Комплекс хорошей девочки

Затем следует текстовое сообщение следующего содержания: “Забудь об этом. Это не чрезвычайная ситуация.”

Если бы кто-то другой постоянно звонил мне посреди ночи, утверждая, что это не чрезвычайная ситуация, я бы сразу послала его нахуй. Но тот факт, что это Эван, заставляет меня задуматься. Мы только недавно обменялись номерами, после ночи шторма, когда у меня не было возможности связаться с ним. Так что я почти уверена, что он не стал бы злоупотреблять телефонными привилегиями, если бы это не было действительно чрезвычайной ситуацией. Или, по крайней мере, несколько ужасно.

Я убираю волосы с глаз и перезваниваю ему.

— Ты в порядке? — Я требую, чтобы он ответил.

— Не совсем. — На эти два слова давит какая-то тяжесть.

— Где ты?

— Возле "Шарки". Ты можешь приехать за мной? — бормочет он. — Я знаю, что уже поздно, и я не хотел звонить, но…

— Эван, — перебиваю я. — Все в порядке. Просто будь там. Я уже в пути.



ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ



Маккензи



Пятнадцать минут спустя я выпрыгиваю из Uber и осматриваю тротуар перед спорт-баром Шарки. Чтобы заметить его, не требуется много времени. Эван сидит на обочине, выглядя как осадок на дне мусорного бака, который оставили под дождем.

— Что с тобой случилось? — спрашиваю я, отмечая кровь, размазанную по его лицу, рубашку, разорванную на плече, и руки, исцарапанные и опухшие. Я чувствую исходящий от него запах алкоголя с расстояния двух футов.

Положив руки на согнутые колени, он выглядит измученным. Даже побежденным. Он едва поднимает голову, чтобы поприветствовать меня. Когда он говорит, его голос напряженный и слабый.

— Ты можешь вытащить меня отсюда?

И тогда я понимаю, что я — его последний вариант. Что обращение ко мне за помощью более болезненно, чем все, что он пережил сегодня вечером, и что ему сейчас больше всего нужно, так это спокойствие.

— Да. — Я наклоняюсь, чтобы положить одну из его рук себе на плечо, чтобы помочь выдержать его вес. — Я держу тебя.

Когда мы поднимаемся, из-за угла выходят трое парней. С греческими буквами на рубашках они кричат что-то невнятное и бессвязное, приближаясь.

— О, привет, детка, — говорит один, когда его затуманенный взгляд останавливается на мне. Появляется скользкая ухмылка. — Что у тебя там? Нашла себе бродягу из сточной канавы?

— Отвали, придурок. — Эван ворчит нерешительное оскорбление. Он едва может стоять прямо, опираясь на меня для равновесия, но этого, по-видимому, недостаточно, чтобы удержать его от драки. Должна восхищаться его стойкостью.

— Это снова этот ублюдок? — Самый высокий из парней из братства, пошатываясь, подходит ближе, вглядываясь в Эвана, прежде чем повернуться к своим приятелям. — Смотрите, кто вернулся, ребята.

Я смеряю троих парней убийственным взглядом.

— Оставьте нас в покое.

— Разве тебе не достаточно, дружище? — Третий парень подходит ближе, пригибаясь, чтобы встретиться взглядом с Эваном, пока Эван пытается поднять голову. — Я думал, ты был чертовски веселым, когда пытался обмануть нас, да? Теперь ты не смеешься, не так ли? Городской кусок дерьма.

Мои глаза становятся убийственными. Я устала, раздражена, и у меня полно дел с Эваном. У этих идиотов не осталось ни грамма терпения.

— Эй, я тебя знаю, — вдруг говорит высокий, косясь на меня.

— Сомневаюсь, — огрызаюсь я.

— Нет, я знаю. Я знаю тебя. Ты девушка Престона Кинкейда. — Он радостно смеется. — Да, ты девушка Кинкейда. Я состою в его братстве. Я видел вас двоих на какой-то вечеринке женского общества некоторое время назад.

Нити беспокойства поднимаются к моему горлу. Замечательный. Последнее, что мне нужно, это сегодняшние мероприятия, чтобы встретиться с Престоном. Я крепче сжимаю Эвана и говорю:

— Я понятия не имею, кто ты такой, чувак. А теперь, пожалуйста, убирайтесь с нашего пути.

— Кинкейд знает, что ты морочишь ему голову? — Его смех становится маниакальным. — И с этим куском дерьма, не меньше? Боже. Женщины — такой мусор.

— Мусор, — пьяно вторит один из парней.

Когда они оба пытаются приблизиться, с меня официально хватит.

— Отвалите, ублюдки. — Мой голос срывается, как удар хлыста о кирпичную стену бара.

— Или что? — издевается высокий.

Со злым, нетерпеливым рычанием я засовываю руку в сумочку и достаю баллончик с перцовым аэрозолем, направляя его на братьев из братства, пока они не отшатываются.


— Я обещаю тебе, я еще безумнее, чем кажусь. Пожалуйста, испытайте меня.

Где-то вдалеке завывает сирена. Этого достаточно, чтобы напугать их.

— Чувак, забудь об этой сучке, давай выбираться отсюда.

Они спешат запрыгнуть в машину на другой стороне улицы и убегают, шины визжат, когда они резко разворачиваются.

— Откуда, черт возьми, это? — Эван издает слабый смешок, все еще цепляясь за меня, положив одну руку мне на плечо.

— Все женщины — росомахи.

— Ясно.

— Я также немало путешествовала в одиночку, что, как ничто другое, научило меня быть готовой к тому, что скрывается в тени. — С этими словами я почти тащу его к джипу и вытаскиваю ключи из его кармана. Ему удается забраться на пассажирское сиденье, пока я сажусь за руль.

— Я не могу пойти домой, — говорит он. Глаза закрыты, голова прислонена к окну. Слишком тяжелый для его шеи.

Я подстраиваю водительское сиденье под свои более короткие ноги.

— Хорошо… Дом Стеф и Аланы?

— Нет. Пожалуйста. — говорит он, задыхаясь. — Куп не может об этом узнать.

Я не уверена, почему или какую часть он имеет в виду, но я понимаю его отчаяние. Что не оставляет мне другого выбора, кроме как отвезти его в Талли-Холл. Затащить его в мою комнату в общежитии на четвертом этаже — непростая задача, но мы добираемся туда целыми и невредимыми. Оказавшись внутри, я сажаю его на край ванны, чтобы вымыть. Меня охватывает чувство дежавю. Что такого в этих парнях Хартли, а?

Пока я вытираю кровь с его лица влажной салфеткой, я не могу игнорировать его пристальный взгляд, следящий за каждым моим движением. У него несколько синяков и небольших порезов, но ничего серьезного. Просто нужно нанести немного мази и наложить пару повязок.

— Обиженные неудачники, — говорит он.

— А?

— Эти парни. Я обыграл их в бильярд, и они восприняли это не очень хорошо. Не следует играть с деньгами, которые они не готовы потерять.

— Ты всегда считаешь, что они в меньшинстве?

Он выдыхает смех, затем морщится, держась за бок.

— Я думал, что у меня было преимущество на поле. Оказалось, что было несколько больше людей, затаивших обиду, чем я предполагал.

Я приподнимаю бровь, глядя на него.

— Разве у вас, местных, нет поговорки о том, чтобы не гадить там, где ты ешь?

— Да, возможно, я это уже слышал.

— Ты должен разнообразить свою жизнь.

— Адаптируйся или умри, так?

— Что-то в этом роде. — Как только я привела его в порядок, я даю ему стакан воды, немного аспирина и пакет со льдом.

— Ты можешь отоспаться в комнате Бонни, — предлагаю я. — Ее сегодня нет дома, и я знаю, что она не будет возражать.

— Лучше бы ей этого не делать. Я заставил ее кончить три раза в ту ночь.

Я давлюсь смехом.

— Как мило с твоей стороны. — кажется, прошла целая вечность с тех пор, как Эван и Бонни вместе бродили по пляжу. День спустя она уже гонялась за своим следующим завоеванием. Никакой неразберихи, никакой суеты между этими двумя.

Я сажаю его на край кровати Бонни и начинаю раздевать его самым клиническим образом. Я стараюсь не пялиться на его тело и не сравнивать его с телом Купера, но это трудно. Его грудь прямо здесь, и да, она такая же мускулистая, как у его брата. Но никаких татуировок. По крайней мере, до тех пор, пока я не помогу ему перевернуться и не пойму, что у него на спине огромная тату. Слишком темно, чтобы разобрать.

— Спасибо, — говорит он, ложась.

Хотя он не говорит ничего больше, я знаю, что это искренне. Что бы ни происходило между ним и Купером, достаточно того, что обращение ко мне за помощью было более привлекательным вариантом. Я воспринимаю это как шаг в правильном направлении, что Эван так сильно мне доверяет. Мелкие шаги.

Я нежно глажу его по голове, как будто он ребенок с легкой лихорадкой.

— Не за что.



На следующее утро я готовлюсь к занятиям, когда Эван выбегает из комнаты Бонни, прижимая телефон к уху.