Королева Бедлама

Услыхав дальше на Уолл-стрит пьяное пение, он притаился у стены. Мимо, ничего не заметив, прошли трое гуляк. Впереди замаячил фонарь, и Мэтью свернул налево, на Смит-стрит, дабы избежать встречи с констеблем. Не успев отдышаться и толком прийти в себя, он вынужден был тут же прилипнуть к очередной двери: мимо, намереваясь арестовать поющее трио, быстро прошагал второй констебль, на сей раз вооруженный топориком. Мэтью двинулся дальше, повернул направо, на Принцесс-стрит, а затем пересек Бродвей. На углу Петтикот-лейн он чуть не столкнулся с каким-то человеком, стремительно следующим на север, однако сей нарушитель так быстро ушел прочь, что Мэтью и вздрогнуть-то не успел.

Еще несколько шагов — и Мэтью уже стоял напротив двухэтажного кирпичного дома с розовыми стенами. Сквозь полупрозрачные занавески проникал свет свечей, в комнатах двигались темные силуэты. Дорогу ему преградила кованая калитка, тоже выкрашенная в розовый, однако она была не заперта, любой мог толкнуть ее и войти. Мэтью тихо прикрыл за собой калитку, сделал глубокий вдох, поправил галстух и решительно устремился ко входу в дом. Подле самой двери он замешкался: следует постучать или же войти без стука? Избрав первый вариант, он стал терпеливо ждать, когда за дверью послышатся шаги и кто-нибудь ему откроет.

Дверь отворилась, изнутри пахнуло вавилонскими садами. На пороге стояла огромная чернокожая женщина в клубнично-алом платье с розовыми и фиолетовыми лентами на тесном лифе. Голову ее украшал пышный розовый парик, а левый глаз был прикрыт розовой повязкой с вышитым на ней красным сердцем, пронзенным стрелой Купидона.

Вытаращенный правый глаз негритянки осмотрел Мэтью с головы до пят, после чего трубный глас с вест-индским акцентом, похожий на громовые раскаты над Карибами, произнес:

— О, свежая кровь!

— Прошу прощения?

— Первый раз тебя вижу.

— Я у вас впервые.

— Наличные иль в долг?

Мэтью позвенел монетами в кармане.

— Тогда пожалуйте внутрь, барин, — с широченной ухмылкой сказала негритянка и отошла в сторону, пропуская Мэтью в новый мир.





Глава 32




Он вошел, закрыл за собой дверь и очутился в передней с лавандовыми стенами и овальным зеркалом — видимо, чтобы посетитель мог еще разок оценить свой внешний вид перед встречей с проститутками. Впереди, за широкой спиной черной великанши, виднелся проход, завешенный красной портьерой. Оттуда донесся женский смех — не сказать, чтобы очень изящный, — а затем захохотал и зафыркал мужчина. Мэтью начал сомневаться, что поступил разумно, явившись в сей приют разврата… Однако здесь хранились ответы на некоторые интересующие его вопросы, — стало быть, иначе нельзя.

Вдруг чернокожая великанша, стоявшая едва ли не вплотную к Мэтью (он даже почувствовал жар ее тела, проникавший сквозь платье), выудила откуда-то небольшой кинжал и принялась чистить им ногти. Прячет его под всеми этими рюшами и бантами, подумал Мэтью. Чтобы в нужный момент извлечь на свет божий и точным ударом в сердце моментально уладить любые разногласия.

— Всем новеньким, — изрекла она, — положено сперва разъяснить правила, понял?

— Да, — осторожно кивнул Мэтью.

— Кулаки в ход не пускать. За неуважение получишь неуважение, да сторицей. Оружие проносить нельзя. Есть чего?

Мэтью помотал головой.

— Лицо у тебя честное, — рассудила негритянка. — За первое нарушение будешь предупрежден. За второе — мигом отсюда вылетишь, притом по частям. За порядком тут слежу я. Все уяснил?

— Да, — честно ответил Мэтью.

— Хор-рошо! — Толстые, но проворные пальцы негритянки крутнули кинжал и тут же упрятали его в бездну. — За полшиллинга можно взять комнату на полчаса. Даме платишь один гроут, а потом уж идешь с ней наверх. Деньги собираю только я. Первый бокал вина за счет заведения. Ну, паруса раздул?

— Да, мадам, — ответил Мэтью, решив, что это будет самым правильным ответом.

— Ага, нашел «мадам»! Я не мадам, а Черная Бекка. — Она вновь широко улыбнулась. — Чую, мы с тобой подружимся, — заявила она и одной толстой, как столб, рукой отдернула в сторону портьеру.

Мэтью очутился в весьма богато убранной гостиной с темно-красными стенами. Всюду горели свечи, стояли диванчики, кресла и кушетки, обитые шелковистыми тканями красных, розовых и фиолетовых цветов. Хотя убранство явно было призвано соблазнять и будоражить взор, Мэтью всерьез опасался за свое зрение. В воздухе висел едкий аромат благовоний, курившихся в турецкой лампе, а на диванах и креслах сидели, праздно развалясь, двое мужчин и три женщины. Мужчины явно пришли не вместе. Они не смотрели ни друг на друга, ни на Мэтью, ибо внимание их было приковано к дамам в весьма вызывающих одеяниях: внизу — не юбки, а скорее шаровары, цветные платки или шарфы едва прикрывают грудь, на шее — шелковые ленты, а живот возмутительно гол. У одной из проституток в пупке сверкал изумруд. Никак нельзя было назвать этих женщин красавицами, но от одного вида полуобнаженного женского тела у Мэтью подогнулись колени. Он пришел к выводу, что у распутниц Полли Блоссом это своего рода рабочая форма, каковую при необходимости можно очень быстро снять и столь же быстро надеть.

Одна из дам, полнотелая великанша в белом парике, которая могла бы и Брута на скаку остановить, поднялась с дивана, сверкнула торчащими наружу зубами и, раскрывая сокрушительные объятья, двинулась навстречу Мэтью.

— Ну, входи! — воскликнула Бекка, схватила его за плечо и практически зашвырнула в комнату.

Чудовище неумолимо приближалось. Мэтью решил, что сейчас его сожрут со всеми потрохами, но тут из дверей слева выпорхнула белокурая женщина, не иначе как ангел-избавитель. Она встала между ним и проституткой.

— Господин Корбетт, не так ли? — спросила Полли Блоссом. Не успел он ответить, как она тихо, не сводя глаз с Мэтью, скомандовала своей работнице: — Сядь, Вирсавия.

Краем глаза он увидел, что громадное чудище вернулось на диван и со скорбным вздохом — не то по утраченной любви, не то по упущенному гроуту — свернулось там клубочком.

Полли приблизила лицо почти вплотную к лицу Мэтью, и ее поразительно ясные голубые глаза заполнили целый мир.

— Вы ведь у нас впервые, мы не хотим вас отпугнуть, — прошептала она ему на ухо.

Мэтью твердо помнил о цели своего визита, однако у него моментально свело живот, а на висках и под мышками выступил пот. Полли Блоссом, вне всякого сомнения, была красивой женщиной. Никакие шлюшьи парики не сравнились бы с ее густыми светлыми кудрями; на лице практически не было косметики, лишь легкий намек на голубые тени над глазами. Полные, чуть надутые губки — ох, почти у самых его губ! — едва тронуты розовой помадой. Здоровый цвет лица, пышная грудь и бедра под платьем насыщенного синего цвета, расшитого голубыми шелковыми цветами. Мэтью невольно опустил глаза и убедился: да, на ногах у нее, невзирая на роскошное одеянье и нежные духи с ароматом персика, по-прежнему грозные черные ботики со стальными мысками, созданные для раздачи пинков строптивым клиентам.

Послышались звуки лиры. Мэтью покосился в сторону и увидел, что на инструменте играет Черная Бекка: она сидела на стуле и, прикрыв единственный глаз, упоенно гладила струны. Вскоре она завела какую-то вест-индскую песню, тихую и мелодичную, причем пела то по-английски, а то на языке своего родного острова. Из-за сильнейшего акцента Мэтью ничего не понимал, однако ясно было, что сей красивый и печальный напев может быть посвящен лишь страстной любви.

Рука Полли Блоссом скользнула в ладонь Мэтью.


— Идемте со мной, — все тем же вкрадчивым голосом проговорила она. — Присядьте.

Она подвела его к дивану, и Мэтью с ужасом обнаружил себя в объятьях скандально известной содержательницы городского борделя. Она прильнула к его плечу и поднесла ему серебряную вазочку с засахаренным миндалем. Мэтью хотел взять угощение сам, но Полли со смехом сунула орех ему в рот.

— Расскажите о себе, — сказала она, кладя ладонь ему на ногу.

Дело принимало неприятный оборот. Он пришел сюда не за плотскими утехами, а за сведениями. В идеале надо встретиться с Грейс Хестер. И для разговора с ней хорошо бы сохранить трезвость рассудка — что в данных обстоятельствах более чем затруднительно. Интересно, как отнесется Полли Блоссом к известию, что ее потенциальный клиент до сих пор не уверен, девственник он или нет, ибо его воспоминания о страстной телесной близости с Рейчел Ховарт вполне могли быть вызваны диковинными зельями, коими его три года назад, после встречи с медведем Одноглазом, отпаивал лекарь-индеец? Мэтью живо представил, как мадам Блоссом уставится ему в глаза и скажет: «После сегодняшних подвигов память тебя не подведет!» Однако он пришел сюда не по зову плоти, а по важному делу. Посему надо как можно скорее все разузнать и уйти. Добраться до сути вещей. Понять… ах ты черт, как же близко сидит эта окаянная женщина!

Кто-то спускался по узкой лестнице в противоположном конце гостиной. Мэтью поднял глаза и увидел слегка ошалевшего — не то от спиртного, не то от любовных потуг — Сэмюэля Бейтера, лицо которого все еще носило следы пьяной драки, случившейся в субботу у него дома во время игры в кости. В одной руке он нес треуголку, а другой — пытался подтянуть штаны.

— Доброй ночи, мадам Блоссом, — прохрипел он, уходя.

— До свиданья, господин Бейтер!

Затем она вновь направила свое внимание на того, кому скармливала сладкий миндаль.

— О, — сказала она, — вы такой привлекательный молодой человек! Впрочем, вам об этом часто говорят девушки покраше и помоложе меня, не так ли?

Вопрос сей был заряжен намеками и скрытыми смыслами не хуже, чем прусские многоствольные пистолеты, о которых рассказывал Эштон Маккаггерс.

— Стало быть, у нью-йоркских дев нет ни вкуса, ни ума, раз они позволяют вам ходить по улицам в гордом одиночестве. Красивый, воспитанный, умный!.. Ах, как стучит сердечко! — Она прижала его руку к своей левой груди, но явно не с тем, чтобы он ощутил биение ее сердца.

Флаг Мэтью был развернут и стремительно поднимался. Если не положить конец этому безобразию сейчас же, он в любой миг может лишиться остатков профессионального самообладания.

Один из клиентов рассказывал двум дамам анекдот, и те так покатывались со смеху, будто слышали бородатую шутку про дочку фермера и торговца щетками впервые. Черная Бекка играла на лире и пела, а Полли Блоссом глядела на Мэтью как на Эроса во плоти. Он понимал, конечно же, что смотреть так на клиентов входит в число ее профессиональных умений, ибо воплощением мужской красоты он никогда себя не считал.

Мадам Блоссом на секунду прекратила млеть и уставила ястребиный взор на клиентов, которые наконец выбрали себе спутниц на ближайшие полчаса и положили по монете в белую керамическую вазу на столике рядом с Черной Беккой (та при этом даже бровью не повела). Один из господ, судя по всему, либо выжил из ума, либо имел ужасное зрение, поскольку выбрал ту самую великаншу в белом парике; впрочем, возможно, его манили пышные прелести, что буквально вываливались из шаровар и платка. Клиенты и их избранницы стали со смехом подниматься на второй этаж, в то время как отвергнутая всеми девица — тощая брюнетка с угловатыми чертами лица под толстым блином румян и белил — со скучающим видом уселась в кресло и принялась обмахиваться черным веером, будто хотела скорее прогнать запахи мужского тела и скверного дыхания.

— Мистер Корбетт, — обратилась к нему Полли, вновь улыбаясь и кокетничая, — увы, сегодня я не могу предложить вам себя, как бы мне ни хотелось: сейчас те самые дни, когда на женщине лежит проклятье Евы. Позволите ли познакомить вас с Николь? Она составит вам замечательную компанию, уверяю. Николь! Сядь ровно и покажи свои манеры, дорогая. — (Николь выпрямилась и натянула широкую улыбку.) — А еще у меня в запасе есть одна очаровательная и очень умная блондиночка, только на прошлой неделе прибыла из Лондона! Свежий сочный персик, практически девственница. Однако если вам нужна девушка с опытом — и, быть может, хочется экзотики, — готова предложить смуглую цыганочку с крепкой и тугой хваткой, как у шестнадцатилетней. Вы будете от нее в восторге, обещаю! Что скажете, сэр?

— Я… — Мэтью лишился присутствия духа, и голос его дрогнул. Кашлянув, он предпринял вторую попытку: — У меня к вам просьба. — (Мадам Блоссом по-прежнему внимательно смотрела на него, однако на дне этих ясных глаз ему на сей раз почудился твердый кремень.) — Познакомьте меня, пожалуйста, с…

— Ну и ночка, черт меня дери! — гаркнул чей-то голос. По лестнице спускалась еще одна проститутка. — У этого козлины, Бейтера, хрен такой толстый, что на троих мужиков хватило бы!

— Придержи язык, дура! — Мадам Блоссом тут же вскочила на ноги и негодующе обратилась к своей работнице: — У нас джентльмен!

Мэтью тоже встал, ибо увидел на ступенях ту самую девицу, что в «Терновом кусте» висела на шее Эндрю Кипперинга. Ее темно-каштановые, почти черные волосы были перевязаны сзади алой лентой. По обыкновению современных женщин — равно высокого и низкого происхождения, — лицо ее покрывал слой белой пудры, а тонкие брови были нарисованы. Еще в «Кусте» Мэтью рассудил, что девице около двадцати лет и с виду она вполне привлекательна: тонкие правильные черты, выраженье лица хитроватое, томно-кошачье, зовущее. На ней тоже был наряд с шароварами, однако сверху она накинула тонкий фиолетовый халатик, запахнутый на груди. Ее черные глаза скользнули по Мэтью и не признали его. Она с вызовом произнесла:

— Покорнейше прошу простить, сэр. Я лишь хотела отметить, что бывает, когда гигантскую колбасу пытаются засунуть в шелковый кошель.

— Не извиняйтесь, — ответил Мэтью Грейс Хестер, прежде чем хозяйка дома успела что-то вставить. — Как я понимаю, не все колбасы одинаковой толщины, зато у всех кошелей имеется дно. Сожалею, что вам пришлось пообщаться с джентльменом, если его можно так назвать, не умеющим соизмерять объемы.

Воцарилась тишина. Черная Бекка сфальшивила и умолкла.

Грейс Хестер нахмурилась.

— Это что еще за пустобрех? — вопросила она. — Псих, что ли?

— Молчать! — осадила ее Полли. Тотчас голос ее смягчился, хотя взор оставался не менее твердым, чем репутация. — Это господин Мэтью Корбетт, моя дорогая. Секретарь мирового судьи и небезызвестная в городе личность. Его имя не единожды упоминалось в последнем номере «Уховертки». Можно сказать, настоящая знаменитость…

Грейс зевнула и поморщилась, потирая пах.

— …Почтила нас своим визитом, — закончила Полли. — Ох уж эта молодежь! — покачав головой, обратилась она к Мэтью. — Никаких манер.

— Я на сегодня все. — Грейс двинулась вниз по лестнице, заметно прихрамывая. Она даже не пыталась строить из себя благородную леди: дурной нрав и площадная брань из нее так и лезли. — Налейте мне выпить, мать вашу!

— Сама себе наливай, паскуда! — отвечала ей хозяйка дома, отбросив приличия. Ее маска цивилизованности дала глубокую трещину. — Ты мне уже два шиллинга задолжала за спиртное. Когда будешь возвращать?

Проститутка пожала плечами и прошла мимо Мэтью и Полли к буфету, на котором стояли три открытые бутылки вина и несколько стаканов. Вдруг сверху донесся женский хохот и мужской крик. Черная Бекка вновь заиграла на лире, на сей раз мелодию без слов — затейливую и торжественную. Мэтью поразился ее музыкальному таланту. Интересно, какова история этой женщины, что ее сюда привело? Впрочем, нет времени на пустые измышления. Нужно скорее узнать историю Грейс Хестер и все усилия посвятить достижению этой цели.

— Вино только для посетителей, — сказала Полли и подлетела к своей работнице прежде, чем та успела плеснуть себе вина. — Ты вернешь мне долг, иначе болью промеж ног твои беды не ограничатся.

— Простите, — поспешил вмешаться Мэтью, пока кошки не поцапались окончательно, — пусть дама выпьет мой стакан. — Они обе развернулись и посмотрели на него как на самое презренное существо во всем белом свете. — Мне ведь полагается бесплатный стакан вина, верно? Если так, пускай он достанется этой леди.

Полли Блоссом, надо отдать ей должное, умела молниеносно переключаться между ролями надсмотрщицы в борделе и кокетливой деловой женщины. Должно быть, это и есть ее ключ к успеху, подумал Мэтью. Она робко потупила взор:

— Как вы добры, сэр. Как щедры! Премного вам благодарны.

Грейс и не думала никого благодарить. Она налила себе полный стакан и едва ли не залпом его осушила. Мэтью за это время только и успел, что достать из кармана серебряный шиллинг.

— Беру эту девушку, — сказал он, протягивая монету. — А чтобы немного облегчить неприятные ощущения, готов доплатить еще полшиллинга.

— Я же сказала, что на сегодня закончила, — отрезала Грейс, не удостоив Мэтью даже взглядом.