Королева под снегом
Часть 7 из 40 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Пока, Фергюс! Встретимся у Тома, посмотрим матч.
– Точно, – ухмыльнулся Фергюс. – Я попрошу его положить для тебя пиво в холодильник…
8
Проклиная потерянные драгоценные секунды, Элиот кубарем скатился по ступенькам и помчался по коридорам, без колебаний выбрав направление. Сэм наверняка отправилась в центр города. Он выбежал на перрон, когда поезд уже готов был отправиться. Не обращая внимания на звонок, извещающий о закрытии дверей, он одним прыжком метнулся в вагон, чудом проскочив в щель, и невнятно извинился перед парой, на которую почти упал, когда поезд тронулся. Вцепившись в поручень, он обшарил глазами вагон и высмотрел-таки Сэм в самом конце, на последнем сиденье. Ее кудри виднелись из-за массивной макушки мужчины в каскетке и рабочем комбинезоне. Элиот пошел по проходу, покачиваясь от тряски вагона, который вздрагивал на поворотах, скрипя колесами.
Сэм его не заметила. Она сидела, уставившись на свои ботинки, мрачная, с еще красными от слез глазами.
Он тронул пальцем ее колено; она вздрогнула.
– Как ты?
– Хорошо.
Она вздернула подбородок и огляделась.
– А где Фергюс?
– Не захотел пойти, фиг с ним.
Они проехали две станции, оба замкнувшись в молчании, грохот тряского вагона заменял им разговор. «Эта девочка, – думал Элиот, – таинственная, как запретный край, ее не угадаешь, как тропку в лесу. Она пересекает весь Лондон, чтобы навестить старушку за занавеской, а когда наконец видит ее, идет на попятный и раскисает прямо под окном».
– Ты куда сейчас, Сэм?
– В Камден.
– Просто так?
– У меня вроде как там свидание. С друзьями, я хочу сказать, с людьми…
Он наморщил лоб, будто размышляя.
– Знаешь, что я думаю?
Она покачала головой.
– Я думаю, у тебя очень много друзей в Лондоне для человека, который никого здесь не знает.
Она сдавленно прыснула.
– Такой ты мне больше нравишься, – заметил он.
Сэм робко отодвинула прядь волос, открывая лицо. Этот непосредственный жест обладал неуловимой грацией ласки. У Элиота закружилась голова.
– Фергюс очень на меня сердит?
– Да нет. Знаешь, для него девушки… Ему не надо лишних…
– Лишних чего?
– Лишних… сложностей, понимаешь?
– Понимаю. Как с друзьями, да?
– Ну, всё-таки нет! По крайней мере, надеюсь, потому что его лучший друг – я, – ответил он, вращая глазами.
На этот раз она заразительно расхохоталась под гневным взглядом ближайшего соседа, уткнувшегося в газету. Нет ничего хуже, чем когда тебя отвлекают от чтения спортивных страниц, словно говорил он, подергивая подбородком. Элиот указал на него Сэм быстрым движением глаз, подняв брови, и всякий раз, когда мужчина раздраженно расправлял газету, словно знамя, их снова разбирал смех. Элиот сгорал от желания взять ее за руку, украдкой сорвать поцелуй. Когда они успокоились, Сэм наклонилась и заговорила тише, доверительным тоном:
– Знаешь, Элиот, иногда я думаю, что люди правы, я действительно немного с приветом.
Естественно, она ожидала, что он возразит, даже надеялась на это. На худой конец, он мог бы сделать это из вежливости. Но он молчал, сосредоточенно глядя на что-то невидимое другим под полом, как будто ответ требовал долгой внутренней борьбы и пробивал себе дорогу, расталкивая доводы против, толпившиеся в глубине его мозга. Вопрос повис и стал тяжелым от последовавшей за ним тишины. Сэм закусила губу.
Поезд замедлил ход, въезжая на станцию, и возникшая сутолока послужила отвлекающим маневром. Пара рядом поднялась, освободив два места, а любитель спорта, воспользовавшись этим, вытянул ноги. Элиот протиснулся и сел на сиденье напротив Сэм. Наклонившись в проход так, что его лицо было на одном уровне с лицом девочки, он продолжал разговор чуть дрогнувшим голосом:
– Я могу ответить тебе честно?
Встревожившись, она сощурила глаза. «Только бы он не сказал мне, что люди правы. Что я ненормальная. Я умру на месте от стыда».
– Я, в общем-то, согласен с Фергюсом. Я не думаю, что ты вправду хотела увидеть эту старуху. Я хочу сказать, твою подругу.
«Черт-те что», – подумала Сэм, задетая за живое. Она поднесла пальцы к губам, как будто хотела погрызть ногти.
– Почему ты так говоришь?
– Честно, Сэм, мы же были у ее двери. Достаточно было проявить настойчивость…
– Постой, ты думаешь, что я устроила весь этот цирк…
– Не сердись. Я тебя ни в чём не упрекаю, но, по-моему, Фергюс прав. Можно было продолжать звонить. Я согласен с ним: ты сама не знаешь, чего хочешь.
Ее лицо вспыхнуло, как от пощечины.
– Откуда ему знать, твоему Фергюсу, чего я хочу? – спросила она искаженным от гнева голосом.
Элиот ответил, невольно повысив тон:
– Извини, но я был там. Мы ее видели, старуху, окей? Она была у окна. Все ее видели.
– В том-то и проблема…
Элиот поднял брови.
– Объясни!
Сэм скрестила руки, нарочито склонившись к газете соседа.
– Ничего, ничего…
– Мы были лишними, это ты хочешь сказать?
Тут ее прорвало.
– Вот именно! Я ведь тоже ее видела, а ты как думал? Я не идиотка. По-твоему, человек, который живет один, да еще инвалид, может открыть кому ни попадя? Поставь себя на ее место, Элиот. Неужели это трудно понять? Фергюс ревет как ишак посреди улицы «Мэдди!», ты хихикаешь, а я посередке между вами. Ну вот, для нее и я туда же. Она закрыла занавеску. Три хулигана орут под ее окном: естественно, она испугалась. Надо еще сказать, что вы в вашем прикиде…
– Что наш прикид? Насколько я помню, когда на тебя напали, наш прикид тебя не смущал. Мы хороши, чтобы спасти тебя от ублюдков, а потом бай-бай, валите восвояси, так? Мы портим картину? Тебе не нравится куртка моего старика? Ты будешь меня учить, как мне одеваться? Давай дальше, если на то пошло, ты уже почти обозвала меня расистом, хотя даже не знаешь, кто я.
Элиот перевел дыхание, сам удивившись посыпавшимся как горох словам. Он уже злился на себя, но увидел, что она дрогнула, и новая волна гнева затопила его, прорвав последнюю плотину.
Он ткнул пальцем, словно нанося последний удар, жестоко, злобно.
– И не вздумай больше учить меня насчет Фергюса, слышишь? Ты не стоишь его мизинца. Он чуть не попал под автобус, так спешил к тебе на помощь, и, честно говоря, не стоило. Мещаночка, вот ты кто!
«Хорошо припечатал», – подумал мужчина с газетой – даже его достали разбушевавшиеся страсти. Отвлекшись от хроники боксерского матча в Манчестере, он прислушался, чтобы проникнуть за кулисы их ссоры тайным зрителем. Рефлекс и удар у этого парня что надо. Всё равно что прямой в челюсть. Точное попадание! Такой удар заслуживает ответа того же калибра. Он покосился на девушку, прикидывая возможности ее реакции. Та же категория, руки покороче, вес не тот. Не уверена в себе, но импульсивна и может быть жестокой, если ее достать. Она получила по полной, переваривает, но еще не в нокауте. Интенсивная атака, самозащиты ноль, и не надо забывать, что она начала первая… Да и высоко задрала планку, фактически назвав его хулиганом.
Что она скажет? Что сделает? Как ответит? Хорошей затрещиной? Как знать…
Ничего. Она не ответила ничего. Глухо, как в танке. Он вскочил – выходить, – свернув газету. Мальчонка в военной куртке выиграл по очкам в первом же раунде. «Сегодняшней молодежи пороху не хватает, – думал мужчина, ускоряя шаг. – Годятся разве что для рубрики „Кроссворды“, да и то…»
Сэм для вида рылась в рюкзаке, а Элиот смотрел ей прямо в лицо. Она уступила место молодой матери с маленькой девочкой и понуро присоединилась к толпе у дверей. Поезд остановился, двери разъехались. Проталкиваясь между людьми, начавшими выходить, Сэм вернулась: ее вдруг загрызла совесть. Нагнувшись, она ласково коснулась кончиками пальцев щеки юноши. Невероятно медленным был этот жест против течения, когда поток уже уносил ее. Решительно, не все люди живут в одном пространстве-времени.
– Прощай, Элиот. Ты был прав насчет Фергюса, я не стою его мизинца. Я вообще не стою ничьего мизинца.
Элиот уклонился, отвернув голову. Он не сделал ни единого движения, чтобы удержать ее. Но когда двери закрылись и она смешалась с потоком пассажиров, когда он увидел ее кудри, танцующие среди безымянного стада, и вдруг понял, что не увидит ее, наверно, больше никогда – это «никогда» резануло бесповоротно, как лезвие ножа, – горький ком поднялся из глубины его нутра. Он дал волю слезам, не обращая внимания на насмешливые или жалостливые взгляды, бесстыдно, не сдерживаясь, сам по себе.
Маленькая девочка, удивившись, склонилась в его сторону, и ее рот нарисовал идеальное О на личике китайской куклы.
– Почему он плачет?
– Ничего, милая, это взрослые дела, – ответила мать с ноткой грусти, – он влюблен…
Девочка повернулась к ней, ожидая продолжения.
– …но сам этого не знает, – заключила мама и крепко обняла ее.
Сэм пересела на Северную линию и поехала в Камден-Таун. Выйдя со станции, она плотнее запахнула воротник ветровки. Снег всё шел. В кафе за витринами новостные программы телевидения показывали нон-стоп лыжников и детей на санках на холмах Гринвича и в Примроуз-Хилл. Она старалась идти быстро, чтобы согреться, но ее била неудержимая дрожь. Холод проникал спереди и сзади, морозил пальцы и леденил сердце. Фасады были украшены немыслимыми рекламными скульптурами, голова слона торчала из муляжа индийского дворца, красовались готические героини в полном макияже и гигантские туфли на фоне английского флага, висел на кирпичной стене дракон, его длинный язык тянулся к прохожим. Ярмарочное гулянье за полярным кругом. Исходившее от него фальшивое веселье окончательно деморализовало ее, вышедшую не вполне невредимой из страшной игры в войнушку.
Следуя за толпой и проклиная свою неистребимую неуклюжесть, Сэм зашла в магазинчик одежды, купила себе вязаную шапку с гербом клуба «Челси» и пуховик в крупных цветах, последние зимние вещи, отыскавшиеся в дальнем углу магазина. Ничего безобразнее она, наверно, никогда не носила. Она сунула скатанную ветровку в большой карман рюкзака, зубами оторвала ярлыки с новых приобретений и сразу надела их.
– Точно, – ухмыльнулся Фергюс. – Я попрошу его положить для тебя пиво в холодильник…
8
Проклиная потерянные драгоценные секунды, Элиот кубарем скатился по ступенькам и помчался по коридорам, без колебаний выбрав направление. Сэм наверняка отправилась в центр города. Он выбежал на перрон, когда поезд уже готов был отправиться. Не обращая внимания на звонок, извещающий о закрытии дверей, он одним прыжком метнулся в вагон, чудом проскочив в щель, и невнятно извинился перед парой, на которую почти упал, когда поезд тронулся. Вцепившись в поручень, он обшарил глазами вагон и высмотрел-таки Сэм в самом конце, на последнем сиденье. Ее кудри виднелись из-за массивной макушки мужчины в каскетке и рабочем комбинезоне. Элиот пошел по проходу, покачиваясь от тряски вагона, который вздрагивал на поворотах, скрипя колесами.
Сэм его не заметила. Она сидела, уставившись на свои ботинки, мрачная, с еще красными от слез глазами.
Он тронул пальцем ее колено; она вздрогнула.
– Как ты?
– Хорошо.
Она вздернула подбородок и огляделась.
– А где Фергюс?
– Не захотел пойти, фиг с ним.
Они проехали две станции, оба замкнувшись в молчании, грохот тряского вагона заменял им разговор. «Эта девочка, – думал Элиот, – таинственная, как запретный край, ее не угадаешь, как тропку в лесу. Она пересекает весь Лондон, чтобы навестить старушку за занавеской, а когда наконец видит ее, идет на попятный и раскисает прямо под окном».
– Ты куда сейчас, Сэм?
– В Камден.
– Просто так?
– У меня вроде как там свидание. С друзьями, я хочу сказать, с людьми…
Он наморщил лоб, будто размышляя.
– Знаешь, что я думаю?
Она покачала головой.
– Я думаю, у тебя очень много друзей в Лондоне для человека, который никого здесь не знает.
Она сдавленно прыснула.
– Такой ты мне больше нравишься, – заметил он.
Сэм робко отодвинула прядь волос, открывая лицо. Этот непосредственный жест обладал неуловимой грацией ласки. У Элиота закружилась голова.
– Фергюс очень на меня сердит?
– Да нет. Знаешь, для него девушки… Ему не надо лишних…
– Лишних чего?
– Лишних… сложностей, понимаешь?
– Понимаю. Как с друзьями, да?
– Ну, всё-таки нет! По крайней мере, надеюсь, потому что его лучший друг – я, – ответил он, вращая глазами.
На этот раз она заразительно расхохоталась под гневным взглядом ближайшего соседа, уткнувшегося в газету. Нет ничего хуже, чем когда тебя отвлекают от чтения спортивных страниц, словно говорил он, подергивая подбородком. Элиот указал на него Сэм быстрым движением глаз, подняв брови, и всякий раз, когда мужчина раздраженно расправлял газету, словно знамя, их снова разбирал смех. Элиот сгорал от желания взять ее за руку, украдкой сорвать поцелуй. Когда они успокоились, Сэм наклонилась и заговорила тише, доверительным тоном:
– Знаешь, Элиот, иногда я думаю, что люди правы, я действительно немного с приветом.
Естественно, она ожидала, что он возразит, даже надеялась на это. На худой конец, он мог бы сделать это из вежливости. Но он молчал, сосредоточенно глядя на что-то невидимое другим под полом, как будто ответ требовал долгой внутренней борьбы и пробивал себе дорогу, расталкивая доводы против, толпившиеся в глубине его мозга. Вопрос повис и стал тяжелым от последовавшей за ним тишины. Сэм закусила губу.
Поезд замедлил ход, въезжая на станцию, и возникшая сутолока послужила отвлекающим маневром. Пара рядом поднялась, освободив два места, а любитель спорта, воспользовавшись этим, вытянул ноги. Элиот протиснулся и сел на сиденье напротив Сэм. Наклонившись в проход так, что его лицо было на одном уровне с лицом девочки, он продолжал разговор чуть дрогнувшим голосом:
– Я могу ответить тебе честно?
Встревожившись, она сощурила глаза. «Только бы он не сказал мне, что люди правы. Что я ненормальная. Я умру на месте от стыда».
– Я, в общем-то, согласен с Фергюсом. Я не думаю, что ты вправду хотела увидеть эту старуху. Я хочу сказать, твою подругу.
«Черт-те что», – подумала Сэм, задетая за живое. Она поднесла пальцы к губам, как будто хотела погрызть ногти.
– Почему ты так говоришь?
– Честно, Сэм, мы же были у ее двери. Достаточно было проявить настойчивость…
– Постой, ты думаешь, что я устроила весь этот цирк…
– Не сердись. Я тебя ни в чём не упрекаю, но, по-моему, Фергюс прав. Можно было продолжать звонить. Я согласен с ним: ты сама не знаешь, чего хочешь.
Ее лицо вспыхнуло, как от пощечины.
– Откуда ему знать, твоему Фергюсу, чего я хочу? – спросила она искаженным от гнева голосом.
Элиот ответил, невольно повысив тон:
– Извини, но я был там. Мы ее видели, старуху, окей? Она была у окна. Все ее видели.
– В том-то и проблема…
Элиот поднял брови.
– Объясни!
Сэм скрестила руки, нарочито склонившись к газете соседа.
– Ничего, ничего…
– Мы были лишними, это ты хочешь сказать?
Тут ее прорвало.
– Вот именно! Я ведь тоже ее видела, а ты как думал? Я не идиотка. По-твоему, человек, который живет один, да еще инвалид, может открыть кому ни попадя? Поставь себя на ее место, Элиот. Неужели это трудно понять? Фергюс ревет как ишак посреди улицы «Мэдди!», ты хихикаешь, а я посередке между вами. Ну вот, для нее и я туда же. Она закрыла занавеску. Три хулигана орут под ее окном: естественно, она испугалась. Надо еще сказать, что вы в вашем прикиде…
– Что наш прикид? Насколько я помню, когда на тебя напали, наш прикид тебя не смущал. Мы хороши, чтобы спасти тебя от ублюдков, а потом бай-бай, валите восвояси, так? Мы портим картину? Тебе не нравится куртка моего старика? Ты будешь меня учить, как мне одеваться? Давай дальше, если на то пошло, ты уже почти обозвала меня расистом, хотя даже не знаешь, кто я.
Элиот перевел дыхание, сам удивившись посыпавшимся как горох словам. Он уже злился на себя, но увидел, что она дрогнула, и новая волна гнева затопила его, прорвав последнюю плотину.
Он ткнул пальцем, словно нанося последний удар, жестоко, злобно.
– И не вздумай больше учить меня насчет Фергюса, слышишь? Ты не стоишь его мизинца. Он чуть не попал под автобус, так спешил к тебе на помощь, и, честно говоря, не стоило. Мещаночка, вот ты кто!
«Хорошо припечатал», – подумал мужчина с газетой – даже его достали разбушевавшиеся страсти. Отвлекшись от хроники боксерского матча в Манчестере, он прислушался, чтобы проникнуть за кулисы их ссоры тайным зрителем. Рефлекс и удар у этого парня что надо. Всё равно что прямой в челюсть. Точное попадание! Такой удар заслуживает ответа того же калибра. Он покосился на девушку, прикидывая возможности ее реакции. Та же категория, руки покороче, вес не тот. Не уверена в себе, но импульсивна и может быть жестокой, если ее достать. Она получила по полной, переваривает, но еще не в нокауте. Интенсивная атака, самозащиты ноль, и не надо забывать, что она начала первая… Да и высоко задрала планку, фактически назвав его хулиганом.
Что она скажет? Что сделает? Как ответит? Хорошей затрещиной? Как знать…
Ничего. Она не ответила ничего. Глухо, как в танке. Он вскочил – выходить, – свернув газету. Мальчонка в военной куртке выиграл по очкам в первом же раунде. «Сегодняшней молодежи пороху не хватает, – думал мужчина, ускоряя шаг. – Годятся разве что для рубрики „Кроссворды“, да и то…»
Сэм для вида рылась в рюкзаке, а Элиот смотрел ей прямо в лицо. Она уступила место молодой матери с маленькой девочкой и понуро присоединилась к толпе у дверей. Поезд остановился, двери разъехались. Проталкиваясь между людьми, начавшими выходить, Сэм вернулась: ее вдруг загрызла совесть. Нагнувшись, она ласково коснулась кончиками пальцев щеки юноши. Невероятно медленным был этот жест против течения, когда поток уже уносил ее. Решительно, не все люди живут в одном пространстве-времени.
– Прощай, Элиот. Ты был прав насчет Фергюса, я не стою его мизинца. Я вообще не стою ничьего мизинца.
Элиот уклонился, отвернув голову. Он не сделал ни единого движения, чтобы удержать ее. Но когда двери закрылись и она смешалась с потоком пассажиров, когда он увидел ее кудри, танцующие среди безымянного стада, и вдруг понял, что не увидит ее, наверно, больше никогда – это «никогда» резануло бесповоротно, как лезвие ножа, – горький ком поднялся из глубины его нутра. Он дал волю слезам, не обращая внимания на насмешливые или жалостливые взгляды, бесстыдно, не сдерживаясь, сам по себе.
Маленькая девочка, удивившись, склонилась в его сторону, и ее рот нарисовал идеальное О на личике китайской куклы.
– Почему он плачет?
– Ничего, милая, это взрослые дела, – ответила мать с ноткой грусти, – он влюблен…
Девочка повернулась к ней, ожидая продолжения.
– …но сам этого не знает, – заключила мама и крепко обняла ее.
Сэм пересела на Северную линию и поехала в Камден-Таун. Выйдя со станции, она плотнее запахнула воротник ветровки. Снег всё шел. В кафе за витринами новостные программы телевидения показывали нон-стоп лыжников и детей на санках на холмах Гринвича и в Примроуз-Хилл. Она старалась идти быстро, чтобы согреться, но ее била неудержимая дрожь. Холод проникал спереди и сзади, морозил пальцы и леденил сердце. Фасады были украшены немыслимыми рекламными скульптурами, голова слона торчала из муляжа индийского дворца, красовались готические героини в полном макияже и гигантские туфли на фоне английского флага, висел на кирпичной стене дракон, его длинный язык тянулся к прохожим. Ярмарочное гулянье за полярным кругом. Исходившее от него фальшивое веселье окончательно деморализовало ее, вышедшую не вполне невредимой из страшной игры в войнушку.
Следуя за толпой и проклиная свою неистребимую неуклюжесть, Сэм зашла в магазинчик одежды, купила себе вязаную шапку с гербом клуба «Челси» и пуховик в крупных цветах, последние зимние вещи, отыскавшиеся в дальнем углу магазина. Ничего безобразнее она, наверно, никогда не носила. Она сунула скатанную ветровку в большой карман рюкзака, зубами оторвала ярлыки с новых приобретений и сразу надела их.