Комендантский год

- Да ладно. Всегда готовы, товарищ майор.

Богомолов тоже прислонился к дереву, откинул голову, он смотрел на Вадима как-то странно, с загадочной ухмылкой, она не являлась признаком добродушия и расположения. Жизнь продолжалась, однако не для всех. Погибли дед Касьян и Сухов - именно у него не выдержали нервы, он открыл огонь, когда ещё можно было подождать. Партизаны стояли в оцепенении над телами погибших товарищей, рыть могилы было нечем, они положили тела в ближайшую расщелину, завалили камнями. Софья Николаевна жалобно скрипнула и пробормотала:

- Надо помолиться на дорожку, товарищи.

Мужчины переглянулись и с недоумением пожали плечами: «Совсем сбрендила, баба».

Остаток дня прошёл без потрясений, поредевшая группа двигалась на восток, временами чаща уплотнялась, приобретала вид Сибирской Тайги, иногда тянулись разреженные леса, чавкал мох под ногами, открытые пространства они преодолевали бегом, дважды пересекали вброд мелкие речушки, шли до темноты, пока хватало сил, потом беглецы встали на привал. Кроны вековых сосен сомкнулись над маленькими людьми, идея выставить охранение не нашла отклика в народных массах.

- Ладно, черти, я дежурю первым, - смилостивился Зорин. - Через час заступает Ермаков, потом все остальные, женщины могут спать до утра. Костёр не разводить, ужин на скорую руку. Мимо рта не пронесёте?

Большинству было не до еды. Кобылин рубил ножом низковисящие хвойные ветки, люди тащили их в низину, стелили и засыпали. Тищенко вскрыл ножом консервную банку, но желающих присоединиться к трапезе не нашлось, он вздохнул, он сам прикончил безвкусную рыхлую массу с рыбным душком и закопал пустую банку. Вечер был тёплым, холод от земли никого не беспокоил, все спали. Последним успокоился Тищенко, долго вертелся, подтаскивал к зубам ствол автомата, как-то опасливо косился на майора.

Ночь была безветренной, какой-то жутковатой. Мурашки опять поползли по коже Зорина, над низиной раздавался разноголосой храп, люди лежали на голой земле, каждый сам по себе, обняв своё оружие. Возможно кто-то не спал, только делал вид, но об этом часовому не докладывал. Вадим прошёлся по окрестностям импровизированного лагеря, несколько раз замирал, прислушивался.

«От погони нам удалось избавиться, - размышлял он. - Будет ли вторая попытка? Каминский зол, он наверняка дал приказ зачистить разгромленную базу. Тела сестры и майора Зорина его люди, понятное дело, не нашли. Об утренних стычках восточнее базы ему, конечно, доложили, об инциденте на Черепашьей сопке тоже. Что будет делать взбешённый обер-бургомистр? Махнёт рукой и оставит их в покое? Прикажет тупо преследовать по лесам, как это делал отряд Рыбникова? - никаких собак не напасёшься, расстояние огромное, погоня собрался со следа, плодить трупы своих людей Каминскому не очень хочется. Он телефонирует в Завьяловку, скажет, чтобы беглецов встречали там. В райцентре стоит целый батальон головорезов, там наверняка имеются мобильные подразделения, способные контролировать редкие дороги. Осторожнее бы надо утром».

Через час он разбудил Ермакова. Гена махал руками, отбивался от него, как от привидения, но собрал в кучу мозги, пробудился. Ничего по терпит. Часовой слонялся зыбью вокруг лагеря, курил в рукав, потом пристроился под деревом, стал строгать веточку. Вадим лёг рядом с Алевтиной, как же без неё. Женщина застонала, прильнуло ему под бочок.

«Она точно уверена, что это я? - ударила в его голову нелепая мысль. - А как узнала? Или к любому прильнула бы?»

- Вадим, все в порядке? - прошептала Алевтина.

- Да, всё отлично. Спи.

Ночь прошла на нервах, он постоянно просыпался, поглаживал цевье автомата, прислушивался: над лагерем разносился богатырский храп, окажись посторонние личности в радиусе трёхсот метров и можно петь отходную. Но чужак находился здесь, Зорин его чувствовал, это был не Сухов и не дед Касьян, агент присутствовал в отряде, умело маскировался под советского партизана и умирать, по всей видимости, не собирался. Мозги майора контрразведки СМЕРШ кипели от мыслительной работы: «Кто ты, товарищ?».

Мирно сопела под боком Алевтина возможно и чужак не спал, только делал вид. Отряд сейчас ничем не рисковал, агент палки в колёса вставлять не будет, ему нужна массовка, требуется свидетели его героической партизанской деятельности, он даже будет воевать, подставляться под пули, впрочем умеренно, чтобы не зацепило. Рисковал ли майор контрразведки? - возможно и нет, если он ничем не выдаст свою осведомлённость. Ночной сон был одним названием.

Темнота отступила на запад. Тищенко дежурил последним, когда народ начал шевелится, тереть глаза, он сидел скрестив ноги по-турецки, с аппетитом уминал консервы и хрустел галетами.

- Ну ты и проглот, - пробурчал Ермаков, ёжась от избыточной свежести. - И как эта гадость в тебя лезет?

- Очень даже легко, - ворчал Тищенко. - Просто каждый раз надо есть как последний.

- Мы лучше покурим как в последний раз, - прохрипел Курицын, прыгая от холода и хлопая себя по карманам.

- Ты в порядке? - спросил Вадим свою спутницу.

Особых комплиментов этим утром Алевтина не заслуживала, выглядела ужасно, но хоть живая, что уже огромный плюс. Она кивнула, облизнула губы, изъеденные трещинами.

Снова монотонное движение на восток, осинники сменялись березняками, овраги распахивали каменистое нутро, беглецы миновали скалистый участок, лысую шапку, которую преодолели чуть не ползком, спустились в низину, насыщенную гнилостными испарениями. Долго лежали в берёзовом перелеске, справа за деревьями виднелись крыши строений, оттуда доносился монотонный гул, словно водители прокручивали на холостых оборотах автомобильные моторы. Это был не райцентр, обычная затрапезная деревушка. Порывы ветра приносили крики людей, послышался характерный треск - мотоцикл проехал по деревне, вкатился в лесополосу на севере.

Березняк они покинули ползком, по одному спустились в лощину, побежали к лесу. Им пришлось поволноваться, но всё обошлось. Два часа партизаны шли в размеренном темпе, женщины были избавлены от ноши, но всё равно отставали.

Накатанная просёлочная дорога возникла внезапно, Кобылин первым шагнул на неё из кустарника и попятился - было с чего, слева дорога извивалось, терялась в лесу, справа, метрах в двухстах находился хутор, несколько замшелых изб, огороженных общем плетнём. На поляне перед хутором стояли немецкие мотоциклы, солдаты в форме РОНА заигрывали с сельским девчонками, фальшиво пиликала гармошка, хихикали бабы, боец со спущенным до мошонки ремнём и с явным переизбытком массы обнимал за талию тощую молодуху, пыталась увлечь её в пляс. Появление Кобылина не осталось незамеченным: солдаты насторожились.

- Стоять! - крикнул один из них.

На обратной стороне дороги кустарники расступались, к чёрным скалам, убегала колея, заросшая чертополохом, отступать было поздно.

- Вперёд! - закричал Зорин. - Через дорогу !

На востоке имелись хоть какие-то шансы, откатишься назад - зажмут в кольцо. Народ рванул через дорогу. Ермаков отбежал в сторону, упал на колено, стал очередями прикрывать отход. В районе хутора воцарилась суматоха, завизжали бабы, разбежались любители танцев, распахнулась дверь ближайшей избы, с крыльца посыпались люди в форме, загремели ответные выстрелы. Под ногами Ермакова стали вздыматься фонтаны, летели пыль, ошмётки дёрна. Партизаны уже пересекли дорогу, вязли в колее, со страхом озиралась Алевтина: ну и где его носит, куда подевалась этот Зорин.

- Генка брысь! - крикнул Вадим, провалился в колею, припал к прицелу.

Ермаков сообразил, прыгнул в сторону, припустился прочь, пригибая голову. Солдаты суетились, рассаживались по мотоциклам, они были слишком далеко, чтобы вести эффективный огонь, но Вадим всё-таки надавил на спусковой крючок. Гражданских в зоне видимости не осталось, водители мотоциклетов заводили моторы, пули выли у них над головами, дистанция полностью исключала прицельный огонь. Загрохотал косторез в люльке - куда стрелял пулемётчик, Вадиму было непонятно. Столкнулись два мотоцикла, третий двинулся по кругу, протаранил полететь, четвертый вырвался вперёд, перевалился через водосток, помчался по дороге. Горланили лужённые глотки, подробно стучал пулемёт. Поздно было бежать, в автомате ещё оставались патроны, Вадим подпустил врагов ближе и открыл огонь в одну точку, расположенную примерно в районе руля. Он не видел результата: облако пыли накрыло неприятеля, в следующий момент мотоцикл вырвался из пыльного облака, но его уже несло в бок от дороги, переднее колесо неприкаянно болталось, он въехал в кустарник, завалился набок, закричали раздавленные люди. Но остались другие машины, они уже отъезжали от хутора.

Вадим сполз с косогора, кинулся за своими, ситуация была критической, догнать уставших людей минутное дело. Партизаны растянулись по тропе, самое неприятное состояло в том, что по ней и мотоцикл пройдёт. Чёрная скала выросла перед глазами Зорина, вокруг кустарники, кривые деревья, чёрт ногу сломит, слева тупик - сплошной камень, справа старая дорога, которой много лет никто не пользовался, она огибала скалу и тянулась вдоль обрыва, фактически примыкала к нему. Раньше здесь ходили машины, потом дорога стала осыпаться, движение районные власти закрыли, сделать ремонт на скудный бюджет и не смогли. О том, куда она вела оставалось только гадать, обрыв был высотой с трёхэтажный дом, по крайней мере на этом участке. Внизу громоздились камни, высились одиночные сосны. Валентин Богомолов подгонял людей, покрикивал на женщин, занять оборону было негде, к чёрту уязвлённую гордость советского человека, партизаны бежали, спешили выйти из опасной зоны, за спиной в кустах ревели мотоциклетные моторы. Вдруг треск сделался надрывным, посыпались проклятия - снова столкнулись. В сердце Вадима взыграла надежда: куда-то съехали, сломались, а дорога узкая, это ненадолго, но заминкой надо воспользоваться. Он заорал до хрипов в горле, поторапливая людей, но бежать быстрее они не могли, машинально прижимались к скале, держались подальше от обрыва, хрустели камни под ногами, взревели моторы за скалой. Преследователи разобрались со своими проблемами и снова устремились в погоню.

- Бегите! - крикнул запыхавшееся Кобылин. - Я их задержу!

- Вместе задержим! - отозвался Вадим.

- Да валите вы на хрен, товарищ майор!- вскипел мужик. - Сам управлюсь. В эту щель двое не войдут, не волнуйтесь, я малость потолкую с ребятами по душам и догоню вас.

Партизаны побежали дальше, Алевтина оглянулась.

- Валите отсюда, товарищ майор! - заявил Кобылин, вытащил из подсумка гранату и втиснулся в расщелину.

Зорин догнал свою группу, дорога уходила влево, огибала скалу и начинала расширяться, это было плохо, мотоцикл проскочит тут как по маслу. Треск за изгибом скалы делался громче, прогремел взрыв, раздались вопли, затрещали автоматы, ухнул ещё один взрыв, ничего общего с гранатой не имеющей. Видимо мотоцикл сверзился с обрыва. Пальба не умолкала, это означало что Кобылин ещё держался.


- Помочь бы надо Юрке, - не уверенно проговорил Ермаков.

- Вперёд! - закричал Зорин. - Он сам себе поможет, большой уже.

Вылетел камень с поступление Алика Горкина, он поскользнулась, отставил ногу, чтобы не упасть дальше. Да что за растяпа. Глинистый слой вдруг стал проседать под его тяжестью, козырёк на обрыве едва держался, Горкин стал изворачиваться, в распахнутых глазах блеснула недоумение: что за чёрт возьми? Он проваливался, его левая нога уже не работала, Алик поздно понял, что происходит непоправимое, замахал руками, обрыв рассыпался. Кинулся на помощь Роман Курицын и тоже наступил на опасный участок, подбежал Тищенко, схватил товарища за шиворот, оттащил. Горкин падал с отчаянным воплем, перевернулся, зацепился рукой за выступ на обрыве, сделал ещё один кувырок. Удара камня был безжалостным, с отвратительным хрустом треснул череп, выплеснулось кровь, изумлённые глаза устремились в небо. Алевтина подавилась криком, надсадно закашляла.

- Он жив! - закричала Софья Николаевна. - Надо вытащить Алика.

- Он мёртв, - прохрипел Вадим. – Вперёд, пошли.

Почему Кобылин перестал стрелять? Остальные автоматы тоже смолкли, но тут снова разразился шум, загорланили солдаты, зачихал, закашлял заводящейся мотоцикл. Устраивать ещё одну засаду - дорогое удовольствие, в люльке пулемёт, он молчать не будет. Люди летели дальше, надеялись, что изменится ландшафт, им улыбнётся удача. Местность действительно менялась: скала осталась за спиной, перед глазами беглецов простиралась площадка иссечённая разломами, почва здесь была камениста, топорщилась трава, в этих разломах можно было укрыться и встретить неприятеля. Площадка обрывалась в пропасть, напоминала вершину небольшого плато.

- Рассредоточиться! - закричал Вадим. - Всем в расщелины, как появятся – огонь!

Народ нырял за камни, вползал в трещины, кто-то побежал по дороге, но опомнился свернул. Куда понесло Алевтину? - она бежала к обрыву перепрыгивая через ямы. Совсем сдурела? Вадим догнал её в несколько прыжков, повалил на землю. Канава глубиной в полметра оказалась очень кстати, от боли в отбитых рёбрах лицо Алевтины исказилось. Нарастающей рёв нещадно давил на барабанные перепонки, мотоцикл вынесся из-за поворота, он был в единственном числе, других не осталось, надрывался МГ 42, пули разносились веером по всей площадке, из канавы высунулась чья-то рука, бросила гранату, перед взрывом пилот чересчур резко вывернул руль, а скорость при этом не сбросил, машина тряслась, вибрировала, водитель просто растерялся и не смог принять решение в сложной ситуации. Ахнула Алевтина, Вадим прижал её к себе. Мотоцикл едва не раздавил их, вылетел на край обрыва, зацепился передним колесом за какой-то выступ, перевернулся в воздухе, ужас на почерневших лицах, вытаращенные глаза. Тот солдат, который сидел за водителем улетел дальше прочих, последним скрылся из виду, но ноги понесли Зорина к обрыву. Мотоцикл ударился о камни, превратился в груду железа, взрыва не последовало, пилот с разбитой головой валялся в нескольких метрах от машины, пулемётчик не выбрался из люльки - так в ней и остался, с третьим членом экипажа произошла занятная история: он пролетел по широкой дуге, вписался в рослую сосну, сломал впадении несколько веток, потом зацепился за прочную, она прогнулась, но выдержала вес. Солдат, так называемой народной армии, прибывал в весьма странном положении - он висел между небом и землёй вниз головой, с макушки капала кровь. Самое странное состояло в том, что этот тип и ещё был жив: он жалобно стонал, подрагивали руки висящие плетьми. Из ямы вылезла Алевтина, встала рядом, молча смотрела, поднялись партизаны огляделись. Прихрамывая к Зорину подошёл Гена Ермаков - это он, судя по всему, швырнул гранату.

- Ого! - парень присвистнул. - Это что за ёлочная игрушка?

Он вскинул автомат, прицелился - короткая очередь добила освободителя - он вздрогнул, затих, да так и остался висеть. К струйке крови, стекающей на землю, добавилась ещё одна. Люди знаешь выходили из ступора как из наркоза. Ермаков, Рома Курицын кинулись обратно, вернулись через пять минут бледные с трясущимися лицами. Они доложили майору, что Кобылин погиб - в животе у него дыра размером с Брасовский район, ещё один мотоцикл с солдатами РОНА валялся под обрывом, два мёртвых тела лежали рядом с Кобылиным, он не задаром отдал свою жизнь. Четвертый мотоцикл отсутствовал, по видимому он сломался в кустах. На хуторе слышен шум.

- Похоронить бы надо, товарищей, Алика Горкина достать.

- Забудьте мужики, - отрезал Зорин. - Уходим быстро, пока нас самих не похоронили. До хутора десять минут пешком, там были не только мотоциклисты, прибегут добрые люди сюда и мало нам не покажется. Бежим с дороги в лес, пока район не оцеплен.





Глава 12





У людей отказывали легкие, тяжесть в ногах тащила их к земле, не выдерживали даже самые сильные. Ермакова вырвало, он ковылял как инвалид. Привалы становились длиннее, скорость передвижения падала и всё же до вечера партизанам удалось пройти немало. Они шли пока не сгустилась тьма, падали без сил, нагребали на себя прошлогоднюю пахучую листву, но никто не засыпал. Трудно оказалось спать после такого стресса.

Передохнув, народ начинал возиться: кто-то говорил ломать ветки, другие доставали консервы, галеты, немецкий шоколад странноватый на вкус. Еда с трудом влезала в горло, но откуда ещё брать силы. Вадим курил, пускал в небо горький дым. К немецким сигаретам можно было привыкнуть, как и к любому безобразию в этом мире. Рядом на боку лежала Алевтина, матово отсвечивали её глаза.

- Люди, кто знает, где мы? - прохрипел Ермаков. - Уйму верст уже прошли, неужели не дойдём никогда?

- Без понятия, Гена, - сказал Курицын, закашлялся, поднялся на колени и начал раскачиваться как китайский болванчик.

- Вы плохо знаете географию родного края, товарищи, - подала голос Софья Николаевна. - Крапивинский район соседствует с Бардовским и тянется с запада на восток на сорок верст, за ним Острянский район, он уже не входит в Локотское окружное самоуправление. Примерно поровну поделено, между немцами и нашими, проще говоря, линия фронта делит его пополам.

- Это не наша география, - прошептал Алевтина. - Мы сами неместные.

- Кстати, товарищ Алевтина, мы ведь ничего про вас не знаем. Вы вообще кто? У вас есть отчество, фамилия? - осведомился Тищенко, наконец-то наевшийся.

- Владиславовна я.

- Надо же! - удивился Тищенко. - Отчество прямо, как у обер-бургомистра.

- Это совпадение, - быстро сказал Жорин. - Товарищ Алевтина является штатным сотрудником НКВД, она работала в данном районе по заданию своего командования. Я из другого ведомства, но наши миссии совпали. Её фамилия составляет военную тайну. Вам понятно, товарищ Тищенко?

- Да, мы не дураки! - заявил партизан.

- Минуточку… - сказал Богомолов. - Это что же получается - мы по всякому прошли больше тридцати верст? Где-то пятьдесят, если не шестьдесят. Выходит, мы покинули территорию, занимаемую бандитами Каминского?

- Очень может быть, - согласился Вадим. - Теперь мы находимся на территории, занимаемой другими бандитами, у которых имеется телефонная связь с первыми. Про громил Каминского можно забыть, но возможно радостная встреча с подразделениями вспомогательной полиции, полевой жандармерии и регулярными частями вермахта. Это, уверяю вас ничем, не лучше. Советских партизан в Острянском районе полагаю небогато, придётся нам выходить к своим.

Разговор заглох, люди снова курили, расслаблялись после безумного дня. Кожа Зорина опять покрылась мурашками, возникла противное тянущее чувство ниже шеи. Чужак был здесь, он не погиб и похоже не плохо себя чувствовал.

- Расскажите о себе, товарищи, - попросил Вадим.

- Это ещё зачем? - не понял Курицын. - Делать нам больше нечего?

- Давайте без грубости, Роман. Так уж вышло, что все вы временно находитесь в моём подчинении. Имею я право знать с кем хожу в бой.

- Но мы не больно то о вас знаем.

- У меня работа такая. Будем пререкаться, товарищ партизан? Вот с вам и начнём.

- Ой, да ради Бога. Тридцать давай мне, сам из крестьянской семьи…

- Откуда? - недоверчиво протянул Гена.