Королева Бедлама
Часть 69 из 93 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мэтью подумалось, что если Примм выпьет целую бутыль этой весьма горючей смеси, у него не только лампа на столе загорится, но вспыхнет синим пламенем и парик.
— Решили заправиться? — съязвил Мэтью. — Понимаю. Неприятно бывает узнать, что твой клиент — убийца.
Примм сделал долгожданный, очень большой глоток. Глаза его тут же увлажнились и заблестели.
— Думаю, она его мать, — продолжал Мэтью. Версия, впрочем, была так себе: неужели мать никак не откликнулась бы на имя сына? — Он упрятал ее в Уэстервик, а сам тем временем подготовил и осуществил убийство трех человек. Но вопрос-то в другом: кто в таком случае отец?
— Самсон! — рявкнул Примм, опалив горло очередным глотком огненного зелья. — Этот молодой человек меня донимает. Если он произнесет хоть слово, пни его как следует под нью-йоркский зад и вышвырни на улицу.
— Хорошо, мистер Примм, — библейским басом прогремел Самсон, уставившись в лицо Мэтью с расстояния примерно в четыре дюйма, и для пущей убедительности щелкнул костяшками огромной, точно стена иерихонская, руки.
Мэтью решил, что глупо лишаться здоровых зубов ради одного-единственного слова. Он коротко улыбнулся Примму, отвесил поклон и спешно покинул трактир, покуда ему самому лампу не затушили. Дальше по улице обнаружилось еще одно заведение под названием «Арфа и шляпа». Он приблизился к двери и, прежде чем войти, извлек из саквояжа свиток — второй портрет Королевы Бедлама, который Берри по просьбе Мэтью нарисовала на тот случай, если пальцам Примма придется не по вкусу первый.
Мэтью вошел в трактир с портретом в руке и надеждой, что кто-нибудь узнает изображенную на нем леди, в сердце.
Очень скоро его надежды потерпели крах: никто из посетителей и сотрудников трактира женщину не узнал. На другой стороне Честнат-стрит находился «Приют сквайра», упомянутый Хаверстро. Мэтью вошел туда с портретом наготове, и тут же к нему пристал какой-то пьяница, заявивший, что эта леди — его мать, которую он не видал с тех пор, как под стол пешком ходил. Пьянице было за шестьдесят, и Мэтью решил, что это невозможно. Хозяин трактира, оказавшийся весьма доброжелательным молодым джентльменом двадцати с небольшим лет, сказал, что лицо у леди знакомое, но имени ему не вспомнить. Мэтью поблагодарил всех за участие и отправился дальше.
До третьего трактира — «Старого ведра» на Уолнат-стрит — он добрался аккурат к обеду, по каковому случаю там собралось больше дюжины человек. Молодой человек в красно-коричневом сюртуке, с русыми усами и бородкой, взял в руки рисунок и стал вдумчиво его разглядывать, одновременно поедая жареную картошку с сосисками и запивая их портвейном. Затем он подозвал к себе приятеля несколько более неотесанного вида и показал тому рисунок. Остальным посетителям тоже стало любопытно, и они собрались толпой вокруг стойки.
— Кажется, нынче утром я видел эту леди на Фронт-стрит, — наконец сказал молодой человек. — Ее дочка играла на тамбурине, а она монеты собирала.
— Ну нет! — фыркнул его приятель и так резво рванул на себя лист, что Мэтью испугался, как бы второй портрет не постигла та же участь, что и первый. — Ты разве не понял, кто это? Вдова Блейк, ясное дело! Она сегодня как раз у окна сидела, когда я мимо проходил.
— Никакая это не вдова Блейк! — заявил коренастый трактирщик, ставя пустой кувшин под кран винной бочки. — У вдовы Блейк лицо толстое, а у этой — худое.
— Говорю тебе, это она! Глаза разуй! — Тут грубиян-деревенщина бросил на Мэтью подозрительный взгляд. — Ну-ка, ну-ка! А чего это ты всюду носишь портрет вдовы Блейк? Тебе какое до нее дело?
— Не она это, — вставил трактирщик.
— У нее неприятности, что ли? — последовал вопрос от молодого человека с бородой. — В долги влезла?
— А я говорю, не вдова Блейк это! Дай гляну. — Трактирщик толстой лапищей рванул портрет на себя и едва не оторвал уголок. — Не, эта слишком тощая. Кому-нибудь еще кажется, что это вдова Блейк? — Он поднял портрет, демонстрируя его собравшимся. — Кому кажется, тем больше не наливаю!
Мэтью почел за удачу, что сумел выбраться оттуда с целым рисунком и никто не огрел его дубиной, предназначенной для выколачивания долгов. Он сказал собравшимся, что ищет пропавшего без вести человека, — деревенщина на это ухмыльнулся и заявил, что вдова Блейк никуда не пропадала и все знают, где она живет.
Мэтью показал портрет нескольким прохожим на улице, но леди никто не узнал. Дальше по Уолнат-стрит, сразу за телегами, с которых фермеры торговали фруктами и овощами, он обнаружил еще два трактира друг против друга. Тот, что справа, назывался «Кривая подкова», а на левой стороне улицы расположилась харчевня «Семь звезд». Усомнившись, что кривая подкова принесет ему удачу, Мэтью решил довериться звездам.
И вновь обедающие — около дюжины господ в деловом платье и несколько хорошо одетых женщин, пришедших угоститься напитками и нехитрыми блюдами из меню (запеченная курятина, какой-то пирог и овощи, явно свежие, с тех самых телег). В харчевне царили чистота и порядок, сквозь большие окна струился яркий свет, а люди за столиками оживленно беседовали. На стене за стойкой были нарисованы семь белых звезд. Точно такая приятная атмосфера стояла в «Рыси да галопе» — Мэтью сразу почувствовал себя как дома. Он приблизился к стойке, пропустив вперед служанку с подносом тарелок, и к нему почти сразу вышел высокий седовласый человек, до этого наливавший вино другому посетителю:
— Чем могу помочь, сэр?
— Здравствуйте. Понимаю, что вы очень заняты, и заранее приношу извинения за беспокойство, но не могли бы вы взглянуть? — Мэтью положил перед ним развернутый портрет Королевы.
— А можно сперва узнать, с какой целью вы мне это показываете?
— Я представляю нью-йоркскую юридическую контору. — Ложь во спасение? Вполне может быть, ведь это лишь вопрос трактовки. — Один наш клиент хочет установить личность этой женщины. Мы думаем, что у нее могли остаться близкие в Филадельфии. Знакомо ли вам ее лицо?
Трактирщик взял в руки портрет.
— Минутку, — сказал он, выудив из кармана очки. Затем повернул портрет к солнечному свету, отражавшемуся от полированной стойки… и тут же нахмурил седые брови. — Так вы из Нью-Йорка, говорите?
— Да. Прибыл сегодня утром.
— Вы адвокат?
— Нет, строго говоря, не адвокат.
— И кто же вы — строго говоря?
— Я…
Кем же назваться? — стал гадать Мэтью. Разоблачителем? Нет, не годится. Дедуктором? Что за нелепое слово! Он решает проблемы, так кто же он? Решатель? Нет. С тем же успехом можно назвать себя просеивателем улик. Взвешивателем доказательств. Детектором правды и лжи.
А вот это уже ближе.
— Я детектор, — сказал Мэтью.
Трактирщик нахмурился еще сильнее:
— Кто-кто?
Нет, тоже не годится. Если хочешь, чтобы тебя принимали за профессионала, умей и изъясняться как профессионал.
В голову тут же пришло новое слово, и Мэтью произнес его со всей убедительностью, на какую только был способен:
— Я хотел сказать, сэр, что я — детектив.
— Повторюсь: кто-кто?
Тут внимание трактирщика, к счастью, привлекла красивая женщина с седыми волосами, вышедшая к ним из кухни.
— Лизбет! — сказал он. — Подойди-ка и скажи мне, кого ты видишь.
Она отставила в сторонку кувшин, который пришла наполнить вином, и внимательно рассмотрела портрет. Мэтью увидел, как она нахмурилась, и сердце замерло у него в груди: похоже, им что-то известно! Женщина обратила вопросительный взгляд карих глаз сперва на Мэтью, затем на трактирщика и сказала:
— Это Эмили Суонскотт.
— Вот и я так подумал. Молодой человек говорит, что приехал аж из Нью-Йорка. Он… ну, в общем, из юридической конторы. Его клиент хочет установить личность этой женщины.
— Эмили Суонскотт, — повторила Лизбет, обращаясь к Мэтью. — Можно спросить, кто ваш клиент и откуда у вас этот рисунок?
— Боюсь, это конфиденциальные сведения, — ответил ей Мэтью, стараясь говорить как можно непринужденнее. — Ну, вы понимаете. Закон обязывает.
— Допустим, понимаю, но где сейчас миссис Суонскотт?
— Одну минутку. Вы совершенно уверены, что это она?
— Абсолютно. Иначе и быть не может. Миссис Суонскотт нечасто выбиралась из дома, но однажды я повстречал ее на погосте при церкви Христа. Я на могилу сестры пришел, а миссис Суонскотт как раз клала цветы на могилы своих сыновей.
— Цветы? — Вообще-то, Мэтью хотел сказать «могилы», но слово застряло у него в горле.
— Да. Добрая была женщина. Рассказала мне, какие цветы особенно привлекают бабочек. Вроде как ее старшему сыну, тому, что утонул, нравилось их ловить.
— О… — ошалело произнес Мэтью. — Старшему, говорите.
— Ужасное несчастье, — кивнул трактирщик. — Ему было всего одиннадцать, если не ошибаюсь.
— А сколько сыновей у нее было?
— Только двое, — ответила Лизбет. — Младший умер от лихорадки, когда ему…
— И шести не было мальчишке, — подсказал трактирщик.
Мэтью решил, что он ее муж и «Семь звезд» принадлежит им обоим.
— Мы с Томом слышали, что миссис Суонскотт больна. — И вновь карие глаза искательно посмотрели на Мэтью. — Она совсем перестала выходить из дома. А потом взяла и исчезла. Вы знаете, где она?
— Знаю, — ответил Мэтью с облегчением, но не теряя бдительности.
— Тогда зачем показываете всем ее портрет? — спросил Том. — Раз вы знаете, где она.
— Вина, пожалуйста! — сказал подошедший к стойке посетитель, чему Мэтью даже обрадовался: трактирщик отвлекся и, стало быть, от ответа можно увильнуть.
Или нет.
— Так где сейчас миссис Суонскотт? — спросила Лизбет.
— Она действительно больна, — ответил Мэтью. — Увы, сейчас она не способна даже говорить.
— Конечно. Такое пережила…
— Вы про смерть ее сыновей?
— Ах нет. — Женщина поджала губы. — То есть это, конечно, ужасное горе. Но я говорю о той трагедии…
— Какой именно? — уточнил Мэтью.
Тут к ним вернулся Том:
— Несчастный случай или преступная халатность — называйте, как нравится. Доказать ничего не удалось, но мистера Суонскотта пытались привлечь к ответственности, и на суды ушло все состояние семьи. Предприятие было застраховано, однако репутацию страховкой не вернешь. Печальная история. Люди они были добрые и порядочные, мистер Суонскотт всегда такой вежливый… Жену его, правда, я не знал. Но когда пять человек погибли, а остальные едва не умерли, кого-то надо было призвать к ответу.
— Погибли пять человек? Как?
— Отравились вином, — сказал Том. — Никто не знает, что это была за отрава и как она попала в вино. Это случилось в «Белом олене» на Арк-стрит, сразу за Четвертой улицей. Конечно, трактира там больше нет. Никто не посмел бы арендовать помещение после такой истории. Когда было дело?.. — спросил он у Лизбет.
— В девяносто седьмом, — ответила та. — В самый разгар лета.
Ага. Знакомая дата. Мэтью вспомнил: Джоплин Поллард говорил, что Деверик купил маклерскую контору здесь, в Филадельфии, в 1698 году, правда, у человека по фамилии Айвз, который и остался управляющим. По коммерческим меркам — давным-давно.
— Решили заправиться? — съязвил Мэтью. — Понимаю. Неприятно бывает узнать, что твой клиент — убийца.
Примм сделал долгожданный, очень большой глоток. Глаза его тут же увлажнились и заблестели.
— Думаю, она его мать, — продолжал Мэтью. Версия, впрочем, была так себе: неужели мать никак не откликнулась бы на имя сына? — Он упрятал ее в Уэстервик, а сам тем временем подготовил и осуществил убийство трех человек. Но вопрос-то в другом: кто в таком случае отец?
— Самсон! — рявкнул Примм, опалив горло очередным глотком огненного зелья. — Этот молодой человек меня донимает. Если он произнесет хоть слово, пни его как следует под нью-йоркский зад и вышвырни на улицу.
— Хорошо, мистер Примм, — библейским басом прогремел Самсон, уставившись в лицо Мэтью с расстояния примерно в четыре дюйма, и для пущей убедительности щелкнул костяшками огромной, точно стена иерихонская, руки.
Мэтью решил, что глупо лишаться здоровых зубов ради одного-единственного слова. Он коротко улыбнулся Примму, отвесил поклон и спешно покинул трактир, покуда ему самому лампу не затушили. Дальше по улице обнаружилось еще одно заведение под названием «Арфа и шляпа». Он приблизился к двери и, прежде чем войти, извлек из саквояжа свиток — второй портрет Королевы Бедлама, который Берри по просьбе Мэтью нарисовала на тот случай, если пальцам Примма придется не по вкусу первый.
Мэтью вошел в трактир с портретом в руке и надеждой, что кто-нибудь узнает изображенную на нем леди, в сердце.
Очень скоро его надежды потерпели крах: никто из посетителей и сотрудников трактира женщину не узнал. На другой стороне Честнат-стрит находился «Приют сквайра», упомянутый Хаверстро. Мэтью вошел туда с портретом наготове, и тут же к нему пристал какой-то пьяница, заявивший, что эта леди — его мать, которую он не видал с тех пор, как под стол пешком ходил. Пьянице было за шестьдесят, и Мэтью решил, что это невозможно. Хозяин трактира, оказавшийся весьма доброжелательным молодым джентльменом двадцати с небольшим лет, сказал, что лицо у леди знакомое, но имени ему не вспомнить. Мэтью поблагодарил всех за участие и отправился дальше.
До третьего трактира — «Старого ведра» на Уолнат-стрит — он добрался аккурат к обеду, по каковому случаю там собралось больше дюжины человек. Молодой человек в красно-коричневом сюртуке, с русыми усами и бородкой, взял в руки рисунок и стал вдумчиво его разглядывать, одновременно поедая жареную картошку с сосисками и запивая их портвейном. Затем он подозвал к себе приятеля несколько более неотесанного вида и показал тому рисунок. Остальным посетителям тоже стало любопытно, и они собрались толпой вокруг стойки.
— Кажется, нынче утром я видел эту леди на Фронт-стрит, — наконец сказал молодой человек. — Ее дочка играла на тамбурине, а она монеты собирала.
— Ну нет! — фыркнул его приятель и так резво рванул на себя лист, что Мэтью испугался, как бы второй портрет не постигла та же участь, что и первый. — Ты разве не понял, кто это? Вдова Блейк, ясное дело! Она сегодня как раз у окна сидела, когда я мимо проходил.
— Никакая это не вдова Блейк! — заявил коренастый трактирщик, ставя пустой кувшин под кран винной бочки. — У вдовы Блейк лицо толстое, а у этой — худое.
— Говорю тебе, это она! Глаза разуй! — Тут грубиян-деревенщина бросил на Мэтью подозрительный взгляд. — Ну-ка, ну-ка! А чего это ты всюду носишь портрет вдовы Блейк? Тебе какое до нее дело?
— Не она это, — вставил трактирщик.
— У нее неприятности, что ли? — последовал вопрос от молодого человека с бородой. — В долги влезла?
— А я говорю, не вдова Блейк это! Дай гляну. — Трактирщик толстой лапищей рванул портрет на себя и едва не оторвал уголок. — Не, эта слишком тощая. Кому-нибудь еще кажется, что это вдова Блейк? — Он поднял портрет, демонстрируя его собравшимся. — Кому кажется, тем больше не наливаю!
Мэтью почел за удачу, что сумел выбраться оттуда с целым рисунком и никто не огрел его дубиной, предназначенной для выколачивания долгов. Он сказал собравшимся, что ищет пропавшего без вести человека, — деревенщина на это ухмыльнулся и заявил, что вдова Блейк никуда не пропадала и все знают, где она живет.
Мэтью показал портрет нескольким прохожим на улице, но леди никто не узнал. Дальше по Уолнат-стрит, сразу за телегами, с которых фермеры торговали фруктами и овощами, он обнаружил еще два трактира друг против друга. Тот, что справа, назывался «Кривая подкова», а на левой стороне улицы расположилась харчевня «Семь звезд». Усомнившись, что кривая подкова принесет ему удачу, Мэтью решил довериться звездам.
И вновь обедающие — около дюжины господ в деловом платье и несколько хорошо одетых женщин, пришедших угоститься напитками и нехитрыми блюдами из меню (запеченная курятина, какой-то пирог и овощи, явно свежие, с тех самых телег). В харчевне царили чистота и порядок, сквозь большие окна струился яркий свет, а люди за столиками оживленно беседовали. На стене за стойкой были нарисованы семь белых звезд. Точно такая приятная атмосфера стояла в «Рыси да галопе» — Мэтью сразу почувствовал себя как дома. Он приблизился к стойке, пропустив вперед служанку с подносом тарелок, и к нему почти сразу вышел высокий седовласый человек, до этого наливавший вино другому посетителю:
— Чем могу помочь, сэр?
— Здравствуйте. Понимаю, что вы очень заняты, и заранее приношу извинения за беспокойство, но не могли бы вы взглянуть? — Мэтью положил перед ним развернутый портрет Королевы.
— А можно сперва узнать, с какой целью вы мне это показываете?
— Я представляю нью-йоркскую юридическую контору. — Ложь во спасение? Вполне может быть, ведь это лишь вопрос трактовки. — Один наш клиент хочет установить личность этой женщины. Мы думаем, что у нее могли остаться близкие в Филадельфии. Знакомо ли вам ее лицо?
Трактирщик взял в руки портрет.
— Минутку, — сказал он, выудив из кармана очки. Затем повернул портрет к солнечному свету, отражавшемуся от полированной стойки… и тут же нахмурил седые брови. — Так вы из Нью-Йорка, говорите?
— Да. Прибыл сегодня утром.
— Вы адвокат?
— Нет, строго говоря, не адвокат.
— И кто же вы — строго говоря?
— Я…
Кем же назваться? — стал гадать Мэтью. Разоблачителем? Нет, не годится. Дедуктором? Что за нелепое слово! Он решает проблемы, так кто же он? Решатель? Нет. С тем же успехом можно назвать себя просеивателем улик. Взвешивателем доказательств. Детектором правды и лжи.
А вот это уже ближе.
— Я детектор, — сказал Мэтью.
Трактирщик нахмурился еще сильнее:
— Кто-кто?
Нет, тоже не годится. Если хочешь, чтобы тебя принимали за профессионала, умей и изъясняться как профессионал.
В голову тут же пришло новое слово, и Мэтью произнес его со всей убедительностью, на какую только был способен:
— Я хотел сказать, сэр, что я — детектив.
— Повторюсь: кто-кто?
Тут внимание трактирщика, к счастью, привлекла красивая женщина с седыми волосами, вышедшая к ним из кухни.
— Лизбет! — сказал он. — Подойди-ка и скажи мне, кого ты видишь.
Она отставила в сторонку кувшин, который пришла наполнить вином, и внимательно рассмотрела портрет. Мэтью увидел, как она нахмурилась, и сердце замерло у него в груди: похоже, им что-то известно! Женщина обратила вопросительный взгляд карих глаз сперва на Мэтью, затем на трактирщика и сказала:
— Это Эмили Суонскотт.
— Вот и я так подумал. Молодой человек говорит, что приехал аж из Нью-Йорка. Он… ну, в общем, из юридической конторы. Его клиент хочет установить личность этой женщины.
— Эмили Суонскотт, — повторила Лизбет, обращаясь к Мэтью. — Можно спросить, кто ваш клиент и откуда у вас этот рисунок?
— Боюсь, это конфиденциальные сведения, — ответил ей Мэтью, стараясь говорить как можно непринужденнее. — Ну, вы понимаете. Закон обязывает.
— Допустим, понимаю, но где сейчас миссис Суонскотт?
— Одну минутку. Вы совершенно уверены, что это она?
— Абсолютно. Иначе и быть не может. Миссис Суонскотт нечасто выбиралась из дома, но однажды я повстречал ее на погосте при церкви Христа. Я на могилу сестры пришел, а миссис Суонскотт как раз клала цветы на могилы своих сыновей.
— Цветы? — Вообще-то, Мэтью хотел сказать «могилы», но слово застряло у него в горле.
— Да. Добрая была женщина. Рассказала мне, какие цветы особенно привлекают бабочек. Вроде как ее старшему сыну, тому, что утонул, нравилось их ловить.
— О… — ошалело произнес Мэтью. — Старшему, говорите.
— Ужасное несчастье, — кивнул трактирщик. — Ему было всего одиннадцать, если не ошибаюсь.
— А сколько сыновей у нее было?
— Только двое, — ответила Лизбет. — Младший умер от лихорадки, когда ему…
— И шести не было мальчишке, — подсказал трактирщик.
Мэтью решил, что он ее муж и «Семь звезд» принадлежит им обоим.
— Мы с Томом слышали, что миссис Суонскотт больна. — И вновь карие глаза искательно посмотрели на Мэтью. — Она совсем перестала выходить из дома. А потом взяла и исчезла. Вы знаете, где она?
— Знаю, — ответил Мэтью с облегчением, но не теряя бдительности.
— Тогда зачем показываете всем ее портрет? — спросил Том. — Раз вы знаете, где она.
— Вина, пожалуйста! — сказал подошедший к стойке посетитель, чему Мэтью даже обрадовался: трактирщик отвлекся и, стало быть, от ответа можно увильнуть.
Или нет.
— Так где сейчас миссис Суонскотт? — спросила Лизбет.
— Она действительно больна, — ответил Мэтью. — Увы, сейчас она не способна даже говорить.
— Конечно. Такое пережила…
— Вы про смерть ее сыновей?
— Ах нет. — Женщина поджала губы. — То есть это, конечно, ужасное горе. Но я говорю о той трагедии…
— Какой именно? — уточнил Мэтью.
Тут к ним вернулся Том:
— Несчастный случай или преступная халатность — называйте, как нравится. Доказать ничего не удалось, но мистера Суонскотта пытались привлечь к ответственности, и на суды ушло все состояние семьи. Предприятие было застраховано, однако репутацию страховкой не вернешь. Печальная история. Люди они были добрые и порядочные, мистер Суонскотт всегда такой вежливый… Жену его, правда, я не знал. Но когда пять человек погибли, а остальные едва не умерли, кого-то надо было призвать к ответу.
— Погибли пять человек? Как?
— Отравились вином, — сказал Том. — Никто не знает, что это была за отрава и как она попала в вино. Это случилось в «Белом олене» на Арк-стрит, сразу за Четвертой улицей. Конечно, трактира там больше нет. Никто не посмел бы арендовать помещение после такой истории. Когда было дело?.. — спросил он у Лизбет.
— В девяносто седьмом, — ответила та. — В самый разгар лета.
Ага. Знакомая дата. Мэтью вспомнил: Джоплин Поллард говорил, что Деверик купил маклерскую контору здесь, в Филадельфии, в 1698 году, правда, у человека по фамилии Айвз, который и остался управляющим. По коммерческим меркам — давным-давно.