Король отверженных

Площадка для смешивания раствора оказалась первой ровной поверхностью, располагающей к беседам, с тех пор, как лагерь фанатиков остался позади. Сенлин гадал, сколько времени потребуется этим двоим, чтобы начать осыпать друг друга колкостями. Ответ пришел довольно скоро.

– Итак, расскажите нам, мистер Голл О’Вастый, как именно вы связались с фанатиками? – спросил Джон. – Попались в крысиную ловушку? Или они приняли вас за уродливого сироту и усыновили?

– Я убегал от стаи громил-переростков вроде тебя, которые ошибочно полагали, что я должен им деньги. – Обритая голова Голла и его заметная худоба лишь подчеркивали его большие и подвижные брови. Голл выглядел, подумал Сенлин, как карикатура на себя прежнего. – Я знал, что фанатики защищают новообращенных. И я не против маленькой лжи, если она спасет от побоев.

– Да что ты? Предпочитаешь лежать лицом вниз или вверх?

– Наверное, я следую примеру твоей матери, ходдер: позволяю джентльмену решать самому.

Тарру хлопнул ладонью по воздуху:

– Перестань нести эту чушь про ходдера! Ты самый худший актер, которого я когда-либо видел, а я побывал в тысячах пьяных «театров и ужинов»[6].

– Или, как говорят твои друзья, «чаепитиях с Джоном».

– Содик видел тебя насквозь. Мне было неловко смотреть, как ты ухмыляешься и пожимаешь плечами, как будто кого-то дурачишь. Ты, кажется, ошибочно решил, что сарказм – законный драматический прием.

– И все же почему-то не в меня стреляли дважды за неделю, – сказал Голл.

– В меня стреляли всего один раз.

– А ты еще поговори! – Голл погрозил ему мушкетоном, который не очень-то устрашающе задребезжал.

– Что же с тобой случилось, если ты такой угрюмый? – спросил Тарру.

– Что со мной случилось? – Финн Голл швырнул кусок жучиной лепешки через плечо в зияющий овраг за спиной. – Со мной случился Томас Сенлин! Я знаю, что он не выглядит грозным. О, это меня и одурачило! Но за один вечер он убил моего управляющего, сбежал с моей восходящей звездой сцены, уничтожил мой порт и похитил мою личную телохранительницу. – Голл отмечал каждую жалобу, загибая палец. – Моим врагам потребовалась всего неделя, чтобы распотрошить остатки моего имущества, и еще неделя, чтобы обратить к взысканию все мои долги. – Он сжал руки в кулаки и затряс ими, как безутешный младенец. – У меня жена и шестеро детей! Шестеро! Ты хоть представляешь, где они сейчас? Они живут с родственниками, которые их ненавидят, стирают грязное белье в Купальнях. Младшей четыре года. Четырехлетняя девочка по двенадцать часов в день отжимает ссаные простыни. И ждет, когда отец выкарабкается из этого неизбежного ада и спасет ее! – Голл покрутил обтянутый кожей приклад своего оружия и впился взглядом в Сенлина. – Я дал тебе работу. Я дал тебе жалованье. И ты погубил меня за это!

Сенлин отряхнул руки и содрогнулся, проглотив остатки жалкой трапезы.

– Мне жаль, что так получилось с твоей семьей. Они мне действительно понравились, и мне не доставляет удовольствия слышать о страданиях любого ребенка. Но не притворяйся, что я воспользовался тобой или что я когда-либо был добровольным сотрудником. «Паровая труба» была человеческой мельницей, которая превращала женщин в шекели для твоего кошелька. А Родион был всего лишь театральным насильником, который охотился на своих подопечных. Ты не был бизнесменом. Ты был работорговцем, сутенером и вором. Та роль, которую я без малейшей охоты сыграл в твоем презренном ремесле, является источником бесконечного стыда. Если бы я мог вернуться и сжечь твой порт во второй раз, я бы это сделал.

Голл направил черное дуло мушкетона в грудь Сенлина. В уголках его рта пузырилась слюна. Даже не скрываясь, Тарру вытащил потускневший нож из саронга и положил на колено.

– Мне приятно видеть, как хорошо послужила тебе твоя порядочность, святой Томас, – сказал Голл, сплюнув. – Честное слово, приятно. Я принимал трудные решения, чтобы прокормить семью. Как поживает твоя жена?

– Не так хорошо, как мне бы хотелось, – сказал Сенлин, похлопывая себя по бедрам и тихо смеясь над недосказанностью, которую спутники не поняли. – Я уже несколько раз разочаровывал ее, но по-прежнему полон решимости ответить за неудачи. И твое отвращение ко мне не меняет того факта, что Джон прав. Ты не очень убедительный фанатик, ходдер Финн.

Перемена темы разговора приглушила гнев Голла. Оружие вернулось к нему на колени.

– Ну и что с того? Да какая разница? Я занимаюсь этим не ради их великой цели. – Он многозначительно потер пальцами.

– Ты же понимаешь, что в ту же секунду, когда ты примешь награду, Марат прикажет казнить тебя, – сказал Сенлин. – Это всего лишь проверка. Если ты возьмешь деньги, он убьет тебя.

– Ты этого не знаешь. – Финн Голл говорил с уверенностью, которая никак не отражалась на его лице.

– Содик сказал это прямым текстом. Кроме того, я уже встречался с Маратом. Я был в его лагере. Я сидел за его столом и слушал, как он философствует. – Сенлин покачал головой, вспоминая позолоченную тюрьму. – Он без всяких угрызений совести убивает ходов. Я даже сомневаюсь, что у него есть деньги, а если и есть, уверен, он не собирается отдавать их тебе.

– Думаешь, он не повесит капитана Мадда, убийцу ходов? – спросил Голл.

– Я, конечно, попытаюсь его от этого отговорить. – Неподвижный свет фонаря привлек облако маленьких бесцветных мотыльков. Они стучали по стеклянному шару, как дождь по окну.

– Держу пари, что, когда тебе отрубят голову, ты еще две недели будешь только подлизываться и пустозвонить. – Голл с приукрашенным раздражением потер лицо. – Посмотри правде в глаза, Том! Ты исчерпал свою удачу! У тебя все здорово складывалось. Ты выбрался из нескольких тяжелых передряг, но все кончено.

– Возможно. Но у меня все еще есть план.

– Неужели? – Голл изобразил смесь восторга и удивления. – Пожалуйста, расскажи нам, как ты планируешь сбежать с Черной тропы, с долгом на шее и с наградой за твою голову.

– Я скажу Марату все, что он захочет услышать, – сказал Сенлин.

– Ну конечно, это должно сработать! – хохотнул Голл.

– У нас есть общий старый друг. Я думаю, он, по крайней мере, захочет услышать последние новости о том, как у нее дела. – Сенлин отмахнулся от мотылька, который закружил у него над головой. Он на мгновение отогнал букашку, но она так же быстро вернулась. – И я приду к нему в сопровождении двух истинных новообращенных.

Тарру, который слушал его, скептически прищурившись, указал туда-сюда между собой и Финном Голлом:

– Ты имеешь в виду нас?

– Да.

Тарру покрутил головой, словно от этой мысли она закружилась:

– Том, я общался с фанатиками и могу сказать, что они очень искренни. А еще они отлично распознают самозванцев. Я могу быть достаточно убедительным, но сомневаюсь, что у нас есть время обучить этого крысеныша актерскому мастерству.


– Хватит обзываться, Джон, – быстро сказал Сенлин, удивив обоих мужчин. – Я знаю, что это поднимает тебе настроение, но мы больше не можем позволить себе ссориться.

Финн Голл вмешался, прежде чем Тарру успел защититься.

– Вообще-то, я не против препирательств. А вот сотрудничество мне не очень нравится, Томми. Ты принимаешь меня за друга.

– Нет, я принимаю тебя за человека со схожими интересами. Мы все хотим сойти с Тропы. Кроме того, мы не собираемся просто разыгрывать спектакль для Марата. Мы также собираемся предоставить доказательства вашего обращения. Вы оба откажетесь от награды.

Финн Голл фыркнул:

– Еще чего.

– Да, именно так. Вы будете на этом настаивать. Как бы сильно Марат на вас ни давил, вы не возьмете из награды ни гроша. – Финн Голл открыл рот, чтобы продолжить спор, но Сенлин не дал ему заговорить. – У фанатиков есть способы проникать в кольцевые уделы и ускользать оттуда незамеченными. Я думаю, Содик воспользовался одной такой задней дверью, чтобы избежать ответственности за убийства в Пелфии. Если мы убедим фанатиков, что мы на их стороне, то, возможно, нам удастся войти в какой-нибудь удел. Тогда у нас будут варианты. Если мы найдем местного блюстителя, я смогу связаться с друзьями.

– А что это за друзья? – спросил Голл.

– Такие, у которых есть воздушный корабль и куча денег.

– Ты забываешь о клейме, Том, – сказал Тарру и заложил палец за правое ухо.

Сенлин растерянно взглянул на друга, и Тарру повернул голову, демонстрируя шрам размером с пуговицу позади мочки уха.

– Ходам ставят клеймо, прежде чем выпустить на Черную тропу, чтобы отбить охоту именно к таким уловкам, что ты предлагаешь. Любой охранник в кольцевом уделе, увидев подобное, попросит документы. Если ты не предъявишь бумаги, подтверждающие, что ты эмансипированный ход, который выплатил долг, они расстреляют тебя на месте.

Сенлин потер незапятнанную кожу за собственным ухом. Он не заметил клейма на тех ходах, с которыми столкнулся, но его наличие имело смысл. Должно быть, герцогу так не терпелось надеть ему на голову ведро, что он забыл про клеймо. По той же причине у Сенлина все еще были длинные волосы, которые теперь свисали на глаза и на уши.

– Полагаю, нам придется придумать маскировку, если мы зайдем так далеко. Возможно, просто выдадим себя за тех, кто мы есть. Жители уделов, похоже, охотно не обращают внимания на ходов.

– Мне очень жаль, директор, но это не похоже на хороший план, – сказал Тарру. – Умиротворить фанатиков в надежде, что мы сможем использовать предоставленную свободу для последующего побега? Кажется немного маловероятным, не так ли?

– Ты абсолютно прав. Но, как я вижу, наша альтернатива – найти шахту, которая приведет нас обратно к Тропе, и тогда каждый пойдет своей дорогой. Содик прав: мы не можем путешествовать в открытую вместе. Так что мое предложение абсолютно рискованно. Но у Марата есть влияние, власть, ресурсы, и мы могли бы ими воспользоваться. Возможно, мы даже могли бы добровольно отправиться на задание. Я знаю, что он уже много лет проникает в уделы. Или, если хотите, можно найти ближайший торговый пост, забрать груз и начать избавляться от долгов.

– Я просто думаю, вряд ли Марат поверит, что ты действительно новообращенный, – сказал Джон.

– Возможно. Но малая вероятность все-таки лучше, чем чудо. И это то, что нужно, чтобы сойти с Черной тропы законным путем, не так ли?

Финн Голл, который некоторое время молчал, принял решение:

– Это очень плохо. Мне бы очень хотелось посмотреть, как ты качаешься на виселице, Том. Но я думаю, что ты, вероятно, прав. Это ловушка. Итак, мы возвращаемся на Тропу. Там каждый сам за себя… как это было всегда.

Сенлин покачал головой и втянул воздух сквозь зубы:

– Я думаю, ты совершаешь ошибку, Финн. Другой такой возможности может и не представиться.

– Жизнь никогда не исчерпывает своих возможностей; человек просто исчерпывает свою жизнь. И это вовсе не дебаты. Ты можешь идти со мной или остаться здесь, но я возвращаюсь на Тропу. И боже мой, джентльмены, если вы собираетесь осквернить воздух жучиными лепешками, то самое меньшее, что вы можете сделать, – это отойти на несколько шагов, перед тем как…

Финн Голл рывком поднялся. Мушкетон свалился с его колен и с грохотом упал на скользкий камень. Он привстал на цыпочки, а затем поднимался, пока не задрыгал ногами в воздухе. Он болтался на ремнях вьюка, на его лице с разинутым ртом застыло выражение растерянного ужаса.

Огромный фиолетово-черный кот-трубочист тихонько вылез из ямы и сомкнул челюсти на рюкзаке Голла и теперь яростно тряс башкой.

Мешок с жучиными лепешками вылетел из рюкзака в пропасть вместе с двумя одеялами и вторым бурдюком с водой. Голл чуть было сам не последовал за припасами. Когда кот-трубочист мотнул головой в другую сторону, Голл попытался выскользнуть из плечевых ремней, но рука запуталась в петле, и, не успев освободиться, карлик опять оказался над пропастью. Когда ремень оторвался от плеча ранца, Голл вскрикнул и вцепился в кожаную полоску – его жизнь зависела от силы одной руки. Демон мотнул башкой в сторону площадки как раз в тот миг, когда хватка Голла ослабла. Он взмыл по дуге и плюхнулся в корыто среди слизи. Косяк криля метнулся на другой конец резервуара гневной белой вспышкой.

Еще до того, как шлейф воды плеснулся на пол, кот-трубочист уронил сдувшийся вьюк и сосредоточился на Сенлине, который замер и скорчился в тени зверя.

Он напоминал горностая только грубыми пропорциями. Во всем остальном он выглядел чудовищем родом из ночного кошмара. Черные шерстинки были жесткими, как иглы. Щетинистые усы, казалось, увеличивали пасть, полную сияющих зубов. Извилистые бугры мышц вздувались под колючим мехом. Джон говорил, что эти звери могут вырастать до пятнадцати футов. Этот экземпляр был из рекордсменов. Он встал на задние лапы, словно изучая Сенлина, подобно тому, как любой посетитель ресторана мог бы на миг залюбоваться поданным блюдом. Приклад мушкетона Голла торчал из-под его лапы. Его изогнутые когти напоминали мясницкие крюки. Но именно немигающий взгляд существа больше всего привлек внимание Сенлина. Его выпуклые, темные глаза покрывала призрачно светящаяся пленка. Ее кружащийся перламутровый блеск напоминал поверхность раковины морского ушка. Каждый раз, когда казалось, что многоцветье исчезнет под натиском зрачков, похожих на бездонные колодцы, радуга оживала и красивое кружение начиналось заново.

Смутная и далекая мысль пришла в голову Сенлину: зверь загипнотизировал его. Он чувствовал себя ненормально спокойным для человека, которого вот-вот съедят.

Деревянный черпак ударил кота-трубочиста по морде. Быстро, как гадюка, зверь прыгнул на него. Нет, не на него, а мимо него, хотя Сенлин не очень-то пытался избежать столкновения. Дьявол задел его плечом. Ощущение было такое, словно кто-то ударил его кактусом. Но боли хватило, чтобы выйти из транса.

Упав на колени, Сенлин поспешно уполз прочь. Его единственной мыслью было спрятаться от чудища за какой-нибудь крепкой преградой. Широкая ножка каменной чаши для смешивания раствора оказалась ближайшим укрытием. Ожидая, что в любой момент на него набросятся и сожрут, он даже удивился, когда добрался до пьедестала. Основание было достаточно широким, чтобы скрыть Сенлина, хотя ему совсем не хотелось играть в беготню вокруг Майского дерева с голодным котом-трубочистом. Только тогда он задумался над тем, что же позволило ему удрать. Зверь обратил внимание на Тарру, который швырнул в него старую мерную чашу.

Джон нырнул в узкое пространство под резервуаром для воды, и кот-трубочист попытался нырнуть вслед за ним. Но ничего не вышло – отчасти благодаря столбам, на которые опиралось длинное корыто, отчасти из-за поспешности Джона. Он пополз на локтях сквозь густую паутину, а кот-трубочист, склонив башку набок, погнался за ним по пятам. Он щелкал челюстями, пытаясь схватить добычу за руки, за ноги, но каждый раз промахивался на волосок.

Осознавал он это или нет, но Тарру вел зверя прямо к Голлу, все еще ошеломленному и мокнущему в ванне, в которую его швырнули. Сенлин увидел, что через считаные секунды кот-трубочист набросится на карлика, как на клецку в миске.

Сенлин кинулся к мушкетону, но в спешке потерял равновесие на скользком выступе. Поскользнувшись, он налетел на оружие и пинком отправил его на другую сторону площадки. Финн Голл испуганно вскрикнул. Кот-трубочист его заметил и уперся жилистыми лапами по обе стороны резервуара, прижимая жертву. Как будто наслаждаясь уловом, дьявол подвигал башкой взад и вперед, забрызгав сидящего в воде Голла слюной.

Времени на то, чтобы достать оружие, не было, поэтому Сенлин схватил единственное, что было под рукой, и швырнул его изо всех сил. Сумериновая лампа лопнула, ударив зверя по затылку. Драгоценный мох улетучился, как пух одуванчика. Пустая клетка со звоном упала на пол.

Кот-трубочист опустился на четвереньки и по-змеиному бросился на Сенлина. Он двигался поразительно быстро. Сенлин повернулся и побежал вдоль края выступа. Он решил добраться до стены, где над мушкетоном на колышках висело старое снаряжение. Он задумался, выстрелит ли ружье после такого обращения, или ему лучше вооружиться черпаком для размешивания раствора. Вряд ли они помогут отбиться от жесткошерстного дьявола, но даже палка предпочтительнее битве со зверем на кулаках, если ружье не выстрелит.

Но когда Сенлин увидел веревку, по которой они спускались, свисавшую с края недалеко от него, он передумал. Звук когтей, стучащих по полу, был теперь так близко, что он сомневался, что вообще когда-нибудь доберется до стены. Он сосредоточился только на болтающемся канате, когда сделал несколько шагов вглубь площадки, прежде чем снова выбежать на край со всей энергией, на которую был способен. Он прыгнул на веревку и поймал ее с такой силой, что отлетел далеко в темноту. Он ожидал, что врежется в стену, но на пределе его полета не было ничего, кроме секундного замешательства, мгновения абсолютной неподвижности. Затем он устремился назад тем же путем, каким пришел.

Он повернулся лицом к судьбе и обнаружил, что зверь встал на дыбы в ожидании. Сенлину пришло в голову, что он превратил себя в кошачью игрушку. Он понял, что если ничего не предпримет, то полетит прямо в поджидающую пасть кота-трубочиста, и потому сделал единственное, что мог: разжал руки.