Король отверженных

– Ну это ведь не бесплатно, не так ли? – сказала Хейст, размахивая бокалом из стороны в сторону, отчего Байрон немного занервничал. – Кто-то губит печень, кто-то остается без глаз. Техническое обслуживание берет свое.

– Но все не так уж страшно, – сказала Эдит, намазывая соус на булочку. – Взять хотя бы этих ходов в Колизее. Бойцов. Они ведь сражаются не по-настоящему, правда? – Впервые этот вопрос задал Сенлин в ежедневной депеше Сфинксу, но, когда Эдит увидела, как ходы отрабатывают захват на сцене общежития, она заподозрила, что все так и есть на самом деле. – Они просто имитируют драку, а лорды тратят на спектакль деньги.

Хейст улыбнулась:

– Забавно: это открытая тайна, в которую, похоже, никто не верит. Но бойцы давным-давно поняли, что на самом деле основная масса населения хочет шоу, которое они научились устраивать, не убивая друг друга.

– Я восхищаюсь этим, – сказала Эдит, вытирая салфеткой подливку с подбородка.

– Я обучила их кое-каким приемам, – продолжила Джорджина с некоторой гордостью. – Я должна как-то поддерживать форму, а все люди Эйгенграу слишком хрупкие. Бойцы были счастливы, что у них появился новый спарринг-партнер.

– Правда? – сказала Эдит, от веселого изумления растянув слово. – Ты показала им, как надо изображать драку?

– О, только одну-две стойки. – Хейст облила остатки суфле еще большим количеством подливки. Байрон поморщился. – Ты ведь понимаешь, что генерал Эйгенграу собирается их убить, не так ли? – Резкая перемена тона Хейст изменила настроение в комнате. – Он собирается убить этих ходов всех до единого.

Эдит вдруг пришло в голову, что Байрон передаст все сказанное Хейст Сфинксу, и, вероятно, в самом скором времени. Выплескивая раздражение на несправедливость кольцевого удела и далекого работодателя, Джорджина могла утратить благосклонность Сфинкса и всякую возможность покинуть утомительный пост. И, размышляла Эдит, если было справедливо и мудро дать команде время поговорить без присутствия капитана, разве не разумно также, чтобы пара блюстительниц имела возможность пооткровенничать о своих разочарованиях за пределами слышимости Сфинкса?

Эдит подняла палец, прерывая разговор, и повернулась к Байрону, который только что закончил подавать основное блюдо из утки, рисового салата и горохового пюре.

– Все выглядит восхитительно, Байрон. Огромное спасибо. Может быть, дашь нам немного времени поговорить? – Она думала, что просьба разочарует его, но олень, казалось, успокоился.

Может быть, он радовался тому, что она наслаждается нормальным ужином с гостьей, а может, был благодарен за то, что его избавили от бремени быть свидетелем трудного разговора. Так или иначе, Байрон снова наполнил их бокалы, коротко поклонился и закрыл за собой дверь, не сказав ни слова.

Хейст немедленно продолжила свою мысль:

– Как только у генерала появится возможность допросить их, вывернуть им пальцы или переломать кости, он поставит их к Стене Воздаяния и расстреляет.

– Я не позволю этому случиться, – сказала Эдит, распиливая толстый кусок утиной грудки на тарелке. – Может быть, они все заговорщики; я думаю, что некоторые оказались вовлечены в заговор против воли. Так или иначе, придется провести суд, возможно, даже несколько.

– Суд! Что за новая идея! – воскликнула Хейст. – Ну же, неужели ты действительно думаешь, что сможешь так или иначе повлиять на Эйгенграу? У этого человека много талантов, но он не открыт для критики.

– Что бы там ни думал Эйгенграу, Леониду небезразлично мое мнение. Я могу убедить короля, что есть лучшие способы применить его власть, чем разом убить сорок ходов.

Джорджина перестала качать головой и сделала глоток вина.

– Я не понимаю, как можно поддерживать обе стороны в таких вопросах. Нельзя наполовину казнить человека или спасти половину его жизни.

– Ты действительно думаешь, что моя поддержка ходов настолько неискренна? Ты же видела, что я сделала. Я вырвала себе руку и рисковала собственной шкурой, чтобы спасти мальчика! Я не дала Эйгенграу расстрелять их прямо в спальне! – Нож Эдит заскрежетал по тарелке, и она содрогнулась: звук был отвратительный.

– И все же ты тоже представляешь Башню. Давай будем честны: Башня – система, которая зависит от существования ходов. Ходы перевозят большую часть товаров, на них лежит большая часть долгов. И они меньше всего пользуются многочисленными щедротами Башни. Ходы – это кровь Башни, но с ними обращаются как со злокачественной опухолью. – Хейст ножом загнала на вилку кусочек, прежде чем облить его соусом.

– О, ты хочешь, чтобы я жаловалась на уделы, на Леонида и Пеллов? Нравятся ли они мне? Нет, не особенно. Я думаю, что рубашки у них перекрахмаленные, а мысли – недооформленные. Хотя с некоторыми, конечно, все в порядке.

– В виде исключения я благодарю тебя и все же настаиваю на своем: дворяне одинаково ужасны. Действительно. Они грабители, насильники, садисты и идиоты. Леонид и есть…

– Король не так уж плох, – перебила Эдит, поспешно отложив приборы в знак разочарованного протеста. – Да, он ущербен и близорук и, вероятно, представляет собой неминуемую опасность для меня и этого корабля, но он не злодей, истекающий слюной. – Хейст начала протестовать, но Эдит подняла руку, останавливая ее. – Я признаю, что он, кажется, нанял несколько таких злодеев. Но если я откажусь нанимать кого-то, кто покажется мне хоть немного отвратительным, продажным или глупым, я никогда ни с кем не буду работать. Не завершу ни одного дела. Неспособность идти на компромисс – не признак моральной чистоты. – Она произнесла эту фразу преувеличенно надменным тоном. – Это признак незрелости. Ты знаешь, с кем нельзя торговаться? С маленькими детьми и сумасшедшими.

– Как же идти на компромисс с человеком, который считает, что ценность души может быть исчислена с точностью до пенни? Он прячется за спиной генерала, но не ошибись: Эйгенграу исполняет волю короля.

– Я бы хотела изменить эту волю. А такое возможно только путем переговоров и обсуждений.

– Или изгнания. Или казни. Есть много способов изменить чье-то мнение. Я сейчас отстаиваю лишь одно: признай, что в этом соревновании имеются две стороны.

– Ты имеешь в виду Люка Марата и Сфинкса?

– Ходов и Башню, – поправила Хейст. – Одна сторона – раб другой. Для нас с тобой Башня – это дом, а для ходов – тюрьма. Для нас это жизнь, а для них – пожизненное заключение.

– Согласна, – сказала Эдит, откидываясь назад и складывая руки на груди. – И это прискорбно.

– Но как ты можешь так говорить и продолжать служить ему? Защищать его интересы? Разделять его ви́дение Башни как некоего возвышенного идеала, а не мясорубки, которой она на самом деле является? – сказала Джорджина, простирая руки и запыхавшись от невеселого смеха.

Эдит скомкала салфетку и бросила на тарелку.

– Потому что, в отличие от Марата, Сфинкс не пытается разрушить Башню и развязать войну. Он тушит пожары. Он выставляет сторожей. Да, Башня прогнила. Нет нужды мне это говорить. Она отняла у меня руку! – Эдит подняла свой громоздкий движитель и потрясла им в доказательство. – Но я предпочла бы видеть, как ходов отпускают и замуровывают Старую жилу, чем как десятки тысяч людей гибнут в результате насильственного переворота. Именно этого и хочет Марат. – Она постукивала по столу в такт словам. – Он хочет свергнуть власть, чтобы править. Ему все равно, будет ли он править Башней или ее обломками. Он просто хочет править. Я встречала этого человека. Я слышала его болтовню. Он красноречивый негодяй, который убьет тебя, меня и всех в этом уделе, чтобы получить желаемое.

– А что именно он желает? – спросила Хейст, положив руки на стол, доски которого заскрипели от тяжести.

– Все эти проклятые картины! – Эдит сопровождала каждый новый пункт страстным взмахом руки. – Тайны Башни! Голову Сфинкса на пике! Трон из золота! Кровать с беспризорницами! – Она ударила кулаком, отчего столовое серебро подпрыгнуло и зазвенело. – Какая разница, чего он хочет? Это не имеет значения для меня, потому что никто не имеет значения для него. Самое худшее, что я могу сказать о Сфинксе, – у него мало влияния и над ним довлеет проклятие непреднамеренных последствий. Он слишком долго сидел сложа руки, и теперь тебе надоело его ждать. Вполне справедливо! Мне тоже. Я вступила в истощенную армию! У меня нет иллюзий относительно того, на что я подписалась. Я вовсе не оптимистка! Я многое повидала, Джорджина. Я знаю, что такое безнадежность. Мы сидим под кипящим морем! Но ты же видела рисунок сегодня в библиотеке. Ты можешь догадаться, что Марат собирается с ним делать. Он наполнит движитель ходами и пошлет их убивать и умирать. Многие, очень многие люди погибнут.

– Многие люди уже умирают! – сказала Хейст, ее глаза сверкали от ярости. – Как ты можешь быть такой наивной? Сфинкс хочет спасти весь этот отдельно стоящий ад, потому что он поддерживает его жизнь. Если в Башне есть тиран, то он живет в облаках!

Плечи Эдит опустились. Внезапно она расслабилась:


– О боже мой! Ты ведь одна из них, верно? Ну конечно же, так и есть. Почему я этого не поняла? – проговорила она, хотя уже знала ответ. Она не увидела правды, потому что ей нравилась Джорджина и нужен был друг, наперсник, особенно тот, кто понимал сопряженное с ее положением одиночество, кто понимал, чем пришлось заплатить за дары Сфинкса. Фантазия Эдит о встрече с королями Башни в компании дружелюбной соратницы казалась теперь такой отчаянной и глупой. – Ты знала о туннеле и о том, что в библиотеке прячутся ходы?

– Да, знала, – сказала Хейст, помешивая вино в бокале. Казалось, она вздохнула с облегчением оттого, что наконец-то добралась до истины. – Марат называет их Вымышленниками. Это шесть блистательных мужчин и женщин, которых, несмотря на многочисленные таланты, Башня погубила. Марат нашел их, увидел потенциал и дал им цель: построить движитель, способный бросить вызов Сфинксу.

Тяжесть ошибки осела в душе, как камень в праще. Она дала Джорджине именно то, чего та хотела с самого начала: приглашение на борт «Авангарда». Эдит рискнула бросить взгляд через плечо Хейст, туда, где на стене висели ее пояс с мечом и пистолет в кобуре – слишком далеко.

Хейст слегка успокоилась. В ее голосе уже не было резкости и желания спорить. Она говорила беззаботно, как будто рассказывала о недавнем обеде.

– Когда Марат понял, что Вымышленникам нужен доступ в библиотеку, причем хорошую, он подумал о некогда знаменитом Университете Острака, который превратили в арену. Он послал нескольких своих самых крупных людей на торговую станцию Пелфии, и вскоре их приняли в качестве бойцов. Им не составило особого труда открыть вход в библиотеку. Сначала Вымышленники сообщали, какая книга им нужна, наш боец спускался в библиотеку и забирал ее. Я помогала тайком вывозить книги. Но Марату не потребовалось много времени, чтобы понять, насколько неэффективным был весь этот процесс: запросы Вымышленников были более или менее постоянными, а обитатели арены ничего не смыслили в библиотечном деле. Им требовались дни и недели, чтобы найти некоторые книги. – Хейст вытащила погнутую сигару из кармана, поцокала языком, увидев, как та деформировалась, и все равно закурила. – Некоторые ценные книги были утрачены в процессе доставки. Так как мы не могли эффективно перенести библиотеку, пришлось привести туда самих Вымышленников. Сначала разобрались с туннелем. Фалды, еще до того, как их стали так называть, вырыли его под моим руководством. Они установили газетный киоск у стены и продавали газеты, ведя раскопки под прикрытием. Я снабжала их бренди и мелочью и говорила, что они работают на Сфинкса и что однажды, если будут держать рот на замке, получат в награду собственные движители.

Эдит как можно осторожнее положила руку на нож для бифштекса, хотя Джорджина не могла не заметить этого движения. Вторая блюстительница взяла собственный нож и принялась крутить его острием по скатерти.

– А еще Фалды помогли решить проблему под названием «шпионы Сфинкса». Я никак не могла разобраться с бабочками в одиночку, поэтому научила мальчиков дрессировать сорок, чтобы они делали эту работу за меня. Затем, когда Сфинкс ослеп, я тайком протащила Вымышленников через заставу. Доставить их на арену было достаточно просто. Все всегда так стараются не обращать внимания на ходов.

– Тот ход, которого мы нашли сегодня в библиотеке… Когда ты крикнула: «Берегись!» – ты не нас предупредила. Ты предупредила его, чтобы уничтожил улики.

– О, Бану! Он был гением, но и самым невезучим человеком, которого я когда-либо встречала. Мое сердце разрывалось, когда я видела, как он страдает от яда. Он не должен был его принимать. Я была там. Я бы свернула ему шею. Но, по крайней мере, он не страдал напрасно. Он умер, защищая дело всей своей жизни.

– Это довольно иронично – называть машину смерти делом всей жизни, не так ли?

Хейст неопределенно улыбнулась, продолжая крутить сигару, изогнутую, как палец.

– Вымышленникам потребовалось пятнадцать месяцев, чтобы завершить планы для Короля Ходов. Основную работу они закончили всего несколько недель назад. Остальные уже на месте работ.

– Я полагаю, что не на Шелковом рифе. Вероятно, где-то на Черной тропе, – сказала Эдит наугад, поскольку Хейст, похоже, была в болтливом настроении.

– Теперь это уже не имеет значения. До коронации Короля Ходов осталось совсем немного времени.

– Ну что ж, – сказала Эдит, положив нож и отодвинувшись от стола. Надеясь, что вечер закончится мирно, она сказала: – Итак, спасибо, что пришла на ужин. Это был… поучительный вечер.

– Он вовсе не красноречивый негодяй, Эдит, – сказала Хейст, тоже опуская нож. – Сфинкс спас мне жизнь, но Марат придал ей смысл. Он хороший человек. Он отдал свои ноги, потому что готов идти на жертвы ради того, что считает правдой. Сфинкс не желает такого делать.

– И в чем же заключается правда? – спросила Эдит.

– В том, что мы все здесь пленники. – Хейст затушила сигару о грязную тарелку, и угольки жалобно заскрипели, когда она погасла. – Ходы, простолюдины, лорды, леди – все без исключения. Решетки тюрьмы стискивают каждый аспект нашей жизни. Они ловят нашу речь, загоняют в угол наши привычки и отделяют наши дни от наших снов. Это коварная тюрьма. У некоторых есть окна с лучшим видом, некоторые живут дольше, но все мы – заключенные. Я думаю, ты в курсе. Но ты всего лишь еще один заключенный, работающий на начальника тюрьмы, как и тот, другой шпион…

Эдит вздрогнула при упоминании о другом шпионе.

– Другой шпион? Ты имеешь в виду Пинфилда? Ты с ним встречалась?

– Так ты знала этого долговязого парня? Он казался достаточно милым, но не очень хорошим лазутчиком. Я нашла его коробку из-под сигар, полную мотыльков. Он не думал, что я знаю, но я, конечно, знала. Я знаю, как пахнет сигара, и она не пахнет часовым маслом.

– Что ты с ним сделала?

Теперь настала очередь Хейст удивляться.

– Погоди, так это за ним ты все это время охотилась? Тюрьма, застава, Колизей… это не было связано с библиотекой или Королем Ходов. Ты искала его. Должно быть, он очень важен для Сфинкса.

– Он очень важен для меня, – сказала Эдит, выпятив подбородок.

– Да, я это вижу. Мне очень жаль, Эдит. Это место не по-доброму относится к влюбленным. Да, я понимаю.

Но Эдит не поддалась на уловку сочувствия.

– Где он сейчас?

– Я видела, как он крутился возле герцога Вильгельма, прежде чем исчезнуть. Если позволишь строить предположения, я бы сказала, что он достал герцога, и его либо сбросили с края порта, либо швырнули на Черную тропу. Честно говоря, я думала, что именно мне придется убить его, но он продолжал сбивать меня с толку, вступаясь за ходов. Совсем как ты. Вот чего я никак не могу понять: почему вы оба так решительно настроены подорвать авторитет Сфинкса, но при этом настаиваете, что действуете по его указке?

– Потому что Сфинкс не противостоит ходам! – закричала Эдит. – Это яд, который Марат влил тебе в ухо, чтобы убедить тебя, что он – простое решение сложной проблемы. Я вовсе не двулична, я пытаюсь поступать по совести – а тебе промыли мозги, дура!

Хейст откинулась назад, но это не было похоже на отступление. Выражение ее лица оставалось абсолютно безмятежным.

– Я думала, что смогу спасти тебя. Я действительно так думала. Думала, что, если бы я показала тюрьму, в которой ты живешь, ты бы… Но ты же видишь ее, не так ли? Ты прекрасно все видишь. Ты видишь решетку. Ты знаешь тюремщиков. Понимаешь, что нужно сделать, чтобы спастись. Ты просто решила остаться в камере. Ну, я не могу… я не могу этого допустить. И я все же пыталась спасти тебя.

Хейст отшвырнула обеденный стол в сторону. Фарфор повис в каскаде подливки, свечного воска и вина, а она бросилась к горлу Эдит, растопырив золотые когти.





Глава четырнадцатая