Копчёная селёдка без горчицы
Часть 23 из 64 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Все в порядке, — успокоила ее я. — Я привыкла.
Одно из тех надуманных извинений, которые я презираю, но как я могла сказать ей правду: что я не хотела делить с кем-то сбор осколков?
Это скоротечное проявление моей женской сути? — подумала я.
Надеюсь, да… и в то же время нет.
Мы сидели на моей кровати, Порслин прислонилась спиной к изголовью, а я скрестила ноги в противоположном конце.
— Полагаю, ты захочешь навестить бабушку, — сказала я.
Порслин пожала плечами, и я подумала, что понимаю ее.
— Полиция еще не знает, что ты здесь. Мне кажется, нам лучше сказать им.
— Пожалуйста.
— Давай отложим это до утра, — предложила я. — Я слишком устала, чтобы думать.
И это была правда: мои веки словно налились свинцом. Я слишком измучилась, чтобы решать насущные проблемы. Самая большая из них — сохранить в тайне присутствие Порслин в доме. Последнее, что мне надо, — беспомощно наблюдать, как отец выставляет из дома внучку Фенеллы и Джонни Фаа.
Фенелла лежит в больнице в Хинли, и, насколько я знаю, она может уже быть мертва. Если я собираюсь докопаться до причин нападения на нее в Изгородях — и, полагаю, убийства Бруки Хейрвуда, — мне следует привлекать как можно меньше внимания.
Это лишь вопрос времени, когда инспектор Хьюитт заявится сюда выпытывать подробности того, как я нашла тело Бруки. Мне нужно время обдумать, какие факты я ему расскажу, а о каких умолчу. Или не умолчу?
Мысли крутились водоворотом. Хей-хо! — подумала я. Какая классная штука — мир Флавии де Люс.
Следующее, что я осознала, — то, что наступило утро и в окна льется солнечный свет.
13
Я перекатилась и моргнула. Я лежала, распростершись в изножье кровати, больно упираясь головой в спинку. В изголовье Порслин укуталась в мое одеяло, положила голову на мою подушку и дрыхла изо всех сил, словно какая-нибудь восточная принцесса.
На миг во мне начало подниматься раздражение, но, когда я вспомнила ее вчерашний рассказ, раздражение растаяло и превратилось в жалость.
Я бросила взгляд на часы и, к своему ужасу, увидела, что проспала. Я опоздала к завтраку. Отец настаивал, чтобы блюда приносили и уносили со стола с военной точностью.
Очень стараясь не разбудить Порслин, я быстро переоделась, пригладила волосы щеткой и прокралась вниз к завтраку.
Отец, как обычно, был погружен в свежий выпуск «Лондонского филателиста» и, похоже, едва ли заметил мой приход: верный знак, что на носу очередной филателистический аукцион. Если наше финансовое состояние столь прискорбно, как он утверждает, ему надо быть в курсе текущих цен. За едой он делал заметки на салфетке огрызком карандаша, мысленно уйдя в другой мир.
Когда я проскользнула на свое место, Фели воззрилась на меня холодным неподвижным взглядом, который отработала, наблюдая за королевой Мэри в новостях.
— У тебя прыщ на лице, — бесстрастно сказала я, наливая молоко в хлопья.
Она притворилась, что не слышит меня, но не прошло и минуты, как я была вознаграждена зрелищем, как ее рука автоматически поднялась к щеке и начала ощупывать ее. Все равно что наблюдать за тем, как краб медленно ползет по дну моря в цветных короткометражках в кино — в «Живом океане» или вроде того.
— Осторожно, Фели! — заметила я. — Он вот-вот лопнет.
Даффи подняла взгляд от книги — «Зеркала для Лондона и Англии», которую я присмотрела на празднике. Она сама ее купила, свинья!
Я взяла на заметку утащить ее попозже.
— Что имеется в виду, когда говорится, что копченая селедка без горчицы? — спросила я, указывая на книгу.
Даффи хваталась за любую возможность продемонстрировать свои обширные познания.
Я уже освежила в мозгу то, что знала о горчице, — прискорбно мало. Я знала, например, что она содержит, помимо прочего, олеиновые кислоты — эруковую, бегеновую и стеариновую. Я знала, что стеариновая кислота содержится в говяжьем и бараньем жире, потому что однажды подвергла жирное воскресное жаркое миссис Мюллет химическому анализу и обнаружила, что эруковая кислота получила название от греческого слова, обозначающего «рвать, блевать».
— Копченая селедка в XVI и XVII веках считалась блюдом для низших слоев общества, — ответила Даффи, одарив меня особенно испепеляющим взглядом на слове «низших».
Я глянула на отца, проверить, смотрит ли он на нас, но он не смотрел.
— Николас Бретон называл ее хорошей плотной едой для грубого желудка, — продолжила она, изгибаясь и прихорашиваясь в кресле. — Он также сказал, что старая морская щука — это вид рыбы, на случай если ты не знаешь, — все равно что камзол без геральдической эмблемы, что означает слугу, который не носит герб своего хозяина.
— Дафна, пожалуйста… — произнес отец, не поднимая глаз, и она уступила.
Я знала, что они имеют в виду — и думают, что я не понимаю, — Доггера. Военные действия в Букшоу таковы — невидимые и временами безмолвные.
— У Фостеров новый корт для бадминтона, — внезапно сказала Фели, ни к кому конкретно не обращаясь. — Шейла собирается использовать старый для парковки своего «даймлера».
Отец что-то проворчал, я видела, что он больше не слушает.
— Она такая стильная штучка, — продолжила Фели. — Заставила Копли вынести десертные тарелки на южную лужайку, но вместо мороженого сервировали улиток-эскарго! Мы ели их сырыми, как устриц. Так захватывающе!
— Ты бы лучше побереглась, — заметила я. — Сборщики улиток иногда по ошибке подбирают пиявок. Если проглотишь пиявку, она вылезет из твоего желудка наружу.
Лицо Фели побелело, как стена.
— Было что-то такое в «Хрониках Хинли», — с энтузиазмом добавила я, — недели три назад, если я верно припоминаю, о мужчине из Святой Эльфриды — это недалеко отсюда, кстати, — который проглотил пиявку, и пришлось…
Но Фели отшвырнула кресло и вылетела прочь.
— Ты снова провоцируешь сестру, Флавия? — спросил отец, подняв глаза от журнала и заложив указательным пальцем место, где читал.
— Я пытаюсь обсуждать текущие события, — ответила я. — Но ее, похоже, это не очень интересует.
— А, — сказал отец и продолжил читать о дефектах в печатных формах двухпенсовых синих марок 1840 года.
Когда отец присутствовал за столом, мы вели себя хотя бы наполовину прилично.
Я удалилась почти без затруднений.
Миссис Мюллет на кухне пытала труп цыпленка бечевкой.
— Их не пожарить как следует, если хорошенько не связать, — сказала она. — Так мне говаривала миссис Чедвик из Нортон-Олд-Холла, а она должна знать. Это она меня научила. Напоминаю тебе, что это было во времена леди Рекс-Уэллс, задолго до твоего рождения, дорогуша. «Перевяжи их три раза по три, — говаривала она, — и они никогда не разнесут твою духовку». Над чем это вы смеетесь, мисс?
Нервный смешок вырвался у меня, когда в мозгу промелькнула внезапная мысль о том, что именно таким образом совсем недавно меня связывали мои единокровные сестры.
Одна мысль об этом напомнила, мне что я еще не отомстила. Разумеется, была эта маленькая шуточка насчет пиявок, но это просто разогрев, не более чем прелюдия к возмездию. Дело в том, что я просто была слишком занята.
Пока миссис Мюллет засовывала обреченную птицу в утробу открытой «AGA», я воспользовалась удобным случаем, чтобы утянуть баночку клубничного варенья из буфета.
— Три раза по три, — сказала я с ужасной гримасой и жутким подмигиванием миссис Мюллет, как будто называю пароль тайного общества, куда входим только она и я. В то же время я изобразила жест победы Уинстона Черчилля, сложив пальцы правой руки буквой «V», чтобы отвлечь ее внимание от баночки в левой.
Вернувшись наверх, я открыла дверь спальни как можно тише. Нет нужды тревожить Порслин, я оставлю ей записку, что вернусь позже, вот и все. Не стоит объяснять, куда я ухожу.
Но в записке не было необходимости. Кровать была идеально застелена, и Порслин ушла.
Проклятье! — подумала я. Разве она не понимает, что должна сидеть в моей комнате, подальше от чужих глаз? Я считала, что дала ей это ясно понять, но, видимо, нет.
Где же она сейчас? Блуждает по коридорам Букшоу, где ее наверняка застигнут? Или вернулась в фургон в Изгородях?
Я намеревалась сопровождать ее в полицейский участок в Бишоп-Лейси, чтобы она сообщила о своем приезде констеблю Линнету. Будучи на месте, я бы не только выполнила свой долг, но и оказалась бы в идеальной позиции, чтобы услышать все, что произойдет между Порслин и полицейскими. Полицейский констебль Линнет в свою очередь проинформирует вышестоящих в Хинли, которые передадут известие инспектору Хьюитту. А я получу от него благодарность.
Это могло быть так просто. Чертова девица!
Я снова прошла через кухню, подмигнув миссис Мюллет и пробормотав: «Три раза по три».
«Глэдис» ожидала меня у стены огорода, а Доггер был в оранжерее, сосредоточившись на работе.
Но, крутя педали, я почувствовала его глаза на своей спине.
Мальден-Фенвик располагался к востоку от Бишоп-Лейси, чуть дальше Чипфорда.
Хотя раньше я никогда здесь не была, место выглядело знакомым, и неудивительно. «Самую красивую деревню в Англии», как его иногда называли, нафотографировали до умопомрачения. Елизаветинские и георгианские домики, деревянные, с крытыми соломой крышами, со штокрозами и ромбовидными оконными рамами, утиным прудом и крошечными амбарами, не только появлялись в сотнях книг и журналов, но и служили декорациями для нескольких известных фильмов вроде «Меда на продажу» и «Мисс Дженкс идет на войну».
«Шпалерные террасы», как это называла Даффи.
Здесь мать Бруки Хейрвуда жила и работала в своей студии, хотя я понятия не имела, какой из коттеджей принадлежит ей.
Зеленый экскурсионный автобус был припаркован перед пабом, пассажиры выходили на главную улицу с фотоаппаратами наготове, размахивая руками во всех направлениях, словно банда стрелков.
Несколько пожилых жителей деревни, застигнутых в своих садиках, начали украдкой взбивать волосы и поправлять галстуки, когда защелкали затворы объективов.
Одно из тех надуманных извинений, которые я презираю, но как я могла сказать ей правду: что я не хотела делить с кем-то сбор осколков?
Это скоротечное проявление моей женской сути? — подумала я.
Надеюсь, да… и в то же время нет.
Мы сидели на моей кровати, Порслин прислонилась спиной к изголовью, а я скрестила ноги в противоположном конце.
— Полагаю, ты захочешь навестить бабушку, — сказала я.
Порслин пожала плечами, и я подумала, что понимаю ее.
— Полиция еще не знает, что ты здесь. Мне кажется, нам лучше сказать им.
— Пожалуйста.
— Давай отложим это до утра, — предложила я. — Я слишком устала, чтобы думать.
И это была правда: мои веки словно налились свинцом. Я слишком измучилась, чтобы решать насущные проблемы. Самая большая из них — сохранить в тайне присутствие Порслин в доме. Последнее, что мне надо, — беспомощно наблюдать, как отец выставляет из дома внучку Фенеллы и Джонни Фаа.
Фенелла лежит в больнице в Хинли, и, насколько я знаю, она может уже быть мертва. Если я собираюсь докопаться до причин нападения на нее в Изгородях — и, полагаю, убийства Бруки Хейрвуда, — мне следует привлекать как можно меньше внимания.
Это лишь вопрос времени, когда инспектор Хьюитт заявится сюда выпытывать подробности того, как я нашла тело Бруки. Мне нужно время обдумать, какие факты я ему расскажу, а о каких умолчу. Или не умолчу?
Мысли крутились водоворотом. Хей-хо! — подумала я. Какая классная штука — мир Флавии де Люс.
Следующее, что я осознала, — то, что наступило утро и в окна льется солнечный свет.
13
Я перекатилась и моргнула. Я лежала, распростершись в изножье кровати, больно упираясь головой в спинку. В изголовье Порслин укуталась в мое одеяло, положила голову на мою подушку и дрыхла изо всех сил, словно какая-нибудь восточная принцесса.
На миг во мне начало подниматься раздражение, но, когда я вспомнила ее вчерашний рассказ, раздражение растаяло и превратилось в жалость.
Я бросила взгляд на часы и, к своему ужасу, увидела, что проспала. Я опоздала к завтраку. Отец настаивал, чтобы блюда приносили и уносили со стола с военной точностью.
Очень стараясь не разбудить Порслин, я быстро переоделась, пригладила волосы щеткой и прокралась вниз к завтраку.
Отец, как обычно, был погружен в свежий выпуск «Лондонского филателиста» и, похоже, едва ли заметил мой приход: верный знак, что на носу очередной филателистический аукцион. Если наше финансовое состояние столь прискорбно, как он утверждает, ему надо быть в курсе текущих цен. За едой он делал заметки на салфетке огрызком карандаша, мысленно уйдя в другой мир.
Когда я проскользнула на свое место, Фели воззрилась на меня холодным неподвижным взглядом, который отработала, наблюдая за королевой Мэри в новостях.
— У тебя прыщ на лице, — бесстрастно сказала я, наливая молоко в хлопья.
Она притворилась, что не слышит меня, но не прошло и минуты, как я была вознаграждена зрелищем, как ее рука автоматически поднялась к щеке и начала ощупывать ее. Все равно что наблюдать за тем, как краб медленно ползет по дну моря в цветных короткометражках в кино — в «Живом океане» или вроде того.
— Осторожно, Фели! — заметила я. — Он вот-вот лопнет.
Даффи подняла взгляд от книги — «Зеркала для Лондона и Англии», которую я присмотрела на празднике. Она сама ее купила, свинья!
Я взяла на заметку утащить ее попозже.
— Что имеется в виду, когда говорится, что копченая селедка без горчицы? — спросила я, указывая на книгу.
Даффи хваталась за любую возможность продемонстрировать свои обширные познания.
Я уже освежила в мозгу то, что знала о горчице, — прискорбно мало. Я знала, например, что она содержит, помимо прочего, олеиновые кислоты — эруковую, бегеновую и стеариновую. Я знала, что стеариновая кислота содержится в говяжьем и бараньем жире, потому что однажды подвергла жирное воскресное жаркое миссис Мюллет химическому анализу и обнаружила, что эруковая кислота получила название от греческого слова, обозначающего «рвать, блевать».
— Копченая селедка в XVI и XVII веках считалась блюдом для низших слоев общества, — ответила Даффи, одарив меня особенно испепеляющим взглядом на слове «низших».
Я глянула на отца, проверить, смотрит ли он на нас, но он не смотрел.
— Николас Бретон называл ее хорошей плотной едой для грубого желудка, — продолжила она, изгибаясь и прихорашиваясь в кресле. — Он также сказал, что старая морская щука — это вид рыбы, на случай если ты не знаешь, — все равно что камзол без геральдической эмблемы, что означает слугу, который не носит герб своего хозяина.
— Дафна, пожалуйста… — произнес отец, не поднимая глаз, и она уступила.
Я знала, что они имеют в виду — и думают, что я не понимаю, — Доггера. Военные действия в Букшоу таковы — невидимые и временами безмолвные.
— У Фостеров новый корт для бадминтона, — внезапно сказала Фели, ни к кому конкретно не обращаясь. — Шейла собирается использовать старый для парковки своего «даймлера».
Отец что-то проворчал, я видела, что он больше не слушает.
— Она такая стильная штучка, — продолжила Фели. — Заставила Копли вынести десертные тарелки на южную лужайку, но вместо мороженого сервировали улиток-эскарго! Мы ели их сырыми, как устриц. Так захватывающе!
— Ты бы лучше побереглась, — заметила я. — Сборщики улиток иногда по ошибке подбирают пиявок. Если проглотишь пиявку, она вылезет из твоего желудка наружу.
Лицо Фели побелело, как стена.
— Было что-то такое в «Хрониках Хинли», — с энтузиазмом добавила я, — недели три назад, если я верно припоминаю, о мужчине из Святой Эльфриды — это недалеко отсюда, кстати, — который проглотил пиявку, и пришлось…
Но Фели отшвырнула кресло и вылетела прочь.
— Ты снова провоцируешь сестру, Флавия? — спросил отец, подняв глаза от журнала и заложив указательным пальцем место, где читал.
— Я пытаюсь обсуждать текущие события, — ответила я. — Но ее, похоже, это не очень интересует.
— А, — сказал отец и продолжил читать о дефектах в печатных формах двухпенсовых синих марок 1840 года.
Когда отец присутствовал за столом, мы вели себя хотя бы наполовину прилично.
Я удалилась почти без затруднений.
Миссис Мюллет на кухне пытала труп цыпленка бечевкой.
— Их не пожарить как следует, если хорошенько не связать, — сказала она. — Так мне говаривала миссис Чедвик из Нортон-Олд-Холла, а она должна знать. Это она меня научила. Напоминаю тебе, что это было во времена леди Рекс-Уэллс, задолго до твоего рождения, дорогуша. «Перевяжи их три раза по три, — говаривала она, — и они никогда не разнесут твою духовку». Над чем это вы смеетесь, мисс?
Нервный смешок вырвался у меня, когда в мозгу промелькнула внезапная мысль о том, что именно таким образом совсем недавно меня связывали мои единокровные сестры.
Одна мысль об этом напомнила, мне что я еще не отомстила. Разумеется, была эта маленькая шуточка насчет пиявок, но это просто разогрев, не более чем прелюдия к возмездию. Дело в том, что я просто была слишком занята.
Пока миссис Мюллет засовывала обреченную птицу в утробу открытой «AGA», я воспользовалась удобным случаем, чтобы утянуть баночку клубничного варенья из буфета.
— Три раза по три, — сказала я с ужасной гримасой и жутким подмигиванием миссис Мюллет, как будто называю пароль тайного общества, куда входим только она и я. В то же время я изобразила жест победы Уинстона Черчилля, сложив пальцы правой руки буквой «V», чтобы отвлечь ее внимание от баночки в левой.
Вернувшись наверх, я открыла дверь спальни как можно тише. Нет нужды тревожить Порслин, я оставлю ей записку, что вернусь позже, вот и все. Не стоит объяснять, куда я ухожу.
Но в записке не было необходимости. Кровать была идеально застелена, и Порслин ушла.
Проклятье! — подумала я. Разве она не понимает, что должна сидеть в моей комнате, подальше от чужих глаз? Я считала, что дала ей это ясно понять, но, видимо, нет.
Где же она сейчас? Блуждает по коридорам Букшоу, где ее наверняка застигнут? Или вернулась в фургон в Изгородях?
Я намеревалась сопровождать ее в полицейский участок в Бишоп-Лейси, чтобы она сообщила о своем приезде констеблю Линнету. Будучи на месте, я бы не только выполнила свой долг, но и оказалась бы в идеальной позиции, чтобы услышать все, что произойдет между Порслин и полицейскими. Полицейский констебль Линнет в свою очередь проинформирует вышестоящих в Хинли, которые передадут известие инспектору Хьюитту. А я получу от него благодарность.
Это могло быть так просто. Чертова девица!
Я снова прошла через кухню, подмигнув миссис Мюллет и пробормотав: «Три раза по три».
«Глэдис» ожидала меня у стены огорода, а Доггер был в оранжерее, сосредоточившись на работе.
Но, крутя педали, я почувствовала его глаза на своей спине.
Мальден-Фенвик располагался к востоку от Бишоп-Лейси, чуть дальше Чипфорда.
Хотя раньше я никогда здесь не была, место выглядело знакомым, и неудивительно. «Самую красивую деревню в Англии», как его иногда называли, нафотографировали до умопомрачения. Елизаветинские и георгианские домики, деревянные, с крытыми соломой крышами, со штокрозами и ромбовидными оконными рамами, утиным прудом и крошечными амбарами, не только появлялись в сотнях книг и журналов, но и служили декорациями для нескольких известных фильмов вроде «Меда на продажу» и «Мисс Дженкс идет на войну».
«Шпалерные террасы», как это называла Даффи.
Здесь мать Бруки Хейрвуда жила и работала в своей студии, хотя я понятия не имела, какой из коттеджей принадлежит ей.
Зеленый экскурсионный автобус был припаркован перед пабом, пассажиры выходили на главную улицу с фотоаппаратами наготове, размахивая руками во всех направлениях, словно банда стрелков.
Несколько пожилых жителей деревни, застигнутых в своих садиках, начали украдкой взбивать волосы и поправлять галстуки, когда защелкали затворы объективов.