Король отверженных
Часть 31 из 76 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
1 комплект щипцов для завивки волос (подозрителен)
Слово «подозрителен» раздражало Ирен. Она достаточно долго проработала в порту и понимала, что это значит на самом деле. Какой-то агент хотел сделать подарок жене, дочери или любовнице и придумал предлог, чтобы присвоить вещь. И с какой стати Байрону взбрело в голову положить щипцы для завивки в багаж женщин, у которых вдвоем не хватало волос даже на один локон?
Лучше бы таможня конфисковала ее капоры.
В конце концов, в багаже был только один предмет, который ее волновал: ожерелье Сфинкса.
Пока Ксения рылась в кофре с платьями, а Волета старалась держать себя в руках, Ирен пустилась на поиски шкатулки с драгоценностями. Она нашла богато украшенную шкатулку из розового дерева под грудой шелковых шарфов. Открыла ее и начала исследовать коллекцию изящных цепочек и колец, проверяя маленькие отделения неуклюжими пальцами.
После первого раунда проверки Ирен ожерелье не нашла, и ее охватила паника. А что, если агент положил его в карман и не зафиксировал кражу в официальной описи? Ожерелье Сфинкса уже вполне могло висеть на шее какой-нибудь незнакомки на другом конце города. Ирен ощутила свой пульс в руках и встряхнула ими, чтобы успокоиться, прежде чем предпринять второй, более тщательный поиск.
Она нашла ожерелье в маленьком бархатном мешочке. Круглая луна, свисавшая с серебряной цепочки, была не больше монеты. Тонко выгравированные кратеры украшали обе стороны изделия, одна сторона была из белого золота, а другая – из темного олова. Светлая и темная стороны должны были символизировать полнолуние и новолуние. Это была простая, но красивая вещь. И что еще важнее, это был их спасательный круг. Ожерелье было маяком, который вызывал посланцев Сфинкса. Пока у них есть ожерелье, они могут общаться с Эдит, Байроном и, если понадобится, со Сфинксом.
– Какая прелестная вещица. Это очень ценно? – раздался сбоку голос Энн. Ирен обернулась и поняла, что маленькая гувернантка наблюдает за ней.
Ирен обхватила ладонью луну:
– Только для меня.
– Ну, в конце концов, только чувства чего-то стоят, не так ли? – сказала Энн.
Ирен улыбнулась ей, возвращая ожерелье в чехол и отделение шкатулки.
– Не думаю, что ваша леди согласится.
– Я впервые вижу, как вы улыбаетесь, – сказала Энн, одобрительно прищелкнув языком. – Я знаю, что это не совсем часть униформы, но вам очень идет. Надеюсь, вы не собираетесь упаковать и улыбку тоже.
Их тихий разговор прервал звонкий смех Ксении. Молодая леди танцевала по комнате, используя в качестве партнера платье Волеты. Расшалившись, она опрокинула стул и смела с туалетного столика серебряный набор для ухода за волосами. При виде этого зрелища Энн поджала губы, но настроение ее не испортилось.
– Я так рада, что сегодня утром в газетах появились положительные отзывы. Прошлой ночью она почти не спала из-за рыданий.
– Волета тоже была на ногах. Неужели маркиз все еще сердится?
– Возможно, но сейчас он не может этого показать. Все до смерти хотят с ней познакомиться.
– Итак. Мы едем на бал к принцу Франциску, – холодно сказала амазонка.
Энн подняла голову. Ирен увидела, как гладкая, почти прозрачная кожа ее лба сморщилась, словно теплый воск. У нее были большие добрые глаза.
– Не волнуйтесь. Балы достаточно безопасны, даже если вокруг бродят волки. Там слишком много людей, чтобы кто-то мог попасть в слишком большие неприятности. Хотя, может быть, вашей леди не захочется сегодня устраивать выступления? Не думаю, что ей стоит гладить принца против шерсти. Он весьма злопамятный, если вы понимаете, о чем я.
– Она меня не слушает, – нахмурилась Ирен.
– Иногда достаточно быть услышанным. По крайней мере, так я себе говорю, – сказала Энн. – Могу я вас кое о чем спросить? Как думаете, сколько лет леди Ксении?
Ирен на мгновение задумалась.
– Семь?
Энн рассмеялась:
– Нет, правда.
– Ну не знаю. Шестнадцать, семнадцать? Теперь уже трудно сказать наверняка.
– Ей двадцать три года.
– Неужели? – Ирен посмотрела на глупую золотоволосую леди, прыгающую по комнате.
– Чем старше она становится, тем ребячливее себя ведет. Она боится, что однажды отец проснется и поймет, что его идеальная маленькая девочка превратилась в идеальную старую деву. И она из главной героини вечеринок отца станет мельничным жерновом в его гостиной. Пелфия не слишком добра к дамам, которые не выходят замуж. Честно говоря, она не очень добра по отношению к дамам в целом, но инфантильное поведение Ксении мешает многим хорошим перспективам. За последние месяцы и годы она получила несколько предложений, в том числе от вполне достойных молодых аристократов, но твердо решила занять более высокое место при дворе. Ей нужен по меньшей мере герцог.
– Значит, все это только притворство?
– Я не знаю, так ли это сейчас. Если достаточно долго притворяться кем-то, то в конце концов становишься им, верно?
– Энн! Энн, скажи папеньке, что мне нужна белка. Вот такая белка, – сказала Ксения, указывая на Писклю, которая сидела на голове у Волеты и покусывала ее волосы. – Скажи ему, что если я не получу белку, то сделаю предложение графу Орлеану, и все наши дети будут толстыми, уродливыми дурашками.
Энн храбро улыбнулась:
– Я сообщу о срочности просьбы миледи. – Она положила свою маленькую ладошку на мускулистую руку Ирен, сжала ее и прошептала: – Дай мне знать, если захочешь поменяться.
Несколько часов спустя две тщательно вымытые, одетые и причесанные леди покинули дом маркиза и отправились гулять по улицам Пелфии в сопровождении гувернанток. И точно так же, как и во время торжественного парада накануне, почти каждая барышня в пределах видимости была одета в тот или иной оттенок оранжевого. Темно-рыжая река шла по следу солнца, присоединяясь к растущему потоку полных надежд придворных дам, которые несли букеты, танцевальные карточки, надежды отцов и страхи матерей. Те молодые леди, которым не посчастливилось получить приглашение на Летний котильон принца Франциска, наблюдали за парадом из внутренних двориков кафе и окон спален, где хмурились и перешептывались о недостатках своих сверстниц.
Волета пребывала в блаженном неведении относительно всех этих злобных взглядов и сплетен. Она обнаружила, что может достичь чуть ли не трансового состояния, если сосредоточится на дыхании, расфокусирует взгляд и будет повторять назидательные фразы, которым Байрон учил ее в последние дни. «Она не станет поднимать шум. Она не станет устраивать сцен. Она не захочет высказывать свое мнение. Когда какой-нибудь тупоголовый дворянин скажет что-нибудь ужасное или глупое, она улыбнется и сделает реверанс. Она будет любезна, сдержанна и уступчива».
Впрочем, она не позволила Ксении выбрать ей платье.
Это «предательство», как называла его Ксения, привело к многочасовым спорам и фонтанам слез. Но Волета твердо стояла на своем. Она наденет собственное платье: простое серебряное, длинное, прямое и без особых изысков по форме. Но оно сверкало, как лезвие, и ей нравилось, как оно сидит.
Ксения сказала, что оно не серебряное. Оно совершенно точно серое. А серый цвет напоминал о голубях, стариках, пепле и строительном растворе. Все носили оранжевый. Оранжевый был цветом рассветов, страстных огней и цветков мака! Серый никогда не пользовался успехом и никогда не будет популярен; и почему Волета так ее ненавидит? Чем она заслужила такую ужасную гостью?
Их ссора закончилась тем, что Ксения пообещала никогда больше не разговаривать с Волетой и держала слово на протяжении всей их прогулки к месту проведения празднества. Конечно, Волета едва ли считала молчание Ксении наказанием, хотя и старалась казаться соответственно несчастной всякий раз, когда Ксения бросала на нее хмурый взгляд. Потому что чем печальнее выглядела Волета, тем решительнее Ксения наказывала ее миром и покоем.
Место проведения котильона называлось Чертог Горизонта, что звучало достаточно величественно. Зал располагался на краю города, наполовину погруженный в несущую стену Башни, где он служил ночным стойлом для механического светила. Но когда Волета мельком взглянула на Чертог с расстояния нескольких городских кварталов, ей показалось, что он поразительно напоминает трехэтажный ком картофельного пюре. Золотой свет просачивался, как растопленное масло, из двери наверху искореженной и ухабистой лестницы. Заводное солнце с треском спускалось по голубой чаше неба, направляясь к неровной вершине Чертога. К удивлению Волеты, дребезжащая звезда не затормозила, когда достигла крыши. Вместо этого пылающие точки погасли, когда выключили газ, и неосвещенный диск канул в щель. Только тогда Волета поняла, что хотел изобразить архитектор, придав холлу такую форму: пушистое облако, колыбель заходящего светила.
Поток дебютанток скапливался на неровных ступенях, их продвижение временно замедлилось из-за организации приема. Каждая дебютантка должна была вручить приглашение швейцару, который проверял его подлинность, прежде чем передать визитную карточку герольду, а тот в свою очередь объявлял гостью. Процесс был неизбежно медленным, поскольку ни одна юная леди не хотела, чтобы ее торопили с дебютом, и поэтому участницам оставалось лишь набраться терпения.
Волета оглянулась на Ирен, прижатую к ней толпой. Она никогда не видела Ирен такой несчастной, хотя, вероятно, это было связано в основном с париком. Ей совершенно не шло быть блондинкой.
Парик был идеей Энн. Пока юные леди принимали ванну, они с Ирен около часа складывали и развешивали одежду, которую разбросала Ксения. Энн воспользовалась моментом уединения, чтобы сказать Ирен, что ей не стоит надевать свой капор на бал.
– Это будет совершенно неразумно и привлечет много внимания, – объяснила Энн, встряхивая шарф, прежде чем расправить его и вернуть на законное место в кофре. – Не думаю, что тебе понравятся такие пристальные взгляды.
– Я не думаю, что они будут пялиться на капор, – сказала Ирен, пораженная тем, как быстро Энн избавилась от беспорядка.
Ирен казалось, что она сама потратила бы полчаса, пытаясь повесить одну шелковую блузку.
– Дело в том, что принц не любит, когда женщины носят шляпы. У него сложилось несколько загадочное впечатление, что шляпа – это мужская вещь.
– Ты хочешь сказать, что меня не пустят, если я надену капор?
– Нет, я думаю, что такое может случиться. И я знаю, что ты хочешь попасть туда ради Волеты. – Энн на мгновение перестала складывать вещи и подошла к Ирен с поднятыми руками, словно собираясь ей сдаться. – Так почему бы нам просто не взглянуть на то, что под ним? – С той же осторожностью, с какой можно гладить бродячую собаку, Энн протянула руку и сняла капор с головы Ирен.
И ахнула. Короткие серебристые волосы Ирен торчали во все стороны. Они выглядели так, словно она сама их стригла. Возможно, в темноте.
Ирен нахмурилась:
– Все так плохо?
– Что ж… – проговорила Энн, поджимая сперва один край губ, потом другой. – Мы решили быть откровенными друг с другом, так что просто скажу: не сомневаюсь, что ты будешь хорошо выглядеть в заурядном, не слишком вычурном, совершенно обычном… парике.
Застряв в толпе возле Чертога Горизонта, Ирен усомнилась в мудрости этого суждения.
Энн обыскала чулан маркиза, где хранила всю одежду и принадлежности, забытые гостями. Ирен перепробовала несколько вариантов, но блондинистый многослойный парик единственный подошел ей по размеру. Энн была уверена, что Ирен он подойдет, но, когда амазонка посмотрела на себя в зеркало, ей показалось, что она выглядит так, словно напялила стог сена.
Энн, плотно прижатая к бедру Ирен толпой у входа в холл, ободряюще улыбнулась ей. Ирен показала зубы в подобии улыбки и попыталась не обращать внимания на пульсирующую, зудящую кожу головы.
Тем временем Волета пришла к печальному выводу, что ей необходимо поговорить с Ксенией. Потому что, как бы ни раздражала ее компаньонка, она была источником полезной информации. Ксения должна была знать, появится ли Сирена на котильоне принца, и смогла бы она узнать ее с первого взгляда. Волета успела лишь мельком увидеть картину с изображением Марии и гравюру в «Ежедневной грезе», и ни то ни другое не давало ясного представления о внешности. Ей нужно было, чтобы Ксения указала на Марию.
Волета на мгновение задумалась: как бы ей снова заманить леди на разговор?
– Ксения, ты бы хотела выйти замуж за принца Франциска?
Перед таким вопросом Ксения не устояла.
– Нельзя хотеть выйти замуж за принца, об этом можно мечтать. О, ты можешь себе представить, какой была бы моя жизнь? Больше никаких просьб у папеньки о домашних животных, платьях и деньгах на кафе. Больше никаких второсортных швей. Больше никакой ворчливой Энн. У меня было бы три служанки, собственная мансарда и постоянное приглашение на любую вечеринку в городе.
– Звучит грандиозно. Но каков же этот принц? – Волета задала вопрос достаточно невинно, хотя уже начала задумываться, не станет ли принц ее союзником в стремлении встретиться с Марией.
– Ну, он чрезвычайно красив и очень хорошо танцует. Он может не только разговаривать с умниками, но и сражаться с крепышами. Он много путешествует – по крайней мере раз в год отправляется в грандиозное приключение. Он то появляется в газетах, то исчезает из них. И ему не нужно ни за кем ухаживать, потому что все заняты ухаживанием за ним.
Судя по увиденному на крыше прошлой ночью, версия Ксении о принце Франциске была вполне правдоподобной. Он был хорош собой, хорошо говорил и отличался впечатляющей самоуверенностью.
– Подождите минутку! Простите, – сказал мужчина у локтя Волеты. Он вытащил из внутреннего кармана сюртука сложенную газету. – Вы та самая девушка из газеты, не так ли?
– Да, – устало вздохнула Волета. – Я была очень груба вчера на вечеринке.
– Нет, нет, вы были на крыше.
Теперь этот мужчина привлек внимание Ирен. Он протянул газету Волете, но Ирен выхватила ее у него из рук.
Слово «подозрителен» раздражало Ирен. Она достаточно долго проработала в порту и понимала, что это значит на самом деле. Какой-то агент хотел сделать подарок жене, дочери или любовнице и придумал предлог, чтобы присвоить вещь. И с какой стати Байрону взбрело в голову положить щипцы для завивки в багаж женщин, у которых вдвоем не хватало волос даже на один локон?
Лучше бы таможня конфисковала ее капоры.
В конце концов, в багаже был только один предмет, который ее волновал: ожерелье Сфинкса.
Пока Ксения рылась в кофре с платьями, а Волета старалась держать себя в руках, Ирен пустилась на поиски шкатулки с драгоценностями. Она нашла богато украшенную шкатулку из розового дерева под грудой шелковых шарфов. Открыла ее и начала исследовать коллекцию изящных цепочек и колец, проверяя маленькие отделения неуклюжими пальцами.
После первого раунда проверки Ирен ожерелье не нашла, и ее охватила паника. А что, если агент положил его в карман и не зафиксировал кражу в официальной описи? Ожерелье Сфинкса уже вполне могло висеть на шее какой-нибудь незнакомки на другом конце города. Ирен ощутила свой пульс в руках и встряхнула ими, чтобы успокоиться, прежде чем предпринять второй, более тщательный поиск.
Она нашла ожерелье в маленьком бархатном мешочке. Круглая луна, свисавшая с серебряной цепочки, была не больше монеты. Тонко выгравированные кратеры украшали обе стороны изделия, одна сторона была из белого золота, а другая – из темного олова. Светлая и темная стороны должны были символизировать полнолуние и новолуние. Это была простая, но красивая вещь. И что еще важнее, это был их спасательный круг. Ожерелье было маяком, который вызывал посланцев Сфинкса. Пока у них есть ожерелье, они могут общаться с Эдит, Байроном и, если понадобится, со Сфинксом.
– Какая прелестная вещица. Это очень ценно? – раздался сбоку голос Энн. Ирен обернулась и поняла, что маленькая гувернантка наблюдает за ней.
Ирен обхватила ладонью луну:
– Только для меня.
– Ну, в конце концов, только чувства чего-то стоят, не так ли? – сказала Энн.
Ирен улыбнулась ей, возвращая ожерелье в чехол и отделение шкатулки.
– Не думаю, что ваша леди согласится.
– Я впервые вижу, как вы улыбаетесь, – сказала Энн, одобрительно прищелкнув языком. – Я знаю, что это не совсем часть униформы, но вам очень идет. Надеюсь, вы не собираетесь упаковать и улыбку тоже.
Их тихий разговор прервал звонкий смех Ксении. Молодая леди танцевала по комнате, используя в качестве партнера платье Волеты. Расшалившись, она опрокинула стул и смела с туалетного столика серебряный набор для ухода за волосами. При виде этого зрелища Энн поджала губы, но настроение ее не испортилось.
– Я так рада, что сегодня утром в газетах появились положительные отзывы. Прошлой ночью она почти не спала из-за рыданий.
– Волета тоже была на ногах. Неужели маркиз все еще сердится?
– Возможно, но сейчас он не может этого показать. Все до смерти хотят с ней познакомиться.
– Итак. Мы едем на бал к принцу Франциску, – холодно сказала амазонка.
Энн подняла голову. Ирен увидела, как гладкая, почти прозрачная кожа ее лба сморщилась, словно теплый воск. У нее были большие добрые глаза.
– Не волнуйтесь. Балы достаточно безопасны, даже если вокруг бродят волки. Там слишком много людей, чтобы кто-то мог попасть в слишком большие неприятности. Хотя, может быть, вашей леди не захочется сегодня устраивать выступления? Не думаю, что ей стоит гладить принца против шерсти. Он весьма злопамятный, если вы понимаете, о чем я.
– Она меня не слушает, – нахмурилась Ирен.
– Иногда достаточно быть услышанным. По крайней мере, так я себе говорю, – сказала Энн. – Могу я вас кое о чем спросить? Как думаете, сколько лет леди Ксении?
Ирен на мгновение задумалась.
– Семь?
Энн рассмеялась:
– Нет, правда.
– Ну не знаю. Шестнадцать, семнадцать? Теперь уже трудно сказать наверняка.
– Ей двадцать три года.
– Неужели? – Ирен посмотрела на глупую золотоволосую леди, прыгающую по комнате.
– Чем старше она становится, тем ребячливее себя ведет. Она боится, что однажды отец проснется и поймет, что его идеальная маленькая девочка превратилась в идеальную старую деву. И она из главной героини вечеринок отца станет мельничным жерновом в его гостиной. Пелфия не слишком добра к дамам, которые не выходят замуж. Честно говоря, она не очень добра по отношению к дамам в целом, но инфантильное поведение Ксении мешает многим хорошим перспективам. За последние месяцы и годы она получила несколько предложений, в том числе от вполне достойных молодых аристократов, но твердо решила занять более высокое место при дворе. Ей нужен по меньшей мере герцог.
– Значит, все это только притворство?
– Я не знаю, так ли это сейчас. Если достаточно долго притворяться кем-то, то в конце концов становишься им, верно?
– Энн! Энн, скажи папеньке, что мне нужна белка. Вот такая белка, – сказала Ксения, указывая на Писклю, которая сидела на голове у Волеты и покусывала ее волосы. – Скажи ему, что если я не получу белку, то сделаю предложение графу Орлеану, и все наши дети будут толстыми, уродливыми дурашками.
Энн храбро улыбнулась:
– Я сообщу о срочности просьбы миледи. – Она положила свою маленькую ладошку на мускулистую руку Ирен, сжала ее и прошептала: – Дай мне знать, если захочешь поменяться.
Несколько часов спустя две тщательно вымытые, одетые и причесанные леди покинули дом маркиза и отправились гулять по улицам Пелфии в сопровождении гувернанток. И точно так же, как и во время торжественного парада накануне, почти каждая барышня в пределах видимости была одета в тот или иной оттенок оранжевого. Темно-рыжая река шла по следу солнца, присоединяясь к растущему потоку полных надежд придворных дам, которые несли букеты, танцевальные карточки, надежды отцов и страхи матерей. Те молодые леди, которым не посчастливилось получить приглашение на Летний котильон принца Франциска, наблюдали за парадом из внутренних двориков кафе и окон спален, где хмурились и перешептывались о недостатках своих сверстниц.
Волета пребывала в блаженном неведении относительно всех этих злобных взглядов и сплетен. Она обнаружила, что может достичь чуть ли не трансового состояния, если сосредоточится на дыхании, расфокусирует взгляд и будет повторять назидательные фразы, которым Байрон учил ее в последние дни. «Она не станет поднимать шум. Она не станет устраивать сцен. Она не захочет высказывать свое мнение. Когда какой-нибудь тупоголовый дворянин скажет что-нибудь ужасное или глупое, она улыбнется и сделает реверанс. Она будет любезна, сдержанна и уступчива».
Впрочем, она не позволила Ксении выбрать ей платье.
Это «предательство», как называла его Ксения, привело к многочасовым спорам и фонтанам слез. Но Волета твердо стояла на своем. Она наденет собственное платье: простое серебряное, длинное, прямое и без особых изысков по форме. Но оно сверкало, как лезвие, и ей нравилось, как оно сидит.
Ксения сказала, что оно не серебряное. Оно совершенно точно серое. А серый цвет напоминал о голубях, стариках, пепле и строительном растворе. Все носили оранжевый. Оранжевый был цветом рассветов, страстных огней и цветков мака! Серый никогда не пользовался успехом и никогда не будет популярен; и почему Волета так ее ненавидит? Чем она заслужила такую ужасную гостью?
Их ссора закончилась тем, что Ксения пообещала никогда больше не разговаривать с Волетой и держала слово на протяжении всей их прогулки к месту проведения празднества. Конечно, Волета едва ли считала молчание Ксении наказанием, хотя и старалась казаться соответственно несчастной всякий раз, когда Ксения бросала на нее хмурый взгляд. Потому что чем печальнее выглядела Волета, тем решительнее Ксения наказывала ее миром и покоем.
Место проведения котильона называлось Чертог Горизонта, что звучало достаточно величественно. Зал располагался на краю города, наполовину погруженный в несущую стену Башни, где он служил ночным стойлом для механического светила. Но когда Волета мельком взглянула на Чертог с расстояния нескольких городских кварталов, ей показалось, что он поразительно напоминает трехэтажный ком картофельного пюре. Золотой свет просачивался, как растопленное масло, из двери наверху искореженной и ухабистой лестницы. Заводное солнце с треском спускалось по голубой чаше неба, направляясь к неровной вершине Чертога. К удивлению Волеты, дребезжащая звезда не затормозила, когда достигла крыши. Вместо этого пылающие точки погасли, когда выключили газ, и неосвещенный диск канул в щель. Только тогда Волета поняла, что хотел изобразить архитектор, придав холлу такую форму: пушистое облако, колыбель заходящего светила.
Поток дебютанток скапливался на неровных ступенях, их продвижение временно замедлилось из-за организации приема. Каждая дебютантка должна была вручить приглашение швейцару, который проверял его подлинность, прежде чем передать визитную карточку герольду, а тот в свою очередь объявлял гостью. Процесс был неизбежно медленным, поскольку ни одна юная леди не хотела, чтобы ее торопили с дебютом, и поэтому участницам оставалось лишь набраться терпения.
Волета оглянулась на Ирен, прижатую к ней толпой. Она никогда не видела Ирен такой несчастной, хотя, вероятно, это было связано в основном с париком. Ей совершенно не шло быть блондинкой.
Парик был идеей Энн. Пока юные леди принимали ванну, они с Ирен около часа складывали и развешивали одежду, которую разбросала Ксения. Энн воспользовалась моментом уединения, чтобы сказать Ирен, что ей не стоит надевать свой капор на бал.
– Это будет совершенно неразумно и привлечет много внимания, – объяснила Энн, встряхивая шарф, прежде чем расправить его и вернуть на законное место в кофре. – Не думаю, что тебе понравятся такие пристальные взгляды.
– Я не думаю, что они будут пялиться на капор, – сказала Ирен, пораженная тем, как быстро Энн избавилась от беспорядка.
Ирен казалось, что она сама потратила бы полчаса, пытаясь повесить одну шелковую блузку.
– Дело в том, что принц не любит, когда женщины носят шляпы. У него сложилось несколько загадочное впечатление, что шляпа – это мужская вещь.
– Ты хочешь сказать, что меня не пустят, если я надену капор?
– Нет, я думаю, что такое может случиться. И я знаю, что ты хочешь попасть туда ради Волеты. – Энн на мгновение перестала складывать вещи и подошла к Ирен с поднятыми руками, словно собираясь ей сдаться. – Так почему бы нам просто не взглянуть на то, что под ним? – С той же осторожностью, с какой можно гладить бродячую собаку, Энн протянула руку и сняла капор с головы Ирен.
И ахнула. Короткие серебристые волосы Ирен торчали во все стороны. Они выглядели так, словно она сама их стригла. Возможно, в темноте.
Ирен нахмурилась:
– Все так плохо?
– Что ж… – проговорила Энн, поджимая сперва один край губ, потом другой. – Мы решили быть откровенными друг с другом, так что просто скажу: не сомневаюсь, что ты будешь хорошо выглядеть в заурядном, не слишком вычурном, совершенно обычном… парике.
Застряв в толпе возле Чертога Горизонта, Ирен усомнилась в мудрости этого суждения.
Энн обыскала чулан маркиза, где хранила всю одежду и принадлежности, забытые гостями. Ирен перепробовала несколько вариантов, но блондинистый многослойный парик единственный подошел ей по размеру. Энн была уверена, что Ирен он подойдет, но, когда амазонка посмотрела на себя в зеркало, ей показалось, что она выглядит так, словно напялила стог сена.
Энн, плотно прижатая к бедру Ирен толпой у входа в холл, ободряюще улыбнулась ей. Ирен показала зубы в подобии улыбки и попыталась не обращать внимания на пульсирующую, зудящую кожу головы.
Тем временем Волета пришла к печальному выводу, что ей необходимо поговорить с Ксенией. Потому что, как бы ни раздражала ее компаньонка, она была источником полезной информации. Ксения должна была знать, появится ли Сирена на котильоне принца, и смогла бы она узнать ее с первого взгляда. Волета успела лишь мельком увидеть картину с изображением Марии и гравюру в «Ежедневной грезе», и ни то ни другое не давало ясного представления о внешности. Ей нужно было, чтобы Ксения указала на Марию.
Волета на мгновение задумалась: как бы ей снова заманить леди на разговор?
– Ксения, ты бы хотела выйти замуж за принца Франциска?
Перед таким вопросом Ксения не устояла.
– Нельзя хотеть выйти замуж за принца, об этом можно мечтать. О, ты можешь себе представить, какой была бы моя жизнь? Больше никаких просьб у папеньки о домашних животных, платьях и деньгах на кафе. Больше никаких второсортных швей. Больше никакой ворчливой Энн. У меня было бы три служанки, собственная мансарда и постоянное приглашение на любую вечеринку в городе.
– Звучит грандиозно. Но каков же этот принц? – Волета задала вопрос достаточно невинно, хотя уже начала задумываться, не станет ли принц ее союзником в стремлении встретиться с Марией.
– Ну, он чрезвычайно красив и очень хорошо танцует. Он может не только разговаривать с умниками, но и сражаться с крепышами. Он много путешествует – по крайней мере раз в год отправляется в грандиозное приключение. Он то появляется в газетах, то исчезает из них. И ему не нужно ни за кем ухаживать, потому что все заняты ухаживанием за ним.
Судя по увиденному на крыше прошлой ночью, версия Ксении о принце Франциске была вполне правдоподобной. Он был хорош собой, хорошо говорил и отличался впечатляющей самоуверенностью.
– Подождите минутку! Простите, – сказал мужчина у локтя Волеты. Он вытащил из внутреннего кармана сюртука сложенную газету. – Вы та самая девушка из газеты, не так ли?
– Да, – устало вздохнула Волета. – Я была очень груба вчера на вечеринке.
– Нет, нет, вы были на крыше.
Теперь этот мужчина привлек внимание Ирен. Он протянул газету Волете, но Ирен выхватила ее у него из рук.