Король воронов

– Девочка-Сирота!

Этот объединенный зов был полон силы, пронзающей мрак.

Лес прислушался.

Возникла Девочка-Сирота, в шапочке, почти закрывающей огромные глаза, в свитере, который казался потрепаннее прежнего. В этом зелено-сером лесу она невольно выглядела отталкивающе, поскольку появилась не как обычно, несясь между темными деревьями. Она принадлежала миру старинных фотографий, которые Адам видел в Амбарах – потерявшийся ребенок-эмигрант из разоренной страны.

– Вот ты где, хулиганка, – сказал Ронан, а Бензопила нервно закаркала. – Наконец-то.

Девочка неохотно протянула Адаму его часы. С тех пор как он в последний раз их видел, на ремешке успели появиться отметины от зубов. Циферблат показывал 6:21. Часы были очень грязные.

– Можешь оставить себе, – сказал Адам, – пока что.

Он не мог на самом деле подарить Девочке-Сироте часы, но у нее вообще ничего не было, даже имени.

Она начала говорить что-то на странном, запутанном языке; Адам знал, что это – древний и основной язык Кабесуотера, чем бы тот ни был. Язык, который юный Ронан в своих давних снах, видимо, по ошибке принял за латынь. Девочка вдруг замолчала.

Она сказала:

– Берегись.

– Чего? – уточнил Ронан.

Девочка завопила.

Свет померк.

Адам почувствовал это – взрыв энергии. Как будто все артерии в его сердце перерезали ножницами.

Деревья завыли, земля задрожала.

Адам присел, прижав ладони к земле. Он надеялся, что Кабесуотер поможет, даст ему вздохнуть… вернет его сердцу способность биться.

Девочка-Сирота пропала.

Нет, не пропала. В нескольких метрах от них она летела по скалистому откосу, цепляясь пальцами и глухо скребя копытами. Вместе с ней вниз катились камушки. Девочка не звала на помощь – она просто пыталась спастись. Адам и Ронан увидели, как она соскользнула прямо в хрустально-чистое озерцо; сквозь прозрачную воду было видно, как глубоко она погрузилась.

Не сказав ни слова, Ронан прыгнул следом.





23




На часах было 6:21.

Ронан ударился о воду с такой силой, что в глазах у него замелькали искры. Вода была теплой, как кровь, и в ту же секунду, когда он ощутил жар, Ронан понял, что помнит это озерцо. Он уже видел его во сне.

В нем была кислота.

Жар исходил от воды потому, что она съедала его. В конце этого сна от Ронана не оставалось ничего, кроме костей, чистых белых палочек в школьной форме, как от Ноя.

Ронан немедленно обратил всю силу мысли к Кабесуотеру.

«Не кислота, – подумал он. – Сделай это чем-нибудь другим».

Кожа продолжала нагреваться.

– Не кислота, – повторил Ронан вслух, чувствуя, как болят глаза.

Жидкость проникала в рот, просачивалась в ноздри. Он чувствовал, как она пузырится под ногтями. Где-то внизу, под ним, была Девочка-Сирота – она пробыла в этом странном озерце на несколько секунд дольше, чем он. Сколько у него времени? Он не мог в подробностях вспомнить тот сон. Ронан выдохнул прямо в кислоту:

– Спаси нас.

Кабесуотер всколыхнулся вокруг, задрожал, пожал плечами, пытаясь удовлетворить его просьбу. Ронан увидел, что Девочка-Сирота медленно уходила в глубину прямо под ним. Она закрыла глаза; она не знала, что Ронан прыгнул следом. Очевидно, бедняжка не ждала помощи. Девочка-сирота, мальчик-сирота.

Ронан поплыл за ней – он был неплохим пловцом, но не без воздуха, не в кислоте.

Жидкость ворчала, касаясь кожи.


Он ухватил девочку за мешковатый свитер, и она раскрыла глаза, большие, странные, испуганные. Ее губы выговорили: «Керау?», а потом она ухватила Ронана за руку. Несколько секунд оба тонули, но девочка была не глупа – она начала грести свободной рукой и отталкиваться ногами от каменных стенок.

Они как будто погрузились на несколько миль.

– Кабесуотер, – позвал Ронан, и из его рта вырвались огромные пузыри.

Мозг отказывал.

– Кабесуотер, воздух.

В норме Кабесуотер всегда спасал его. Кабесуотер знал, как хрупко человеческое тело. В норме. Но сейчас он не слушал Ронана – а может быть, слушал, но ничего не мог сделать.

Озеро кипело вокруг них.

Ронан должен был умереть. Он думал только об одном: что жизнь Мэтью тоже закончится, если его не станет.

Внезапно что-то ударило Ронана по ногам. Прижалось к рукам. Сдавило грудь. Дыхание… он едва успел схватить Девочку-Сироту, прежде чем всё почернело.

А потом Ронан вырвался из воды, вытолкнутый снизу. Его выплюнуло на скалистый берег озера. Девочка-Сирота выкатилась из его объятий. Оба откашливали жидкость; от волдырей на языке она была розоватой. Руки Ронана, руки Девочки-Сироты сплошь облепили листья. Очень много листьев.

Ошалело глядя через плечо, Ронан увидел, что весь пруд полон лозами и кустами. Побеги продолжали медленно тянуться из воды. Оставшиеся внизу части растений уже пожирала кислота.

Вот что спасло их и не позволило утонуть. Ронана и Девочку-Сироту подняли ветви.

Адам сидел на корточках на другом берегу, низко опустив голову. Он как будто собирался то ли бежать спринт, то ли молиться – его руки прижимались к земле, костяшки побелели. Адам положил между расставленными ладонями несколько маленьких камней, создав узор, который, очевидно, имел для него смысл. Один из продолжавших расти побегов обвился вокруг его лодыжек и запястий.

И тут до Ронана дошла правда. Жизнь им спасли не растения. Их спас Адам Пэрриш.

– Пэрриш, – позвал Ронан.

Адам взглянул на него пустыми глазами. Он дрожал.

Девочка-Сирота обошла вокруг озерца, стараясь держаться подальше от края, и приблизилась к Адаму. Она поспешно, двумя пальцами, сбросила маленькие камушки в воду. И тут же лозы перестали расти. Адам содрогнулся и сел. Лицо у него по-прежнему было отстраненное и болезненное, правая рука дергалась так, что было неприятно на нее смотреть. Девочка-Сирота взяла Адама за левую руку и поцеловала в ладонь – он просто закрыл глаза, – а затем устремила на Ронана настойчивый взгляд.

Она сказала:

– Увести! Надо увести!

– Куда? – спросил Ронан, осторожно шагая к ним.

Он посмотрел на скалистый склон, на горы вокруг, пытаясь понять, как им выбраться.

– Кабесуотер, – сказала Девочка-Сирота. – Тут что-то происходит. Ай!

В промежутках между изъеденными кислотой листьями озерцо начало чернеть. Начинался кошмар.

– Вставай, Пэрриш, – велел Ронан, схватив Адама за руку. – Мы уходим отсюда.

Адам открыл глаза. Одно веко не желало подниматься. Он сказал:

– Не забудь, что она идет с нами.





24




Было 6:21.

Никто уже давно не подходил к телефону в доме номер 300 на Фокс-Вэй. Блу послушно пользовалась мобильником Ганси, чтобы звонить домой каждые сорок пять минут, как просила Мора, но никто не брал трубку. В самый первый раз Блу не увидела в этом ничего странного: если линия была занята телефонной консультацией, внешние звонки перенаправлялись в голосовую почту. Но проблема состояла в том, что линия упорно не освобождалась. Блу попыталась вновь через сорок пять минут. И еще раз.

– Нам надо ехать, – сказала она Ганси.

Тот не задавал вопросов. Генри Чень, надо отдать ему должное, тоже (пусть даже он был пьян и человеколюбив и предпочел бы, чтобы они остались). Он сразу догадался, что это частное дело и лучше не мешать. Он забрал у них простыни, пожелал хорошего вечера и в последний раз позвал Блу с собой в Венесуэлу.

В машине они поняли, что часы Ганси продолжают показывать 6:21.

Что-то было не так.

Добравшись до дома номер 300 на Фокс-Вэй, Блу дернула входную дверь. Хотя было уже поздно – поздно ли? Ведь часы показывали 6:20, нет, 6:21, всегда 6:20, потом 6:21 – дверь оказалась не заперта. Ганси, стоя рядом с Блу, одновременно был наэлектризован и насторожен.