Король воронов
Часть 34 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Про меня, – эхом отозвался Ронан наконец как можно более мертвым голосом.
Брат не ответил. Он просто ждал.
Ронан снова залез в машину и хлопнул дверью. Он открыл ее и хлопнул еще раз. Открыл в третий раз и хлопнул опять, прежде чем прислониться затылком к изголовью сиденья и уставиться на бурные облака в ветровом стекле.
– Ты закончил? – поинтересовался Диклан.
Он взглянул на Мэтью, но младший Линч продолжал тактично играть в телефоне.
– Я закончил уже несколько месяцев назад, – ответил Ронан. – Если ты врешь…
– Я слишком сердился, чтобы сказать тебе раньше.
И Диклан совершенно другим тоном добавил:
– Ты будешь молчать?
И это тоже был нечестный удар, потому что именно так обычно говорил отец, когда собирался рассказать им какую-нибудь историю. Ронан уже приготовился слушать; это заставило его прислониться головой к стеклу и закрыть глаза.
Диклан во многом отличался от отца, но, как и Ниалл Линч, умел рассказывать истории. В конце концов, сказка очень похожа на ложь, а Диклан был превосходным лжецом. Он начал:
– Жил когда-то один ирландский герой – давным-давно, когда в Ирландии были не столько люди и города, сколько земля и магия. У этого героя было имя, но я открою его тебе лишь в самом конце. Он был героем-богом, страшным, мудрым и безудержным. Он приобрел копье – это история о копье, – которое жаждало крови и больше ничего. Тот, кто владел этим копьем, главенствовал на поле боя, потому что никто не мог устоять против его смертоубийственной магии. Оно столь ненасытно жаждало крови, что его приходилось накрывать, чтобы лишить зрения и остановить бойню. Только слепота заставляла волшебное копье успокоиться.
Диклан сделал паузу, вздохнул, как будто ощутил тяжесть рассказываемой истории, и ему требовалось сделать передышку, чтобы собраться с силами. Действительно, воспоминание об этом ритуале было достаточно тяжелым. Ронан путался в полуразмытых образах – отец, сидящий в изголовье кровати Мэтью, братья, привалившиеся друг к другу на подушке, мать, устроившаяся на старом стуле, на который больше никто не садился. Она тоже любила эти истории – особенно те, где речь шла о ней.
В следующую секунду послышался звук, похожий на стук ногтей по крыше машины; по ветровому стеклу скользнули сухие листья. Ронан вспомнил о когтях своего ночного ужаса и задумался, вернулся ли тот уже в Амбары.
Диклан продолжал:
– Когда с копья снимали ткань, оно не задумывалось, кто находился перед ним: возлюбленная героя, его родственники или друзья… оно убивало всех подряд. В первую очередь оно умело убивать – и именно это и делало.
Мэтью на заднем сиденье драматически ахнул, слегка разрядив атмосферу. Он, как и Бензопила, не выносил, когда Ронан расстраивался.
– Это было прекрасное оружие, созданное для боя, и больше ни для чего, – продолжал Диклан. – Герой, защитник острова, пытался использовать свое копье в благих целях. Но оно пронзало врагов и друзей, преступников и возлюбленных, и герой понял, что упрямое копье нужно спрятать.
Ронан сердито дернул кожаные шнурки у себя на запястье. Он вспомнил сон, который видел всего несколько дней назад.
– Ты, кажется, сказал, что это история про меня.
– Папа объяснил, что копье – это он, – произнес Диклан и посмотрел на Ронана. – И он попросил меня убедиться, что Ронан – имя героя, а не еще одного копья.
Эти слова повисли в воздухе.
Для стороннего наблюдателя трое братьев Линч казались совершенно не похожими: Диклан, скользкий политик, Ронан, слон в посудной лавке, и Мэтью, солнечное дитя.
Но изнутри братья Линч были на удивление похожи. Они все любили машины, себя и друг друга.
– Я знаю, что ты сновидец, как и он, – негромко сказал Диклан. – Я знаю, ты это хорошо умеешь. Знаю, что бессмысленно просить тебя перестать. Но папа не хотел, чтобы ты был одинок, как он. Чтобы ты стал таким, каким он сделал себя.
Ронан всё туже и туже закручивал кожаные шнурки.
– Ясно, – наконец сказал Мэтью. Он негромко рассмеялся и добавил: – Ну надо же.
– Почему ты говоришь мне об этом теперь? – наконец спросил Ронан.
– Я слышал, что здесь, в Генриетте, скоро должно случиться нечто очень серьезное, – ответил Диклан.
– От кого?
– Что?
– От кого ты это слышал?
Диклан тяжело взглянул на брата.
– Откуда они узнали, как позвонить тебе?
Диклан ответил:
– Ты правда думаешь, что папа один этим занимался?
Ронан так думал, но ничего не сказал.
– Почему, ты думаешь, я поехал в Вашингтон?
Ронан думал, что Диклан уехал туда заниматься политикой, но это, очевидно, был неправильный ответ, поэтому он не стал открывать рот.
– Мэтью, надень наушники, – велел Диклан.
– Я их не взял.
– Тогда притворись, что ты в наушниках, – посоветовал Ронан.
Он сделал радио чуть погромче.
– Я хочу, чтобы ты дал мне прямой ответ, – сказал Диклан. – Ты вообще думаешь поступать в колледж?
– Нет.
Было приятно и страшно сказать это вслух – кнопка нажата, взрыв грянет через секунду. Ронан обернулся в поисках трупов.
Диклан покачнулся; пуля, во всяком случае, слегка коснулась какого-то жизненно важного органа. С некоторым усилием он остановил артериальное кровотечение.
– Да. Я так и думал. Значит, ты именно так представляешь свою карьеру?
На самом деле Ронан хотел не этого. Хотя он мечтал свободно грезить и жить в Амбарах, сны были нужны ему не для того, чтобы жить в Амбарах. Он хотел, чтобы его оставили в покое и дали восстановить ферму, хотел пробудить отцовские стада от волшебного сна, населить поля новыми животными, которых можно будет есть и продавать, превратить самое дальнее поле в гоночный трек и носиться по нему кругами. Для Ронана это был романтический идеал, которого он очень желал достичь. Впрочем, он не знал в точности, как объяснить это брату убедительно и непринужденно, поэтому Ронан сказал просто и недружелюбно:
– Вообще я думал стать фермером.
– Ронан, ну блин, – отозвался Диклан. – Мы можем хоть раз поговорить серьезно?
Ронан быстрым движением продемонстрировал ему средний палец.
– Как хочешь, – сказал Диклан. – Возможно, сейчас тебе не кажется, что в Генриетте жарко, но это только потому, что я лезу вон из шкуры, чтобы не пустить чужаков в город. Я уже некоторое время продолжаю папины дела, поэтому я известил всех, что буду заниматься ими из Вашингтона.
– Если новых вещей нет, что же ты продаешь?
– Ты видел Амбары. Главное, распродавать старое барахло достаточно медленно – пусть думают, что я добываю их из разных источников, а не просто выйдя на задний двор. Вот почему папа всё время путешествовал – чтобы создавать впечатление, что он привозит артефакты со всего света.
– Если новых вещей нет, почему ты их продаешь?
Диклан провел рукой по рулю.
– Папа вырыл нам всем могилу. Он обещал людям вещи, которые еще даже не приснил. Он заключал сделки с людьми, которые не всегда удосуживались платить и которые знали, где мы живем. Он притворялся, что нашел этот артефакт – Грейуорен, – который позволяет выносить разные предметы из снов. Вот так. Знакомо звучит? Когда люди приезжали к нему, чтобы купить Грейуорен, он всучивал им взамен что-нибудь другое. Грейуорен стал легендой. И, конечно, отцу надо было стравливать клиентов друг с другом, дразнить этого психопата Гринмантла и в конце концов погибнуть. Вот что мы имеем.
Чуть раньше подобного заявления было бы достаточно, чтобы вызвать драку, но теперь горечь и скорбь в голосе Диклана перевесили гнев. Ронан мог сделать шаг назад и взвесить эти слова, сравнить их с тем, что он знал об отце. Сравнить их с тем, что он знал о Диклане.
Ему это не понравилось. Он верил Диклану, но ему это не нравилось. Гораздо проще было просто драться.
– Почему ты не сказал мне? – спросил он.
Диклан закрыл глаза.
– Я пытался.
– Хрен там.
– Я пытался сказать тебе, что он не тот, кем ты его считал.
Он ошибался. Ниалл Линч был именно тем, кем его считал Ронан, но в то же время он был и тем, кем его считал Диклан. Две версии не исключали друг друга.
– В смысле… почему ты не сказал, что противостоишь всем этим людям?
Диклан открыл глаза. Они были ослепительно синие, как у всех братьев Линч.
– Я хотел защитить тебя, мелкий засранец.
– Знаешь, было бы гораздо проще, если бы я знал больше, – огрызнулся Ронан. – А вместо этого нам с Адамом пришлось своими силами справляться с Гринмантлом, пока ты разыгрывал трагедию плаща и шпаги.
Брат оценивающе взглянул на него.
– Так это были вы? Как… О.
Ронан целую минуту наслаждался одобрением брата.
– Пэрриш всегда был до жути умным мелким поганцем, – заметил Диклан, против воли говоря почти совсем как отец. – Слушай, вот в чем дело. Один человек позвонил мне сегодня утром и сказал, что кто-то здесь выставляет на продажу нечто очень большое. Люди будут съезжаться отовсюду, чтобы посмотреть на эту штуку, чем бы она ни была. Понадобится совсем немного усилий, чтобы найти тебя, Мэтью, Амбары и тот лес.
– А кто продает что-то большое?
Брат не ответил. Он просто ждал.
Ронан снова залез в машину и хлопнул дверью. Он открыл ее и хлопнул еще раз. Открыл в третий раз и хлопнул опять, прежде чем прислониться затылком к изголовью сиденья и уставиться на бурные облака в ветровом стекле.
– Ты закончил? – поинтересовался Диклан.
Он взглянул на Мэтью, но младший Линч продолжал тактично играть в телефоне.
– Я закончил уже несколько месяцев назад, – ответил Ронан. – Если ты врешь…
– Я слишком сердился, чтобы сказать тебе раньше.
И Диклан совершенно другим тоном добавил:
– Ты будешь молчать?
И это тоже был нечестный удар, потому что именно так обычно говорил отец, когда собирался рассказать им какую-нибудь историю. Ронан уже приготовился слушать; это заставило его прислониться головой к стеклу и закрыть глаза.
Диклан во многом отличался от отца, но, как и Ниалл Линч, умел рассказывать истории. В конце концов, сказка очень похожа на ложь, а Диклан был превосходным лжецом. Он начал:
– Жил когда-то один ирландский герой – давным-давно, когда в Ирландии были не столько люди и города, сколько земля и магия. У этого героя было имя, но я открою его тебе лишь в самом конце. Он был героем-богом, страшным, мудрым и безудержным. Он приобрел копье – это история о копье, – которое жаждало крови и больше ничего. Тот, кто владел этим копьем, главенствовал на поле боя, потому что никто не мог устоять против его смертоубийственной магии. Оно столь ненасытно жаждало крови, что его приходилось накрывать, чтобы лишить зрения и остановить бойню. Только слепота заставляла волшебное копье успокоиться.
Диклан сделал паузу, вздохнул, как будто ощутил тяжесть рассказываемой истории, и ему требовалось сделать передышку, чтобы собраться с силами. Действительно, воспоминание об этом ритуале было достаточно тяжелым. Ронан путался в полуразмытых образах – отец, сидящий в изголовье кровати Мэтью, братья, привалившиеся друг к другу на подушке, мать, устроившаяся на старом стуле, на который больше никто не садился. Она тоже любила эти истории – особенно те, где речь шла о ней.
В следующую секунду послышался звук, похожий на стук ногтей по крыше машины; по ветровому стеклу скользнули сухие листья. Ронан вспомнил о когтях своего ночного ужаса и задумался, вернулся ли тот уже в Амбары.
Диклан продолжал:
– Когда с копья снимали ткань, оно не задумывалось, кто находился перед ним: возлюбленная героя, его родственники или друзья… оно убивало всех подряд. В первую очередь оно умело убивать – и именно это и делало.
Мэтью на заднем сиденье драматически ахнул, слегка разрядив атмосферу. Он, как и Бензопила, не выносил, когда Ронан расстраивался.
– Это было прекрасное оружие, созданное для боя, и больше ни для чего, – продолжал Диклан. – Герой, защитник острова, пытался использовать свое копье в благих целях. Но оно пронзало врагов и друзей, преступников и возлюбленных, и герой понял, что упрямое копье нужно спрятать.
Ронан сердито дернул кожаные шнурки у себя на запястье. Он вспомнил сон, который видел всего несколько дней назад.
– Ты, кажется, сказал, что это история про меня.
– Папа объяснил, что копье – это он, – произнес Диклан и посмотрел на Ронана. – И он попросил меня убедиться, что Ронан – имя героя, а не еще одного копья.
Эти слова повисли в воздухе.
Для стороннего наблюдателя трое братьев Линч казались совершенно не похожими: Диклан, скользкий политик, Ронан, слон в посудной лавке, и Мэтью, солнечное дитя.
Но изнутри братья Линч были на удивление похожи. Они все любили машины, себя и друг друга.
– Я знаю, что ты сновидец, как и он, – негромко сказал Диклан. – Я знаю, ты это хорошо умеешь. Знаю, что бессмысленно просить тебя перестать. Но папа не хотел, чтобы ты был одинок, как он. Чтобы ты стал таким, каким он сделал себя.
Ронан всё туже и туже закручивал кожаные шнурки.
– Ясно, – наконец сказал Мэтью. Он негромко рассмеялся и добавил: – Ну надо же.
– Почему ты говоришь мне об этом теперь? – наконец спросил Ронан.
– Я слышал, что здесь, в Генриетте, скоро должно случиться нечто очень серьезное, – ответил Диклан.
– От кого?
– Что?
– От кого ты это слышал?
Диклан тяжело взглянул на брата.
– Откуда они узнали, как позвонить тебе?
Диклан ответил:
– Ты правда думаешь, что папа один этим занимался?
Ронан так думал, но ничего не сказал.
– Почему, ты думаешь, я поехал в Вашингтон?
Ронан думал, что Диклан уехал туда заниматься политикой, но это, очевидно, был неправильный ответ, поэтому он не стал открывать рот.
– Мэтью, надень наушники, – велел Диклан.
– Я их не взял.
– Тогда притворись, что ты в наушниках, – посоветовал Ронан.
Он сделал радио чуть погромче.
– Я хочу, чтобы ты дал мне прямой ответ, – сказал Диклан. – Ты вообще думаешь поступать в колледж?
– Нет.
Было приятно и страшно сказать это вслух – кнопка нажата, взрыв грянет через секунду. Ронан обернулся в поисках трупов.
Диклан покачнулся; пуля, во всяком случае, слегка коснулась какого-то жизненно важного органа. С некоторым усилием он остановил артериальное кровотечение.
– Да. Я так и думал. Значит, ты именно так представляешь свою карьеру?
На самом деле Ронан хотел не этого. Хотя он мечтал свободно грезить и жить в Амбарах, сны были нужны ему не для того, чтобы жить в Амбарах. Он хотел, чтобы его оставили в покое и дали восстановить ферму, хотел пробудить отцовские стада от волшебного сна, населить поля новыми животными, которых можно будет есть и продавать, превратить самое дальнее поле в гоночный трек и носиться по нему кругами. Для Ронана это был романтический идеал, которого он очень желал достичь. Впрочем, он не знал в точности, как объяснить это брату убедительно и непринужденно, поэтому Ронан сказал просто и недружелюбно:
– Вообще я думал стать фермером.
– Ронан, ну блин, – отозвался Диклан. – Мы можем хоть раз поговорить серьезно?
Ронан быстрым движением продемонстрировал ему средний палец.
– Как хочешь, – сказал Диклан. – Возможно, сейчас тебе не кажется, что в Генриетте жарко, но это только потому, что я лезу вон из шкуры, чтобы не пустить чужаков в город. Я уже некоторое время продолжаю папины дела, поэтому я известил всех, что буду заниматься ими из Вашингтона.
– Если новых вещей нет, что же ты продаешь?
– Ты видел Амбары. Главное, распродавать старое барахло достаточно медленно – пусть думают, что я добываю их из разных источников, а не просто выйдя на задний двор. Вот почему папа всё время путешествовал – чтобы создавать впечатление, что он привозит артефакты со всего света.
– Если новых вещей нет, почему ты их продаешь?
Диклан провел рукой по рулю.
– Папа вырыл нам всем могилу. Он обещал людям вещи, которые еще даже не приснил. Он заключал сделки с людьми, которые не всегда удосуживались платить и которые знали, где мы живем. Он притворялся, что нашел этот артефакт – Грейуорен, – который позволяет выносить разные предметы из снов. Вот так. Знакомо звучит? Когда люди приезжали к нему, чтобы купить Грейуорен, он всучивал им взамен что-нибудь другое. Грейуорен стал легендой. И, конечно, отцу надо было стравливать клиентов друг с другом, дразнить этого психопата Гринмантла и в конце концов погибнуть. Вот что мы имеем.
Чуть раньше подобного заявления было бы достаточно, чтобы вызвать драку, но теперь горечь и скорбь в голосе Диклана перевесили гнев. Ронан мог сделать шаг назад и взвесить эти слова, сравнить их с тем, что он знал об отце. Сравнить их с тем, что он знал о Диклане.
Ему это не понравилось. Он верил Диклану, но ему это не нравилось. Гораздо проще было просто драться.
– Почему ты не сказал мне? – спросил он.
Диклан закрыл глаза.
– Я пытался.
– Хрен там.
– Я пытался сказать тебе, что он не тот, кем ты его считал.
Он ошибался. Ниалл Линч был именно тем, кем его считал Ронан, но в то же время он был и тем, кем его считал Диклан. Две версии не исключали друг друга.
– В смысле… почему ты не сказал, что противостоишь всем этим людям?
Диклан открыл глаза. Они были ослепительно синие, как у всех братьев Линч.
– Я хотел защитить тебя, мелкий засранец.
– Знаешь, было бы гораздо проще, если бы я знал больше, – огрызнулся Ронан. – А вместо этого нам с Адамом пришлось своими силами справляться с Гринмантлом, пока ты разыгрывал трагедию плаща и шпаги.
Брат оценивающе взглянул на него.
– Так это были вы? Как… О.
Ронан целую минуту наслаждался одобрением брата.
– Пэрриш всегда был до жути умным мелким поганцем, – заметил Диклан, против воли говоря почти совсем как отец. – Слушай, вот в чем дело. Один человек позвонил мне сегодня утром и сказал, что кто-то здесь выставляет на продажу нечто очень большое. Люди будут съезжаться отовсюду, чтобы посмотреть на эту штуку, чем бы она ни была. Понадобится совсем немного усилий, чтобы найти тебя, Мэтью, Амбары и тот лес.
– А кто продает что-то большое?