Комбриг
Часть 9 из 33 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ну, ребят понять можно. Они со вчерашнего дня изнывали, поэтому, выдвинув ее вперед, представил:
– Наш новый сотрудник – Ласточкина Елена Михайловна. Будет работать секретарем-машинисткой. Пока на испытательном сроке в две недели. Документы и пропуск сейчас ей сделаем.
Девушка под взглядами на секунду стушевалась, покраснела, но потом, вскинув голову, звонким голосом произнесла:
– Здравствуйте, товарищи!
Строй расплылся в улыбках и приглушенно рявкнул:
– Здравия желаю!
Я же ухмыльнулся и, сказав, что поименное знакомство будет в процессе работы, повел Ласточкину наверх – оформляться. При этом, пока шли по лестнице, в голове почему-то крутилось: «А в комнатах наших сидят комиссары и девушек наших ведут в кабинет…» Не, ну а чё? Вот девушка. Вон кабинет. Я правда не комиссар, но ведь это образно говорилось…
А когда стал заполнять анкету, вчерашняя ситуация постепенно начала проясняться. То, что барышня училась на Бестужевских курсах, я уже знал. А сейчас мне пояснили, что слушая курс физиологии, в шестнадцатом и семнадцатом годах, по рекомендации самого доктора наук Николая Евгеньевича Введенского, Елена еще и работала в госпитале. То есть что раненых, что трупов навидалась выше головы. Ну теперь понятно, откуда такое спокойствие при виде жмура и стонущих бандитов. Возраст – двадцать пять полных лет. Не замужем. Про отца и брата она вроде как еще вчера говорила, поэтому строчки про них пока не вызвали дополнительного интереса. Попутно задавая вопросы, заодно выяснил, что оружием она (при папе-офицере) увлекается с детства и с юных лет поражала отцовых друзей своей меткостью. Хоть это и считалось для девушки несколько предосудительным занятием, но родные не мешали ее увлечению.
После этого выписал ей пропуск со справкой. Елена, с некоторым удивлением разглядывая документ, подняла брови:
– Удивительно, насколько быстро у вас получилось перейти на новую орфографию. Я хоть и работала машинисткой, но постоянно сбивалась. Ее ведь только с этого года ввели… А вы при письме даже не задумываетесь. Как будто сразу в гимназии именно так писать и учились…
Не став ей объяснять, что как раз именно так и учился, перевел разговор на другую тему. Меня заинтересовал вопрос с ее образованием. Ведь Бестужевские курсы это женский вуз в Российской империи. Она их покинула, учась на последнем курсе. То есть у человека высшее (ну почти) образование. Поэтому использовать ее как обычную машинистку будет несколько нерационально.
Но про это говорить сразу не стал, а просто выяснял, чему она училась, как училась и вообще осталась ли тяга к профессии. И так понятно, что это готовая медсестра. Но вот есть ли у нее познания в полевой хирургии? А то все-таки психоневрология это несколько другая часть медицины. Ну и заодно уточнил, не хочет ли она получить перепрофилирование со стажировкой у хорошего хирурга? Правда, для этого ей придется покинуть Москву (в которой ее уже ничего не держит) и завербоваться в армию. Сразу ответа требовать не стал, предложив подумать до конца недели. Ну а если не захочет, то так и останется здесь, в столице, барышней-машинисткой. Угу… мизерный оклад которой просто несравним с окладом стажера у хирурга в морской пехоте. Тем более что анатомию с физиологией она знает от и до…
В общем, загрузив барышню по самую маковку, с большим сожалением вынужден был раскланяться и убыть на вокзал, оставив девушку на попечение дежурных.
* * *
В Тулу ехали вшестером. И ехали в этот раз со всем возможным комфортом. Вагон был наподобие того, что нам предлагали в Ростове. То есть с бархатом, позолотой и прочими финтифлюшками. Даже горячий чай (совершенно отстойный, чуть ли не морковный), разносимый по требованию предупредительным проводником, присутствовал. Правда, все это великолепие сильно смазывалось предполагаемым временем в пути – шесть часов! Блин! Меньше двух сотен километров и – шесть часов!!! При этом мы шли литером. А если бы обычным составом двигались, останавливаясь на каждом семафоре, то что – все двенадцать бы получилось? С другой стороны, чего тут ерзать? Не пешком же чапаем? А так – в двенадцать выехали и в шесть уже на месте. В Туле нас ждут, поэтому дела порешаем, оружие заберем и завтра к вечеру вернемся.
Так что я даже не стал высказывать свои возмущения вслух. А народ про это даже и не думал. Кто спать завалился, кто болтал, кто в окошко глядел. Да и время пролетело довольно быстро. Даже когда ветер сменился и стало задувать от паровоза, это не вызвало особого дискомфорта. Хотя сие меня заставило вспомнить, насколько же в будущем мы привыкли к хорошей жизни. Про совсем новые поезда с душем, кулером и холодильником я молчу. А вот в советских ведь все время жаловались – то вентиляция плохо работает, то туалет неудобен, то окно плохо открывается. Угу – а угольный дым от паровоза не хотите? Так, чтобы к концу поездки ни цветом, ни запахом не отличаться от скумбрии холодного копчения? И если в наше время проводник протирал поручни в основном от пыли, то здесь их отдраивают от густой, жирной сажи.
Но как говорил хитромудрый Соломон, «все проходит», вот и это путешествие закончилось, и мы, загрузившись в ожидающие пролетки, в сопровождении радостного Сергея Симонова поехали на завод. А по приезде я себя лишь похвалил за сдержанность. Ну, что с ходу ругаться не стал, а выслушал умных людей. Федор Васильевич про автоматы сразу пояснил, что нужных станков для штамповки у них просто нет. А если все делать фрезеровкой (как было на СевМоре), то цена этой плевалки сравняется с ценой ручного пулемета. Нет, зная мои требования и порывистую натуру командира морпехов, он на свой страх и риск изготовил десяток, но крайне не рекомендует продолжать подобное расточительство. И все грамотные люди его в этом поддерживают.
В общем, натыкали меня как котенка. Нет, про высокую цену изделия я и сам знал. Но понимая, где и как буду использовать ППС, полностью согласившись с Токаревым, я заказал еще полсотни автоматов. Когда еще там оборудование для массового выпуска появится, а мне эти стволы нужны будут уже в ближайшие месяцы. Это после войны надо будет каждую копейку считать, а сейчас я просто размениваю деньги на время.
Токарев моим аргументам внял и с интересом принялся разглядывать как немецкие MP-18 (он еще с ними не сталкивался), так и изделие Кургузова. А после ознакомления принялся настойчиво требовать обеспечение переезда Василия Васильевича в Тулу.
На что я насмешливо прищурился:
– От теплого синего моря? От зимней плюсовой температуры? От почти круглогодичных фруктов и овощей? Коренной севастополец, да в Москву? Нет, я с ним, конечно, переговорю, но что-то сильно сомневаюсь…
Федор Васильевич понимающе вздохнул, так как сам был с юга и хорошо понимал жителей тех краев, но спорить не стал, так как получил от меня предложение.
– У него мастера руку уже набили, и если от вас на СевМор будет только поставка стволов, то заказ я могу разместить и там. Они за него с удовольствием возьмутся, потому что с профильными работами у мужиков сейчас не очень… А встретиться и что-то обсудить вы вполне можете в рабочем порядке. Например, просто выписав Кургузову командировку.
Токарев вместе с директором данному предложению обрадовались, так как не хотели отвлекать своих рабочих на малосерийку и твердо пообещали обеспечить Василия стволами для ППС. Ну а потом мы пошли смотреть на их гордость, тот «кусок хлеба», который обеспечит цех пропитанием на много лет вперед – ТЧТ.
Тут и отвели душу. «Точка» оказалась выше всяких похвал, и во время пристрелки напулялись до непроходящего звона в ушах. Но вот кобура к нему меня несколько не устроила. Точнее, помимо закрытой я хотел и открытую, чтобы лишь хлястик удерживал пистолет. В степи можно и стандартную использовать, дабы пыль и грязь не попадали в механизм, а вот в городе… Я хорошо помнил случай с покушением и не желал больше оказаться в ситуации, когда невозможно воспользоваться оружием. И сами прикиньте: одно дело – выдернуть ремешок, открыть клапан и извлечь пистолет (который вдобавок достаточно туго сидит в кобуре). Или, одним движением отстегивая хлястик, сразу достать ствол. Разница есть? Вот и я думаю, что есть. Ведь в России сейчас словно на Диком Западе – ганфайтером быть очень полезно для здоровья.
Потом мы еще долго сидели с конструкторами, обсуждая и насущные дела, и будущие прожекты. При этом Федор Васильевич рассказал, что в Коврове он встречался с Федоровым и Дегтяревым, которые очень заинтересовались идеей переделки японского 6.5×50 на 6.5×39, видя за подобным патроном огромные перспективы. Точнее, больше всего заинтересовался Федоров, сразу понявший, как в этом случае «заиграет» его автомат. Но отсутствие патронной линии рубило все начинания на корню, поэтому интерес так и остался академическим. Что же касается практики – сейчас они усиленно «пилят» ручник по тому наброску, что им от моего лица передал Токарев еще три месяца назад. И у мастеров даже что-то получается.
Известию я очень обрадовался, потому что ДПМ это всяко-разно лучше, чем «льюис». Но у них, правда, работы находятся практически в самом начале и быстрого выхлопа не ожидается. Про ленточное питание (типа с замахом на РП-46) тоже можно даже не заикаться, потому как до нормальной металлической ленты, как до Пекина раком. Но даже если через годик ДПМ (или как он будет называться в этом времени?) появится, то жизнь станет лучше. И местами веселей.
В общем, говорили долго и разошлись уже за полночь. Ну а с утра получали оружие, запасные части, договаривались о сроках поставки в Крым стволов для ППС и дальнейшем взаимодействии. После чего, загрузившись обратно в поезд, убыли в столицу.
В этот раз никто не спал и не скучал. Парни оказались по уши увлечены новыми девайсами. Точнее ППС, пусть и урезанный, они уже видели, щупали и стреляли. Но вот «Точка» поразила ребят в самое сердце. Народ нутром почуял, что данный пистолет станет самым модным (а мода в армии – это запредельно серьезное понятие), и у меня просто рука не поднялась отказать им в данной игрушке. Вот и вышло, что из тридцати одного пистолета в «свободном» состоянии останется пятнадцать штук. Это я сразу отнял и наградные от Ленина (пластинки к которым еще надо изготовить). Ну а оставшиеся стволы буду использовать вместо орденов. Накладки (латунные или даже серебряные) можно заказать заранее, а гравер в батальоне, то есть, тьфу – в бригаде, есть свой. Вот и стану вручать эксклюзивные «Точки» особо отличившимся бойцам да командирам.
А сейчас с удовольствием показывал ближникам сборку-разборку, точки смазки и другие особенности обслуживания нового оружия. Ну а попутно лихорадочно строил план охмурения Ласточкиной. Просто, как выяснилось, я с годами сильно растерял навыки Казановы, поэтому при общении с девушкой несколько терялся. И если учесть, что она из другого, более пуританского времени, то просто никак не выйдет подарить цветочек, сводить в кабак, исполнить серенаду, а потом – подножку и на раскладушку. Нет, можно и так, но нутром чую, что в данном случае надо действовать тоньше…
* * *
Правда, по возвращении сразу к охмурежу приступить не получилось, так как были еще дела. Но зато к окончанию рабочего дня успел вернуться на базу и предложил Елене свои услуги в сопровождении барышни до дома. Отказа не получил. Мага при этом изобразил вопросительную гримасу, но я лишь покачал головой. Нет, даже в пятидесяти шагах сзади идти не надо. Третий в данном случае, даже на расстоянии – лишний. «Чех» понятливо кивнул и скрылся, поднявшись по лестнице на второй этаж, а мы под ручку двинули своей дорогой.
Вечер был замечателен. Дождя не ожидалось. Птички чвиркали. Липы пахли. Человечьим дерьмом из подворотен не несло. Солнце не жарило. В общем, погоды стояли исключительные, поэтому я предложил не брать извозчика, а пройтись пешком. Спутница согласилась, и мы прогулочным шагом направились в нужном направлении.
Пару минут прошли в молчании, но потом я поинтересовался, как прошло вчерашнее увольнение со старой работы. Ласточкина, фыркнув, рассказала, что поначалу Тришкин на нее пытался было наезжать, но узнав, куда она устроилась, резко дал заднюю. Вернее, это мой мозг ее слова так трансформировал, отбросив все лишнее. А в реальности было:
– При встрече этот похотливый сатир пытался еще и угрожать, за то, что я его тогда напугала пистолетом. Поняв, что мне не страшно, махнул рукой и, прогоняя прочь, сказал, чтобы за бумагами приходила в конце месяца.
– А вы?
Елена рассмеялась:
– А я немного солгала. Сказала, что с нынешнего дня работаю в военной структуре. И что товарищ Чур Сварогов попросил оформить свои дела побыстрее. В противном случае обещал лично приехать и помочь. Ну и показала свой новый пропуск. Вы бы видели, как этот мерзавец побледнел! И тут же, не задерживая, отдал распоряжение, чтобы мне сделали расчёт!
Я хмыкнул:
– Может, навестим вашего несостоявшегося ухажера? Спросим, с чего он позволяет себя настолько похабно вести?
Ласточкина коротко глянула на меня.
– Не стоит. Свои впечатления он уже получил, а глумиться я не люблю. Так что – пусть его.
Блин! Эта деваха мне нравилась все больше и больше! Ведь гнобить Тришкина в моем положении было бы просто смешно. Это все равно, что всерьез бороться с мелкой собачкой. И согласись Елена на мое предложение, я бы, конечно, время для разборок нашел, но вот отношение к ней поменял. Оставив чисто то самое – «подножку и на раскладушку».
В общем, мы шли, нормально общались, и все было хорошо до тех пор, пока у меня не поинтересовались самым страшным. А именно – какие поэты мне нравятся. Это был просто пипец, потому что из нынешних я знал лишь Есенина, Блока и Маяковского. То есть тех, кто входил в школьную программу. При этом «знал» – это очень сильно сказано. От Есенина помнил лишь «Я московский озорной гуляка», и то в виде песни, которую крутили на дискотеках во времена молодости. Из Блока – «Ночь, улица, фонарь, аптека». Это благодаря настойчивой рекламе из начала двухтысячных. Про Маяковского лучше вообще промолчать, так как смутно вспоминалось про какие-то гвозди из людей и бессмертное – «Я достаю из широких штанин размером с консервную банку. Смотрите, завидуйте, я гражданин, а не какая-то там гражданка!» То есть в мозгах засела явная переделка, которая вообще была не в тему. Но главная засада заключалась в том, что я представления не имел, что и когда они написали. Вот сейчас ляпну про неожиданно вспомнившийся «Клен ты мой опавший», а его еще и в природе нет. Так что, взяв себя в руки и умно наморщив лоб, выдал:
– Мне Киплинг нравится.
Ласточкина удивилась:
– Редьярд Киплинг? Англичанин? Мне рассказывали о его «Книге джунглей», но я не знала, что он еще и поэт…
Хо-хо! Вот ты и попалась! Ну теперь – держись. Этот его стих был чуть ли не единственным, который я знал наизусть. Поэтому, нейтрально улыбнувшись, я начал:
– Серые глаза – рассвет. Пароходная сирена. Дождь, разлука, серый след за винтом бегущей пены…
Девчонка после прослушивания, как бы это помягче выразиться – охренела:
– Потрясающе! Нет, действительно, это – потрясающе! Очень красиво, но настолько мужских стихов я еще никогда не слышала!
Тут уж охренел я, так как никогда не задумывался о том, что стихи можно вот так лихо делить по гендерному признаку. Тем более – оценив их со стороны, впал в некую панику, так как появилось опасение, что после полного осознания текста меня переведут в категорию «бл*дун». С соответствующими выводами. Ну Редьярд! Ну подсуропил, лимонник хренов! Надо было срочно спасать положение, поэтому пришлось зайти с козырей:
– Ну, это так… они несколько лет назад нравились. А сейчас ближе другое…
Елена не подвела:
– Какое?
И я начал:
– Очарована, околдована, с ветром в поле когда-то повенчана…
Блин, если уж и теперь не сработает, то просто не знаю… Но – сработало! После того как я замолк, девушка какое-то время шла молча, а потом остановилась и, подняв на меня серо-зеленые глазищи, тихо спросила:
– Мне показалось, или это была песня? Просто вы иногда как будто забывались, и я даже почти улавливала мотив…
Врать не хотелось, поэтому лишь кивнул. А Ласточкина, продолжая внимательно глядеть на меня, еще тише спросила:
– Вы ее когда-нибудь споете?
Повторно кивнув, пообещал:
– Обязательно!
И все складывалось просто замечательно, но тут все очарование момента нарушили два конных пипидастра. Точнее говоря, извозчик-лихач зацепил большую телегу и, видно, как-то прищемил лошадь, потому что та визгливо заржала, а оба мужичка с ходу принялись громко ругаться. Вся эта радость происходила буквально в десяти шагах от нас, и мы не упустили ни одного из тех витиеватых оборотов, которыми участники ДТП злобно осыпали друг друга. Спутница еле заметно поморщилась, и, тонко почувствовав изменение ее настроения (опыт не пропьешь!), я предложил:
– Елена Михайловна, а как вы смотрите на то, чтобы зайти в какую-нибудь харчевню и там перекусить? А то я сегодня только завтракал…
Та удивилась:
– В харчевню?
Блин. Не так выразился. Но тут же исправился:
– Я имею в виду ресторан. Вон там дальше по улице есть «Семеновский». Мне его рекомендовали как вполне приличное место.
На что девушка, на секунду задумавшись, мягко улыбнулась:
– Наш новый сотрудник – Ласточкина Елена Михайловна. Будет работать секретарем-машинисткой. Пока на испытательном сроке в две недели. Документы и пропуск сейчас ей сделаем.
Девушка под взглядами на секунду стушевалась, покраснела, но потом, вскинув голову, звонким голосом произнесла:
– Здравствуйте, товарищи!
Строй расплылся в улыбках и приглушенно рявкнул:
– Здравия желаю!
Я же ухмыльнулся и, сказав, что поименное знакомство будет в процессе работы, повел Ласточкину наверх – оформляться. При этом, пока шли по лестнице, в голове почему-то крутилось: «А в комнатах наших сидят комиссары и девушек наших ведут в кабинет…» Не, ну а чё? Вот девушка. Вон кабинет. Я правда не комиссар, но ведь это образно говорилось…
А когда стал заполнять анкету, вчерашняя ситуация постепенно начала проясняться. То, что барышня училась на Бестужевских курсах, я уже знал. А сейчас мне пояснили, что слушая курс физиологии, в шестнадцатом и семнадцатом годах, по рекомендации самого доктора наук Николая Евгеньевича Введенского, Елена еще и работала в госпитале. То есть что раненых, что трупов навидалась выше головы. Ну теперь понятно, откуда такое спокойствие при виде жмура и стонущих бандитов. Возраст – двадцать пять полных лет. Не замужем. Про отца и брата она вроде как еще вчера говорила, поэтому строчки про них пока не вызвали дополнительного интереса. Попутно задавая вопросы, заодно выяснил, что оружием она (при папе-офицере) увлекается с детства и с юных лет поражала отцовых друзей своей меткостью. Хоть это и считалось для девушки несколько предосудительным занятием, но родные не мешали ее увлечению.
После этого выписал ей пропуск со справкой. Елена, с некоторым удивлением разглядывая документ, подняла брови:
– Удивительно, насколько быстро у вас получилось перейти на новую орфографию. Я хоть и работала машинисткой, но постоянно сбивалась. Ее ведь только с этого года ввели… А вы при письме даже не задумываетесь. Как будто сразу в гимназии именно так писать и учились…
Не став ей объяснять, что как раз именно так и учился, перевел разговор на другую тему. Меня заинтересовал вопрос с ее образованием. Ведь Бестужевские курсы это женский вуз в Российской империи. Она их покинула, учась на последнем курсе. То есть у человека высшее (ну почти) образование. Поэтому использовать ее как обычную машинистку будет несколько нерационально.
Но про это говорить сразу не стал, а просто выяснял, чему она училась, как училась и вообще осталась ли тяга к профессии. И так понятно, что это готовая медсестра. Но вот есть ли у нее познания в полевой хирургии? А то все-таки психоневрология это несколько другая часть медицины. Ну и заодно уточнил, не хочет ли она получить перепрофилирование со стажировкой у хорошего хирурга? Правда, для этого ей придется покинуть Москву (в которой ее уже ничего не держит) и завербоваться в армию. Сразу ответа требовать не стал, предложив подумать до конца недели. Ну а если не захочет, то так и останется здесь, в столице, барышней-машинисткой. Угу… мизерный оклад которой просто несравним с окладом стажера у хирурга в морской пехоте. Тем более что анатомию с физиологией она знает от и до…
В общем, загрузив барышню по самую маковку, с большим сожалением вынужден был раскланяться и убыть на вокзал, оставив девушку на попечение дежурных.
* * *
В Тулу ехали вшестером. И ехали в этот раз со всем возможным комфортом. Вагон был наподобие того, что нам предлагали в Ростове. То есть с бархатом, позолотой и прочими финтифлюшками. Даже горячий чай (совершенно отстойный, чуть ли не морковный), разносимый по требованию предупредительным проводником, присутствовал. Правда, все это великолепие сильно смазывалось предполагаемым временем в пути – шесть часов! Блин! Меньше двух сотен километров и – шесть часов!!! При этом мы шли литером. А если бы обычным составом двигались, останавливаясь на каждом семафоре, то что – все двенадцать бы получилось? С другой стороны, чего тут ерзать? Не пешком же чапаем? А так – в двенадцать выехали и в шесть уже на месте. В Туле нас ждут, поэтому дела порешаем, оружие заберем и завтра к вечеру вернемся.
Так что я даже не стал высказывать свои возмущения вслух. А народ про это даже и не думал. Кто спать завалился, кто болтал, кто в окошко глядел. Да и время пролетело довольно быстро. Даже когда ветер сменился и стало задувать от паровоза, это не вызвало особого дискомфорта. Хотя сие меня заставило вспомнить, насколько же в будущем мы привыкли к хорошей жизни. Про совсем новые поезда с душем, кулером и холодильником я молчу. А вот в советских ведь все время жаловались – то вентиляция плохо работает, то туалет неудобен, то окно плохо открывается. Угу – а угольный дым от паровоза не хотите? Так, чтобы к концу поездки ни цветом, ни запахом не отличаться от скумбрии холодного копчения? И если в наше время проводник протирал поручни в основном от пыли, то здесь их отдраивают от густой, жирной сажи.
Но как говорил хитромудрый Соломон, «все проходит», вот и это путешествие закончилось, и мы, загрузившись в ожидающие пролетки, в сопровождении радостного Сергея Симонова поехали на завод. А по приезде я себя лишь похвалил за сдержанность. Ну, что с ходу ругаться не стал, а выслушал умных людей. Федор Васильевич про автоматы сразу пояснил, что нужных станков для штамповки у них просто нет. А если все делать фрезеровкой (как было на СевМоре), то цена этой плевалки сравняется с ценой ручного пулемета. Нет, зная мои требования и порывистую натуру командира морпехов, он на свой страх и риск изготовил десяток, но крайне не рекомендует продолжать подобное расточительство. И все грамотные люди его в этом поддерживают.
В общем, натыкали меня как котенка. Нет, про высокую цену изделия я и сам знал. Но понимая, где и как буду использовать ППС, полностью согласившись с Токаревым, я заказал еще полсотни автоматов. Когда еще там оборудование для массового выпуска появится, а мне эти стволы нужны будут уже в ближайшие месяцы. Это после войны надо будет каждую копейку считать, а сейчас я просто размениваю деньги на время.
Токарев моим аргументам внял и с интересом принялся разглядывать как немецкие MP-18 (он еще с ними не сталкивался), так и изделие Кургузова. А после ознакомления принялся настойчиво требовать обеспечение переезда Василия Васильевича в Тулу.
На что я насмешливо прищурился:
– От теплого синего моря? От зимней плюсовой температуры? От почти круглогодичных фруктов и овощей? Коренной севастополец, да в Москву? Нет, я с ним, конечно, переговорю, но что-то сильно сомневаюсь…
Федор Васильевич понимающе вздохнул, так как сам был с юга и хорошо понимал жителей тех краев, но спорить не стал, так как получил от меня предложение.
– У него мастера руку уже набили, и если от вас на СевМор будет только поставка стволов, то заказ я могу разместить и там. Они за него с удовольствием возьмутся, потому что с профильными работами у мужиков сейчас не очень… А встретиться и что-то обсудить вы вполне можете в рабочем порядке. Например, просто выписав Кургузову командировку.
Токарев вместе с директором данному предложению обрадовались, так как не хотели отвлекать своих рабочих на малосерийку и твердо пообещали обеспечить Василия стволами для ППС. Ну а потом мы пошли смотреть на их гордость, тот «кусок хлеба», который обеспечит цех пропитанием на много лет вперед – ТЧТ.
Тут и отвели душу. «Точка» оказалась выше всяких похвал, и во время пристрелки напулялись до непроходящего звона в ушах. Но вот кобура к нему меня несколько не устроила. Точнее, помимо закрытой я хотел и открытую, чтобы лишь хлястик удерживал пистолет. В степи можно и стандартную использовать, дабы пыль и грязь не попадали в механизм, а вот в городе… Я хорошо помнил случай с покушением и не желал больше оказаться в ситуации, когда невозможно воспользоваться оружием. И сами прикиньте: одно дело – выдернуть ремешок, открыть клапан и извлечь пистолет (который вдобавок достаточно туго сидит в кобуре). Или, одним движением отстегивая хлястик, сразу достать ствол. Разница есть? Вот и я думаю, что есть. Ведь в России сейчас словно на Диком Западе – ганфайтером быть очень полезно для здоровья.
Потом мы еще долго сидели с конструкторами, обсуждая и насущные дела, и будущие прожекты. При этом Федор Васильевич рассказал, что в Коврове он встречался с Федоровым и Дегтяревым, которые очень заинтересовались идеей переделки японского 6.5×50 на 6.5×39, видя за подобным патроном огромные перспективы. Точнее, больше всего заинтересовался Федоров, сразу понявший, как в этом случае «заиграет» его автомат. Но отсутствие патронной линии рубило все начинания на корню, поэтому интерес так и остался академическим. Что же касается практики – сейчас они усиленно «пилят» ручник по тому наброску, что им от моего лица передал Токарев еще три месяца назад. И у мастеров даже что-то получается.
Известию я очень обрадовался, потому что ДПМ это всяко-разно лучше, чем «льюис». Но у них, правда, работы находятся практически в самом начале и быстрого выхлопа не ожидается. Про ленточное питание (типа с замахом на РП-46) тоже можно даже не заикаться, потому как до нормальной металлической ленты, как до Пекина раком. Но даже если через годик ДПМ (или как он будет называться в этом времени?) появится, то жизнь станет лучше. И местами веселей.
В общем, говорили долго и разошлись уже за полночь. Ну а с утра получали оружие, запасные части, договаривались о сроках поставки в Крым стволов для ППС и дальнейшем взаимодействии. После чего, загрузившись обратно в поезд, убыли в столицу.
В этот раз никто не спал и не скучал. Парни оказались по уши увлечены новыми девайсами. Точнее ППС, пусть и урезанный, они уже видели, щупали и стреляли. Но вот «Точка» поразила ребят в самое сердце. Народ нутром почуял, что данный пистолет станет самым модным (а мода в армии – это запредельно серьезное понятие), и у меня просто рука не поднялась отказать им в данной игрушке. Вот и вышло, что из тридцати одного пистолета в «свободном» состоянии останется пятнадцать штук. Это я сразу отнял и наградные от Ленина (пластинки к которым еще надо изготовить). Ну а оставшиеся стволы буду использовать вместо орденов. Накладки (латунные или даже серебряные) можно заказать заранее, а гравер в батальоне, то есть, тьфу – в бригаде, есть свой. Вот и стану вручать эксклюзивные «Точки» особо отличившимся бойцам да командирам.
А сейчас с удовольствием показывал ближникам сборку-разборку, точки смазки и другие особенности обслуживания нового оружия. Ну а попутно лихорадочно строил план охмурения Ласточкиной. Просто, как выяснилось, я с годами сильно растерял навыки Казановы, поэтому при общении с девушкой несколько терялся. И если учесть, что она из другого, более пуританского времени, то просто никак не выйдет подарить цветочек, сводить в кабак, исполнить серенаду, а потом – подножку и на раскладушку. Нет, можно и так, но нутром чую, что в данном случае надо действовать тоньше…
* * *
Правда, по возвращении сразу к охмурежу приступить не получилось, так как были еще дела. Но зато к окончанию рабочего дня успел вернуться на базу и предложил Елене свои услуги в сопровождении барышни до дома. Отказа не получил. Мага при этом изобразил вопросительную гримасу, но я лишь покачал головой. Нет, даже в пятидесяти шагах сзади идти не надо. Третий в данном случае, даже на расстоянии – лишний. «Чех» понятливо кивнул и скрылся, поднявшись по лестнице на второй этаж, а мы под ручку двинули своей дорогой.
Вечер был замечателен. Дождя не ожидалось. Птички чвиркали. Липы пахли. Человечьим дерьмом из подворотен не несло. Солнце не жарило. В общем, погоды стояли исключительные, поэтому я предложил не брать извозчика, а пройтись пешком. Спутница согласилась, и мы прогулочным шагом направились в нужном направлении.
Пару минут прошли в молчании, но потом я поинтересовался, как прошло вчерашнее увольнение со старой работы. Ласточкина, фыркнув, рассказала, что поначалу Тришкин на нее пытался было наезжать, но узнав, куда она устроилась, резко дал заднюю. Вернее, это мой мозг ее слова так трансформировал, отбросив все лишнее. А в реальности было:
– При встрече этот похотливый сатир пытался еще и угрожать, за то, что я его тогда напугала пистолетом. Поняв, что мне не страшно, махнул рукой и, прогоняя прочь, сказал, чтобы за бумагами приходила в конце месяца.
– А вы?
Елена рассмеялась:
– А я немного солгала. Сказала, что с нынешнего дня работаю в военной структуре. И что товарищ Чур Сварогов попросил оформить свои дела побыстрее. В противном случае обещал лично приехать и помочь. Ну и показала свой новый пропуск. Вы бы видели, как этот мерзавец побледнел! И тут же, не задерживая, отдал распоряжение, чтобы мне сделали расчёт!
Я хмыкнул:
– Может, навестим вашего несостоявшегося ухажера? Спросим, с чего он позволяет себя настолько похабно вести?
Ласточкина коротко глянула на меня.
– Не стоит. Свои впечатления он уже получил, а глумиться я не люблю. Так что – пусть его.
Блин! Эта деваха мне нравилась все больше и больше! Ведь гнобить Тришкина в моем положении было бы просто смешно. Это все равно, что всерьез бороться с мелкой собачкой. И согласись Елена на мое предложение, я бы, конечно, время для разборок нашел, но вот отношение к ней поменял. Оставив чисто то самое – «подножку и на раскладушку».
В общем, мы шли, нормально общались, и все было хорошо до тех пор, пока у меня не поинтересовались самым страшным. А именно – какие поэты мне нравятся. Это был просто пипец, потому что из нынешних я знал лишь Есенина, Блока и Маяковского. То есть тех, кто входил в школьную программу. При этом «знал» – это очень сильно сказано. От Есенина помнил лишь «Я московский озорной гуляка», и то в виде песни, которую крутили на дискотеках во времена молодости. Из Блока – «Ночь, улица, фонарь, аптека». Это благодаря настойчивой рекламе из начала двухтысячных. Про Маяковского лучше вообще промолчать, так как смутно вспоминалось про какие-то гвозди из людей и бессмертное – «Я достаю из широких штанин размером с консервную банку. Смотрите, завидуйте, я гражданин, а не какая-то там гражданка!» То есть в мозгах засела явная переделка, которая вообще была не в тему. Но главная засада заключалась в том, что я представления не имел, что и когда они написали. Вот сейчас ляпну про неожиданно вспомнившийся «Клен ты мой опавший», а его еще и в природе нет. Так что, взяв себя в руки и умно наморщив лоб, выдал:
– Мне Киплинг нравится.
Ласточкина удивилась:
– Редьярд Киплинг? Англичанин? Мне рассказывали о его «Книге джунглей», но я не знала, что он еще и поэт…
Хо-хо! Вот ты и попалась! Ну теперь – держись. Этот его стих был чуть ли не единственным, который я знал наизусть. Поэтому, нейтрально улыбнувшись, я начал:
– Серые глаза – рассвет. Пароходная сирена. Дождь, разлука, серый след за винтом бегущей пены…
Девчонка после прослушивания, как бы это помягче выразиться – охренела:
– Потрясающе! Нет, действительно, это – потрясающе! Очень красиво, но настолько мужских стихов я еще никогда не слышала!
Тут уж охренел я, так как никогда не задумывался о том, что стихи можно вот так лихо делить по гендерному признаку. Тем более – оценив их со стороны, впал в некую панику, так как появилось опасение, что после полного осознания текста меня переведут в категорию «бл*дун». С соответствующими выводами. Ну Редьярд! Ну подсуропил, лимонник хренов! Надо было срочно спасать положение, поэтому пришлось зайти с козырей:
– Ну, это так… они несколько лет назад нравились. А сейчас ближе другое…
Елена не подвела:
– Какое?
И я начал:
– Очарована, околдована, с ветром в поле когда-то повенчана…
Блин, если уж и теперь не сработает, то просто не знаю… Но – сработало! После того как я замолк, девушка какое-то время шла молча, а потом остановилась и, подняв на меня серо-зеленые глазищи, тихо спросила:
– Мне показалось, или это была песня? Просто вы иногда как будто забывались, и я даже почти улавливала мотив…
Врать не хотелось, поэтому лишь кивнул. А Ласточкина, продолжая внимательно глядеть на меня, еще тише спросила:
– Вы ее когда-нибудь споете?
Повторно кивнув, пообещал:
– Обязательно!
И все складывалось просто замечательно, но тут все очарование момента нарушили два конных пипидастра. Точнее говоря, извозчик-лихач зацепил большую телегу и, видно, как-то прищемил лошадь, потому что та визгливо заржала, а оба мужичка с ходу принялись громко ругаться. Вся эта радость происходила буквально в десяти шагах от нас, и мы не упустили ни одного из тех витиеватых оборотов, которыми участники ДТП злобно осыпали друг друга. Спутница еле заметно поморщилась, и, тонко почувствовав изменение ее настроения (опыт не пропьешь!), я предложил:
– Елена Михайловна, а как вы смотрите на то, чтобы зайти в какую-нибудь харчевню и там перекусить? А то я сегодня только завтракал…
Та удивилась:
– В харчевню?
Блин. Не так выразился. Но тут же исправился:
– Я имею в виду ресторан. Вон там дальше по улице есть «Семеновский». Мне его рекомендовали как вполне приличное место.
На что девушка, на секунду задумавшись, мягко улыбнулась: