Король отверженных
Часть 28 из 76 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Сама Волета находила эту ложь любопытной. После некоторого нажима Байрон признал, что историю целиком сочинила Сфинкс. Что-то в рассказе о пропавшей девочке в Купальнях звучало более правдиво, чем другие элементы повествования. Возможно, дело было в ярких деталях Купален; возможно, в том, как легко эта сцена вызывала в памяти «Внучку Зодчего» – картину, которой Сфинкс была одержима.
Чем больше Волета повторяла эту историю полуприкормленным гостям маркиза, тем больше она задавалась вопросом, не была ли девочка в ее рассказе и девочка на картинах одним и тем же человеком – и не были ли они обе Сфинксом. Если так, то Волета могла предположить, что именно Зодчий нашел Сфинкса после того, как она осиротела в толпе, и дал ей дом и цель. Странно было думать, что сморщенная старуха когда-то была потерянным ребенком. Но чем больше Волета размышляла над этой идеей, тем больше убеждалась: Сфинкс – приемная внучка Зодчего.
Но почему Сфинкс дала ей такую очевидную подсказку о своем прошлом? Если только смысл не заключался именно в этом. Возможно, она хотела, чтобы Волета узнала правду. Это был такой окольный путь для передачи истории – спрятать правду внутри лжи. Но для Сфинкса это было совсем не характерно. Что еще более важно, похоже, это означало, что хозяйка Башни не совсем вычеркнула Волету из своей жизни.
Волета с удивлением обнаружила, что эта перспектива ее весьма радует.
Пока Волета блуждала по комнате, словно капля уксуса в масле, Ирен притаилась в дальнем углу большого зала. Позади нее на стене висел огромный гобелен, изображавший густые лесные заросли – изогнутые ветви, искривленные корни и пробивающиеся сверху лучи желтого солнечного света. Энн стояла рядом, наблюдая, как ее юная подопечная порхает по залу, словно бабочка. Обе гувернантки изо всех сил старались быть невидимыми, но эффект слегка портили испуганные вопли гостей, которые впервые столкнулись с Ирен – как и сейчас. Красноносый молодой человек с дыханием, едко пахнущим джином, потряс бутербродом с икрой перед великаншей и вопросил:
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты похожа на бритого медведя?
Его накрахмаленная манишка отстегнулась и торчала из пиджака, как толстый белый язык.
Нависнув над ним, Ирен выхватила бутерброд и прорычала:
– Хотите увидеть мою берлогу?
Аристократ сглотнул ком в горле, неровно моргнул и поспешно ретировался.
Энн спрятала улыбку в ладони.
– Кажется, вы напугали эрла Энбриджа на всю оставшуюся жизнь.
– Ой, – сказала Ирен и сунула в рот его бутерброд.
– О, ничего страшного. Он ужасный человек. Хотя я бы не сказала, что он хуже всех.
Ирен причмокнула губами и попыталась решить, что она чувствует на вкус – рыбу или солоноватое желе.
– Неужели? А кто хуже всех?
Энн помрачнела и огляделась: не подслушивает ли кто? Она обнаружила Ксению бегающей кругами вокруг отца, который прижимал к груди пару грейпфрутов, его лицо уже раскраснелось от вина. Очевидно успокоенная тем, что они развлекались, Энн решила заговорить.
– Племянник короля Леонида и третий наследник престола – принц Франциск Ле Мезурье. Он худший. Похоже, он попадает в неприятности каждый сезон. Иногда о скандале пишут в газетах, и тогда отец, королевский казначей, отправляет его в какую-нибудь научную экспедицию, пока все не сделают вид, что забыли, какой он мерзавец. Принца Франциска так часто посылали считать птиц, что в прошлом году король Леонид назначил его королевским орнитологом. Хотя лично я сомневаюсь, что он отличит снегиря от сипухи.
Энн сделала паузу, чтобы дать возможность гостье, которая держала чашу с шампанским у носа, потому что ей «нравилось, как щекочут пузырьки», поглазеть на Ирен. Когда гостья удалилась, Энн продолжила:
– Однако в последнее время принц Франциск стал попадать в неприятности даже в изгнании. Последний случай: он был неосторожен со служанкой на своем зафрахтованном корабле. На следующее утро она бросилась за борт на глазах у капитана и команды, половина были ее родственниками.
– Но почему же?
– Бедная горничная оставила записку, в которой говорилось, что принц взял ее силой. Семья Ле Мезурье, конечно, отрицала это. Поскольку издатели «Ежедневной грезы» в кармане у казначея, они изменили заголовки в пользу его сына. Один редактор зашел так далеко, что предположил, будто горничная покончила с собой от разочарования, когда поняла, что не сможет удержать принца, которого «поймала в ловушку». Никаких доказательств этому не было, но газета превратила слухи в факт. Ее семья обещала устроить судебный процесс, но, насколько я слышала, им не удалось убедить ни одного судью рассмотреть доказательства. Затем наступила обычная социальная амнезия, а теперь принц вернулся, и его танцевальная карта снова полна.
– Это неправильно, – сказала Ирен, и ее хмурый взгляд стал еще более мрачным из-за тени от капора.
Она подумала о Волете, бесстрашной и непокорной, которая могла стать жертвой такого откровенного злодея. Ирен содрогнулась от ярости и страха, которые не утихли даже тогда, когда она обнаружила подопечную среди толпы – Волета пыталась улыбаться, глядя, как Ксения размахивает руками и визжит от смеха.
– Неправильно, – согласилась Энн. – Но именно поэтому у нас с вами всегда будет работа. В мире полным-полно волков и ягнят, но очень мало пастухов.
Глава шестая
№ 81. Потому что молодость быстротечна и нельзя насладиться ею задним числом.
№ 82. Потому что ваш враг получил приглашение с пометкой «Просим ответить», и вы хотите устроить сцену.
Леди Сэндбом. 101 причина посетить мою вечеринку
Если бы не попугай, вечер мог бы закончиться вполне благополучно. Волета и Ирен удалились бы в свою комнату, забрались бы в постель и заснули, как два сытых младенца. На следующее утро маркиз де Кларк, возможно, морщился бы от головной боли, вызванной шампанским, довольный тем, что его дом на короткое время стал центром пелфийского общества. И в сердце Ксении, наверное, поселилась бы надежда, что ее звезда наконец-то взошла.
Если бы не попугай.
Попугай – большой желтогрудый ара – сидел на самом высоком карнизе здания напротив балкона маркиза. Гостья де Кларка, женщина с темными локонами, выбивающимися из-под желтого тюрбана, указала на птицу и заметила, что та смотрит на нее – нет, таращится. Попугай изучал ее душу бездонными глазенками. Она драматизировала свой ужас до тех пор, пока не привлекла к себе небольшую группу веселящихся гостей. Они прижались к балюстраде, чтобы понаблюдать за преступником, злодеем, распутным бродягой. Попугай после долгого молчания издал скрипучий крик и завопил:
– В окно! В окно!
– О, какое чудовище! – сказала травмированная гостья. Она поднесла руку ко лбу и покачнулась, словно собираясь упасть в обморок.
Попугай поднял крыло и принялся рыться в перьях, как человек, ищущий бумажник.
* * *
В эту минуту маркиз де Кларк вел, как ему казалось, чрезвычайно успешную беседу с генералом Андреасом Эйгенграу. Их головокружительный обмен репликами привлек внимание двух эрлов, полудюжины виконтов и дюжины молодых дворян. Он знал, что некоторые эти лорды искали возможность отличиться в глазах двух самых выдающихся членов «Клуба талантов». Но де Кларку было все равно. Аплодисменты, будь они искренними или лицемерными, звучали одинаково.
Эйгенграу был намного выше маркиза, более внушителен и с густой шевелюрой, но де Кларк не сомневался, что они равны по интеллекту. На самом деле в тот момент де Кларк считал, что ему пришла в голову идея, до которой уважаемый стратег не додумался.
– Я же говорю вам, Андреас, что этот огромный и крепкий боевой корабль, стоящий в нашем порту, – не угроза, а подарок. Это же новогодний пудинг. Мы должны взять его! Случись так, мы завладеем небом. – Внимание де Кларка на мгновение переключилось на тарелку с маринованными перепелиными яйцами. Он сунул одно в рот, потом спрятал еще несколько в салфетку.
Де Кларк не заметил ни общего вздоха, ни падения его авторитета среди слушателей.
– Я не думаю, что это подходящее место для выкрикивания стратагем, милорд. Подумайте о вашей почетной гостье.
– Об этой девушке? Она сейчас с кем-то болтает. И если я что-то и знаю наверняка, так это то, что молодые леди глухи, словно летучие мыши, к разговорам взрослых мужчин.
Генерал, казалось, хотел поправить маркиза насчет сущности летучих мышей, но передумал.
– Как бы то ни было, милорд, я полагаю, что вы неправильно истолковываете ситуацию. Сфинкс…
– Только не надо про Сфинкса! Это просто еще один кольцевой удел с забавным именем и жутким талисманом. Там, наверху, нет смотрителя маяка, который глядит на нас сверху вниз. Под кроватью нет никакого монстра. Говорю вам, это всего лишь корабль. И мы могли бы застать его врасплох.
– Как я уже говорил, – сказал генерал с нажимом, – вы забываете, милорд, что Сфинкс выковал нашу любимую блюстительницу Хейст. Она одна стоит десяти моих людей. Если на этом корабле еще дюжина таких же, как она, я гарантирую, что наше наступление будет отбито. Мы проиграем стычку и понесем большие потери. И что тогда помешает им открыть огонь по порту? Этот боевой корабль снесет наши городские ворота с лица Башни. – Генерал побрякал льдом в пустом бокале. – Это не только политически неверный план, но еще и неразумный.
Маркиз уже собирался продолжить спор, когда почувствовал, что внимание гостей переключилось на что-то другое. Внезапно оказалось, что за его разговором с генералом наблюдает не так уж много людей. Он оглянулся и увидел, что гости направляются к балкону. Де Кларк мог лишь погнаться за новым предметом обожания, но, пытаясь показать, что он скорее ведет, чем следует, маркиз объявил:
– Я нужен на балконе!
Когда де Кларк увидел женщину в тюрбане, он понял, что намечается представление. Это была Фортюне Уилк, королевская актриса, женщина с неоспоримым талантом и невыносимым характером. Она никоим образом не ограничивала себя в выражении эмоций, как пожилая дама – в использовании духов. Любой ее поступок был с надрывом. Но она все же оставалась главной героиней королевской сцены и актрисой королевской труппы. Несмотря на потускневшую красоту и уменьшившийся талант – в ее голосе теперь слышался неприятный скрежет, – у нее оставалось достаточно поклонников, чтобы она вошла в список обязательных гостей на вечеринке у де Кларка.
Леди Фортюне бросилась к нему, и он был достаточно трезв, чтобы поймать ее.
– Там какой-то извращенец-попугай пялится на меня, милорд. Он вон там, на водосточной трубе. Вы его видите?
Маркиз изо всех сил старался не улыбаться. Она немного преувеличивала, но ему нравилась суть этой сцены. Он решил сыграть роль циничного стоика.
– Ну и что же мне теперь делать, леди Фортюне? Швырнуть в него ботинком? – Де Кларк выдержал паузу. – Или, может быть, мы отгоним его с помощью некоторого остроумия. Ничто так не обескураживает чрезмерно любопытных людей, как смех!
– Ваша светлость! – сказала леди Фортюне, льстя ему высоким титулом, что маркизу очень понравилось. – Если вы хоть немного заботитесь о моей безопасности, то не позволите этому зверю сбежать. Пожалуйста, вы не можете допустить, чтобы он рыскал по городу. Это клювастый дьявол, крылатый убийца! Он же мне горло выклюет!
Маркиз посмотрел ей в глаза. Они были красными от вина, но не бесчувственными или неприятными. Он подумал, не удастся ли уговорить ее остаться с ним наедине после вечеринки.
Он выбросил вперед руку и рявкнул ближайшему лакею:
– Эй, ты! Поставь это проклятое шампанское и принеси мне оружие!
Вида, с которым лакей прошествовал через зал с длинной винтовкой в руках, хватило, чтобы на балкон хлынула вторая волна гостей.
Ксения, пытавшаяся объяснить Волете, почему оранжевый – самый лучший цвет в истории человечества, замолчала, увидев, как над толпой, словно глашатай, мелькнул штык.
– Боже мой! Там будет дуэль? О, как бы мне хотелось увидеть дуэль!
– Нельзя драться на дуэли с одной винтовкой. С ее помощью можно просто кого-то казнить, – заметила Волета.
– Конечно. Как глупо с моей стороны. Глупо, глупо!
Ксения, казалось, ожидала возражений, но Волета ее не слушала. Она была слишком занята размышлениями о том, какие салонные игры могут включать в себя перестрелку.
– Пойдем. Давай посмотрим, в кого будут стрелять, – сказала она.
Волета пробралась сквозь толпу неуклюжих пьяных гуляк и добралась до перил балкона как раз вовремя – маркиз только что выхватил у лакея винтовку. Маркиз достаточно умело обращался с огнестрельным оружием. Он зубами вытащил пробку из порохового рожка и начал наполнять ствол.
– В городе нельзя стрелять из ружья, милорд, – заметил Эйгенграу.
– Разве? Эта птица терроризирует мою гостью. – Маркиз добавил еще пыж и дробь и все это утрамбовал. – Я защищаю ее честь и свой дом.
Чем больше Волета повторяла эту историю полуприкормленным гостям маркиза, тем больше она задавалась вопросом, не была ли девочка в ее рассказе и девочка на картинах одним и тем же человеком – и не были ли они обе Сфинксом. Если так, то Волета могла предположить, что именно Зодчий нашел Сфинкса после того, как она осиротела в толпе, и дал ей дом и цель. Странно было думать, что сморщенная старуха когда-то была потерянным ребенком. Но чем больше Волета размышляла над этой идеей, тем больше убеждалась: Сфинкс – приемная внучка Зодчего.
Но почему Сфинкс дала ей такую очевидную подсказку о своем прошлом? Если только смысл не заключался именно в этом. Возможно, она хотела, чтобы Волета узнала правду. Это был такой окольный путь для передачи истории – спрятать правду внутри лжи. Но для Сфинкса это было совсем не характерно. Что еще более важно, похоже, это означало, что хозяйка Башни не совсем вычеркнула Волету из своей жизни.
Волета с удивлением обнаружила, что эта перспектива ее весьма радует.
Пока Волета блуждала по комнате, словно капля уксуса в масле, Ирен притаилась в дальнем углу большого зала. Позади нее на стене висел огромный гобелен, изображавший густые лесные заросли – изогнутые ветви, искривленные корни и пробивающиеся сверху лучи желтого солнечного света. Энн стояла рядом, наблюдая, как ее юная подопечная порхает по залу, словно бабочка. Обе гувернантки изо всех сил старались быть невидимыми, но эффект слегка портили испуганные вопли гостей, которые впервые столкнулись с Ирен – как и сейчас. Красноносый молодой человек с дыханием, едко пахнущим джином, потряс бутербродом с икрой перед великаншей и вопросил:
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты похожа на бритого медведя?
Его накрахмаленная манишка отстегнулась и торчала из пиджака, как толстый белый язык.
Нависнув над ним, Ирен выхватила бутерброд и прорычала:
– Хотите увидеть мою берлогу?
Аристократ сглотнул ком в горле, неровно моргнул и поспешно ретировался.
Энн спрятала улыбку в ладони.
– Кажется, вы напугали эрла Энбриджа на всю оставшуюся жизнь.
– Ой, – сказала Ирен и сунула в рот его бутерброд.
– О, ничего страшного. Он ужасный человек. Хотя я бы не сказала, что он хуже всех.
Ирен причмокнула губами и попыталась решить, что она чувствует на вкус – рыбу или солоноватое желе.
– Неужели? А кто хуже всех?
Энн помрачнела и огляделась: не подслушивает ли кто? Она обнаружила Ксению бегающей кругами вокруг отца, который прижимал к груди пару грейпфрутов, его лицо уже раскраснелось от вина. Очевидно успокоенная тем, что они развлекались, Энн решила заговорить.
– Племянник короля Леонида и третий наследник престола – принц Франциск Ле Мезурье. Он худший. Похоже, он попадает в неприятности каждый сезон. Иногда о скандале пишут в газетах, и тогда отец, королевский казначей, отправляет его в какую-нибудь научную экспедицию, пока все не сделают вид, что забыли, какой он мерзавец. Принца Франциска так часто посылали считать птиц, что в прошлом году король Леонид назначил его королевским орнитологом. Хотя лично я сомневаюсь, что он отличит снегиря от сипухи.
Энн сделала паузу, чтобы дать возможность гостье, которая держала чашу с шампанским у носа, потому что ей «нравилось, как щекочут пузырьки», поглазеть на Ирен. Когда гостья удалилась, Энн продолжила:
– Однако в последнее время принц Франциск стал попадать в неприятности даже в изгнании. Последний случай: он был неосторожен со служанкой на своем зафрахтованном корабле. На следующее утро она бросилась за борт на глазах у капитана и команды, половина были ее родственниками.
– Но почему же?
– Бедная горничная оставила записку, в которой говорилось, что принц взял ее силой. Семья Ле Мезурье, конечно, отрицала это. Поскольку издатели «Ежедневной грезы» в кармане у казначея, они изменили заголовки в пользу его сына. Один редактор зашел так далеко, что предположил, будто горничная покончила с собой от разочарования, когда поняла, что не сможет удержать принца, которого «поймала в ловушку». Никаких доказательств этому не было, но газета превратила слухи в факт. Ее семья обещала устроить судебный процесс, но, насколько я слышала, им не удалось убедить ни одного судью рассмотреть доказательства. Затем наступила обычная социальная амнезия, а теперь принц вернулся, и его танцевальная карта снова полна.
– Это неправильно, – сказала Ирен, и ее хмурый взгляд стал еще более мрачным из-за тени от капора.
Она подумала о Волете, бесстрашной и непокорной, которая могла стать жертвой такого откровенного злодея. Ирен содрогнулась от ярости и страха, которые не утихли даже тогда, когда она обнаружила подопечную среди толпы – Волета пыталась улыбаться, глядя, как Ксения размахивает руками и визжит от смеха.
– Неправильно, – согласилась Энн. – Но именно поэтому у нас с вами всегда будет работа. В мире полным-полно волков и ягнят, но очень мало пастухов.
Глава шестая
№ 81. Потому что молодость быстротечна и нельзя насладиться ею задним числом.
№ 82. Потому что ваш враг получил приглашение с пометкой «Просим ответить», и вы хотите устроить сцену.
Леди Сэндбом. 101 причина посетить мою вечеринку
Если бы не попугай, вечер мог бы закончиться вполне благополучно. Волета и Ирен удалились бы в свою комнату, забрались бы в постель и заснули, как два сытых младенца. На следующее утро маркиз де Кларк, возможно, морщился бы от головной боли, вызванной шампанским, довольный тем, что его дом на короткое время стал центром пелфийского общества. И в сердце Ксении, наверное, поселилась бы надежда, что ее звезда наконец-то взошла.
Если бы не попугай.
Попугай – большой желтогрудый ара – сидел на самом высоком карнизе здания напротив балкона маркиза. Гостья де Кларка, женщина с темными локонами, выбивающимися из-под желтого тюрбана, указала на птицу и заметила, что та смотрит на нее – нет, таращится. Попугай изучал ее душу бездонными глазенками. Она драматизировала свой ужас до тех пор, пока не привлекла к себе небольшую группу веселящихся гостей. Они прижались к балюстраде, чтобы понаблюдать за преступником, злодеем, распутным бродягой. Попугай после долгого молчания издал скрипучий крик и завопил:
– В окно! В окно!
– О, какое чудовище! – сказала травмированная гостья. Она поднесла руку ко лбу и покачнулась, словно собираясь упасть в обморок.
Попугай поднял крыло и принялся рыться в перьях, как человек, ищущий бумажник.
* * *
В эту минуту маркиз де Кларк вел, как ему казалось, чрезвычайно успешную беседу с генералом Андреасом Эйгенграу. Их головокружительный обмен репликами привлек внимание двух эрлов, полудюжины виконтов и дюжины молодых дворян. Он знал, что некоторые эти лорды искали возможность отличиться в глазах двух самых выдающихся членов «Клуба талантов». Но де Кларку было все равно. Аплодисменты, будь они искренними или лицемерными, звучали одинаково.
Эйгенграу был намного выше маркиза, более внушителен и с густой шевелюрой, но де Кларк не сомневался, что они равны по интеллекту. На самом деле в тот момент де Кларк считал, что ему пришла в голову идея, до которой уважаемый стратег не додумался.
– Я же говорю вам, Андреас, что этот огромный и крепкий боевой корабль, стоящий в нашем порту, – не угроза, а подарок. Это же новогодний пудинг. Мы должны взять его! Случись так, мы завладеем небом. – Внимание де Кларка на мгновение переключилось на тарелку с маринованными перепелиными яйцами. Он сунул одно в рот, потом спрятал еще несколько в салфетку.
Де Кларк не заметил ни общего вздоха, ни падения его авторитета среди слушателей.
– Я не думаю, что это подходящее место для выкрикивания стратагем, милорд. Подумайте о вашей почетной гостье.
– Об этой девушке? Она сейчас с кем-то болтает. И если я что-то и знаю наверняка, так это то, что молодые леди глухи, словно летучие мыши, к разговорам взрослых мужчин.
Генерал, казалось, хотел поправить маркиза насчет сущности летучих мышей, но передумал.
– Как бы то ни было, милорд, я полагаю, что вы неправильно истолковываете ситуацию. Сфинкс…
– Только не надо про Сфинкса! Это просто еще один кольцевой удел с забавным именем и жутким талисманом. Там, наверху, нет смотрителя маяка, который глядит на нас сверху вниз. Под кроватью нет никакого монстра. Говорю вам, это всего лишь корабль. И мы могли бы застать его врасплох.
– Как я уже говорил, – сказал генерал с нажимом, – вы забываете, милорд, что Сфинкс выковал нашу любимую блюстительницу Хейст. Она одна стоит десяти моих людей. Если на этом корабле еще дюжина таких же, как она, я гарантирую, что наше наступление будет отбито. Мы проиграем стычку и понесем большие потери. И что тогда помешает им открыть огонь по порту? Этот боевой корабль снесет наши городские ворота с лица Башни. – Генерал побрякал льдом в пустом бокале. – Это не только политически неверный план, но еще и неразумный.
Маркиз уже собирался продолжить спор, когда почувствовал, что внимание гостей переключилось на что-то другое. Внезапно оказалось, что за его разговором с генералом наблюдает не так уж много людей. Он оглянулся и увидел, что гости направляются к балкону. Де Кларк мог лишь погнаться за новым предметом обожания, но, пытаясь показать, что он скорее ведет, чем следует, маркиз объявил:
– Я нужен на балконе!
Когда де Кларк увидел женщину в тюрбане, он понял, что намечается представление. Это была Фортюне Уилк, королевская актриса, женщина с неоспоримым талантом и невыносимым характером. Она никоим образом не ограничивала себя в выражении эмоций, как пожилая дама – в использовании духов. Любой ее поступок был с надрывом. Но она все же оставалась главной героиней королевской сцены и актрисой королевской труппы. Несмотря на потускневшую красоту и уменьшившийся талант – в ее голосе теперь слышался неприятный скрежет, – у нее оставалось достаточно поклонников, чтобы она вошла в список обязательных гостей на вечеринке у де Кларка.
Леди Фортюне бросилась к нему, и он был достаточно трезв, чтобы поймать ее.
– Там какой-то извращенец-попугай пялится на меня, милорд. Он вон там, на водосточной трубе. Вы его видите?
Маркиз изо всех сил старался не улыбаться. Она немного преувеличивала, но ему нравилась суть этой сцены. Он решил сыграть роль циничного стоика.
– Ну и что же мне теперь делать, леди Фортюне? Швырнуть в него ботинком? – Де Кларк выдержал паузу. – Или, может быть, мы отгоним его с помощью некоторого остроумия. Ничто так не обескураживает чрезмерно любопытных людей, как смех!
– Ваша светлость! – сказала леди Фортюне, льстя ему высоким титулом, что маркизу очень понравилось. – Если вы хоть немного заботитесь о моей безопасности, то не позволите этому зверю сбежать. Пожалуйста, вы не можете допустить, чтобы он рыскал по городу. Это клювастый дьявол, крылатый убийца! Он же мне горло выклюет!
Маркиз посмотрел ей в глаза. Они были красными от вина, но не бесчувственными или неприятными. Он подумал, не удастся ли уговорить ее остаться с ним наедине после вечеринки.
Он выбросил вперед руку и рявкнул ближайшему лакею:
– Эй, ты! Поставь это проклятое шампанское и принеси мне оружие!
Вида, с которым лакей прошествовал через зал с длинной винтовкой в руках, хватило, чтобы на балкон хлынула вторая волна гостей.
Ксения, пытавшаяся объяснить Волете, почему оранжевый – самый лучший цвет в истории человечества, замолчала, увидев, как над толпой, словно глашатай, мелькнул штык.
– Боже мой! Там будет дуэль? О, как бы мне хотелось увидеть дуэль!
– Нельзя драться на дуэли с одной винтовкой. С ее помощью можно просто кого-то казнить, – заметила Волета.
– Конечно. Как глупо с моей стороны. Глупо, глупо!
Ксения, казалось, ожидала возражений, но Волета ее не слушала. Она была слишком занята размышлениями о том, какие салонные игры могут включать в себя перестрелку.
– Пойдем. Давай посмотрим, в кого будут стрелять, – сказала она.
Волета пробралась сквозь толпу неуклюжих пьяных гуляк и добралась до перил балкона как раз вовремя – маркиз только что выхватил у лакея винтовку. Маркиз достаточно умело обращался с огнестрельным оружием. Он зубами вытащил пробку из порохового рожка и начал наполнять ствол.
– В городе нельзя стрелять из ружья, милорд, – заметил Эйгенграу.
– Разве? Эта птица терроризирует мою гостью. – Маркиз добавил еще пыж и дробь и все это утрамбовал. – Я защищаю ее честь и свой дом.