Королева Бедлама

— Эмори Коди? — переспросил Кипперинг. — Одноглазый старикан, который вечно у окна торчит?

— Он самый! Тут рядышком живет.

Пока они беседовали, Мэтью разглядывал старый сундук, на котором до этого сидел Кипперинг. Он подошел к нему, убедился, что замка нет, поднял крышку и обомлел. Когда потрясение немного улеглось, Мэтью подумал: «Вот ты и попался!»

— Посмотрите, Джайлс, — говорил Кипперинг. — Видите, тут, на ручке, кровь?

— Да, сэр. Да, сэр, с виду и впрямь кровь!

— Думаю, Масочник тут пробегал и оставил след. Может, хотел открыть эту дверцу, но она была заперта изнутри на засов. Вам сейчас не помешает пройтись по всему переулку и осмотреть другие погреба, да?

— Да, сэр, вы правы. Только сперва кого-нибудь на подмогу позову.

— Конечно. И будьте осторожны! Ах да, послушайте: передайте главному констеблю Лиллехорну, что я готов оказать ему всяческое содействие, ладно?

— Передам, сэр. А вы отдыхайте, мистер Кипперинг, оставьте это дело профессионалам.

— Прямо читаете мои мысли. Доброй ночи, Джайлс.

— Доброй ночи, сэр.

Кипперинг запер дверь на засов и повернулся к Мэтью:

— Как я и думал: все кровавые пятна одинаковы. — Он перевел взгляд на раскрытый сундук. — Что вы хотели там найти? Маскарадный костюм?

— В сундуке лежит одежда, — сдавленно произнес Мэтью.

— Совершенно верно.

— Перчатки. — Мэтью показал ему пару перчаток — черных, из тонкой ткани.

— Вы потрясающе наблюдательны. И от вашего внимания наверняка не укрылось, что вся одежда в этом сундуке женская. Платья, белье… — Кипперинг показал свою крупную ладонь, сделал два шага к сундуку и продемонстрировал Мэтью перчатку — она была очень маленькая, почти детская. — Женские перчатки. На дне могли заваляться и мужские сорочки, а то и сюртук, но я не стал рыться. Обратите также внимание, что все вещи запылились и заплесневели. Им лет двадцать, не меньше.

Мэтью покраснел. Ему так хотелось верить, что он нашел тайник с одеждой Масочника, что первое же черное платье в сундуке сбило его с толку.

— И… откуда тут все эти вещи?

— Мы точно не знаем. Вероятно, кто-то из клиентов Горендайка расплатился сундуком за его услуги. Или он принадлежал какой-нибудь даме, скончавшейся по дороге сюда на борту корабля. Рано или поздно мы все это выбросим, просто руки пока не дошли. Вы закончили?

Мэтью хмуро кивнул.

Кипперинг закрыл крышку.

— Если вы не слышали, я показал Джайлсу Винтергартену пятно и попросил известить Лиллехорна. Полагаю, Масочник либо пытался проникнуть в мой подвал — а я ничего не слышал, поскольку больше часа просидел наверху, — либо проявил коварство и недюжинный ум, каковые вы ему приписываете. Возможно, он нарочно оставил для вас этот след.

— Для меня? Зачем?

— Вы ведь прекратили погоню, не так ли?

— Он не мог знать наверняка, что я увижу кровь, — сказал Мэтью.

— Нет, но решил попытать счастья: вдруг все же увидите. — Кипперинг улыбнулся. На его красивом лице сейчас лежали тени, и оттого улыбка выглядела жутковато. — Возможно, Масочник тоже азартен. Согласны?

Не зная, что и думать, Мэтью опустил глаза. Сетуя на свою бестолковость, он вдруг заметил блики света на некоем предмете, прислоненном к книжному шкафу. Откуда в погребе такая вещь? Зачем тут медные каминные щипцы, если камина нет?

Он подошел и взял щипцы в руки. Кончики у них были тонкие, словно бы стесанные каким-то напильником или точильным камнем.

— А это зачем?

Кипперинг забрал у него щипцы, обернулся и с их помощью стащил с верхней полки стопку пыльных бумаг. Помахал бумагами под носом у Мэтью и вернул их туда, где они лежали долгие годы.

Мэтью потер нос и шмыгнул, чтобы не чихнуть.

— Выпьете? — предложил Кипперинг. — У меня полбутылочки бренди с вечера осталось. Отметим мои достижения: я проиграл всего пять шиллингов и восемь пенсов, а потом заплатил втридорога за дешевое вино в заведении мадам Блоссом.

— Нет, — ответил Мэтью, поскольку его уже и так одолевала слабость. — Спасибо.

— Тогда позвольте дать вам бесплатный юридический совет. — Кипперинг подождал, пока Мэтью обратит на него все свое внимание. — Я бы на вашем месте не распространялся, что вы первым нашли тело Осли. Если, конечно, хотите и дальше свободно перемещаться по городу.

— Простите?

— Вы в числе первых подоспели на место убийства Деверика, верно? А теперь и труп Осли нашли. Боюсь представить, как Лиллехорн истолкует сей факт — учитывая, что вы на глазах всего честного народа пытались подорвать его авторитет.


— Я никого не убивал! Зачем мне что-то скрывать от Лиллехорна?

— Главный констебль сочтет ваше присутствие на месте убийства Деверика и Осли таким подозрительным, что непременно захочет узнать, чем это вы занимаетесь среди ночи на улицах города. И хотя мы оба считаем, что Лиллехорн не вполне справляется со своими обязанностями, он бывает весьма неумолим — когда нужда заставит. Поэтому он потребует от вас подробного описания ночных похождений и допрашивать вас будет наверняка за решеткой, от греха подальше. Вопрос за вопросом, слово за слово — и вот вы уже рассказали ему, как встречались с будущим зятем досточтимого священника в каком-то дрянном кабаке, облюбованном шлюхами и игроками. Вам, видите ли, хотелось поговорить с глазу на глаз. Чуете, куда я клоню?

Мэтью чуял, однако отвечать не стал и лишь угрюмо насупил брови.

— Конечно, вы все поняли, — продолжал Кипперинг. — Понятия не имею, о чем вы с Джоном Файвом болтали за ужином, но Лиллехорн все узнает, поверьте.

— Масочник тут ни при чем. Мы встречались по личному делу.

— Да, вы это без конца твердите и тем самым только раззадорите Лиллехорна. Он во чтобы то ни стало захочет докопаться до вашей тайны. — Кипперинг умолк, давая Мэтью прочувствовать, как больно вонзается в ум ловко закинутый крючок. — Что ж, через пару минут я сострою деловитую адвокатскую рожу, отряхну сюртук, причешусь и пойду караулить труп, пока за ним не придут. А вам предлагаю вернуться домой, лечь в постель и утром вместе с остальными жителями Нью-Йорка подивиться печальным вестям. Подходит вам такой расклад?

Мэтью задумался — хотя думать, в сущности, было не о чем. Отвечать на расспросы Лиллехорна он сейчас не мог, ведь тайна преподобного Уэйда до сих пор не раскрыта. Он тихо молвил:

— Подходит.

— Прекрасно. И кстати, будьте спокойны: Джайлс непременно доложит Лиллехорну про кровавый след — если вы вдруг думаете, что я таким образом пытаюсь закрыть вам рот. Уверяю, мне решительно плевать. Лишь бы никто меня не подстерег ночью на улице.

Кипперинг указал Мэтью на лестницу.

У выхода тот замешкался и взглянул на освещенное окно второго этажа:

— Скажите, пожалуйста, почему вы так поздно работаете?

Легкая улыбка не сошла с лица Кипперинга.

— Не спится, знаете ли. Мне всегда не спится. Спокойной ночи. Ах да… я бы на вашем месте не совался в толпу на Баррек-стрит. Остерегайтесь не Масочника, а идиотов с ружьями. — С этими словами он закрыл дверь, и изнутри лязгнул засов.

Мэтью взглянул на городскую ратушу и увидел мерцающий свет в двух верхних квадратных окошках чердака. В этих комнатах он никогда не бывал, туда пускали только по приглашению — там работал и жил Эштон Маккаггерс, чей редкий талант к судебной медицине с лихвой искупал все странности. По-видимому, Маккаггерс не спал и готовился к очередному осмотру в покойницкой.

Скоро мимо пройдет Зед с каталкой для трупов. Пора домой.

Мэтью пересек Брод-стрит и вышел на Принцесс-стрит, собираясь подняться на Бродвей, минуя шумную толпу, собравшуюся вокруг трупа Эбена Осли. Шагая мимо мигающих уличных фонарей на углах и вдыхая терпкие запахи смолы и сточных канав, приносимые теплым ветром, Мэтью сознавал, что вряд ли ему сегодня удастся спокойно заснуть. Слишком много голосов эхом отзываются в голове, требуя признания и ответов — и ответы эти, возможно, никогда не будут найдены. По правде говоря, ему очень повезло остаться в живых не только после выстрела и нападения собаки, но и после встречи с Масочником. Тот ведь вполне мог развернуться и порубить его на куски своим изогнутым ножом.

Что же до Осли, то он не испытывал… ничего.

Ни гнева, ни печали, ни чувства утраты или отмщения, ни радости по поводу гибели скверного человека.

Казалось, будто доску, на которой он мысленно отмечал все победы и поражения, просто вытерли начисто. Вот и все.

Добравшись до гончарной мастерской, он оставил трость на улице, у стены дома, чтобы встать с первыми лучами солнца, отнести ее на берег Ист-Ривер и там предать темным водам, где ей предстояло, подобно усопшему хозяину, навек сгинуть из виду и из людской памяти.

Мэтью лег спать, не забыв перед этим помыть руки.





Глава 17




Поскольку за завтраком супруги Стокли еще не знали об убийстве Эбена Осли, первой проверкой на умение держать язык за зубами для Мэтью стал разговор с прачкой, вдовой Шервин, которой он каждую пятницу носил на стирку белье.

Эта крупная, могучая беловолосая женщина пережила двоих мужей и имела небольшой каменный домик на Куин-стрит, к которому была пристроена прачечная. Она коллекционировала городские сплетни и слухи, как иные собирают на подложках из черного бархата засохших бабочек. Больше того, вдова Шервин была замечательной прачкой, а денег ее услуги стоили небольших, и потому в ее заведении, несмотря на ранний час, собралось уже полдюжины клиентов, которые принесли с собой не только грязные сорочки и платья, но и последние новости. Недаром прачечную облюбовал и Мармадьюк Григсби: он приносил сюда стирку и неизменно задерживался на яблочный сидр с имбирными пряниками — поболтать с хозяйкой о том о сем, — а уходил с огромным количеством самого скандального материала, которого хватило бы «Уховертке» на добрый месяц. Впрочем, печатать эти истории Григсби не смел: боялся схлопотать пулю.

— Вот так но-о-о-очка!.. — сказала вдова Шервин, когда Мэтью вошел в прачечную с тюком грязной одежды. Слова эти были произнесены зловещим пророческим тоном, однако на щеках вдовы горел веселый балаганный румянец. — Ты, верно, уже слыхал?

— Простите? — только и смог выдавить Мэтью.

— Опять смертоубийство! — пояснила миссис Шервин. — Ночью на Баррек-стрит человека зарезали. Угадаешь кого?

— Э-э… не люблю я в угадайки играть, мадам. Вы уж мне сами скажите, пожалуйста.

Она отмахнулась: что с тебя взять!

— Эбена Осли! Попечителя сиротского приюта… А ты не слишком удивлен, как я погляжу. Разве ты не в этом жутком приюте рос?

— Не такой он был и жуткий… — Мэтью едва не добавил: «Пока туда не пришел Осли», но вовремя опомнился: — Когда я там жил. Разумеется, мне очень жаль Осли. Вот, принес вам четыре сорочки и три пары бриджей. — Той сорочки, которую замарал кровью Филип Кови, среди них не было: она теперь годилась разве что на тряпки.

— А с этой сорочкой что будешь делать? Вон какое пятно на самом видном месте!

Спасибо хмельному Джоплину Полларду, подумал Мэтью. Вчера, добравшись до дома, он пытался замыть пятно водой, но было поздно. Хорошо еще фирменный эль «Терновый куст» не прожег на сорочке дырку…