Комендантский год

Женщина спустилась с террасы, обернулась прежде чем свернуть на улицу. Вадим склеил мутноватую улыбку, манерго помахал ей ладонью. От общения с этой особой у него остался неприятный осадок, тучный полицейский за соседним столом допил чай, бросил на стол несколько банкнот с профилем вождя мирового пролетариата и удалился. Газету он не тронул, Вадим привстал, взял ее: обрюзгшая физиономия Каминского венчающая передовицу на подвиги не вдохновляла, скорее просила увесистого кирпича. Командующий тылом Второй танковой армии генерал Бранд от всей души поздравляю обер-бургомистра с днём рождения, желал ему всяческих успехов в священной войне с большевикам. Далее следовали вести с полей особого округа: там было засеяно столько то пшеницы и картошки. Редактор явно имел опыт работы в советской пропаганде, слова остались прежние, департамент, мобилизации, очевидно, аналог советского военкомата рапортовал выполнении плана, набора бойцов в ряды РОНА, верных, целеустремленных, готовых идти до конца, были тут и рекламные объявления: на улице Народной открылось новое заведение, где можно провести время с друзьями, попробовать биточки, и бараньи шашлыки. Всё это вызывало недоумение Зорина. Локотскому самоуправлению оставалось существовать от силы три месяца, скоро Красная армия раздавит этот гадюшник, не помогут ни страх, ни ненависть, а эти ребята делают вид будто всё хорошо - пируют во время чумы. Другое дело какой ценой они будут уничтожены.

- Имеете успех у дам, Вадим Андреевич, - проворковал знакомый голос и за столик уселась Алевтина.

Она очаровательно улыбалась, женщину словно подменили: статная интересная, одета в гарнитур песочного цвета с рубиновым кулоном в декольте, шляпка, сумочка из кожи крокодила, бледность спряталась под слоем пудры, ресницы и веки были жирно подведены. Два капрала, сидящие через столик, восхищённый отвесили челюсти, сердце Вадима забилось, но он не подал вида.

- Успех имею, Алевтина Владиславовна. Да и вы своим видом сражаете всех подряд, но мы же не ищем дешёвых любовных похождений, не так ли? Что-нибудь съедите, выпьете? Хорошая кстати, шляпка, боюсь представить какая женщина раньше её носила и что с ней сталось.

- Вадим Андреевич, побойтесь Бога, - с губ Алевтины не сходила улыбка, она понизила голос. - Что вы несёте, чёрт вас возьми? Мне и так нелегко, я вся на нервах, притворяюсь из последних сил, а вы это дело усугубляете. Ношу то, что дали. Этого трепья мне натащили целый ворох, я выбрала самые новые, ненадёванное. Почему вы надулись? Немедленно улыбнитесь - к вам же дама подсела и вы безумно хотите ей услужить. Неважно о чём мы будем говорить, развеселитесь, на нас люди смотрят. Есть и пить не буду, просто проходила мимо - увидела вас, это божье привидение, не иначе. Где бы я вас искала?

- Не обижайтесь, Алевтина. Я тоже рад вас видеть, - его губы никак не желали расплываться в улыбке. – Но вы время сильно изменили, что у нас с картинки сошли, ослепляете тут всех.

- Будьте осторожны с Анной Вениаминовной, она не глупа, пронырлива, если что-то заподозрит, то это будет очень опасно. Лучше пообщайтесь с какой-нибудь другой сговорчивой дамой, в этом городе их хватает.

- Готов общаться с вами, - любезная улыбка наконец-то удалась ему, но Алевтину от неё чуть не стошнило.

- Вадим Андреевич, ведите себя естественно, прикажете учить вас притворству? Я тоже готова общаться только с вами, говорю это искренне. Всё что я вижу вокруг вызывает у меня болезненную изжогу, все эти люди с приторными улыбками, с извращенной психикой - порождение крокодилов, это Шиллер о лицемерах, - пояснила Алевтина в ответ на удивленный взгляд. – Что-то меня на пафос потянуло. Боитесь, что стану такой же, оказавшись в их компании? По глазам вашим вижу, не волнуйтесь, Вадим Андреевич, я работаю в НКВД и мне не приятно всё то, чем занимается мой брат. О родственных чувствах давайте не будем.

- Рад, что вы с нами, Алевтина. Без иронии, искренне. У вас всё в порядке? Каминский верит вам?

- Да, верит. Но иногда странно смотрит, не удивлюсь, если он приказал установить за мной негласное наблюдение. Только не вздумайте вертеться, всё испортите возможно он просто не хочет, чтобы я одна болталась по городу, ведь тут толпы похотливых мужиков и у меня на лбу не написано, что я неприкасаемая. Продолжайте улыбаться, мы просто беседуем, в этом нет ничего предосудительного. Вы меня спасли и я по гроб жизни вам обязана. Не спрашивайте, как прошло вчерашнее торжества, скажу одно - меня не вырвало и это достижение. Сборище лизоблюдов, подхалимов, крайне неприятных рож. Бронислав кстати, спрашивал: нравитесь ли вы мне.

- И что вы ответили?

- Да, вы мне очень нравитесь. Вы воспитаны, отважны, убеждены в правоте нашего дела и вообще привлекательный мужчина. Не возгордитесь, Вадим Андреевич, не всё, что я говорю правда. Не хочу, чтобы он начал рыться в вашей подноготной, это будет означать наш общий провал. Время идёт, Вадим Андреевич - мы уже сутки находимся в Локте. Вы сделали свое дело?

- В процессе, Алевтина.

- Тогда поспешите. Во-первых, у меня инструкции я не могу тянуть время. Во-вторых, оно играет не на нас, с каждым днём наше положение становится хуже, Бронислав не слепой, у него интуиция. Завтра вечером я собираюсь провести беседу с братом, согласно полученной инструкции, - Алевтина улыбнулась, но она её лбу блестели бусинки пота, подрагивал подбородок. - Спорить бессмысленно, Вадим, оттягивать нельзя, я больше не выдержу. Ты должен меня подстраховать. Пусть я погибну, но в этом будет хоть какая-то определённость, это лучше, чем находиться в подвешенном состоянии.

Логика в последнем утверждении отсутствовала, но не спорить же с женщиной.

- Никто не умрёт, Алевтина, мы выберемся. Есть шанс, что твой брат благоразумный человек, он примет верное решение и тогда тебе ничего не будет грозить. О моей безопасности не думай, не до этого. Ладно, завтра вечером. Есть соображения на этот счёт?

- Да, я ходила по дому, присматривалась. Слушай запоминай: я напрошусь на совместный ужин в девять вечера, постараюсь отсечь посторонних, скажу, что хочу поговорить о нашей семье. Как пройти в столовую основного здания ты знаешь: крыльцо, тамбур, небольшая кухня, коридор, часовые только снаружи. Но ещё есть заднее крыло, там нет людей с оружием, в случае опасности можно укрыться за поленницей…

- Прости перебью, назначай ужин на половину десятого, когда стемнеет.

- Хорошо, пусть так. Значит заднее крыльцо, коридор, поворот налево, направо. Слева останется бильярдная, справа кладовая со спиртным и продуктами, дальше будет основная кухня, лестница, наверху гостевые спальни, но туда не ходи. Увидишь короткий аппендикс за настенным канделябром - это проход в ту самую столовую. Люди там бывают редко, это в основном кухонные работники, дверь в столовая будет приоткрыта, на это никто не обращает внимания. В аппендиксе крохотная подсобка, то что в ней находится - вечером невостребованное, вряд ли туда кто-то зайдёт. Если приоткрыть дверь в подсобку, то можно увидеть, что происходит в столовой. Я улучила момент, провела опыт, напрасно время не теряла. Да, в отличие от некоторых. Угол обзора ограничен, но стол туда попадает.

- Всё рискованно, зыбко, нужно обдумать план действий на случай непредвиденных обстоятельств.

- Хорошо, время есть, на этому расстаёмся, Вадим.

Алевтина одарила собеседника обворожительной улыбкой, поднялась и удалилась из заведения, призывно покачивая бедрами. Ей вслед устремились сальные взгляды мужчин в форме.

Улица Лесная находилась на самой окраине посёлка. Дома, когда-то добротные просели в землю, обветшали стены и крыши, людей в этой части города было немного, в стороне за лесом работала лесопилка. К Зорину привязалась вислоухая дворняга: она вылезла из под ограды, обнюхала его ноги и завиляла хвостом. «Своего признала? - Вадим нагнулся, почесал собаку за ухом. - Ты не была в прошлой жизни сотрудницей ВЧК, нет?». Он шёл по окраиной улочке, обходя буераки. Жизнь в этих местах остановилась, в кустах за подстанцией застыл ржавый остов трактора СХТЗ с перебитыми колёсами, разобранным капотом, но сохранившиеся трубой, это чудо сельскохозяйственной техники производилось до тридцать седьмого года, на Сталинградском и Харьковском тракторных заводах. Оборачивается ему не стоило, это мало что изменило бы если бы за ним сейчас наблюдали. Калитка покосилась, висела на одной петле, от резкого поворота захрустело рассохшееся дерево, створка чуть не рассыпалась. Вадим поморщился: да, сынок из него действительно неважный. Он бродил вокруг дома, топтал бурьян, окна были заколочены досками, он лично это делал десять лет назад, словно вчера. Дом стоял невзирая ни на что, огород тоже был на месте, хотя и нуждался в тотальной прополке. Крыльцо можно починить, укрепить, распорки в сарае и в бане, принять предложение Каминского о переводе в Локоть? Возникла в голове у Зорина смешная мысль: расстроится, жениться, детей нарожать, всё это сделать за три месяца, пока не нагрянет сюда Красная армия.

Заходить в дом он не решился, ключа у него не было, а дверь ломать ему не хотелось. Что будет завтра, а наступит ли оно? Только тоску нагонять, вспоминая жизнь, которая никогда не вернётся. С соседнего участка него кто-то посматривал, мелькнул насторожённый глаз и спрятался за половикам, развешанным на ограде. Вадим не узнал этого человека, видимо соседи сменились. У Зорина не было желания им что-то объяснять.

Южное кладбище находилось неподалёку, в стороне от визжащей лесопилки, погост разросся и нужную могилку он отыскал не сразу. За десять лет всё изменилось: на росли новые деревья, загнулись от старости прежние, оградка проржавела, кругом кустился бурьян. Мать с отцом лежали вместе. Вадим голыми руками рвал траву, нашёл в соседней ограде какое-то тряпье, сдирал грязь с надгробий, надписи на них едва читались: Андрей Поликарпович скончался в тридцатом, Полина Матвеевна в тридцать третьем. Оба были ещё молодые: отец прожил сорок четыре года, мать на три меньше. Она родила сына, когда была ещё совсем молодой, других детей у неё не случилось. Она повторила попытку, когда Вадиму исполнилось два года, но случился болезненный выкидыш с обилием крови. В больнице маму вытащили, но посоветовали ей больше не пытаться заводить детей.

За деревьями кто-то блуждал, оттуда доносились голоса, это могли быть обычные мирные граждане или же нет? Вадим не хотел немедленно устраивать встречу с подпольщиками, у него был ещё завтрашний день, при условии, что ему повезёт и можно привести хвоста, да и сами подпольщики, насколько они надёжны, учитывая агента окопавшегося в отряде Задорожного, хотя и этот агент мог оказаться всего лишь плодом паранойи.

Он вытер ноги о решётку перед гостевым теремом, когда за спиной хлопнула калитка, заскрипел гравий под ногами, Зорин обернулся. Обер-бургомистр только что прибыл, охрана осталась за бортом, а он размашисто шагал по дорожке, подмышкой господин Каминский сжимал толстую кожаную папку. Зорин моментально принял стойку смирно, вскинул руку в нацистском приветствии, Каминский покосился в его сторону, поколебался, глянул на часы, сменил направление и заявил:

- Неправильное приветствие, Вадим Андреевич. Я не ошибся, вас именно так зовут?

- Именно так, - Зорин стушевался. – Простите, господин обер-бургомистр, я считал, что на территории рейхскомиссариата Московия действует оба приветствия. Нас так учили, мы проходили подготовку, давали присягу, - он мог отбарабанить как по писанному. - Перед лицом Бога, я клянусь этой священной клятвой фюреру германского рейха и народу Адольфа Гитлера главнокомандующему вермахта, беспрекословно подчиняться и быть, как храбрый солдат, всегда готовым жертвовать своей жизнью.

- Здесь особый округ, капитан. Немцы всего лишь наши союзники, но отнюдь, не командиры, ладно, не хочу вас смущать. Данная форма приветствия у нас тоже допускается, в основном же, мы придерживаемся правил и обычаев принятых в русской армии, в том числе, как ни горестно это признать, в Красной. Не тушуйтесь, всё в порядке, наши нормы ещё не до конца регламентированы. Мы сейчас присматриваемся к опыту украинских националистов, мечтающих возродить свое независимое государство. Они всячески выпячивают свою, так называемую, самостийность, аявляют, что немцы для них тоже всего лишь союзники. Где это вы так испачкались? - Каминский кивнул на сапоги собеседника. - Загородные катакомбы осваивали?

- Южное кладбище, господин обер-бургомистр, на котором похоронены мои родители. Там невообразимая грязь, она не успевает высыхать, несколько раз проваливался.

- У нас сегодня родительский день? - осведомлялся Каминский, сухо усмехнулся. - Всё в порядке, капитан. Дом, семья - это самое главное для нас. Не надумали перевестись в Локоть? Могу предложить вам неплохой пост в нашей вспомогательной полиции.

- Разрешите подумать пару дней, господин обер-бургомистр?

- Уже лучше, - сказал Каминский. - По крайней мере это моё предложение не встречает категорического неприятия. Подумайте, Вадим Андреевич. Виделись уже с Алевтиной?

- Да. Мы случайно встретились в кафе.

- Я знаю. Она не показалась вам немного взвинченной?


- Не заметил такого, она была весьма приветливой, хотя и пожаловалась на неважный сон, всё же смена обстановки, другие люди.

- И никакой Ленинградской блокады с её ходячими трупами, - заявил Каминский. - Хотя и здесь конечно случаются всякое.

- Плохие новости, господин обер-бургомистр?

- Пока Бог миловал, все тихо и спокойно. Такое время, Вадим Андреевич. Отсутствие новостей - уже хорошая новость. Надеюсь, вы хорошо проводите время? - обер-бургомистр смерил Зорина взглядом, шутливо козырнул на польский манер и направился к дому.





Глава 8





Ресторан восточный был сущей клоакой, на улице ещё не стемнело, а здесь уже шла гульба: сперва надрывалась гармонь, потом колченогого гармониста со свистом прогнали посетители.

- Слезу хочу! - закричала пьяная женщина и включила граммофон с пластинкой Вертинского.

Никто не возражал, зал ресторана плавал в табачным дыму, пары под звуки романса изображали вальс, народ был изрядно под шафе. Вадим оценил обстановку с одного беглого взгляда: приличные женщины сюда не заглядывали, мужская клиентура состояла из сотрудников полиции и службы безопасности, военных и небольшого числа штатских, в основном это были физически развитые парни лет тридцати с дефицитом образования на лицах. Поворачивать было поздно, к Зорину уже подскочил официант с угодливой миной, уверял, что есть уютный столик, фактически последний.

- Чего желаете, господин офицер? - расстилался халдей. – Выпить, закусить, девочку? Вы человек у нас новый, обслужим по максимуму, как говорится. На этих потасканных баб лучше не смотрите, если вам нужна молоденькая, скромная девушка, то она непременно будет.

- Повременим пока с интимам, - выбрал правильный ответ посетителей.

Жареная баранина в заведении была вполне приемлемой, водка не очень качественная, но холодная. Заказ официант принёс быстро - Вадим не успел выкурить папиросу. За столиком сидели разношёрстные компании, хохотали крашенные женщины, находиться в этом вертепе было испытанием. Вторая рюмка уже не шла, тошнота подступала к горлу, он сидел с приклеенной ухмылкой, когда подошла молодая женщина с короткими волнистыми волосами, уставилась на него с лукавинкой и проворковала:

- Скучайте мужчина? Пойдёмте танцевать.

Она не отличалась ростом и объёмом, была облачена в гимнастёрку, без знаков различия и форменную юбку советского образца, на ногах короткие сапожки с каблучками. Барышня была миловидная, но в её тёмных глазах таилось что-то неприятное. Крупный мужчина, сидевший за соседним столиком, быстро глянул на эту особу и сразу отвернулся.

- Мужчина, почему вы колеблетесь? – промурлыкала женщина и нагнула голову. Кудрявый локон, оторвавшись от причёски коснулся ее щеки. – Вставайте, пойдёмте, я объявляю белый танец. Вы не понимаете?

В этой барышне было что-то не так, в отличии от остальных представительниц слабого пола стремящихся выглядеть моложе, она наоборот хотела казаться взрослее, грубее, развязнее. Едва ли ей было больше двадцати. На танцевальной площадке кто-то сменил пластинку, заиграло аргентинское танго.

- Шевелитесь мужчина, что вы как неживой? - девушка смеялась, заглядывала ему в глаза. - Вы ведь, меня не знаете?

- Не имею чести, сударыня. Я здесь новый человек, только вчера прибыл по служебной надобности.

Женщина в гимнастёрке льнула к нему, как-то жалобно смотрела в глаза, танцующие пары расступились перед ними и Вадиму начало казаться, что он находится в вакууме. С этой особой определённо было что-то не так. Ноги Зорина окостенели.

- Фу, какой нехороший мужчина, - недовольно пробурчала его партнёрша. - Как будто не живой, а на вид такой представительный. Я вам не нравлюсь?

- Очень нравитесь, сударыня. Но так уж вышло, что я до гроба верен той самой - единственной и неповторимой, которая ждёт меня в Брянске. Мне очень жаль, сударыня, но это судьба.

- Разве мы в Брянске? Как хотите, пусть вам будет хуже, - она оторвалась от Вадима посреди танца, удалилась вихляющей походкой к стойке, где через мгновение уже нашла себе компанию.

«Какого дьявола им всем надо? То Анна Вениаминовна, то это странная девица, даже не пожелавшая представиться».

Вадим вернулся на свое место и был крайне удивлён, обнаружив за столиком Ивана Рыбникова. Уроки лицедейства не прошли даром, радостная улыбка удалась Вадиму, Рыбников сунул ему широкую лапу.

- Заводишь новые знакомства, дружище? Ну привет. Не возражаешь взять соседи? Молодец, что сюда добрался. Согласись, обстановка что надо: и душой, и телом отдохнуть можно. Больше, конечно, телом, - Рыбников безмятежно гоготнул. - Ты не волнуйся, я сам себе закажу, деньги есть, мне как раз недавно повысили жалование. Эй, человек, бегом сюда.

С Ванькой было проще, чем с той особой, Зорин даже обрадовался. Девица стояла у стойки, прерывно подбоченившись, вела беседу с кем-то из посетителей, но этот вариант её не устраивал. Глаза барышни скользили по залу и пару раз уперлись в Вадима, в них уже не было томной ласки. Рыбников заказал баранину с картошкой, какие-то салаты, бычковую селёдку, невесть откуда взявшуюся в сухопутном Локте, на столе образовался ещё один графин с водкой. Иван потирал ладони, глядя на это изобилие:

- Жрать хочу, приятель. Вкалывал весь день как проклятый.

- А Светлана тебя не кормит? Ты почему вообще в кабак бежишь после службы, а не домой, колыбель с киндером качать?

- Так и вырос уже мой киндер, - заявил Иван. - На днях немецкую каску примерил, орёл - четыре года мужику! Колыбель я на дрова порубил. Светка в ночь сегодня, малого соседке сдала, сама дежурит в городской управе. Приду - заберу мальчонку, а утром она глядишь подтянется. Думаешь наберусь? - Рыбников с пренебрежением уставился на графин. - Да мне это - как слону дробина. Давай приятель, не будем резину тянуть, - Иван разлил водку по стопкам: - За встречу, все такое! Хорошо, что я тебя сегодня увидел.

Пить Вадиму не хотелось, но пришлось. К ним бочком подобрался официант, осведомился не надо ли ещё чего. Рыбников раздражён отмахнулся, отогнал его как комара.

- Нравится на родине? - зачавкал Иван.

- Да, всё хорошо.

- Тогда давай ещё по одной, дружище. Между первой и второй, как говорится, пуля не должна пролететь, - он засмеялся, словно сам придумал эту шутку.

- А ведь этот кабак и в прежние времена был, - Вадим отдышался после принятия дозы, зажевал водку хлебом. - Малым ещё были по ним бегать. Но вроде старое заведение.

- Так он и назывался, - сказал Рыбников. – Ресторана «Восточный», фактически единственный на весь Локоть. Партийные товарищи сюда хаживали, с жёнами и без. Только у них зарплата позволяла. Директором был Дворкович Самуил Борисович, воришка тот еще, удивляюсь как его в конце тридцатых не прибрали. Хотя нет тут ничего необыкновенного, стучал на всех – вот и уцелел. Глупый оказался, до последнего не верил, что немцы иудеев не жалуют, надеялся, что и при них будет процветать и воровать. Помню, как мы его квартиру чистили, шкатулку нашли с золотом и брюликами - все сокровища пошли на общественные нужды за Дворковичем и ему подобных. Немцы приехали, загрузили всех в трёхтонные грузовики и увезли в Брянск гетто. В Локте около трёхсот евреев было, а теперь ни одного – красота!