Конец крымской орды
Часть 33 из 85 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Она жива?
– Да жива, Михайло, вот только…
– Что, Василь? Говори!
– Ребеночек мертвым родился.
Бордак оцепенел.
– Как так? Ведь я же сам чувствовал, как он в утробе бьется.
Парфенов вздохнул.
– В утробе жил, а как на свет Божий появился, сразу и помер. Не дал Господь покуда тебе дитя, Михайло. Хорошо еще, что Алену откачали. Она тоже при смерти была. Ей поначалу о смерти дитя не говорили, так она заволновалась, пошла к повитухе, перехватить не успели. Та ей все и поведала. Алена без памяти упала, кровь из нее пошла, но тут уж лекарь озаботился. Как уезжал я из Стешино, она поправляться начала, да одно худо, винит себя очень. Мол, не смогла родить. Я сказал ей, что сам сообщу тебе о беде.
Бордак опустился на скамью.
– Так, да? Помер, значит, ребятенок?
– Помер, Михайло. В гробик положили да похоронили по православному обычаю.
– Кто хоть народился-то?
– Сын, Михайло.
– А помер отчего?
– Кто знает? Повитуха чего-то говорила, да разве ее поймешь?
– Вот так новость ты мне сообщил.
– Не горюй, Михайло. Алена баба здоровая, родит еще.
– Это как Бог даст.
– Верно.
– У тебя вина хлебного нет?
Парфенов подошел к шкафу, наверное, недавно занесенному в его временное жилище, достал кувшин, чаши, выставил на стол.
– Извиняй, Михайло, скатерть стелить некому. Стряпуха в Стешино. Тут мужики одни да служка Борька из вотчины. Погоди, я озадачу его закуской. – Князь вышел.
Вскоре мальчишка занес в комнату чугунок с кашей и курицей, поставил его на стол и удалился.
Парфенов разлил пенник, посмотрел на Бордака.
Тот поднял чашу.
– Помянем сынка моего.
Они выпили все до дна.
Бордак без передышки заполнил чаши и сказал:
– А теперь за здоровье Аленушки. Тяжко ей.
Парфенов кивнул.
– Тяжко, кто бы говорил, но оживет, как почувствует твою ласку.
Они выпили. Потом подняли чаши в третий раз, за государя земли русской Ивана Васильевича, и заметно захмелели.
Парфенов спросил:
– Как в Крым-то съездил, Михайло?
– Да раз вернулся, значит, нормально. Век бы не видеть его, этот Крым!
– Задание государя исполнил?
– То, что мог, узнал. Да, Василь, мне же надо доложиться Ивану Васильевичу. Мужик вологодский, что над ватагой строителей начальствует, сказал, что он здесь, на Москве.
Парфенов кивнул.
– На Москве, в Кремле. Часто в город выезжает, еще чаще князей и бояр разных собирает. При нем неотлучно Малюта Скуратов. Он важным человеком стал. Царь во всем ему доверяет.
– Так и должно быть. Надо хоть к кому-то иметь полное доверие. Иначе жить невозможно.
– И пусть. Нам-то с того что?
– Ехать в Кремль надо, Василь. Для доклада.
Князь посмотрел на ополовиненную чашу.
– Коли собирался в Кремль, то не надо было пить. Как в таком виде к государю ехать?
– Полно, покуда доеду, все сойдет.
– Нет, Михайло, не сойдет, да и поздно уже, стража все ворота закрыла. Я дам служке наказ, он постель принесет, выспишься, а утром вместе и поедем.
– Люди говорят, что ты стал частым гостем князя Бурнова. Это верно?
– Пора, Михайло, и мне семьей обзавестись, а то так и останусь без наследника.
– Как я остался.
– Зря, друг, кручинишься. Не дал Господь сейчас дитя, даст погодя. Не обделит милостью.
Служка принес постели, убрал со стола.
Бордак и Парфенов заснули.
С утра пошел дождь.
Бордак проснулся, сел на лавке. Голова у него раскалывалась. Давно он не потреблял столько крепкого хлебного вина.
У стены напротив зашевелился Парфенов.
– Что, Михайло, вставать пора?
– Пора, Василь. Как же болит голова.
– У меня тоже. Сейчас чего-нибудь придумаем.
Бордак вспомнил о смерти ребенка и почувствовал себя еще хуже, хоть волком вой.
Но он взял себя в руки и сказал:
– Чего думать-то? Поднимайся, пойдем под дождь, холодные струи быстро в чувство приведут. И за дело.
– Нет, Михайло, дождь нам не поможет. – Он встал, надел штаны, рубаху, сапоги и крикнул: – Борька!
Физиономия служки тут же возникла в проеме двери.
– Да, князь? Доброго утречка.
– Какое оно доброе? Дождь льет.
– И дождь неплох, и солнце. Всякая погода по-своему хороша.
Парфенов удивленно посмотрел на него.
– Ты гляди, как заговорил. И где научился?
– Так нигде, сам ведаю.
– Это пока ты молодой, все хорошо.
– А ты старый, князь, да?
– Хватит болтать. Подай-ка нам с боярином рассолу огуречного.
Служка развел руками.
– Где же его взять-то? У нас нету.
– Да жива, Михайло, вот только…
– Что, Василь? Говори!
– Ребеночек мертвым родился.
Бордак оцепенел.
– Как так? Ведь я же сам чувствовал, как он в утробе бьется.
Парфенов вздохнул.
– В утробе жил, а как на свет Божий появился, сразу и помер. Не дал Господь покуда тебе дитя, Михайло. Хорошо еще, что Алену откачали. Она тоже при смерти была. Ей поначалу о смерти дитя не говорили, так она заволновалась, пошла к повитухе, перехватить не успели. Та ей все и поведала. Алена без памяти упала, кровь из нее пошла, но тут уж лекарь озаботился. Как уезжал я из Стешино, она поправляться начала, да одно худо, винит себя очень. Мол, не смогла родить. Я сказал ей, что сам сообщу тебе о беде.
Бордак опустился на скамью.
– Так, да? Помер, значит, ребятенок?
– Помер, Михайло. В гробик положили да похоронили по православному обычаю.
– Кто хоть народился-то?
– Сын, Михайло.
– А помер отчего?
– Кто знает? Повитуха чего-то говорила, да разве ее поймешь?
– Вот так новость ты мне сообщил.
– Не горюй, Михайло. Алена баба здоровая, родит еще.
– Это как Бог даст.
– Верно.
– У тебя вина хлебного нет?
Парфенов подошел к шкафу, наверное, недавно занесенному в его временное жилище, достал кувшин, чаши, выставил на стол.
– Извиняй, Михайло, скатерть стелить некому. Стряпуха в Стешино. Тут мужики одни да служка Борька из вотчины. Погоди, я озадачу его закуской. – Князь вышел.
Вскоре мальчишка занес в комнату чугунок с кашей и курицей, поставил его на стол и удалился.
Парфенов разлил пенник, посмотрел на Бордака.
Тот поднял чашу.
– Помянем сынка моего.
Они выпили все до дна.
Бордак без передышки заполнил чаши и сказал:
– А теперь за здоровье Аленушки. Тяжко ей.
Парфенов кивнул.
– Тяжко, кто бы говорил, но оживет, как почувствует твою ласку.
Они выпили. Потом подняли чаши в третий раз, за государя земли русской Ивана Васильевича, и заметно захмелели.
Парфенов спросил:
– Как в Крым-то съездил, Михайло?
– Да раз вернулся, значит, нормально. Век бы не видеть его, этот Крым!
– Задание государя исполнил?
– То, что мог, узнал. Да, Василь, мне же надо доложиться Ивану Васильевичу. Мужик вологодский, что над ватагой строителей начальствует, сказал, что он здесь, на Москве.
Парфенов кивнул.
– На Москве, в Кремле. Часто в город выезжает, еще чаще князей и бояр разных собирает. При нем неотлучно Малюта Скуратов. Он важным человеком стал. Царь во всем ему доверяет.
– Так и должно быть. Надо хоть к кому-то иметь полное доверие. Иначе жить невозможно.
– И пусть. Нам-то с того что?
– Ехать в Кремль надо, Василь. Для доклада.
Князь посмотрел на ополовиненную чашу.
– Коли собирался в Кремль, то не надо было пить. Как в таком виде к государю ехать?
– Полно, покуда доеду, все сойдет.
– Нет, Михайло, не сойдет, да и поздно уже, стража все ворота закрыла. Я дам служке наказ, он постель принесет, выспишься, а утром вместе и поедем.
– Люди говорят, что ты стал частым гостем князя Бурнова. Это верно?
– Пора, Михайло, и мне семьей обзавестись, а то так и останусь без наследника.
– Как я остался.
– Зря, друг, кручинишься. Не дал Господь сейчас дитя, даст погодя. Не обделит милостью.
Служка принес постели, убрал со стола.
Бордак и Парфенов заснули.
С утра пошел дождь.
Бордак проснулся, сел на лавке. Голова у него раскалывалась. Давно он не потреблял столько крепкого хлебного вина.
У стены напротив зашевелился Парфенов.
– Что, Михайло, вставать пора?
– Пора, Василь. Как же болит голова.
– У меня тоже. Сейчас чего-нибудь придумаем.
Бордак вспомнил о смерти ребенка и почувствовал себя еще хуже, хоть волком вой.
Но он взял себя в руки и сказал:
– Чего думать-то? Поднимайся, пойдем под дождь, холодные струи быстро в чувство приведут. И за дело.
– Нет, Михайло, дождь нам не поможет. – Он встал, надел штаны, рубаху, сапоги и крикнул: – Борька!
Физиономия служки тут же возникла в проеме двери.
– Да, князь? Доброго утречка.
– Какое оно доброе? Дождь льет.
– И дождь неплох, и солнце. Всякая погода по-своему хороша.
Парфенов удивленно посмотрел на него.
– Ты гляди, как заговорил. И где научился?
– Так нигде, сам ведаю.
– Это пока ты молодой, все хорошо.
– А ты старый, князь, да?
– Хватит болтать. Подай-ка нам с боярином рассолу огуречного.
Служка развел руками.
– Где же его взять-то? У нас нету.