Король отверженных

Инерция все еще несла его на зверя, но траектория опустилась достаточно, чтобы уйти прочь от клыков. Сенлин ударил кота ногами вперед в шею с достаточной силой, чтобы тот едва не упал на хвост.

Сенлин рухнул на спину и уперся локтями в край утеса, у него перехватило дыхание от боли. Но у него не было времени даже поморщиться. Он откатился в сторону, и в тот же миг зверь атаковал место, где он только что был. Сенлин попятился, сидя на заду и отталкиваясь пятками, но вышло очень, очень медленно. Кот-трубочист навис над ним. Сенлин отвернулся. Он не хотел смотреть на кровавое приближение смерти.

Весь мокрый от воды и покрытый слизью, Финн Голл навел мушкетон поверх головы Сенлина.

Раздался грохот выстрела. В кромешной темноте дульная вспышка была почти вулканической, и на долю секунды Сенлин подумал, что этого хватит, чтобы убить дьявола или, по крайней мере, отогнать его прочь.

Затем свинцовые гранулы запрыгали по голове и плечам Сенлина, как горсть гравия, брошенная хилым ребенком. Финн Голл обозвал Содика «грязной ластовицей» и швырнул бесполезное оружие на землю.

Но осечка хотя бы напугала зверя и, возможно, немного ослепила его. Он метался, хлеща длинным телом. Середина хвоста ударила в подставку для смешивания раствора, сдвинув ее с древнего места и сбросив чашу. Та раскололась о пол с громовым треском, который потряс и без того встревоженное животное. Сумериновая лампа, покоившаяся в чаше, разбилась вдребезги, выплеснув содержимое, чей свет немедленно погас.

Пока зверь кружился вокруг своей оси, ища хоть какое-то облегчение от шума и света, Сенлин поднялся на ноги. Найдя вторую веревку в куче возле рюкзака, он схватил ее и начал завязывать широкую петлю на одном конце. Работая, он увидел, что Тарру вооружился черпаком и бежит на ослепленного зверя с пугающей неторопливостью. Джон зарычал, рубанув ребром черпака по лапе кота-трубочиста. Зверь скорее взвыл, чем закричал; его голос походил на туманный горн.

Кот резко развернулся и рванулся в сторону Джона, но здоровяк уже отскочил. Сенлин воспользовался моментом, когда зверь опустил голову, и накинул на нее лассо.

– Отвлеки его, Джон! Отвлеки! – крикнул Сенлин, отбегая назад вместе с другим концом веревки.

– Сюда, котик! – крикнул Тарру и хлопнул зверя по уху.

Придя в себя, кот-трубочист набросился на Джона во второй раз и ловко поймал зубами его мешалку. Старая древесина раскололась, и здоровяк остался лишь с короткой палкой в руках, которую он бросил в зверя. К тому времени, как сломанная ручка отскочила от черепа монстра, Джон уже бросился наутек, хотя раненая нога позволяла ему лишь ковылять, а не мчаться.

Сенлин поспешил обернуть другой конец веревки вокруг обезглавленной колонны и завязать узлом. Он едва успел это сделать, прежде чем веревка туго натянулась, и колонна упала с постамента на бок. На другом конце привязи кот-трубочист взбрыкнул, удивленный тем, что его оттащили от головы Джона, которую он пытался сорвать с плеч.

– Голл, помоги мне! – крикнул Сенлин, навалившись на каменную бочку. – Толкай ее! Толкай!

Вдвоем они уперлись плечами в приземистую колонну и раскачивали ее, пока она не покатилась к зияющей пропасти. Отступать было некуда, и Джону пришлось забрасывать зверя всем, что попадалось под руку, – лопатой, мешалкой, ковшом и совком, но все это лишь задерживало зверя, вызывая всплески кратковременного раздражения.

Когда каменный барабан свалился с уступа и исчез во мраке, Сенлин задумался, хватит ли веса, выдержит ли веревка. Если он просчитался, то единственной неопределенностью оставался порядок, в котором их съедят.

Но веревка выдержала, и вес оказался достаточным, чтобы перевернуть кота-трубочиста на спину. Он проехался по скользкому от слизи камню, когтя воздух. В попытке снова встать на лапы и восстановить равновесие он перевернулся на бок. Еще секунда, и он мог бы зацепиться за пол и спастись от падения, но поверхность закончилась прежде, чем зверю удалось окончательно перевернуться, и он со страшным ревом соскользнул с края.

Они прислушались и через мгновение услышали подобный удару молота звук, с которым пьедестал ударился о далекое дно пропасти. А спустя долю секунды раздался более мягкий грохот падения туши.

От пронзительного предсмертного вопля кота-трубочиста Сенлином овладело тревожное чувство, что он не столько убил дракона, сколько уничтожил редкое существо, которое всего лишь повиновалось инстинкту. Не было ни прилива гордости, ни торжества, только неуемное облегчение от того, что все еще жив.





* * *


Они подсчитали потери. Жучиные лепешки сочли наименее тяжкой утратой. Они обсудили возможность съесть крошечных светящихся креветок из корыта. Но после некоторых раздумий и отсутствия добровольца, который первым попробовал бы призрачных моллюсков, отказались от этой идеи. Лучше голодать, чем отравиться. Все согласились, что смогут продержаться несколько дней без еды, и этого хватит, чтобы добраться до Мола-Амбита. У них все еще была веревка, по которой они спустились, одеяло, бурдюк с водой и, что самое важное, лампа. Карта, которая так и осталась лежать в рюкзаке, не пострадала, но уклономер разбился вдребезги.

Пока Финн Голл оплакивал сокрушительную потерю, Сенлин начал подбирать замену. У него не было ресурсов, чтобы соорудить ватерпас, но он мог смастерить отвес, который служил бы аналогичной цели. Он использовал полую ручку черпака вместо грузила, сломанный конец мешалки – в качестве измерительной доски, нитки, выдернутые из саронга, – вместо шнурка, а из куска известкового раствора соорудил «свинцовый» утяжелитель. Он связал куски проволокой от разбитых фонарей и ножом Тарру сделал зарубки на доске – грубое подобие шкалы. Он объяснил, что им не нужно знать истинный угол любой шахты, только относительные углы на перекрестках. Так что не имело значения, составлял ли уклон на самом деле тридцать два градуса или пятьдесят один градус. До той поры, пока они знали свое местонахождение на карте, можно было использовать его самодельный уклономер, чтобы определить, какой склон самый крутой, а какой – самый плавный, и сравнить эти общие показания с картой.

Но даже после всех объяснений Сенлина Голл не был уверен, что такое сработает. Сенлин мог лишь попросить карлика поверить, что бывший директор школы хочет заблудиться в этом лабиринте не больше, чем он сам.

Тарру, который лучше понимал, что предлагает Сенлин, заметил:

– Но если мы сделаем неверный поворот, то, вероятно, не поймем этого, пока не станет слишком поздно.

– Верно. Однако это лучше, чем выбирать курс вслепую, – сказал Сенлин, проверяя соединительные детали на своем инструменте.

Убедившись, что тот не сломается при первом же использовании, он уже заворачивал уклономер в оставшееся одеяло, когда Тарру заметил его рану. Грудь Сенлина была исполосована багровыми следами, похожими на удары хлыста, там, где кот-трубочист задел его, отшвырнув в сторону. Из самых глубоких ссадин сочились ручейки подсохшей крови. Джон спросил, не следует ли промыть раны и перевязать одеялом, но Сенлин настаивал, что уклономер более ценен.

– Полагаю, теперь, когда мы спасли друг другу жизнь, ты рассчитываешь на мою благодарность и на то, что я последую твоему как попало состряпанному плану, – сказал Голл, пытаясь соскрести слой слизи с голых ног.

– Вовсе нет, – ответил Сенлин. – Мы пойдем к Тропе, и любой, кто захочет сойти, сможет это сделать. Я сам доберусь до Мола-Амбита. – Он наполнил бурдюк водой из родника. – Дело не в том, что мне не пригодился бы добровольный союзник, Голл. Мне не нужен враждебный компаньон.

– Ты ведешь себя так, словно я должен благодарить тебя за возможность умереть с тобой в лагере Марата. Союзникам обычно есть что предложить друг другу, Том. – Финн вымыл руки в корыте.

– Это точно, – сказал Сенлин с безразличием.

– Ну ладно! Ладно! Я клюнул на твою приманку. Расскажи мне побольше о своих друзьях. Говоришь, у них есть корабль и деньги. А как насчет имен?

– Помнишь женщину с движителем вместо руки, которая была в твоем порту в ту ночь, когда его уничтожили? – Сенлин сунул свернутый в узел уклономер в рюкзак.

– Кажется, что-то на «Э»? Эвелин? Эрмин? Эстер? Она ведь была первой помощницей Билли Ли, не так ли? – Финн Голл прищурился, вспоминая. – Насколько я помню, он называл ее «подмастерьем блюстителя», что бы это ни значило. Боже, этот болван любил поговорить, когда пил.

– Она была моим первым помощником на борту «Каменного облака», которое я позаимствовал у Ли. С тех пор ее повысили в должности. Теперь она капитан «Авангарда».

– Ты имеешь в виду флагманский корабль Сфинкса? – сказал Тарру, удивленно потирая подбородок. – Даже в общежитиях Колизея на прошлой неделе только об этом и говорили.


Пока Голл переваривал услышанное, Тарру передал новость о том, что давно спящий Сфинкс снова решил размять мышцы, начав, по-видимому, с запуска самого великолепного и внушительного боевого корабля.

– Том, ты хочешь сказать, что знаешь капитана «Авангарда»?

– И весьма хорошо, – подтвердил Сенлин.

– А Сфинкс? Ты ведь не встречался со Сфинксом, не так ли? – настаивал Джон, улыбаясь с недоверием.

– Я познакомился с ним.

Голл и Тарру посмотрели друг на друга со смесью изумления и недоверия.

– Нет, Том. Это уже слишком. – Тарру помахал рукой в воздухе, словно пытаясь разогнать облако дыма.

– Вполне возможно. Я буду рад оставить на Тропе и тебя.

– А как ты можешь это доказать? – спросил Голл, уперев кулаки в бока. – У тебя есть какие-нибудь свидетельства?

– Нет. Я не могу ничего доказать. Но я могу поговорить с Маратом. Когда-то он был блюстителем, и я думаю, ему будет очень интересно узнать, как дела у Сфинкса в настоящее время.

– Если это правда, ты ввязался в очень крупную игру, Том, – сказал Джон. – Уверен, что не вляпался по уши?

– Думаю, вам обоим следует спросить себя вот о чем: хотите ли вы связать свою судьбу с человеком, который готов драться бок о бок с котами-трубочистами, или вы хотите выйти на Черную тропу в одиночку?

– А Сфинкс откроет кошелек для полезного человека в нужде? – спросил Голл.

– Сдается мне, можно с уверенностью сказать, что Сфинкс вознаграждает своих друзей.

Голл рассмеялся:

– Уж не хочешь ли ты предложить себя в качестве доказательства этого?

Коварный вопрос карлика внезапно принес Сенлину облегчение сразу в нескольких смыслах, причем столь сильное, что он как будто прозрел.

Сенлин ясно увидел, что Сфинкс нарочно поставила его в невыносимое положение. Она не верила, что он выполнит приказы в Пелфии. Нет, она отправила его в город, где была заточена его жена, потому что знала: он не сделает того, что ему скажут. Он слишком упрям для этого. Он из тех людей, которые взбираются на неизмеримые башни и добираются до самого дна бездонных библиотек. И все же, несмотря на свое упрямство, Сенлин снова и снова доказывал, что способен приспосабливаться и быть находчивым так, как это удавалось лишь немногим.

Похожий на пилюлю паук, которого Сфинкс заставила его проглотить, – вещь, которая, как она утверждала, поможет найти его, если он потеряется, – был чем-то вроде привязи или рыболовной лески. И это делало его наживкой. Она забросила его в Пелфию, не зная точно, что поймает, но веря, что он будет метаться, как приманка, – и в итоге так и случилось. Сенлин сомневался, что Сфинкс удивится, узнав, что его бросили на Черную тропу. В прошлом он доказал, что может довольно легко менять обличье: директор школы, вор, бухгалтер, пират и шпион. А почему не ход? А почему не фанатик? Теперь он способен привести ее в новый лагерь Марата, и она наверняка хотела бы заполучить сведения оттуда.

Это подсказывало, что есть вероятность – хотя и небольшая, – что все не так безнадежно, как кажется. Возможно, он не так уж потерян.

Сенлин усмехнулся собственному оптимизму:

– Ты знаешь, странно такое говорить, но думаю, что нахожусь именно там, где я Сфинксу нужнее всего.





Часть третья

Золотые Часы




Глава первая




К сожалению, секретом долголетия вполне может быть посредственность. Мы видим подтверждение этому в истории меню кафе «Тертр». Ужасающе изобретательные фирменные блюда – пирог-недоносок и лимонный суп – заметили один раз, и больше о них никто не слышал. Безупречно сочный амброзийный криль, который озарял суп неземным светом, был настолько популярен, что мы от наслаждения довели ракообразных до вымирания. Но просто вкусный, ничем не примечательный пирог с голубями останется в меню навсегда.

Орен Робинсон из «Ежедневной грезы»



Фердинанд набросился на Эдит со всей сдержанностью пса, сорвавшегося с поводка. На бегу и с опущенной головой швейцар Сфинкса выглядел пугающе похожим на паровоз: грудь – как предохранительная решетка локомотива; голова – как прожектор; струи пара, вырывающиеся из поршней рук. Подъемный коридор Сфинкса содрогнулся при приближении швейцара. Его локоть задел бра, и медная изогнутая опора расплющилась о стену, как плохо вбитый гвоздь.

Лицо Фердинанда, подобное большой пустой тарелке, смущало Эдит. Но хоть у швейцара не было ни глаз, ни рта, она ощущала его сознание, которого не было у грохочущих движителей в доке Сфинкса. И пусть неуклюжие выходки Фердинанда нервировали ее, она больше не боялась.

Фердинанд заметил, как она вышла из конюшни, и поймал ее, когда тепло поцелуя Сенлина еще ощущалось на губах. Долг Тома перед женой напомнил ей о собственном далеком супруге, мистере Франклине Уинтерсе. У Франклина была раздражающая привычка истолковывать ее стоицизм, серьезность и нежелание подчиняться его авторитету как признак бесчувственности. Поскольку Эдит не демонстрировала эмоции – по крайней мере, не так, как он предпочитал, – он счел супругу фригидной. Чем больше Франклин жаловался на дефицит любви в их семье, тем больше Эдит возмущалась их союзом и, если быть честной, институтом брака как таковым.

Впрочем, она давно подозревала, что семейные отношения не для нее. Однажды, будучи самостоятельной двенадцатилетней девочкой, она заявила отцу, что никогда не выйдет замуж. Она будет похожа на ястреба, который кружит над полем. У ястребов не было мужей. Они им и не были нужны.