Королевство моих преступлений

– Ты совсем обалдела, Мира? Ты страх потеряла? Ты хоть понимаешь с кем говоришь, стерва?! Да я защищаю тебя, как могу, блять! Я тоже терпел тебя и все твои примочки! Я смирился с ними, и ты во мне вызываешь идентичные чувства, – рычит парень, наступая на меня, но я стою и даже не двигаюсь, ожидая, когда он приблизится.

– Ты мне нужна только как возможность вечной роскоши. Ты не менее отвратительна, и я бы не прочь поддержать твою сестру в погоне за властью, только меня опередили и не дали помочь ей. И да, никто фотографии у меня не крал, мне просто хотелось причинить тебе боль, чтобы все увидели то, что ты скрываешь под одеждой. Точнее, чего у тебя нет! И я только притворился спящим тогда, когда она залезла на меня! Я трахал твою сестру, трахал всех твоих подруг! Я имел тебя, сука! Наглая тварь, считающая, что вправе со мной так говорить! Да я прикончу тебя одним ударом! – Желваки на лице Оливера ходят ходуном. Он сжимает кулаки, а во мне ничего нет. Страха нет, одна печаль.

– Ну так ударь. Чего ты ждёшь? Ударь меня, прикончи, а не угрожай. И ты не имел меня, Оливер, ты насиловал. Это не делает тебя сильным, наоборот, это показывает, какой ты на самом деле трус и слабак. У тебя ещё есть шанс поддержать Флор, она вроде бы в наркологической клинике лечится. Так вперёд, развлекайся, а меня оставь в покое. Я сожалею о том, что поддалась своему страху в ту ночь, паника меня с ума свела. Я думала, что ужаснее, чем ты и я тогда ничего не может быть. Есть. Всегда есть что-то худшее, и это произошло. Прощай, Оливер, – спокойно отвечаю ему и с горечью смотрю в тёмные глаза, налитые кровью и ненавистью. Мне жаль, что понимание приходит поздно. Жаль, что только в сравнении можно многое осознать и увидеть с другой стороны.

Направляюсь к входу, но меня догоняет Оливер и закрывает собой дверь. Устало поднимаю на него взгляд и ожидаю ещё обвинений и оскорблений.

– Стой. Мира, нельзя так… я… не должен был это говорить, и ты не должна. Всё перевернулось вверх дном. Я же любил тебя. Я был поглощён только тобой и пришёл тогда тоже только из-за тебя. Мира, – он пытается взять мои руки в свои, но я избегаю этого, отходя на пару шагов назад.

– Оливер, прекрати прикрываться тем, что у тебя есть чувства ко мне. Мы оба знаем, кто мы друг для друга. Я в курсе того, что ты никогда не изменишься, а твоя любовь – это лишь оправдание, которое раньше я приняла бы. Но всё, остановись, хватит. Я устала от всего этого. И от твоей лжи тоже. Не было никаких Всадников, им дела нет до нас больше, потому что нет никаких причин, чтобы их что-то здесь заинтересовало. И прекрати пить, прошу тебя, хоть я отношусь к тебе не так хорошо, как ты хочешь, но мы были довольно долгое время вместе, и это наложило на нас свой отпечаток. Никогда не будет больше так, как было. Всё изменилось. И виноваты в этом мы все, – слабо улыбаюсь ему, пока он переваривает мои слова и даёт шанс уйти отсюда так, как должна это сделать девушка моего положения и достатка. Гордо.

– И, к слову, – останавливаясь, бросаю взгляд на подавленного Оливера, – я знаю, что никаких приступов агрессии у тебя нет. Ты не болен, ты просто не сдерживаешь себя, когда пьёшь, и не только. Ты нашёл оправдание для всего, даже для проявления и демонстрации физической силы. Но для своей совести оправдания ты не найдёшь. Советую пересмотреть своё будущее, Оливер, ты его губишь непонятно зачем и из-за кого. Мне жертвы не нужны.

– А что ты хочешь? Знать, что ты права, и я сам осознаю то, что моя жизнь ограничена лишь тем, сколько выпить и забыться? Знать, что твои правила на самом деле очень мудрая и нужна вещь сейчас? Знать, что я раскаиваюсь в том, что сделал? Так ты и так знаешь об этом, Мира. Мне гадко от самого себя и от того, как я поступил. Но в тот момент я очень хотел, чтобы ты ответила за то, что бросила меня, променяв на этого урода, который предал тебя. А я был на твоей стороне даже тогда, когда все считали тебя виновной. Мне было всё равно. Разве не это любовь? Разве не так проявляются чувства, Мира? Может быть, в большинстве случаев, веду себя, как подонок, но я не хочу быть один. Я привык быть с тобой, и клянусь, что буду меняться. Мы сможем, только дай нам шанс. Ещё один шанс, Мира. Если мы будем вместе, то никто нас не тронет. Я даже готов сделать всё, чтобы у моего кузена и у твоей подруги всё получилось, слышишь? Я… что ещё мне сказать? Что мне сделать, детка, чтобы ты простила меня? – Его, осипший враз, голос никак не влияет на меня. Я просто смотрю на него, унижающегося передо мной, и думаю совсем о другом человеке. Если бы ОН это сказал. Если бы ОН сейчас был напротив, то я бы расплакалась и убежала, горевала и сожалела бы о том, что готова простить. Я бы помнила ту боль и страх, который жил во мне. Помнила бы всё, и это было бы совсем неважным. Вот моя проблема, после всего того, через что Рафаэль заставил меня пройти, я до сих пор чувствую к нему так много, и от этого так больно. Поэтому смотреть не могу на него. Поэтому его аромат преследует. Поэтому он застрял глубже, чем просто в голове. Он внутри меня, действительно, внутри меня, в том уголке сердца, которое угасло в ту ночь.

И враз все эти мысли переворачивают моё сознание полностью. Я больше не слышу того, что говорит Оливер, какие доводы находит. Мир перестаёт существовать, есть только я и моё сердцебиение, сорванное вконец из-за ЕГО имени. И даже его теперь несложно произнести. Рафаэль. Преступник моего сердца. Всё становится таким незначительным. Угрозы. Крики. Правила. Уставы. А что важно в этой жизни? Что, вообще, здесь ценится, кроме достатка? Ничего. Так вот и во мне больше ничего не осталось. Только горе, похожее на погребение моих чувств. Мне плохо из-за этого, так паршиво внутри, потому что ничего не изменить. И теперь я вижу свои ошибки. Я не доверяла ему, он не верил мне. Мы были в клетке с гиенами, и он отдал меня на растерзание, укусив первым.

– Мира, мы должны, понимаешь? Мы…

– Оливер, никаких нас нет больше, и никогда не было. Ты вправе прибегнуть к ответному действию против сестринства, и я пойму тебя. С этих пор мы лишь главы общин, рождённые для уничтожения всего человеческого внутри, и не более. Мы были пешками в чьей-то игре, и пали. Оба, Оливер. Мы оба пали, пора это признать. Не бойся, милый, поодиночке мы справимся, если будем, действительно, отвечать за тех, кого приручили. Мы за наших братьев и сестёр в ответе, и они не должны пострадать из-за того, что мы когда-то поступили неверно, потому что испугались последствий. Всё будет хорошо, определённо будет, только я не уверена, что у нас, – мой монотонный и безжизненный монолог вводит парня в ступор. Смотрит на меня во все глаза и не верит в то, что я это говорю, но мне мало. Я устала от игры в прятки и от навязанных канонов.

– Я другая, понимаешь? Я не хочу причинять никому боль и заставлять проходить испытания. Я не желаю видеть, как люди унижаются, потому что у меня есть деньги. Я не хочу быть средством достижения цели. Я не бестелесное существо, мне тоже больно. И я не могу так больше, Оливер. Не могу. Я хочу жить, просто жить и потом исчезнуть. И у нас есть власть. У тебя и у меня, мы можем изменить здесь всё. Мы сильные, и за нами пойдут, если мы попросим, не прикажем, как раньше, а объясним, для чего это делается. Единственное, что мы должны – стать лучше, чем те, кто были до нас. Должны стать людьми, которые войдут в историю и изменят порядки здесь. Мы не обязаны больше следовать их постулатам. Мы можем всё, и пора начать воевать против прошлого. Мы есть, а они лишь воспоминания. И мы выиграем, потому что в основе наших действий будет польза тем, кто ещё даже не подозревает, что скоро окажется среди нас. Что я хочу? Остановиться и подумать, а что же будет дальше. Ты доволен тем, кто ты есть сейчас? Нет, и я тоже. Это не мы. Это те люди, которые стараются быть похожими на кого-то. Пора вспомнить, что ты и я личности с собственными желаниями и мечтами. Пришло время изменить всё и измениться самим. Не знаю, кем ты будешь дальше, но я не желаю больше быть коронованной особой. Я снимаю свою корону, потому что она давит на меня и мешает мне быть собой. Я желаю тебе счастья, Оливер, от чистого сердца, но в нём никогда не будет места для меня. И я никогда не смогу тебе подарить то, что ты заслуживаешь. Прости меня, – вот и всё. Назад дороги нет, и я не хочу возвращаться в прошлое. Я должна была с этим покончить раз и навсегда. Надеюсь, он поймёт и найдёт в себе прощение, на которое я не способна. Мне жаль.

Выхожу из спортивного зала, оставляя там подавленного, униженного и шокированного Оливера, моего бывшего нелюбимого парня. Выгодную партию и успешный шанс всегда оставаться главой сестринства. Возможно, я когда-нибудь пожалею об этом, но не сейчас. В эту минуту, пока я иду по тихим коридорам, я словно во сне. Ничего не замечаю и не хочу этого делать. Мне всё равно.

Рафаэль…

Странно. Не понимаю, почему даже воспоминание о его имени теперь вызывает жалость к себе. Тихие стоны о том, что всё так получилось. И кто виноват? Наверное, я. Но даже с этим признанием разве можно объяснить то, сколько жестокости в нём ко мне? Нет, я не в силах. Слова ничего не значат, просить прощения для него очень легко, а вот для меня… раньше было, довольно сложно. Не теперь. Что-то словно сломалось внутри, сейчас или же заметила я только в ту минуту, когда Оливер говорил о том, что мы должны. Действительно, а что мы должны? Мы богатые дети наших бесчувственных родителей, которые отправили нас сюда пройти испытания, как на каторгу выслали. Никому не интересно, что мы здесь творим, только бы не беспокоили их и не погибли, и всё. Но разве это правильно? Разве так должно быть в мире? Господи, я запуталась даже в своей голове, вероятно, это эмоциональное истощение после стольких дней мучительного ожидания, постоянные заговоры и ложь, живя в которых, я и прогнила. Мне проще играть роль, но она меня убила. Я сама это сделала с собой. Хотела посмотреть сильная ли. Нет, я слабая, когда ЕГО нет рядом. Его, мон шер. И так гадко от этого. Себе признаваться гадко в том, что хочу узнать: за что?

– Мира, ты идёшь? – Моргая, поднимаю голову от стола, за которым мы в молчании обедали, и киваю.

– Да, конечно. Отнеси мой поднос, – натягиваю улыбку и поднимаюсь с места, указывая на недоеденный суп, и решаюсь добавить: – Пожалуйста.

Удивление, написанное на лице сестры, которая редко слышала от меня подобное. Удивление тех, кто услышал это слово, а затем посылаю добрую и мягкую улыбку, от которой глаза девушки меняются, и она радостно кивает в ответ. Не потому, что я приказала, а потому что попросила. Надо же, вот оно как, оказывается. И, вероятно, я смогу больше, если приму тот факт, что меняться в первую очередь нужно самой, а потом уже ожидать этого от других.

Выхожу в коридор в окружении девочек, и сразу же на нас едва не налетает Марджори.

– Мисс Райз, вам не передали приглашение в администрацию? Почему я должна бегать за вами? Целый день: то одного привести, то другого, то третьего, – возмущается она, а я вопросительно изгибаю бровь от такого обращения. Будет сложно.

– Я его просто проигнорировала, потому что последнее меня не порадовало, – сухо произношу, показывая кивком головы сёстрам идти на занятие.

– А меня отчитали, мисс Райз. Ну хоть вы сжальтесь надо мной, пройдите в администрацию, вас ожидает преподаватель по конному спорту. Вы прогуляли весь теоретический курс, и он хочет с вами обсудить это, – жалостливо просит она.

Ох, чёрт, этот дерьмовый курс из-за глупости Рафаэля. Его падение. Мой страх за его жизнь. Я и сейчас бы испугалась, если подобное бы произошло. Как же это плохо.

– Хорошо, иду, но мне придётся опоздать, – пожимая плечами и принимая расслабленный вид, обхожу секретаря, заверяющую, что она всё уладит, и направляюсь на улицу. А она всегда мила со мной. Даже тогда, когда было собрание, и все решали мою судьбу, она настояла на своём и помогла.

Хватит, на меня напала какая-то добрая фея и ударила по голове, но остановиться не могу. Что такое? Почему даже прохлада не ощущается? Ничего, кроме печали, словно похоронила самого важного человека в своей жизни.

Я вхожу в здание администрации и направляюсь к кабинету директора. Там меня и ожидает преподаватель, начиная сразу отчитывать за прогулы и бессовестное поведение, отчего закатываю глаза и просто терплю, пока он выговорится перед месье Леду.

– Так что вы от меня хотите? – Устало интересуюсь я. – Сдать тест или станцевать вам на лошади? Что? Конкретно скажите мне: чего вы от меня ждёте? Извинений? Не собираюсь. Не моя вина в том, что один глупый студент решил набрать баллы на вашем предмете. Я прекрасно знаю и теорию, и практику, да и ерундой мне заниматься некогда. Вы возложили на сестринство огромные обязательства, тем более я меняю правила в вашу сторону, месье Леду, убеждаю девушек не пропускать занятия и поднять мои оценки. Хотя бы за это вы уже должны меня простить и помиловать, как и вычеркнуть из списка на отчисление. И я сдала больше половины задолженностей, вроде бы. Так каков ваш ответ? – Да-да, надменную интонацию очень тяжело спрятать. Она выработалась с годами, и здесь понимают только так. Если я поддамся тому, что со мной неожиданно стало происходить, то меня раздавят к чёрту. Вновь игра.

Пару минут мужчины во все глаза таращатся на меня, а затем директор первым прочищает горло и бросает быстрый взгляд на преподавателя.

– Мисс Райз, отчасти вы правы. Вы несёте огромную ответственность за девушек, и мне по нраву ваш новый устав. Но вы немного ошиблись, прошлогодние задолженности не сданы, вы, видимо, хотели их сдать, и ввиду сложившихся обстоятельств забыли. Если вы сдадите всё в течение двух недель, то мы с радостью вычеркнем вас из списка на отчисление, тем более за последнее время вы успешно демонстрируете свои знания. Но тот случай в загоне – очень серьёзная вещь, и вы должны понимать, что требования ко всем одни и те же…

– Да-да-да, только всё зависит от суммы на чеке, который вам выпишут. Так дело в деньгах? Хорошо, сколько вы хотите? Позвоните секретарю отца, и она выпишет вам чек. Всё, дело улажено, оревуар, – только разворачиваюсь, чтобы уйти, как слышу:

– Стоять, мисс Райз. Я вас не отпускал. Ваше поведение сейчас безобразно, и вы хотите знать, чего мы ждём от вас? Отлично. Послезавтра в шесть часов вечера, после основных занятий, вы и мистер Лоф сдаёте теоретический курс, а на следующем занятии практический. Теперь вам отчётливо ясно, чего мы от вас требуем? – Злобно повышает голос месье Леду.

– Отчётливо. Только я буду сдавать одна, не хочу упасть в обморок от лицезрения вонючей обезьяны. Послезавтра в шесть. Буду, ну или найдёте меня где-нибудь, – усмехаясь, выхожу из кабинета и настроение становится отвратительным.

Вот снова в чём моя вина? В чём, чёрт возьми? В том, что я влюбилась в этого урода? В том, что защитить хотела? Так где этот хвалёный ответ судьбы за благие дела? Нет его! И смысла в жизни тоже нет! Господи, как я устала от неё… от моей роскошной жизни! Устала и ничего не хочу больше, ничего, даже власти. Смысл? Я не вижу его, ведь когда-нибудь и я окажусь на месте Беаты. И мне уже плевать, что со мной сделают. Для кого мне жить? Ради кого? Ради отца, который забыл обо мне? Или ради матери, которая смерти моей ждёт? Кому я нужна, вообще? Я, не то, что все эти твари видят каждый день. А я, вот такая, сломленная и раздавленная внутри? Никому и никогда не была нужна. Вероятно, вот он конец, как всегда печальный…





Глава 17

Мира





– Насколько это точная информация? – Сухо спрашиваю я в телефонную трубку одного из отцовских сотрудников, точнее, самого приближённого ко мне и, признаться, самого терпимого. Знаю, что папочке доложат в будущем. Знаю, что за это он меня не погладит по головке. Знаю, что для меня такое желание недопустимо, но часы раздумий, поиска, многочисленные отслеживания и точная уверенность в банкротстве, заставили меня прибегнуть к такому решению – позвонить Грогу.

– Эмира, у нас три утра, – усталый вздох мужчины на другом конце провода, а я обвожу адрес, который он мне продиктовал.

– И не поинтересуешься: зачем мне? Не хочу ли завершить начатое или замышляю что-то ещё более коварное? – Усмехаюсь от своих слов.

– Нет. Мне интересно посмотреть, что будет дальше, и как ты выберешься из этого. Придётся ли снова лететь и вытаскивать тебя из проблем, или же покажешь удивительные способности, точнее, то, что ты выросла и сама осознаёшь ответственность, которую взяла на себя. Да и спать, знаешь ли, хочется больше, чем обсуждать с тобой очередную глупость, которую ты пытаешься совершить. Проще дать тебе это сделать, иначе ты найдёшь проблемы похлеще, чем уже есть.

– Вот говоришь вроде бы приятные вещи, а воняет от них дерьмом. Отец там жив ещё? – Цокая, поднимаюсь со стула и закрываю ноутбук.

– К твоему сожалению, да, не помер, и пока его счета принадлежат ему, – в том же духе отвечает Грог.

– Идиот, – закатываю глаза и отключаю звонок.

Уже скоро все проснуться, и мне нужно понять, действительно, ли хочу этого. Лучше было бы навсегда забыть об этом и просто вычеркнуть из памяти. Но не могу. Зачем мучить себя и накручивать? Лучше просто поехать и всё узнать самой, ведь Грог не сказал мне, как обстоят дела на самом деле. Да и если я всё же позвонила ему, то давно уже приняла решение, и эти круги по спальне лишь пустая трата времени. Мне придётся пропустить все пары, дорога займёт около двух часов, если в пробку не попадём на обратном пути, да и в банкомат заехать тоже нужно.

Быстро собираюсь и переодеваюсь во всё тёмное, считая, что так останусь незамеченной. Вызываю такси и указываю свой путь, долгий путь, но он должен помочь. Хоть что-то мне должно помочь выйти из непонятного состояния подавленности! Бросаю в сумку необходимые вещи и, выключая свет, выхожу из спальни, ловя себя на мысли, что останавливаюсь и оборачиваюсь. На запах. Снова пахнет Рафаэлем, как будто он находится где-то здесь, но это невозможно. Это моя болезнь.

Спускаясь вниз, бегло пишу девочкам записку, что меня не будет весь день, но правила в силе, и выхожу из дома. Направляюсь к главному входу и, проводя карточкой, ожидаю такси. Мобильное приложение показывает, что оно подъедет только через пятнадцать минут. Конечно, целесообразно было бы выдернуть шофёра из кровати, но не хочу. Это ведь мои проблемы, да и лишние вопросы мне к чёрту не сдались. Я и так делаю то, на что, вообще, не способна.

Светает, и, по моим подсчётам, я приеду в Берн около девяти утра. Я понятия не имею, пропустят ли меня, и что, вообще, необходимо для этого. Но попытаться должна. Хотя бы это. Сажусь в такси и прошу, чтобы остановились у круглосуточного банкомата, на всякий случай необходимо снять наличные. Я никогда так не поступала, вероятно, это последствия приступа доброты и заботы о других. А, может быть, мне больно и от этого тоже.

Сколько всего можно выдумать за пару часов в закрытом пространстве? Сколько раз можно передумать и потребовать развернуть машину, раздражая шофёра? И сколько раз можно заставлять его ехать в тот пункт назначения, который был первоначальной задумкой? Больше одиннадцати. И меня не волнует, что обо мне подумают. Ведь сейчас моя жизнь главнее всего. Что меня ждёт там? Смогу ли справиться? Смогу ли принять всё это? Оно мне надо? Не знаю… но всё же еду в наркологическую клинику к Флор. Знаю, не должна. Знаю… но единственный человек, о котором я думала всю ночь, помимо постоянно находящегося в моей голове Рафаэля, это она. Моя сестра. И я даже ненависти к ней не испытываю, а лишь жалость. Вот такая стерва меня завербовала, и ничего поделать не могу. Мне плохо, даже трясёт немного от адреналина, когда вижу среди густоты деревьев стоящую под пасмурным небом больницу. Закрытую, оснащённую видеокамерами и охраной.

– Ждите меня здесь, пусть счётчик работает, – бросаю я шофёру и выхожу из машины.

Вот и всё. Часы пути, переживаний и терзаний, страха и боли, сузились до нескольких зданий, где лечится она. Её отец за один день стал банкротом, спустив все деньги на поиск дочери, а затем на шанс вернуть её к жизни. Её судьба сломана, независимо от того помогут ей здесь или нет. Она уже потеряна. И ведь прошло всего несколько дней с момента демонстрации видеозаписи тех ужасных сцен. Но я должна признаться – считаю, что она заслужила. Не всего этого, конечно, но большей части. Конечно, это кощунственно и бесчеловечно, но студенты погибали из-за порядков в университете. Не в его пределах, а за ними. Алкогольное отравление. Наркотики. Самоубийства. Этого нет в истории, а есть лишь красивая картинка, где такие, как я, улыбаются и радуются диплому или же лежат на лужайке, гордясь собой как на выставке, да и слишком много постановочных кадров. Только вот многое скрыто, и узнаёшь ты об этом, как только за тобой, словно в тюрьме закрывают двери.

На удивление, меня пропускают без лишних вопросов, заносят мои паспортные данные в базу и сообщают, в какой корпус пройти, чтобы узнать о пациенте. Ёжусь от прохлады и запахиваю куртку. Оглядываю ещё тихие свежескошенные лужайки, и кажется, что это не больница, а просто какой-то закрытый оздоровительный отель. Я единственный посетитель этим утром, и поэтому, как только вхожу в главное здание, то две девушки за регистрационной стойкой поднимают головы и натягивают на лица отработанные улыбки.

– Доброе, утро, мисс. Чем можем помочь? – Интересуются у меня на английском.

– Мне нужна… я хочу встретиться с одной из ваших пациенток. Её недавно привезли сюда. Флоренс Делон, девятнадцать лет, – делая глубокий вдох, отвечаю я, стараясь сохранять спокойнее, но это слабо выходит. Я нервничаю, не понимаю, какого чёрта оказалась здесь. Да причин нет, только ночные утопичные мысли вынудили меня пойти на крайние меры.

– Минуту, – девушка опускает голову и ищет что-то в компьютере.

– Да, такая пациентка у нас есть, но к ней запрещено впускать кого-то. К тому же часы посещения у нас с четырёх часов до восьми. И…

– Что ж, раз так, то вызовете кого-то более компетентного в этом вопросе, потому что я приехала сюда с определённой целью и требую к себе должного внимания и отношения. Или же мне обратиться к более высокопоставленным людям, к примеру, к одному из министров? У меня есть телефоны всех, даже президента, он с моим папочкой обожает играть в гольф в нашей резиденции в Ницце. Ну так что, как мы решим сложившуюся проблему? – Достаю мобильный и демонстративно кручу им перед обескураженными моей наглостью девушками. Они недоумённо хлопают глазами и переглядываются.

– Хм, мисс…

– Эмира Райз, единственная наследница миллиардера Эрнеста Райза и, помимо этого, принцесса всего сущего, – с улыбкой поправляю. – Погуглите моё имя и имя моего обожаемого папочки, который не любит, когда его дочь расстроена. А до этого состояния остались считаные секунды. Десять. Девять…

– Мисс Райз, мы не можем…

– Восемь. Семь…

– Я позвоню сейчас лечащему врачу мисс Делон и спрошу у него совета, хорошо? В данный момент он не на месте и, вероятно, сможет подсказать, как не усугублять сложившуюся ситуацию, – вторая более пуглива и разговорчива, значит, и подкупить её можно. Прекрасно.

– Чай. Без сахара. Желательно фарфор семнадцатого века. Я буду вон там, – указываю пальцем на ряд мягких стульев и направляюсь к ним.

На самом деле я не соврала. Мой отец дружит со многими главами разных стран и даже ведёт с ними дела. Конечно, номеров телефонов у меня нет, но если потребуется, то я достану их. Вот так просто. Да и сукой быть тоже очень просто. Почему люди понимают только так? А с первого раза никогда? Зачем заставляют быть надменной тварью и указывать им на их место, когда всё можно было решить несколькими тысячами евро? Глупо и бессмысленно.

– Мисс Райз, доктор Эссер сможет приехать только во второй половине дня. В данный момент он находится в…

– Вы считаете, мне интересно, кого сейчас ублажает этот человек? – Цокая, перебиваю девушку, а другая уже приносит мне чай, видимо, в лучшей чашке, которую она могла найти. Брезгливо кривлюсь и отмахиваюсь от подношения. Если играть свою роль, так играть её до конца.

– Во сколько он будет здесь, и чем вы предлагаете мне заняться? – Интересуюсь я, вальяжно располагаясь на стуле.

– Он обещал прибыть к четырём часам. А… хм, вы можете пройти по нашему центру и посетить каждодневные психологические тренинги, или у нас есть… мы с радостью вам предложим нашу комнату для отдыха, там есть компьютер и интернет. Думаю, начальство не будет против, – нервно лебезят передо мной.

Шесть часов сидеть и ждать? Чёрт, и ведь другого не остаётся, если я выйду, то они предупредят охрану, и меня потом, вообще, могут не пропустить сюда. Так что придётся терпеть.

– Ресторан хотя бы здесь предусмотрен? Я не завтракала.

– Есть столовая для сотрудников и общая, где предоставлены разные варианты блюд для наших пациентов и их посетителей.

– Вряд ли пациентам вы предлагаете продукты того же качества, что и для себя. Так что отведите меня в то место, где я не отравлюсь, а вы избежите судебного иска о недобросовестном приготовлении пищи.

О, да, они меня ненавидят, но страх от непонимания того, что я, в принципе, могу сделать, заставляет их унижаться передо мной, и одна из администраторов кивает, а другая с чаем, который я отвергла, возвращается на своё место.

Меня проводят в тихую, без единого посетителя, небольшую столовую. Конечно, здесь выбор и перечень блюд куда лучше, чем в другой. Располагаюсь за столиком и издевательски прошу меню, на что мне говорят, что я должна сама идти и выбрать. Но мне мало, мне скучно, и я раздражена в большей степени на себя за такую необдуманную поездку, так что всё это выливается в продолжение спектакля, в котором я выставляю себя самой отвратительной сукой в этом мире, заставляя мне всё принести. Каждое блюдо, и расставить их на столе. Просто так, потому что могу. Я избалованная и наглая, меня именно этому учили, и даже внутри уже не так гадко от своего поведения. Подавлена.