Конец крымской орды

– Только тихо, понял?

– Угу.

– Вперед!

Ратники Рубача начали продвигаться к загону, используя высокую траву, канавы, кочки. Пятеро опричников, которых вел Иван Пестов, прокрались к костру, залегли в траве, саженях в трех от крымчаков. Трое конных стояли у загона со стороны балки. К ним двинулись лучники. Рубач с мужиком и остальными ратниками проскользнули к ближнему двору, обошли двух других всадников, о чем-то говорящих между собой.

Рубач поднял руку, и на крымчаков пошли со всех сторон опричники десятка.

Конных со стороны балки сбили лучники. Три стрелы точно легли в цель. Лошади шарахнулись, сбросили с себя тела сраженных татар.

Еще двоих длинной жердью, прихваченной с собой из леса, скинул с седел Егор Ступа. Федор Верга мигом зарубил их.

Крымчаки у костра ничего не успели понять, как на них налетели пятеро воинов. Татары завалились на бок и забились в судорогах.

Все это видели полоняне.

Рубач толкнул мужика и заявил:

– Давай к селянам, успокой их и беги за мной, если хочешь успеть прибить хоть одного крымчака.

– Угу, я мигом.

Появление деревенского мужика во многом предопределило исход схватки. Не будь его, полоняне, почуяв свободу, наверняка рванули бы из загона и подняли бы невообразимый шум, который предупредил бы крымчаков об опасности. И тогда, если они успели бы занять оборону в домах, выгнать их оттуда было бы невозможно. Хуже того, они сами быстро поняли бы, что подверглись нападению дружины числом всего в три десятка, и перешли бы в наступление.

Но Ипат Волин сделал то, что поручил ему воевода. Он успокоил людей, узнавших его, и кинулся за десятником, который выводил свой отряд на улицу.

Лука Огнев и Яков Грудин увидели, что пост на дороге снят, охранники полонян перебиты, и бросили свои десятки на дома.

Опричники врывались в избы и заставали крымчаков спящими. Те держали оружие рядом, но воспользоваться им не смогли. Опричники рубили их налево и направо.

Лука Огнев и два ратника заскочили во второй дом.

На входе им подвернулся перепуганный крымчак. Он что-то закричал дурным голосом и тут же рухнул на пол с окровавленной головой. Его сбил один из опричников.

Татарский сотник с помощником остановились в самом большом доме со светлицей и двумя спальнями. Огнев указал ратникам в стороны, сам же рванулся прямо, в светлицу. Бордак не отставал от него.

Дверь напротив распахнулась, из нее в коридор вылетел татарин с саблей. Десятник отбил его удар, а Михайло рубанул врага по голове, и тот рухнул на деревянный пол. Воевода и Огнев вломились в светлицу и мигом прикончили пару татар, спавших на полу. Две молодые полонянки, не очень-то хорошо прикрытые одеждой, кинулись в угол и онемели от страха.

– Прикройтесь, девоньки, и не стыдитесь. То не позор, когда силой, – сказал боярин. – Здесь мы управились, десятник. Пойдем дальше.

Но идти было уже некуда. Дружинники перебили всех татар, спавших в домах. Исполнил свое обещание и Ипат Волин. Он зарубил топором двух крымчаков и теперь ходил по улице, довольный и гордый собой.

– Ипат! – окликнул его Бордак.

– Я, – мигом отозвался мужик.

– Поди сюда.

Волин подбежал к нему.

– Слушаю, боярин.

– Ступай к полонянам, скажи, пусть выходят из загона, да спокойно, без суматохи.

– Куда выходить, боярин?

– Сюда, на улицу.

– Угу, сейчас. Это дело доброе.

Вскоре улицу заполнили освобожденные жители села.

Парфенов наказал им встать семьями вдоль плетней дворов, ближних к реке.

Те так и сделали.

Бабы и дети плакали, мужики отводили взгляд.

– Люди! – обратился к ним Бордак. – Басурмане взяли вас в полон, убили многих родных и близких. Мы шли следом, о разбое узнали, когда ваше село уже было разорено, догнали татар и побили их всех до единого.

– А кто вы такие? – донесся молодой мужской голос с края толпы.


– Мы – особая опричная дружина царя Ивана Васильевича.

Воевода слышал обрывки фраз:

– Опричники, гляди-ка!

– Вот они какие.

– Не страшные.

– Отменные ратники, раз с ходу малым числом порубили всех проклятых басурман.

Бордак поднял руку и продолжил:

– Вы свободны, люди. Здесь среди нас есть житель этой деревни Ипат Волин. Благодаря ему нам удалось застать татар врасплох, да и сам он зарубил топором двух басурман. Ипат приведет сюда жителей этой деревни. Вместе порешите, как быть дальше. Помогайте друг другу. Мне тяжко о том говорить, но должен сказать. Девлет-Гирей вышел к Москве не там, где его ждали. Полки успели встать в оборону, но крымчаки подожгли посады. И то бы ничего, но налетел ураган, и Москва сгорела дотла. Погибли многие тысячи мирных людей. Одни сгорели, другие потонули в реке. Это великая беда для Руси. Посему думаю, что не следует вам отстраивать новое село. Надо идти на Москву, ставить новый стольный город. Но то решите сами. Мы же сделали свое дело тут, теперь пойдем дальше вдогон за татарами и будем бить эту нечисть, даже если у нас останется хоть один воин. Это опричная дружина, люди. Знайте о том. – Бордак подозвал к себе Волина. – Давай, Ипат, начальствуй тут с головами селений. А мы уходим.

– Отдохнули бы, боярин. Да и припасов у вас нет ничего, только в сумах.

– А ты как то увидел?

– Увидел вот.

– И что?

– А то, что наши деревенские, как придут, хоть птицу побьют, солонину из погребов достанут. Для спасителей ничего не жалко.

– Вам самим харч потребен. Мы возьмем то, что было у крымчаков. Нам хватит. Потом еще добудем. За предложение спасибо.

– Это вам спасибо, воины опричные. Теперь о вас люди узнают. У нас на Руси вести разносятся быстрей любых птиц.

– Это хорошо. Но все, пора нам. Удачи.

Бордак наказал опричной дружине собирать провизию, оставленную татарами в избах, набить сумы, лишнего не брать.

Как только это было сделано, опричники двинулись вдоль реки. Через пять верст Парфенов отправил в лес разведчиков. Те нашли елань. На ней дружина встала для отдыха.



Утром 27 мая опричники направились к вотчине Парфенова.

Вновь заныло сердце у Бордака. Он и желал, и боялся прийти в село Стешино.

Дорогу с переправой дружинники одолели за день, шли открыто, выставляли охранение спереди и сзади, слева и справа. Встали они в роще, в полуверсте от Стешино.

Таков был приказ воеводы.

– Почему ты велел остановиться, Михайло? – спросил княжич. – До села рукой подать.

– Погоди, Василь, давай издали посмотрим.

– А чего смотреть-то?

– Ну как тебе сказать. В порядке село или как?

– Да почему, Михайло? Я не узнаю тебя.

– Я сам не узнаю себя, Василь. Не веришь, до дрожи в членах боюсь. А если и твое село разорили крымчаки?

– Не должны были. Они ведь к Рязани пошли.

– А если там нет Алены с Петрушей?

Княжич не выдержал.

– Да что ты как мальчишка неразумный и боязливый, право слово? Тебе ли, не раз смотревшему смерти в глаза, бояться?

– Все так, недостойно это, но успокоиться не могу.

– Тогда вот что. Ты оставайся тут, а я с дружиной проеду в Стешино. Оттуда гонца тебе пришлю. Майся один.

– Нет, Василь, давай иначе поступим. Дружину здесь оставим и вдвоем поскачем на село.

– Это другое дело. Я сейчас.

Парфенов подозвал к себе десятников, объяснил им суть дела и попросил, не приказал: