вам надо поговорить спокойно обо всём, Мира. Без эмоций, без страха, без того, чтобы обвинять друг друга, вы должны обсудить случившееся, и только тогда сможете оба жить дальше. Хотя Рафаэль… я не думаю, что он когда-нибудь забудет об этом. Ему сложнее, чем тебе, – от её слов внутри вскипает обида, и я дёргаюсь, словно меня вновь ударили.

– Что? – Шепчу я. – Ты считаешь, что ему сложнее? Не его опоили и изнасиловали. Не его избили так, что до сих пор отметины на коже остались. Не на его лицо нассали и бросили подыхать, предложив нож, который даже взять было невозможно. Не он лежал в вони, моче и рвоте, плача внутри и умирая. Не он боялся умереть от кровотечения и прибегнул к огромной сумме денег, умоляя помочь ему и вытащить из ада. Не он терпел капельницы и не мог сидеть, лежать, ходить, потому что было душно внутри от боли. Не он сошёл с ума и купил оружие, только бы исчезнуть отсюда любым способом. Не он, а я. И ты смеешь говорить мне о том, что этому ублюдку сложнее? Что он раскаивается, бедненький, а я, стерва последняя, не прощаю его? Ты серьёзно, Сиен?

– Мира, ты меня не так поняла, – быстро произносит она, а я расцениваю это, как предательство. То есть выходит так, что все жалеют его, когда именно я перенесла ещё раз то, что не вышло в первый полноценно?

– Рафаэль… как бы это правильно сказать. Он знает о том, что сделал. Теперь же он знает твой страх, который воплотил в жизнь собственными руками. Рафаэль стал оружием против тебя в руках других. Он винит себя во всём и ненавидит себя. Он сломлен сильнее, чем ты, потому что не хотел делать всего этого. Он…

– Не хотел? – Выплёвываю я, кривясь от её выводов. – Он орал, как бешеный, что я заслужила всё это. Опоил меня и бил со всей силы, обещая, что я сдохну, расплачиваясь за то, как поступила с его любимой Флор. Рафаэль мстил мне за неё, даже не спросив о том, причастна ли я к этому. Он сделал свои умозаключения и хотел меня наказать именно так, как считал нужным. Моча, тот случай с фонтаном, который придумала Саммер. Ремень… он несколько раз упоминал о том, что хочет меня отлупить. Изнасилование… он знал, что я боюсь силы и грубости, и у меня проблемы с восприятием секса, да и спроецировал случай с его бедняжкой Флор. Рафаэль всё знал обо мне и подготовился провести свой суд так, как хотел. Именно хотел и мечтал. А ты пошла вон, раз видишь его грёбаной жертвой и каким-то оружием. Он просто добился того, чего желал, и сейчас играет с вами, как играл со мной. Рафаэль обманывал меня, а я ведь поверила ему… поверила, и мне было плевать, что нет у него денег и никакого будущего. Я дура, а ты двойне идиотка, раз повелась на его вид и жалобные речи. Надо было прикончить его, разодрав руками, как он это сделал со мной. Пусть все видят, что я с ним сотворила. Пусть знают, какой он ублюдок на самом деле…

– Хватит! – Повышая голос, Сиен поднимает руку, и я замолкаю, переводя дыхание. Мне так обидно, и я в ярости, хоть и слабой из-за моего состояния, но в ярости.

– Рафаэль был под наркотиком, Мира. Он был накачан препаратом, в котором содержался амфетамин, и не понимал, что делает. Рафаэль не хотел причинять тебе боли, в нормальном состоянии он не хотел этого. Им манипулировали, как и тобой, – шипит она, словно обвиняя меня своими словами.

– Конечно, Рафаэль может сказать всё что угодно, только бы вымолить у меня прощение и вызвать к себе жалость. Он так уже поступал. Вспомни тот случай с лошадью, когда он специально попросил Белча ударить его по голове, чтобы я чувствовала себя виноватой и раскаивалась. Сейчас то же самое. Ему выгодно это делать, потому что мой отец убьёт его и всю его семью тоже. Его мать и брат у него, и Рафаэль прекрасно понимает, если я открою рот, то подохнут все, – фыркаю я.

– Вот в чём ваша проблема, Мира. Вы не доверяли друг другу. Никогда не доверяли, поэтому вами легко смогли управлять. Вы боялись друг друга и не показывали свои настоящие лица, а лишь играли роли, в которых считали себя защищёнными. Флор и Саммер спелись и выработали план, в котором именно Рафаэль должен был стать твоим палачом. Саммер давно уже просекла то, что Рафаэль неровно к тебе дышит, и ты ему нравишься со всеми своими заморочками. Потом вы начали сближаться, и она не могла следить за вами, тогда на помощь ей пришла твоя сестра, играющая роль глупой и безгрешной дурочки, демонстрируя ему контраст с тобой. А тайны, которые ты скрывала, ещё больше увеличили сравнение. Когда в сети появились фотографии вашего свидания и поцелуя, которые, кстати, выставил сам Оливер, чтобы отомстить тебе, а помогла это сделать Флор, нашёптывающая ему о том, какая ты сука и на кого ты его променяла. Они завели механизм. Белч говорил перед балом с Рафаэлем, который совсем запутался, и ему требовалось поговорить с тобой. Но ты бегала от него, боясь того, что он выберет её. Ты сама его заставила поверить во всё, и он не хотел, чтобы ты превратилась в жестокое чудовище. Тебе же было мало, ты не сказала ему о том, что Флор обманула его и не один раз. Ты не поделилась с ним своими выводами, а просто закрылась от него, боясь показаться слабой, – подскакивая с кровати, Сиен снова расхаживает перед кроватью, постоянно указывая на меня.

– В бокале с шампанским, которое ему предложили на балу, уже был наркотик, который начал своё действие на Рафаэля. Да, я знаю, что его отец был наркоманом, и у Рафаэля даже была ломка, когда он родился. Это он Белчу тоже рассказал. И вот Рафаэль, парень, у которого уже есть врождённая зависимость от подобной ерунды, видит окровавленную Флор, изнасилованную и избитую парнями. А перед этим ты обещаешь ему наказать тех, кто подставил вас. В его голове обличаются все страхи, а наркотик помогает выдумать то, чего не было. Помимо этого, Рафаэль твердит о парне, который играл роль медбрата, хотя потом его чуть за сумасшедшего не приняли, потому что человека, подлившего масла в огонь, не существовало. Но именно этот человек рассказал Рафаэлю о том, что Флор находится чуть ли не на грани смерти из-за всего, что с ней сделали. Затем, он возвращается в университет, чтобы переварить всё, испугавшись собственных эмоций. Он заходит в бар, где покупает водку, в которой тоже содержится наркотик. Далее, он уже не человек, не тот Рафаэль, который был на самом деле, а безумный наркоман, видящий всё через искажающую призму своих страхов и ядовитого шёпота подсознания. Он заказывает шампанское только для вас, в котором тоже находится тот же наркотик, сам отправляясь в аптеку, чтобы приготовить для тебя дозу, забирает бутылку и приходит к тебе. Ты тоже была под двойной дозой. Так что и твоё восприятие произошедшего искорёжено, вероятно, ты могла себя накрутить, но это не умаляет, конечно, того, что сделал с тобой Рафаэль. И конец приходит сразу же. Для вас обоих. Он становится тем, кто разрешает этим придуркам, разрушить наш дом и нападать на нас. Ты орёшь, как бешеная, что заказчик – это ты, и исчезаешь, – Сиен замолкает, быстро дыша.

– Прекрасная сказка. Только вот я в неё не верю, – вставляю, хотя поражаюсь тому, что Рафаэль, действительно, поделился с Белчем событиями той ночи.

– Хорошо, пойдём дальше. Я не отстану от тебя, Мира, пока ты не поймёшь, что его вина не такая огромная, какую ты возложила на него, и ему сложнее, потому что он нечаянно оказался их оружием. Итак, ты не думала о том, почему же адреналин в тебе зашкаливает, и тебя трясёт наутро? Я помню, какой ты была на следующий день после случившегося. Ты была сумасшедшей. Невменяемой и неадекватной. Твои зрачки были расширены, и тебя трясло. Ты была под амфетамином, Мира, только в твоей крови его было меньше, чем в крови Рафаэля, поэтому для тебя всё это прошло практически незаметно и стало похожим на последствия избиения и насилия. И ты, конечно, снова спишешь это на психологическое потрясение, верно? А его слова воспримешь, как желание выслужиться перед твоим отцом? Нет. Рафаэль не собирается тебе ни о чём говорить, что я считаю, глупым в данной ситуации. Стремление лгать и снова скрывать правду ни к чему хорошему не приведёт. Белч пообещал ему молчать, но вот я не клялась в этом, и обязана рассказать тебе о том, что Рафаэль был под сильным воздействием наркотика и, возможно, даже не осознавал своих действий.

– Ладно, пусть он был под наркотиками, во что мне мало верится, тогда почему же избрал именно такую тактику наказания? Почему не поговорил со мной? Почему не…

– Поговорил? Смеёшься, что ли? Ты вспомни, как обстоятельства и вовремя подобранные эпизоды меняют восприятие и рождают невероятные мысли. С тобой это тоже было, Мира. В ту ночь, когда тебя принесли в жертву Кровавому Валентину, твои показания путались, и ты не могла связно говорить и чётко вспомнить, что за чем происходило. Ты выдумывала то, чего не было, и решила, что тебя ранили, а Беату убили. Так и здесь. Только вот тогда ты была под воздействием слабого парализующего порошка, а Рафаэль под амфетамином в большой дозе. Белч видел заключения из наркологической клиники, это не подделка. Рафаэль сдал анализы, потому что переживал ломку и не понимал, что с ним происходит. И я помню, как он выглядел. Помню, как его трясло. Он то потел, то дрожал от холода, был невменяем, намного хуже, чем ты. Я думала, что Рафаэль просто перепил, а он никому не сказал о том, что с ним случилось. Хотя нет, вру, он просил у Белча помощи, но тот, из-за всего произошедшего, просто ударил и бросил его на улице. Никто ему не помог. Никто его не хотел видеть и знать. Он остался совершенно один и начал докапываться до истины. И это не Рафаэль написал заявление в полицию, а похожий на него парень. Флор в больнице убеждала Рафаэля в том, что именно он заставил её подписать заявление и был с ней, хотя это было невозможно. В то время он находился с тобой, а потом каким-то образом оказался в переулке, брошенный и грязный. Да и ещё один факт в доказательство того, что всё это правда – два парня из «Омеги» признались в том, что один из них скопировал татуировки Рафаэля и передал бутылку с шампанским бармену. А другой сказал, что был в больнице и представился медбратом. Услышь меня, Мира, я не прошу тебя прощать его, но что-то понять ты должна, – Сиен заползает на кровать, приближаясь ко мне.

– Им играли. Его чувствами к тебе играли, страхами тоже играли, как и памятью. Они были в курсе того, что из-за наркотика он ничего не будет помнить, и его легко подставить. Рафаэль мог умереть от той дозы, которую ему дали. Но он выжил, выкарабкался сам, один, потому что знал, что обязан защитить тебя и доказать всем, что не ты заказчик. Рафаэль живёт сейчас ради тебя. А сейчас он в шоке и в ужасе от того, кем ты его видишь. Рафаэль тоже свихнулся от боли, как и ты, потому что осознание того, что он, совершенно не желая этого и не контролируя себя, совершил с любимым человеком, узнав тайны твоего прошлого и твои страхи, невыносимо. И твоя боль уйдёт, а его нет. Из памяти твоей это немного сотрётся, а он всегда будет винить только себя и тем самым убьёт себя. Он хочет забрать твою боль из-за сильной любви и раскаяния. Рафаэль не знает, что делать дальше и как жить, потому что в его голове только ты и твои мучения. Это достойно хотя бы понимания, а прощать или нет, это твоё право. Но ты должна понять, потому что прекрасно знаешь, какие способы наказания и жестокой манипуляции здесь используются. Ты это тоже делала, но ты приспособлена к нашему миру, а он не был. Рафаэль не представлял, что здесь происходит, и какие войны идут, начиная с прошлого года. Он просто по незнанию доверился не той, потому что она, Флор, говорила с ним, а ты убегала от него, – Сиен замолкает, а я не знаю, что сказать.

– Тебе нужно время, чтобы всё это переварить, да и сменить обстановку тоже следует. Сейчас ты, скорее всего, настолько поглощена собственной обидой и болью, что не сможешь увидеть того, что и он тоже был жертвой. Но это не даёт вам обоим права убивать друг друга. Так что ты сейчас же поднимаешься, идёшь приводить себя в порядок, ешь, а я пока соберу тебе одежду на уик-энд. Я уже написала задание девочкам на два дня и оставила его на столе в гостиной. Кстати, от твоего имени. Я твоя подруга, что бы ни произошло, не дам тебе уничтожить себя. Прими душ и умойся, – Сиен встаёт с кровати и указывает рукой на закрытую дверь ванной комнаты.

– Ты не понимаешь…

– Я всё понимаю, Мира. Лучше, чем ты можешь подумать. Я хоть и глупая блондинка, но сердце у меня болит. А раз оно болит, значит, ты нуждаешься во мне. Больше никаких разговоров, захочешь обсудить это или что-то спросить, я отвечу со слов Белча о той ночи. Не захочешь, тоже хорошо. Но ты больше не будешь лежать, оплакивая себя. Ты Эмира Райз, и должна подняться, потому что если ты этого не сделаешь, то я тоже потеряю причину, чтобы жить дальше и любить Белча. Пожалуйста, ты нужна мне, ведь без тебя я бы никогда не решилась на войну за собственные чувства. И ему, Рафаэлю, ты тоже нужна, как и он тебе. Иногда определённые люди и есть лекарство от боли и ненужных страданий. Только кто-то понимает это сразу же, а кто-то, как вы, обязаны пережить страшное, чтобы ценить то малое, что у вас было, – Сиен продолжает держать руку в воздухе, и в её словах я чувствую такую силу, которую никогда не замечала в ней. И если она решилась на подобное, то и я смогу. Но я пока не готова думать о Рафаэле, как о жертве, только как о жестоком и бесчувственном ублюдке, забравшем у меня желание двигаться дальше.





Глава 24

Рафаэль




Я тысячи раз проигрывал в голове то, как произойдёт наша первая встреча. Нормальная встреча, на которой мы с Мирой сможем поговорить. Я обдумывал множество вариантов. Готовил речь, даже написал её, чтобы заучить на всякий случай, пока сидел и отдыхал от рисования картины, которая, мне казалось, всё должна объяснить чётко и подробно. Но, как и бывает в жизни – всё идёт кувырком. И этот кувырок я не в силах принять, пережить и как-то переварить. Я больше не могу и не хочу быть тем, кем видел себя ещё несколько месяцев назад. Это непросто жить в их мире, приспосабливаться к нему и не иметь шанса стать другим. Я убит. Морально убит, и внутри меня лишь вина и жажда мести. Я предполагал многое о том, что произошло в ту ночь, но только не это. Не то, как поступили они с ней, заставив стать холодной, закрытой и напуганной. И я буквально добил девушку, которая превратилась для меня в родного и близкого человека. Конечно, я мог бы рассказать ей всё, что произошло со мной и хоть как-то успокоить, но разве это было возможно? Я отупел от боли. Обезумел от вины и не соображал, что творю. Мне хотелось сдохнуть от её руки. Сдохнуть от её страданий. Молить на коленях и просить не сравнивать меня с этим подонком Карстеном. Но увы, уже слишком поздно что-то менять. Всё случилось. Всё прошло именно так, как не должно было, и это, действительно, разорвало моё сердце. Я не знаю, что мне делать дальше. Не знаю, как вновь появиться перед Мирой, чтобы не слышать её беспощадных слов, превративших меня в жалкое подобие человека. И сейчас мне так хотелось бы вернуться в свою жизнь и до конца своих дней продавать наркотики, быть связанным по рукам и ногам, только бы не болело ничего в груди. Это намного хуже, чем быть настоящим преступником. Это гораздо страшнее, ведь теперь я не только стал насильником, но и персонажем, продолжающим ту историю, играющим главную роль самого гадкого и низкого ублюдка.

Затягиваюсь уже десятой по счёту сигаретой, и хочется отравить себя, чтобы это привело к смерти. Я хочу умереть. С чувством вины жить сложно. Очень сложно. Я уже не вижу никакого будущего для себя и отчасти понимаю людей, выбирающих наркотики. Когда ты под дозой, то не больно, ничего не чувствуешь, ничего не планируешь, ничего не помнишь. Именно за этим и гонятся они, только бы не быть частью одного из миров, а создать свой, где всё хорошо. И это совсем не трусость встретиться лицом к лицу с проблемами и попытаться всё исправить. Но как исправить, когда я сделал то, чего Мира так боялась? Я не знаю.

– И сколько ты будешь курить, жалеть себя и не мыться? – От знакомого голоса за спиной вздрагиваю и откашливаюсь от дыма.

Поворачиваюсь к Белчу, вошедшему в мою комнату, превратившуюся в помойку. Она была права. Это моё место. Грязь и смрад должны быть мной. Кровь… аромат крови, который она учуяла, принадлежит мне. Мои руки в крови и мысли тоже.

– Хватит травить себя этой гадостью, Раф. Этим ты не поможешь никому, только умрёшь раньше. Да и, к слову, выглядишь отвратительно, – парень ставит на стол поднос с едой, взятой внизу в столовой, как по мне, так это целый круглосуточный ресторан.

– Я чувствую себя так же. Что хочешь? – Возвращаюсь к открытому окну и снова зажигаю сигарету, бросив бычок в стакан с водой.

– Многое хочу, Раф. Очень многое, но пока это невозможно. Нельзя так больше, понимаешь? Оттого что ты отказываешься даже показать свои порезы врачу, тебе может быть хуже.