Королева Бедлама
Часть 45 из 93 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Что ж, — проговорил Грейтхаус. Голос его не сулил ничего хорошего. — Кем она себя считает? Королевой Марией, ожидающей ответа от короля Вильгельма? — Он потер уже обросший щетиной подбородок. — Неужто никому не хватило смелости сообщить ей прискорбную весть, что король Вильгельм скончался?
Мэтью наконец принял решение:
— Полагаю, мы возьмемся за ваше дело, господа.
— Погоди минутку! — возмутился Грейтхаус, не дождавшись ответа врачей. — Я же еще не согласился!
— Неужели? — Мэтью уставил на него холодный взор. — И что вас останавливает?
— Да ведь мы должны… должны сперва все обсудить, вот что!
— Господа, если вы сможете предоставить нам ответ утром, мы будем вам весьма и весьма признательны, — сказал Рамсенделл. — Ночлег вы найдете в «Добром друге», но отужинать я вам рекомендую в харчевне миссис де Пол, там кормят не в пример лучше.
— Мне лишь бы наливали побольше да покрепче, — пробормотал Грейтхаус себе под нос, а Рамсенделлу сказал: — Мы возьмем с вас три кроны плюс расходы. Одну крону хотелось бы получить авансом при подписании договора.
Рамсенделл вопросительно взглянул на Хальцена, а тот пожал плечами.
— Дороговато, конечно, — сказал первый. — Но, полагаю, нам это по карману, если расходы не превысят наши ожидания.
— А это уж как пойдет, — ответил Грейтхаус, явно стараясь отбить докторам всякое желание с ним связываться. Бравый вояка и мастер меча спасовал перед тенью безумия, ибо против безумия, как известно, бессильны шпаги, пистолеты и кулаки.
Рамсенделл кивнул:
— Мы всецело полагаемся на ваше благоразумие. В конце концов, вы ведь профессионалы.
— Верно. — Грейтхаус еще немного петушился, но Мэтью стало ясно, что вопрос оплаты улажен. — Верно, так и есть.
Прежде чем выйти за дверь, Мэтью еще раз окинул взглядом богатое убранство комнаты, элегантную мебель и картины на стенах. Где, интересно, муж этой женщины? И кто он такой? Подобный интерьер явно стоит немалых денег — как они заработаны?
Он вновь посмотрел на четыре итальянские маски, а затем — на недвижный профиль пациентки. А ведь и это лицо — тоже в каком-то роде маска, подумалось ему. За которой скрывается либо пустота и безумие, либо мучительные воспоминания.
«Прибыл ли ответ короля?»
— Всего вам доброго, — сказал Мэтью безмолвной Королеве Бедлама и вслед за остальными покинул ее чертоги.
Глава 27
— Если хочешь знать мое мнение, — наконец нарушил получасовое безмолвие Хадсон Грейтхаус, — дело это раскрыть нельзя, хоть ты и думаешь иначе. У меня, что ни говори, опыта поболе твоего будет.
Мэтью ничего не ответил. Они возвращались в Нью-Йорк по филадельфийской дороге. На часах было несколько минут одиннадцатого; солнце то и дело выглядывало из-за серых туч и сверкало на мокрой листве и в лужах. Из Уэстервика выехали рано утром, сразу после завтрака с врачами в харчевне миссис де Пол. Ночью, пока за окнами бушевала гроза и дождь барабанил в закрытые ставни «Доброго друга», Мэтью и Грейтхаус вели ожесточенный спор о том, удастся ли им установить личность Королевы. Последний считал, что миссис Герральд сочтет дело безнадежным, а Мэтью настаивал, что безнадежны лишь те дела, на которых поставили крест. Наконец Грейтхаус понял, что от своего решения юнец не отступится, пожал плечами, взял со стола початую бутылку рома и со словами «Что ж, тогда это на твоей совести» поднялся в свою комнату. Мэтью еще послушал вой ветра за окном, допил последнюю чашку имбирного чая и ушел к себе, где долго ворочался в постели и обдумывал загадочный пятиугольник. Лишь после полуночи сон наконец избавил его разум от лихорадочных метаний.
— С чего думаешь начать? — спросил ехавший рядом Грейтхаус. — Идеи есть?
— Есть.
— Слушаю внимательно.
— Начать следует с Филадельфии, — ответил Мэтью, пуская Данте в обход глубокой лужи, похожей на болото, которое запросто могло проглотить их целиком. — А точнее — с конторы Икабода Примма.
— Да неужели! — Грейтхаус громко засмеялся. — То-то наши клиенты обрадуются! Разве не слышал, что Примм ничего не должен знать о нашем расследовании?
— Я, между прочим, тоже слушаю внимательно, однако мистер Примм…
— Лукавил? — предложил Грейтхаус.
— Именно. Если его клиент так заботится о благополучии этой дамы, он — или она — не станет забирать ее из учреждения Рамсенделла, и на угрозы Примма можно не обращать внимания. Вряд ли он найдет другую лечебницу, где ее смогут окружить такой же роскошью и вниманием. Клиент Примма хочет не просто убрать Королеву с глаз долой, но и обеспечить ей должный уход и защиту.
— Едва ли доктора одобрят твой замысел.
— А разве им обязательно знать?
Грейтхаус помолчал. Солнце уже лилось сквозь кроны деревьев, и влажный лесной воздух становился все жарче.
— Не по душе мне это дело, честно скажу, — наконец произнес он. — Полоумные у них разгуливают на свободе, врачи несут какую-то околесицу про мир грез и душевные расстройства… Знаешь, что со мной сделал бы отец, попробуй я уйти в мир своих грез? Выпорол бы меня хорошенько — и дело с концом! Вот и по этим ребяткам плетка плачет, а они с ними носятся, как с нежными цветочками…
— Стало быть, — сухо проговорил Мэтью, — вы и Джейкоба предлагаете выпороть?
— Ты же меня понял! Полоумные — они и есть полоумные, а врачи должны называть вещи своими именами.
— Полагаю, в Англии вы нашли бы немало единомышленников из числа так называемых врачей. Только им наши услуги без надобности. — Мэтью покосился на Грейтхауса, чтобы увидеть выражение его лица, весьма сумрачное, — затем вернул взгляд на дорогу. — Разве вас не восхищает желание Рамсенделла и Хальцена помогать пациентам?
— Нет. Это все благоглупости, напрасно мы сюда приехали. Людям с душевными расстройствами нельзя помочь.
— Ага, вот вы и сами про душевные расстройства заговорили!
— Нечего ерничать. У меня дядя, матушкин брат, так болел. В пятьдесят лет лошадок деревянных вырезал! А однажды усадил меня рядом и стал рассказывать, что видел у себя в саду гномиков. Бывший вояка, ротмистр, подумать только! Кстати, ты мне чем-то его напоминаешь.
— Чем же?
— Он тоже все в шахматы играл. Сам с собой. Сядет, бывало, за доску, фигуры расставит и играет за обе стороны, да еще себе под нос бормочет.
— Неужели! — сказал Мэтью, вновь косясь на Грейтхауса.
— Ладно. Допустим, поедешь ты в Филадельфию, заявишься в контору этого негодяя Примма. А он не обязан раскрывать тебе личность пациентки, нет такого закона. Он тебя вышвырнет на улицу, как только ты заведешь шарманку о душевных расстройствах, — к гадалке не ходи. И что ты тогда будешь делать? А? — Мэтью не ответил, и Грейтхаус начал давить: — Пойдешь по улицам, приставая к прохожим? Мол, не видел ли кто седую бабку, которая считает себя королевой Марией и сидит в сумасшедшем доме, дожидаясь ответа от короля Вильгельма? Эдак тебя квакеры быстренько в свое заведение упрячут! Я уж молчу о том, что Филадельфия побольше Нью-Йорка будет. Наводить справки полвека придется — домой вернешься древним стариком с бородой до колен.
— Да? А вы мне разве не поможете справки наводить?
— Не дури, я серьезно! Вчера я уже говорил, что вся эта история — на твоей совести. Боюсь, миссис Герральд отправит меня на полгода перья тупым ножом очинять, как узнает, что я тебя не образумил. Словом, нет, я с тобой в Филадельфию не поеду.
— А мне показалось, — молвил Мэтью, — что вы весьма охотно взяли у врачей деньги. — Он уставил в Грейтхауса холодный взгляд. — Неужели вы хотите сказать, сэр, что после всех ваших громких речей о крепости тела, духа и ума вы струсили перед лицом истинных испытаний?
— Испытания — это одно. А то, что ты затеял, — гиблое дело. И смотри, кого называешь трусом. Да я тебя одним мизинцем из седла вышибу!
Тут Мэтью не выдержал. Не успев толком обдумать свои следующие действия, он развернул Данте и преградил путь коню Грейтхауса. Щеки Мэтью пылали, сердце колотилось в груди. Не станет он больше терпеть унижения, хватит! Конь Грейтхауса захрапел и подался назад. Данте стоял стеной поперек дороги, а Мэтью на его спине сгорал от гнева.
— Да ты совсем рехнулся? — вскричал Грейтхаус. — У меня конь чуть не…
— Придержите язык, — сказал Мэтью.
— Что?!
— Я сказал, придержите язык.
— Ах вон оно что, — ухмыльнулся Грейтхаус. — Наш мальчик все-таки спятил.
— Не спятил. Просто наконец готов сказать все, что о вас думаю.
— Да неужели? Ну так я с удовольствием выслушаю! Или мне сразу спешиться и обломать тебе бока вон об то дерево?
Уверенность Мэтью дрогнула, и он понял, что молчать нельзя, надо говорить дальше, пока разум не одержал верх над сердцем.
— Сидите на месте и слушайте. А если потом вам захочется обломать мне бока о дерево — ради бога. Ничуть не сомневаюсь, что вам это под силу. Равно как и вышибить меня из седла одним мизинцем, как вы столь велеречиво выразились. Но будь я проклят, если вы и дальше будете разговаривать со мной как с ничтожеством!
Грейтхаус прищурился:
— Какая муха тебя укусила?
— Миссис Герральд не просто так меня выбрала. У нее была очень хорошая причина: я сообразителен и имею за плечами опыт, который ее заинтересовал. Нет, я не просто сообразителен… Я очень умен, мистер Грейтхаус. Вероятно, поумнее вас — и вы это прекрасно знаете. Пускай я не умею драться, не владею шпагой, как вы, и за последние пару месяцев не пресек ни одного покушения на чью-либо жизнь, зато я спас женщину, которую чуть не сожгли на костре за ведовство, а еще изобличил убийцу и раскрыл преступный замысел, едва не погубивший целый город. Полагаю, это чего-то да стоит. Согласны?
— Что ж…
— Я не закончил, — оборвал его Мэтью, и Грейтхаус умолк. — Да, у меня нет вашего опыта и физической силы — пожалуй, никогда и не будет, — но одного я намерен от вас добиться любой ценой: уважения. И уважать вы меня будете не за то, кем я стану по вашей воле, а за то, кто я есть. Видите ли, миссис Герральд доверяет моему мнению — так почему же вы не верите, что я смогу установить личность этой женщины? Мало того, я считаю, что сделать это крайне необходимо: ей явно что-то известно о смерти мистера Деверика и, возможно, о Масочнике.
— Не слишком ли ты торопишься с выводами?
— Мы этого не узнаем, пока я не проведу расследование.
— Да хоть обрасследуйся! — Грейтхаус махнул рукой — одного такого маха было достаточно, чтобы вышибить дух из Мэтью, если б удар пришелся по нему. — Какое мне дело до твоих сумасбродных затей? Иди ищи ветра в поле, трать денежки миссис Герральд!
— Это не ее деньги, — напомнил ему Мэтью. — Врачи согласились оплатить все расходы.
Грейтхаус прищурился и поднял лицо к солнцу — вероятно, чтобы выжечь из глаз образ этого дуралея. Затем вновь опустил взгляд на Мэтью и проворчал:
— Ладно, теперь мой черед говорить. Да, миссис Герральд тебе доверяет — больше, чем я, хотя это и так очевидно. В нашем деле не только головой работать надо. Знавал я умников, которые заходили в темный глухой переулок в полной уверенности, что на другом конце их ждет открытая дверь. Так вот, все они теперь лежат в могилах, и только черви могут по достоинству оценить размер их мозгов. Опыт, безусловно, важен, но еще важнее то, чего у тебя пока нет, — чутье. А чутье мне подсказывает, что дело яйца выеденного не стоит. Ты не сможешь установить личность этой старухи и принесешь всем больше вреда, чем пользы. Что касается уважения, господин Корбетт, его можно добиться от меня только одним способом — заслужить. Сегодня ты смелый, потому что коня нашел повыше, и оттого, видно, кровь тебе в голову ударила, но поверь мне на слово: земля очень твердая и падать на нее больно.
— Чтобы это узнать, придется сперва упасть, верно?
— Да, но все ж падать лучше не зазря.
Мэтью кивнул, однако с честью выдержал недобрый взгляд Грейтхауса.
— Что ж, останемся каждый при своем мнении, сэр. Я, в отличие от вас, считаю, что чутье у меня имеется. Оно мне подсказывает, что между Королевой, Пеннфордом Девериком и Масочником есть какая-то связь, и я твердо намерен выяснить какая.
Мэтью наконец принял решение:
— Полагаю, мы возьмемся за ваше дело, господа.
— Погоди минутку! — возмутился Грейтхаус, не дождавшись ответа врачей. — Я же еще не согласился!
— Неужели? — Мэтью уставил на него холодный взор. — И что вас останавливает?
— Да ведь мы должны… должны сперва все обсудить, вот что!
— Господа, если вы сможете предоставить нам ответ утром, мы будем вам весьма и весьма признательны, — сказал Рамсенделл. — Ночлег вы найдете в «Добром друге», но отужинать я вам рекомендую в харчевне миссис де Пол, там кормят не в пример лучше.
— Мне лишь бы наливали побольше да покрепче, — пробормотал Грейтхаус себе под нос, а Рамсенделлу сказал: — Мы возьмем с вас три кроны плюс расходы. Одну крону хотелось бы получить авансом при подписании договора.
Рамсенделл вопросительно взглянул на Хальцена, а тот пожал плечами.
— Дороговато, конечно, — сказал первый. — Но, полагаю, нам это по карману, если расходы не превысят наши ожидания.
— А это уж как пойдет, — ответил Грейтхаус, явно стараясь отбить докторам всякое желание с ним связываться. Бравый вояка и мастер меча спасовал перед тенью безумия, ибо против безумия, как известно, бессильны шпаги, пистолеты и кулаки.
Рамсенделл кивнул:
— Мы всецело полагаемся на ваше благоразумие. В конце концов, вы ведь профессионалы.
— Верно. — Грейтхаус еще немного петушился, но Мэтью стало ясно, что вопрос оплаты улажен. — Верно, так и есть.
Прежде чем выйти за дверь, Мэтью еще раз окинул взглядом богатое убранство комнаты, элегантную мебель и картины на стенах. Где, интересно, муж этой женщины? И кто он такой? Подобный интерьер явно стоит немалых денег — как они заработаны?
Он вновь посмотрел на четыре итальянские маски, а затем — на недвижный профиль пациентки. А ведь и это лицо — тоже в каком-то роде маска, подумалось ему. За которой скрывается либо пустота и безумие, либо мучительные воспоминания.
«Прибыл ли ответ короля?»
— Всего вам доброго, — сказал Мэтью безмолвной Королеве Бедлама и вслед за остальными покинул ее чертоги.
Глава 27
— Если хочешь знать мое мнение, — наконец нарушил получасовое безмолвие Хадсон Грейтхаус, — дело это раскрыть нельзя, хоть ты и думаешь иначе. У меня, что ни говори, опыта поболе твоего будет.
Мэтью ничего не ответил. Они возвращались в Нью-Йорк по филадельфийской дороге. На часах было несколько минут одиннадцатого; солнце то и дело выглядывало из-за серых туч и сверкало на мокрой листве и в лужах. Из Уэстервика выехали рано утром, сразу после завтрака с врачами в харчевне миссис де Пол. Ночью, пока за окнами бушевала гроза и дождь барабанил в закрытые ставни «Доброго друга», Мэтью и Грейтхаус вели ожесточенный спор о том, удастся ли им установить личность Королевы. Последний считал, что миссис Герральд сочтет дело безнадежным, а Мэтью настаивал, что безнадежны лишь те дела, на которых поставили крест. Наконец Грейтхаус понял, что от своего решения юнец не отступится, пожал плечами, взял со стола початую бутылку рома и со словами «Что ж, тогда это на твоей совести» поднялся в свою комнату. Мэтью еще послушал вой ветра за окном, допил последнюю чашку имбирного чая и ушел к себе, где долго ворочался в постели и обдумывал загадочный пятиугольник. Лишь после полуночи сон наконец избавил его разум от лихорадочных метаний.
— С чего думаешь начать? — спросил ехавший рядом Грейтхаус. — Идеи есть?
— Есть.
— Слушаю внимательно.
— Начать следует с Филадельфии, — ответил Мэтью, пуская Данте в обход глубокой лужи, похожей на болото, которое запросто могло проглотить их целиком. — А точнее — с конторы Икабода Примма.
— Да неужели! — Грейтхаус громко засмеялся. — То-то наши клиенты обрадуются! Разве не слышал, что Примм ничего не должен знать о нашем расследовании?
— Я, между прочим, тоже слушаю внимательно, однако мистер Примм…
— Лукавил? — предложил Грейтхаус.
— Именно. Если его клиент так заботится о благополучии этой дамы, он — или она — не станет забирать ее из учреждения Рамсенделла, и на угрозы Примма можно не обращать внимания. Вряд ли он найдет другую лечебницу, где ее смогут окружить такой же роскошью и вниманием. Клиент Примма хочет не просто убрать Королеву с глаз долой, но и обеспечить ей должный уход и защиту.
— Едва ли доктора одобрят твой замысел.
— А разве им обязательно знать?
Грейтхаус помолчал. Солнце уже лилось сквозь кроны деревьев, и влажный лесной воздух становился все жарче.
— Не по душе мне это дело, честно скажу, — наконец произнес он. — Полоумные у них разгуливают на свободе, врачи несут какую-то околесицу про мир грез и душевные расстройства… Знаешь, что со мной сделал бы отец, попробуй я уйти в мир своих грез? Выпорол бы меня хорошенько — и дело с концом! Вот и по этим ребяткам плетка плачет, а они с ними носятся, как с нежными цветочками…
— Стало быть, — сухо проговорил Мэтью, — вы и Джейкоба предлагаете выпороть?
— Ты же меня понял! Полоумные — они и есть полоумные, а врачи должны называть вещи своими именами.
— Полагаю, в Англии вы нашли бы немало единомышленников из числа так называемых врачей. Только им наши услуги без надобности. — Мэтью покосился на Грейтхауса, чтобы увидеть выражение его лица, весьма сумрачное, — затем вернул взгляд на дорогу. — Разве вас не восхищает желание Рамсенделла и Хальцена помогать пациентам?
— Нет. Это все благоглупости, напрасно мы сюда приехали. Людям с душевными расстройствами нельзя помочь.
— Ага, вот вы и сами про душевные расстройства заговорили!
— Нечего ерничать. У меня дядя, матушкин брат, так болел. В пятьдесят лет лошадок деревянных вырезал! А однажды усадил меня рядом и стал рассказывать, что видел у себя в саду гномиков. Бывший вояка, ротмистр, подумать только! Кстати, ты мне чем-то его напоминаешь.
— Чем же?
— Он тоже все в шахматы играл. Сам с собой. Сядет, бывало, за доску, фигуры расставит и играет за обе стороны, да еще себе под нос бормочет.
— Неужели! — сказал Мэтью, вновь косясь на Грейтхауса.
— Ладно. Допустим, поедешь ты в Филадельфию, заявишься в контору этого негодяя Примма. А он не обязан раскрывать тебе личность пациентки, нет такого закона. Он тебя вышвырнет на улицу, как только ты заведешь шарманку о душевных расстройствах, — к гадалке не ходи. И что ты тогда будешь делать? А? — Мэтью не ответил, и Грейтхаус начал давить: — Пойдешь по улицам, приставая к прохожим? Мол, не видел ли кто седую бабку, которая считает себя королевой Марией и сидит в сумасшедшем доме, дожидаясь ответа от короля Вильгельма? Эдак тебя квакеры быстренько в свое заведение упрячут! Я уж молчу о том, что Филадельфия побольше Нью-Йорка будет. Наводить справки полвека придется — домой вернешься древним стариком с бородой до колен.
— Да? А вы мне разве не поможете справки наводить?
— Не дури, я серьезно! Вчера я уже говорил, что вся эта история — на твоей совести. Боюсь, миссис Герральд отправит меня на полгода перья тупым ножом очинять, как узнает, что я тебя не образумил. Словом, нет, я с тобой в Филадельфию не поеду.
— А мне показалось, — молвил Мэтью, — что вы весьма охотно взяли у врачей деньги. — Он уставил в Грейтхауса холодный взгляд. — Неужели вы хотите сказать, сэр, что после всех ваших громких речей о крепости тела, духа и ума вы струсили перед лицом истинных испытаний?
— Испытания — это одно. А то, что ты затеял, — гиблое дело. И смотри, кого называешь трусом. Да я тебя одним мизинцем из седла вышибу!
Тут Мэтью не выдержал. Не успев толком обдумать свои следующие действия, он развернул Данте и преградил путь коню Грейтхауса. Щеки Мэтью пылали, сердце колотилось в груди. Не станет он больше терпеть унижения, хватит! Конь Грейтхауса захрапел и подался назад. Данте стоял стеной поперек дороги, а Мэтью на его спине сгорал от гнева.
— Да ты совсем рехнулся? — вскричал Грейтхаус. — У меня конь чуть не…
— Придержите язык, — сказал Мэтью.
— Что?!
— Я сказал, придержите язык.
— Ах вон оно что, — ухмыльнулся Грейтхаус. — Наш мальчик все-таки спятил.
— Не спятил. Просто наконец готов сказать все, что о вас думаю.
— Да неужели? Ну так я с удовольствием выслушаю! Или мне сразу спешиться и обломать тебе бока вон об то дерево?
Уверенность Мэтью дрогнула, и он понял, что молчать нельзя, надо говорить дальше, пока разум не одержал верх над сердцем.
— Сидите на месте и слушайте. А если потом вам захочется обломать мне бока о дерево — ради бога. Ничуть не сомневаюсь, что вам это под силу. Равно как и вышибить меня из седла одним мизинцем, как вы столь велеречиво выразились. Но будь я проклят, если вы и дальше будете разговаривать со мной как с ничтожеством!
Грейтхаус прищурился:
— Какая муха тебя укусила?
— Миссис Герральд не просто так меня выбрала. У нее была очень хорошая причина: я сообразителен и имею за плечами опыт, который ее заинтересовал. Нет, я не просто сообразителен… Я очень умен, мистер Грейтхаус. Вероятно, поумнее вас — и вы это прекрасно знаете. Пускай я не умею драться, не владею шпагой, как вы, и за последние пару месяцев не пресек ни одного покушения на чью-либо жизнь, зато я спас женщину, которую чуть не сожгли на костре за ведовство, а еще изобличил убийцу и раскрыл преступный замысел, едва не погубивший целый город. Полагаю, это чего-то да стоит. Согласны?
— Что ж…
— Я не закончил, — оборвал его Мэтью, и Грейтхаус умолк. — Да, у меня нет вашего опыта и физической силы — пожалуй, никогда и не будет, — но одного я намерен от вас добиться любой ценой: уважения. И уважать вы меня будете не за то, кем я стану по вашей воле, а за то, кто я есть. Видите ли, миссис Герральд доверяет моему мнению — так почему же вы не верите, что я смогу установить личность этой женщины? Мало того, я считаю, что сделать это крайне необходимо: ей явно что-то известно о смерти мистера Деверика и, возможно, о Масочнике.
— Не слишком ли ты торопишься с выводами?
— Мы этого не узнаем, пока я не проведу расследование.
— Да хоть обрасследуйся! — Грейтхаус махнул рукой — одного такого маха было достаточно, чтобы вышибить дух из Мэтью, если б удар пришелся по нему. — Какое мне дело до твоих сумасбродных затей? Иди ищи ветра в поле, трать денежки миссис Герральд!
— Это не ее деньги, — напомнил ему Мэтью. — Врачи согласились оплатить все расходы.
Грейтхаус прищурился и поднял лицо к солнцу — вероятно, чтобы выжечь из глаз образ этого дуралея. Затем вновь опустил взгляд на Мэтью и проворчал:
— Ладно, теперь мой черед говорить. Да, миссис Герральд тебе доверяет — больше, чем я, хотя это и так очевидно. В нашем деле не только головой работать надо. Знавал я умников, которые заходили в темный глухой переулок в полной уверенности, что на другом конце их ждет открытая дверь. Так вот, все они теперь лежат в могилах, и только черви могут по достоинству оценить размер их мозгов. Опыт, безусловно, важен, но еще важнее то, чего у тебя пока нет, — чутье. А чутье мне подсказывает, что дело яйца выеденного не стоит. Ты не сможешь установить личность этой старухи и принесешь всем больше вреда, чем пользы. Что касается уважения, господин Корбетт, его можно добиться от меня только одним способом — заслужить. Сегодня ты смелый, потому что коня нашел повыше, и оттого, видно, кровь тебе в голову ударила, но поверь мне на слово: земля очень твердая и падать на нее больно.
— Чтобы это узнать, придется сперва упасть, верно?
— Да, но все ж падать лучше не зазря.
Мэтью кивнул, однако с честью выдержал недобрый взгляд Грейтхауса.
— Что ж, останемся каждый при своем мнении, сэр. Я, в отличие от вас, считаю, что чутье у меня имеется. Оно мне подсказывает, что между Королевой, Пеннфордом Девериком и Масочником есть какая-то связь, и я твердо намерен выяснить какая.