Корм

Прежде чем поведать о своих чувствах к сенатору Райману, признаюсь: я очень подозрительна по натуре. Слишком хорошо, чтобы быть правдой? Значит, скорее всего, неправда. Так подсказывает опыт. Теперь вы знаете о моем фирменном цинизме, и я могу спокойно сделать следующее заявление: Питер Райман, «золотой мальчик» из Висконсина, слишком хорош, чтобы быть правдой.

Он всю жизнь был республиканцем. А в наши дни половина этой партии придерживается следующей позиции: живые мертвецы — ниспосланное нам Господом наказание, покайтесь, несчастные грешники, иначе не попадете в Царствие Божие. Казалось бы, как тут не ожесточиться? Однако сенатор не выказывает ни малейших признаков озлобленности. Райман дружелюбный, сердечный и умный человек, и к тому же искренний — у него получилось убедить в этом вашу покорную слугу. Сенатор остается таким даже в три часа ночи, когда автоколонна в третий раз ломается прямо посреди Кентукки и все вокруг ругаются на чем свет стоит. Райман не сыплет проклятиями, но взывает к терпимости. Не собирается «объявлять живым мертвецам войну», но настаивает на укреплении защитных сооружений и на улучшении качества жизни в обитаемых зонах.

Короче говоря, этот политик понимает: есть живые, и есть мертвые, и нужно относиться уважительно и к тем, и к другим.

Леди и джентльмены, либо у Раймана в шкафу действительно запрятаны какие-нибудь невероятные скелеты, либо (и сейчас я в это верю) из него получится превосходный президент Соединенных Штатов Америки, который сможет залечить социальные, экономические и политические раны, нанесенные стране за последние тридцать лет. Конечно же, при таком раскладе, он ни за что не победит на выборах.

Но дайте же девушке помечтать.

из блога Джорджии Мейсон

«Эти изображения могут вас шокировать»,

5 февраля 2040 года.





Семь




Городской муниципальный центр хорошо подготовился к встрече с Райманом: повсюду в громадном зале под разными углами висели экраны, теснились бесчисленные ряды складных стульев и через каждые несколько метров стояли колонки. А как же — слова сенатора должны ясно и четко прозвенеть в ушах каждого из двадцати с лишним храбрецов-слушателей, которые решились прийти на выступление. Все они теснились на четырех передних рядах, а позади сидела сенаторская свита, сотрудники службы безопасности и, конечно же, мы трое. Сотрудников предвыборного штаба было почти в два раза больше зрителей.

Вполне обычное дело. За последние полтора месяца мы наблюдали такую картину почти в двадцати штатах, в полусотне разных городов. В наши дни люди больше не собираются в одном месте, даже ради первичных выборов партии, в ходе которых определяется, какой кандидат продолжит борьбу за пост президента. Слишком силен страх перед инфекцией: а вдруг тот странный парень, что бормочет себе под нос, на самом деле не сумасшедший? Всегда есть вероятность, что произойдет амплификация и такой вот чудик откусит от вас кусочек. Самые надежные люди — ваши близкие, их-то вы знаете настолько хорошо, что изменения, вызванные заражением, не застанут врасплох. А таких людей — друзей и родственников — обычно немного, так что в основном обыватели отсиживаются дома, а не шастают по разнообразным собраниям.

Разумеется, за происходящим зорко наблюдали. Кампания, судя по рейтингам, кликам и скачиваниям, привлекала сейчас столько же внимания, сколько достопамятное противостояние Гора и Круза в 2018 году. Люди хотят знать, чем все обернется. Многое поставлено на карту на этих выборах. Так вышло, что и наши карьеры тоже.

Шон всегда утверждал, что я воспринимаю происходящее слишком серьезно, а с начала кампании и вовсе дразнится: мол, у меня вырезали чувство юмора и напихали в освободившееся место аналитику. Кто-нибудь другой за такие слова мигом схлопотал бы затрещину, но Шон в чем-то прав. И все же если бы делами заправлял мой братец, мы бы до самой смерти жили с родителями и старательно не обращали внимания на вмешательство в личную жизнь. Кто-то должен следить за цифрами, и этим кем-то обычно оказываюсь я.

— Как там показатели? — громко прошептала я, оглядываясь на Баффи.

Девушка даже не подняла глаз от телефона. На экране с невероятной скоростью мелькали какие-то данные — я даже не могла ничего разглядеть. А вот Баффи, очевидно, могла — она чуть улыбнулась и кивнула:

— Нашу трансляцию смотрит шестьдесят процентов местной аудитории. В Сети мы на данный момент занимаем шестую позицию. Единственный кандидат, у кого рейтинг просмотров выше, — конгрессмен Уогман. Но согласно результатам опросов, она отстает.

— Детишечки, а вы знаете, почему у нее больше просмотров? — гнусаво протянул Шон, который в это время проверял при помощи плоскогубцев, плотно ли прилегают кольца на любимой кольчуге.

Я фыркнула. В блогосфере ходили слухи, что Кирстен Уогман, известная также как мисс Большие Буфера, сделала операцию по увеличению груди. Мотивация простая: для сегодняшнего электората, в основном представляющего собой интернет-пользователей, важно, как ты выглядишь, а уж есть ли хотя бы пара извилин в твоей голове — дело десятое. Поначалу тактика действовала: людям нравилось смотреть на Уогман, и она заработала себе кресло конгрессмена. Но в президентской кампании далеко на внешности не уедешь. Особенно сейчас, когда появились действительно дельные кандидаты.

Райман, казалось, совсем не обращал внимания на пустые кресла и страх на лицах немногочисленных зрителей. В основном заявились местные политики: хотели продемонстрировать свою уверенность. Если подойти к ним сзади и громко выкрикнуть над ухом — испугаются небось до смерти. Но пришли не только они. Прямо в первом ряду, ровно посередине, сидела крошечная пожилая дама лет семидесяти: губы плотно сжаты, на коленях сумочка. Старушка внимательно наблюдала за выступлением Раймана и ничуть не выглядела обеспокоенной. Вздумай сюда вдруг вторгнуться зомби, наверняка бы устроила им нагоняй: еще чего, пусть ждут за дверью своей очереди.

Сенатор перешел к заключительной части речи. Конечно, нельзя трепаться о предвыборной программе бесконечно, даже если умеешь одно и то же повторять сто раз разными словами. Я поправила черные очки. Сейчас начнется веселье — вопросы аудитории. В основном, конечно, спрашивают про зараженных. Например: «Как вы собираетесь бороться с зомби? Есть какие-то новые предложения?» Иногда в ответ такое услышишь… Да и сами вопросы бывают забавные.

Они в основном приходят по электронной почте. Их зачитывает с вежливой бесцветной интонацией персональный цифровой помощник сенатора специально запрограммированным женским голосом (возраст и расу не определишь). Райман по никому не ведомой причине называет программу Бет (я все еще надеюсь выудить из него объяснение). Но самые лучшие вопросы обычно задают из зала. Ведь страх прекрасно развязывает языки, а большинство зрителей напугано до смерти — еще бы, столько времени провести вне дома. Дорого бы я дала, если бы можно было всех вопрошающих загнать сначала в комнату ужасов.

— …прошу, вопросы: и от зрителей, которые наблюдают сейчас за нами благодаря усилиям умниц-техников, — сенатор добродушно усмехнулся (его смешок словно говорил: «Видите, я совершенно не разбираюсь в этих электронных тонкостях»), — и от славных жителей Икли, штат Оклахома, которые великодушно приютили нас сегодня.

— Ну же, бабуля, не подведи, — прошептала я.

Райман еще договорить не успел, а старушка в первом ряду уже подняла руку, резко и немного по-военному. Я откинулась на стуле и улыбнулась:

— Бинго.

— А? — Баффи оторвалась от часов.

— Живая аудитория.

— Ага. — Девушка на время забыла про мобильник и распрямилась.

У нашей сочинительницы хорошее чутье на рейтинги.

— Да, пожалуйста, дама в первом ряду.

Плотно сжатые старческие губы тут же замелькали на половине экранов в зале. Баффи щелкнула клавишами — послала камерам команду сделать крупный план. У сенатора хорошие технари (по собственному признанию Баффи), знают, как направить объектив, как смонтировать материал, как снять крупный план. За дизайн и подготовку отвечает Чак Вонг — так что они почти лучшие в своей области. Только наша Джорджетта все равно круче.

Пожилая леди опустила руку и смерила сенатора суровым взглядом.

— Какова ваша позиция касательно вознесения? — спросила она.

Усиленный многочисленными колонками, резкий, тонюсенький голос (именно так его себе и представляла) долетел до каждого слушателя, и все отчетливо различили в нем осуждение и неодобрение.


Райман, казалось, слегка опешил. Первый раз на моей памяти вопрос застал его врасплох. Но сенатор на удивление быстро пришел в себя:

— Прошу прощения?

— Вознесение. Когда истинно верующих заберут на Небеса, а грешники и безбожники останутся на земле, обреченные на вечные муки. — Старушка прищурилась. — Как вы относитесь к этому священному, предначертанному в Библии событию?

— А. — Сенатор уже справился с удивлением и теперь задумчиво смотрел на слушательницу.

Слева от меня что-то тихонько клацнуло — это Шон отложил в сторону кольчугу и с интересом уставился на сцену. Баффи впилась глазами в телефон и яростно стучала по кнопкам, направляя разные камеры. Когда идет прямая трансляция, нельзя ничего монтировать, но зато потом можно обработать полученные изображения для репортажа или статьи. А перед нами сейчас разворачивалась прекрасная не постановочная сцена. Уступит ли сенатор религиозным фанатикам, которые за последние годы добились немалого влияния в республиканской партии? Или решится позлить эту часть электората? Сейчас ответ знал только Райман. Но через минуту узнаем и мы.

Все еще глядя старушке прямо в глаза, он вышел из-за трибуны и уселся, свесив ноги со сцены и уперев локти в колени. Нашаливший школьник, но никак не сенатор, который стремится встать во главе самой могущественной в мире страны. Хорошо продуманная поза, я мысленно зааплодировала. Надо, кстати, как-нибудь написать статью об ораторском искусстве в современной политике.

— Мэм, как вас зовут?

— Сюзанна Грили. — Женщина поджала губы. — Молодой человек, вы не ответили на вопрос.

— Мисс Грили, я просто тщательно обдумывал ответ. — Сенатор с улыбкой окинул взглядом немногочисленную аудиторию. — Невежливо отвечать на вопрос дамы, не подумав. Меня так учили. Это как за обедом ставить локти на стол.

По рядам пронесся легкий смешок, но Сюзанна Грили оставалась серьезной. Райман снова повернулся к ней:

— Мисс Грили, вы спросили, какова моя позиция касательно вознесения. Перво-наперво должен признаться: у меня вообще нет никакой позиции касательно событий, предсказанных в Библии. Господь сделает так, как Ему будет угодно, какое право я имею Его судить? Реши Он забрать истинно верующих на Небеса — думаю, никто Ему не сможет помешать, тем более политики. Даже если хором заявят: «Не верим мы в это». С другой стороны, мисс Грили, очень сомневаюсь, что Он так поступит. Я член методистской церкви и был им всю жизнь, так что, полагаю, я знаю Господа нашего. Конечно, хуже священнослужителя, но точно не хуже простого обывателя. И тот Бог, в которого я верю, не разбрасывается хорошими вещами. Он использует их снова и снова. У нас замечательная планета. Конечно, не все гладко: перенаселенность, загрязнение окружающей среды, глобальное потепление, белиберда, которую показывают по телевизору по четвергам, — зрители снова засмеялись, — и, разумеется, зараженные. На Земле много проблем, и вознесение может показаться хорошим выходом из сложившейся ситуации. Зачем ждать? Давайте быстренько отправимся на Небеса и оставим позади все земные испытания и горести. Но мне этот выход не кажется хорошим. Представьте себе первоклассника, который неожиданно встает посреди урока: «Я уже достаточно учился, хватит с меня школы, спасибо, я пошел». А по сравнению с Господом мы даже не первоклассники. Он прекрасный учитель и не захочет выпускать нас из класса раньше времени просто потому, что мы вдруг устали, нам трудно и тяжело. Не знаю, верю ли я в вознесение. Думаю, если Господь захочет — так и будет… но, полагаю, не на нашем веку. У нас еще осталось много незавершенных дел здесь.

Сюзанна Грили долго молчала, не сводя глаз с сенатора и по-прежнему поджав губы, а потом медленно-медленно кивнула:

— Спасибо, молодой человек.

Волшебные слова. Хвалебный гимн, и тот прозвучал бы не так убедительно.

— Мы только что подпрыгнули до третьей позиции. — Изумленная Баффи оторвалась от монитора. — Джорджия, наша трансляция на третьей позиции.

— Леди и джентльмены, — я откинулась на спинку стула, — думаю, у нас есть реальный претендент на президентский пост.

Третья позиция. Эти слова, простите уж за клише, прозвучали музыкой для моих ушей. В Интернете рейтинги высчитываются по довольно хитрой схеме. Все зависит от трафика. Тысячи компьютеров измеряют информационные потоки и сообщают, какие сайты получили больше всего запросов и на какие именно страницы чаще кликали. На этих подсчетах основываются наши рейтинги, и, исходя именно из этих данных, рекламщики и финансисты принимают решения о возможных инвестициях. Третья позиция — самая вершина, ведь на первую или вторую без порнографических ссылок не попасть.

Дальше сенатору задавали вполне обычные вопросы и несколько заковыристых подкинули, чтоб не скучал. «Как вы относитесь к смертной казни?» Райману идея не казалась удачной, ведь трупы обычно оживают и набрасываются на людей. «Что вы думаете о системе здравоохранения?» Медицина должна быть на высоте, если люди умирают в результате неправильного лечения — это преступление. «Как вы собираетесь улучшить готовность страны к стихийным бедствиям?» Массовые амплификации, произошедшие в результате взрывов в Сан-Диего, преподнесли нам важный урок, президентский долг — улучшить систему подготовки к катастрофам. «А как быть с однополыми браками, свободой вероисповедания и свободой слова?» Ну, ребята. Даже если большинству что-то не нравится, соответствующая социальная группа никуда не исчезнет. Жизнь — короткая и весьма хрупкая вещь. Так что нужно ко всем относиться с одинаковым уважением, все имеют одинаковые права. После смерти Господь рассортирует нас на праведников и грешников, а пока будем друг для друга хорошими соседями, и суждения свои давайте держать при себе.

Так прошло полтора часа. Больше половины вопросов задали лично присутствующие — первый подобный случай за всю кампанию. Наконец сенатор встал и промокнул лоб носовым платком.

— Друзья мои, я бы с радостью еще поболтал с вами, но уже поздно, и меня поторапливает секретарь. Говорит, начну клевать носом на утренних встречах, если буду постоянно засиживаться допоздна на вечерних.

Снова смех, искренний и непринужденный. За последний час сенатору удалось заставить их забыть о страхе. Люди редко ведут себя так спокойно за пределами собственного дома.

— Спасибо, что пришли, спасибо за вопросы и комментарии. Искренне надеюсь, когда наступит время, вы проголосуете за меня. Или же встретите более достойного кандидата.

— Питер, мы с тобой! — прокричал кто-то из дальнего угла зала.

Я резко повернулась. Кричал не один из наших — какая-то незнакомая девушка размахивала самодельным плакатом «Раймана в президенты».

— Появились первые поклонницы, — заметил Шон.

— Хороший знак, — кивнула Баффи.

— Искренне на это надеюсь, — рассмеялся сенатор. — Скоро вам представится случай это доказать. А пока спокойной ночи, и благослови вас всех Господь.

В колонках заиграл гимн США, Райман помахал аудитории и спустился со сцены. Ему аплодировали — не сказать чтоб оглушительно (зрителей для этого явно было маловато), но с чувством. На прошлой встрече хлопали меньше, а на позапрошлой — еще меньше, и так далее. Кампания набирала обороты.

Я наблюдала за аудиторией. Люди повставали с мест, но, как ни странно, уходить не торопились, а, наоборот, начали беседовать друг с другом (что-то новенькое, как и аплодисменты). Действительно беседовать. Выступление сенатора сподвигло их на живое общение.

Мне все больше казалось, что у Раймана есть реальный шанс победить на выборах.

— Джорджия? — окликнула Баффи.

— Иди проверь камеры за сценой, а я пока разведаю, о чем они шушукаются.

— Обязательно все запиши.

Девушка поманила пальчиком Шона и ушла к сцене. Брат с ворчанием встряхнул кольчугу и отправился следом.

А я подошла поближе к группке зрителей. Люди оглядывались, но потом видели журналистский пропуск и возвращались к прерванному разговору. Репортеров либо не замечают, либо избегают. Избегают — когда на тебе в открытую понавешаны камеры. Мои же хорошо запрятаны, так что сейчас на меня обращали не больше внимания, чем на предмет обстановки.

Обсуждали высказывания Раймана по поводу смертной казни. Довольно болезненный вопрос, еще со времен Пробуждения. Вы казните убийцу, но труп немедленно оживает и снова принимается убивать — некоторая несостыковка, верно? Большинство приговоренных к высшей мере доживают свой век в тюрьме и умирают от естественных причин. Правительство использует их тела для научных исследований. Во всех отношениях мудрое решение, разве что иногда свежие покойнички успевают слопать пару сокамерников.

Я пошла дальше — туда, где сравнивали кандидатов. Сенатор Райман явно сумел произвести благоприятное впечатление. Его ближайшие конкуренты, напротив, удостоились весьма нелестных характеристик: Уогман называли «дешевой шлюхой из шоу-бизнеса», а Тейта «высокомерным наглецом» и «орудием религиозных радикалов». Тейт — бывший губернатор Техаса — громко призывал славных американских граждан вспомнить об исконно американских этике и морали: только так, по его мнению, можно было спастись от зомби. Интересно, а как быть людям из других стран? Он об этом умалчивал. А жаль. Прекрасная мысль: пусть зомби сначала проверяют паспорт, а потом уже кусают со спокойной совестью, если ты не гражданин.