Королевский доступ

— Что?

— Я умирала, — просто сказала Таисса. — Я была в плену, и меня должны были казнить… и всё остальное тоже. Великий Тёмный предложил мне напоследок вернуться к тебе перед смертью и всё исправить.

— И как же, — опасным тоном поинтересовался Вернон, — ты всё исправила?

Его лицо было в опасной близости от её лица: их губы разделяла едва ли ладонь. Но сейчас её визави было явно не до поцелуев. А вот придушить он её мог вполне. Этого Вернона, в отличие от Вернона из её прошлого, не сдерживало ничто.

— Я просила у тебя разрешения всё исправить, — глухо сказала Таисса. — Несколько раз. Ты это помнишь.

— Пока не кинулась в волны, аки русалка. И? Я не дал тебе разрешения, это я помню. Ты не добилась своего.

Таисса медленно покачала головой, глядя ему в глаза:

— Не добилась. Ведь ты отказался.

Его пальцы плавно скользнули по её плечу, откидывая прядь волос с щеки, и легли ей на горло. Мягко, легко, почти лаская.

— Что ты приказала мне? — тихо спросил Вернон. — Спрашиваю в последний раз. И учти, у меня очень чуткий нейросканер.

Таисса закрыла глаза.

— Ничего.

— Совсем ничего?

— Совсем ничего. Я не влезала в твои мозги. Ты мне не разрешил.

— Ты говоришь правду? Или ты под нейролептиками?

— Проверь, — прошептала Таисса. — Хотя Светлые всё равно бы промыли мне кровь. Но разве это важно? Или ты веришь мне, или нет.

Она открыла глаза, и несколько секунд они с Верноном смотрели друг на друга.

— Я никогда больше тебе не поверю, — тихо сказал Вернон. — И ты это знаешь.

— Знаю. Но люблю тебя всё равно.

Пальцы исчезли с её горла, снова задев голое плечо. Таисса не успела заметить, как плед почти слез с неё, едва закрывая грудь и оставляя бедро и бок открытым.

— Глупая дура, — прошептал Вернон.

И поцеловал её.

Таисса попыталась отстраниться, но Вернон уже накрыл её плечи, сминая её губы, не давая увернуться. Оторвался от её рта и приник к нему снова, и Таисса едва ощутила, как потянулась ему навстречу, обвивая его шею, пока его пальцы рисовали тонкие линии на её ключицах. Горячая кожа к коже, смятый и задранный плед, его губы, которые были то жадными и настойчивыми, то почти несмелыми. Пальцы в её волосах сделались нежнее, и Таисса задохнулась, приоткрыв рот, принимая в себя его дыхание.

Огонь камина согревал их двоих, но сейчас, в эту минуту, Таиссе не нужно было это тепло. Она ни о чём не думала, не помнила, что Вернон сказал о доверии только минуту назад: это просто перестало иметь значение. Важно было лишь прижиматься грудью к его обнажённой груди, ощущать его всем телом, греться его губами, его теплом.

— Вернон, — прошептала она, когда их губы наконец разомкнулись. — Ты…

— Шшш, малышка. Не говори ничего.

Горячие пальцы, скользящие по её боку, замирающие на бедре. Её собственные руки, наконец исследующие его тело, накрывающие чувствительные точки; она сама, чутким ухом ловящая его прерывистое дыхание. Хриплый полувздох-полустон, и Вернон замер над ней, поймав его лицо в ладони.

— Ты этого хочешь?

— Я… — Таисса растерянно смотрела на него сквозь ресницы. — Я… не понимаю, почему ты вдруг…

Он коснулся её губ.

— Не надо ничего понимать, — прошептал он. — Ты хочешь быть со мной или нет?

Таисса разомкнула было губы для ответа, сама не зная, что хочет сказать, но тут Вернон закрыл ей рот поцелуем.

Горячим, проникающим, обжигающим её губы, как песок пустыни. Глаза Вернона были закрыты, и Таисса не могла прочитать его мыслей. Успел ли он её полюбить? Представлял кого-то на месте её? Или её саму, её губы, её сердце?

Горячие ладони исследовали её тело, и Таисса тихо вскрикнула, почувствовав на себе его пальцы под пледом. И тут же оказалась прижатой к полу за плечи, вновь и снова — под поцелуями, которые несли в себе страсть, а не воспоминания, жар, а не горечь, заставляя забыть обо всём, даже о себе и своих желаниях.

Вернон оторвался от неё внезапно и резко.

— Нет, — прошептал он. — Чёрт, я сам себе противен.

Едва до Таиссы дошли его слова, она резко отстранилась, кутаясь в плед. Голым плечам враз стало зябко, но больше ей набросить на себя было нечего.


Вернон встал и подошёл к стопке дров, сложенных в стороне. Подбросил немного в камин.

— Мне было плевать, кто сейчас передо мной, — произнёс он, не глядя на неё. — По крайней мере, пять минут назад точно было плевать. Мне нужно было тебя соблазнить, а что я при этом представлял — дело десятое.

— Зачем? — хрипло прошептала Таисса. — Зачем тебе я, если это мог быть кто угодно?

Вернон резко рассмеялся:

— Чтобы ты не досталась своему бывшему Светлому. Чтобы он знал, что я провёл эту ночь с тобой. Чтобы эта мысль резала его как ножом каждый раз, когда он будет думать обо мне. О наглом захватчике, посмевшем похитить невинность его принцессы. Бьюсь об заклад, сам он так и не решился бы.

— Прекрати, — тихо сказала Таисса. — Это не ты.

— О нет, Пирс, это как раз я. Очень даже я. Я, сходящий с ума от ненависти, бессилия и невозможности вернуть время назад. — Вернон обернулся, и холодный взгляд серых глаз впился в неё. — Ведь у меня нет в родственниках Великого Тёмного.

— Великий всё равно не смог бы вернуть твою мать, — так же тихо сказала Таисса. — Никто бы не смог. Это невозможно — воскресать из мёртвых.

Вернон издал невесёлый звук:

— У твоих родственников это получается с пугающей регулярностью.

Он похлопал по полу рядом с собой:

— Так и будешь сидеть в противоположном конце комнаты? Здесь теплее.

Таисса не двинулась с места. Ей было холодно, от двери дуло, но она не собиралась это признавать.

— Да.

Вернон вздохнул, обхватывая руками колени. Подхватил опрокинутую чашку и отставил её в сторону.

— Я не хотел брать тебя этой ночью, Пирс. Я бы и не смог. Я попытался, и попытка была неплохая, — он невесело улыбнулся, — но ничего не изменилось бы. Мне не сделалось бы лучше, а тебе было бы очень больно. В детстве я, конечно, хотел вырасти и стать неисправимым мерзавцем, но не таким.

— А каким мерзавцем ты хотел бы стать? — странным тоном спросила Таисса.

— Таким, который не верит в глубокие чувства. В любые чувства, если уж наверняка.

— Хочешь сказать, ты никогда не влюблялся?

— В кого? В Хлою? В девочек из эскорта? — Вернон тихо засмеялся. — Да, уверен, сними кто-нибудь фильм по такой истории, гонорары можно было бы собирать экскаваторами. Впрочем, какие, к дьяволу, гонорары при Светлых? Если твой новый глава Совета не поторопится, вряд ли мы скоро увидим следующий блокбастер.

Он бросил на неё усталый взгляд:

— Мне извиниться? Попросить у тебя прощения на коленях? Пирс, я не в настроении. К тому же ты взрослая девочка, и ты была не против. В таких вещах, знаешь ли, сложно ошибиться.

Таисса дёрнула плечом. Изображать обиду было глупо, вселенскую боль — тем более. Да и не чувствовала она ни того, ни другого. Только усталость.

— Кажется, в этот вечер я вообще разучилась чувствовать, — тихо сказала она вслух.

— Добро пожаловать в клуб, — хмыкнул Вернон. — Иди сюда. Тут тепло.

Таисса неохотно приподнялась, придерживая плед, и подошла к камину. Села и подтянула ноги к груди, чувствуя, как тепло накрывает озябшие плечи и холодные пятки.

Вернон улёгся рядом с ней, закинув руки за голову.

— В детстве мне нравилось сидеть у огня с няней, — задумчиво сказал он. — Я представлял, что рядом моя мать, а не Су Ли, и рассказывал ей всё, что приходило в голову. Как я хочу стать пиратом, о летающих парусниках и древних сокровищах, о Светлых, что будут падать под моим натиском, и о Тёмных, которые мне покорятся. В общем, моя блестящая карьера зародилась уже тогда.

— Твоя изумительная скромность, я смотрю, тоже.

Он засмеялся:

— Ты мне нравишься. Если бы не всё, что между нами произошло… пожалуй, я бы не отказался иметь тебя в друзьях. Даже не сейчас, а в далёком детстве. Кого-то, такого же, как я.

— Такого же циничного и одинокого?

— В яблочко, Пирс. Ты бы прикрывала мои проделки от родителей, а я бы научил тебя целоваться. Твои текущие навыки меня удручают.

Таисса плотнее сжала вокруг себя колючую шерстяную ткань. Ей очень хотелось его стукнуть, но она прекрасно понимала, что это бессмысленно. Прежнего Вернона больше не было.

— Мои текущие навыки, как я понимаю, больше тебя не касаются, — заметила она, — Ты же не хочешь стать… как там было? Неискоренимым мерзавцем?

— Неисправимым, — устало поправил Вернон. — И нет, больше не хочу. Я хочу открыть глаза в мире, где моя мать жива и твоё имя ничего для меня не значит.

Он тяжело вздохнул:

— Но мне от тебя никуда не деться, да? Пока есть шанс, что твой Светлый подключит тебя к аппаратуре на дирижабле, чтобы снова поджарить мои мозги, я должен таскать тебя с собой. Или прирезать, но такого мерзавца, боюсь, не получится даже из меня.