Колдун со Змеева моря

Глава 4. Разорван в клочья




Они молча забрались на крутой берег, прошли вглубь соснового бора сквозь черничник. Внезапно Кумма остановился и схватил нойду за плечи, уставившись ему в глаза.

– Говорить с тобой хочу, шаман, – сказал он. Голос Куммы был совсем не как на берегу – ленивый и беспечный, – а напряженный, звенящий. – Будем говорить – не то даже не знаю, что со мной будет! И с вами всеми тоже… Ух, и разозлился же я! Давно так не злился… очень… очень давно…

Нойда смотрел ему в глаза – серые, с красными прожилками, как здешние скалы. И видел то, что должен был заметить давно.

У Куммы не было зрачков.

– Ты не человек, – тихо сказал саами.

Кумма разжал руки и отступил на шаг, ожидая продолжения.

– Кто ты? – проговорил нойда. – Ты не темная шева, ты намного сильнее любой из них… Ты своей волей возмутил эти воды и устроил паводок. Я подозреваю, ты способен и на большее. Ты видишь людей насквозь, зришь их мысли и чувства, угадываешь прошлое – но не понимаешь, почему они поступают так или этак. И тебе это любопытно. Сегодня ты опять не убил Нежату. Хотя собирался еще в прошлый раз…

– Ради одного любопытства я бы не стал с ним возиться. Карелы обещали мне девушку, – объяснил Кумма. – Я люблю человеческих девушек. И подарки. И когда меня кормят. И пиво, пиво очень люблю! Пить пиво – очень приятно. Топить, убивать, забирать жизни – не настолько приятно, как пиво. Но и это я делал…

– Ты – дух священного камня! Ты и есть великий сейд!

Кумма широко усмехнулся.

– Долго ж ты думал! А еще нойда! Тут, в этих землях, сейды повсюду. У тебя самого двенадцать моих меньших братьев в сумке, – спросил бы хоть их…

– На берегах Змеева моря много сейдов, – кивнул нойда. – В них живут души чародеев, обратившихся в камень после смерти…

– Чепуха! Я всегда был сейдом. Я им родился. Я осознал себя, когда все здесь было покрыто льдом и снегом. Медленная ледяная река принесла меня сюда и растаяла, положив в своём русле. Уже тогда люди начали приносить мне подарки. Они бегали на лыжах и одевались в шкуры, как саами. Потом пришли другие люди – те, что ставят избы, сеют ячмень и варят пиво… Потом третьи, что приплывают на кораблях, носят железные рубашки и отбирают у первых и вторых шкуры и пиво… А я – я лежу тут и наблюдаю. Понемногу научился принимать ваше обличье. Но быть похожим и быть одним из вас – не одно и то же… Ледяная река носила меня унылыми пустошами. Здесь славный уголок, все время что-то происходит. Люблю веселиться…

– И людей.

– Людей?

– Да, тебе люди нравятся, – уточнил нойда. – Не только девушки. Я заметил.

Кумма склонил голову, задумавшись.

– Ну-у, да, пожалуй. Они забавные. Но не все, не все… Знаешь, здесь водятся речные духи, они топят рыбаков. Им намного больше понравился бы Нежата…

– Знаю, – мрачно сказал нойда.

– Ага-ага… – прищурился Кумма. – Ты сейчас подумал о той, что поселилась здесь прошлой весной и напустила на людей Великого Хауги? Ее-то ты и искал в Черном островняке, верно? Нашел?

– Тогда – нашел, – сквозь зубы ответил нойда.

Кумма смотрел на него так, словно хотел разглядеть на просвет.

– Что ж, нашел ее и выжил – для смертного уже, можно сказать, победа. Но хотел-то ты не этого… Думается мне, ваша предыдущая встреча прошла намного хуже… Не потому ли тебя прокляли родичи? Я еще давеча заметил – когда Ауна заговорила с тобой о прошлом, ты задергался, словно от боли…

– Что ты знаешь о боли, сейд? – резко ответил нойда.

Кумма вдруг поднял руку и быстрым движением схватил собеседника за косу. Нойда рванулся, пытаясь освободиться, но волосы зажало намертво.

– Или ты очень смелый, или я опять чего-то не понимаю, – удивленно проговорил Кумма, не думая его отпускать. – Обычно вы, люди, очень высоко цените свою жалкую жизнь… Почему ты сейчас ведешь себя так, будто ищешь смерти?

Нойда, не мигая, уставился прямо в красно-серые гранитные глаза. «Вот это правда – а все остальное, этот облик, только морок. Чуть потри – и сползет, как плесень с валуна…» Он отлично понимал, что Кумма, если пожелает, одним движением каменных пальцев свернет ему шею.

– Хочешь, расскажу тебе, как стал шаманом? – предложил он внезапно.

– Конечно!

Кумма тут же отпустил собеседника. Оглянулся, выбрал ровное место под сосной и уселся, удобно подложив под себя ногу.

– Я еще не сказал, что мне нравится больше, чем жертвенная пища, пиво и девушки? Хороший рассказ!

– Это долгий рассказ, – предупредил нойда.

– Ничего, у нас день и ночь впереди!






* * *


– Ты сказал, что мне по сердцу Нежата. Я подумал и понял, что ты прав, и понял почему. Он похож на меня – каким я был раньше. Но не в детстве. Ребенком я был добрый, как Луот – ни клыков, ни когтей… Потом был разорван в клочья и переродился, обретя шаманскую силу. А потом кое-что случилось… И я изменился еще раз.

– Разорван в клочья?

– Это название обряда. Когда приходит время, ученик шамана отправляется на гору превращения. Эта гора стоит в двух мирах, а порой и во всех трех. Там ученика оставляют… а через три дня приходят за ним. Или за тем, что от него осталось…





* * *


…На эту гору никто никогда осмеливался подниматься, кроме шаманов – и то с одной-единственной целью. Она вздымалась над кронами леса, словно серая щетинистая холка исполинского кабана. Туда не вели ни охотничьи, ни звериные тропы. Сосновый лес начинал засыхать еще на подходах к этой горе. Чем выше, тем меньше оставалось живых деревьев, и тем больше острый камней, разрывающих белый мох; голых корней, хватающих за ноги; корявых сухих стволов, что пугают путников, протягивая из тумана когтистые лапы… На плоской вершине горы громоздились гранитные валуны – в отличие от остатков мертвого леса, они казались даже слишком живыми. Камни то выстраивались кругами, то забирались друг на друга, будто окаменевшие шевы, застигнутые рассветом в разгар пира, пляски или брачного игрища.

Те, кто мог видеть больше, чем просто глазами, замечали вещи похуже. Старый саамский шаман, поднимавшийся в гору туманным холодным утром, то и дело отводил взгляд от неровных темно-багровых кругов на камнях. Лишайники или пятна засохшей крови? А там что белеет во мху – сухие, лишенные коры ветки или пожелтевшие ребра? Глянешь под ноги, переходя через ручей – а там черепа глядят черными провалами сквозь прозрачную ледяную воду… Человеческие останки повсюду, куда ни глянь. Казалось, много десятков лет назад на этой горе произошла жестокая битва. Старый шаман лишь вздохнул, не замедляя шагов. Он знал, битва здесь никогда и не прекращается. Полвека назад его самого наставник привел сюда и оставил вершить бой в одиночку. И вот теперь он возвращался за учеником, которого привел, когда настало его время.

Старику вспомнилось, как духи указали ему мальчика, способного стать преемником его силы. В большом стойбище на берегу Змеева моря сыну вождя начали сниться жуткие сны. Ночь за ночью отрок метался и кричал во сне, а проснуться не мог. Отец, испугавшись, что сыном овладели злые духи, позвал старого нойду, одинокого живущего по соседству. Тот посидел ночь рядом с мальчишкой, послушал его бред… и забрал его с собой. Никто в роду не посмел возразить. Если духи кого-то выбрали – спорить бесполезно.

Ученик сперва злился на свою судьбу. Он-то мечтал стать вождем и охотником, как отец, а тут – живи с грязным стариком в убогой веже в диком, безлюдном месте, где, кроме зверей и духов, и словом не с кем перекинуться.

«Это хорошо, что ты злишься, – говаривал бывало старый нойда. – Духи любят пламя души и скорее слетятся на него…»

«А отец учил меня, что не показывать злость – достойно мужчины», – с вызовом отвечал ученик.

«И это тоже хорошо. Если ты владеешь своим пламенем, ты сможешь призвать духов и отогнать их, и они не унесут душу навсегда…»

«Я думал, что буду заботиться о своем народе, чтобы все были сыты и благополучны, – ворчал мальчишка. – А вместо этого пытаюсь тут заклинать духов…»

«Вождь заботится о теле племени, а шаман – о душе, – отвечал наставник. – Душа ведь тоже может заболеть и умереть. Да и что похуже может случиться. Тело возвращается в землю, душа идет дальше…»

Старик глядел, как внимательно слушает мальчик, и думал про себя: «А то, что ты умен и любопытен – это совсем хорошо! Однако последнее слово все равно скажут духи…»





* * *


Обходя валуны, петляя среди оголённых мёртвых стволов, старик выбрался на вершину и остановился, тяжело дыша и вытирая лоб. Он оглянулся и у него дух перехватило от раскинувшихся до края неба темных просторов с серебряными пятнами лесных озер. Он поднялся выше тумана, и теперь над ним ползли облака, сплошным потоком через все небо. Кроме свиста ветра и шелеста леса, других звуков тут не было. И птицы здесь не пели, избегая горы, где совершалось превращение. Успокоив дыхание, старик повернулся к горе и поглядел на скопление валунов впереди. До него оставалось совсем немного.

Старик вспомнил, как три дня назад они с учеником дошли до этого самого места. Всю дорогу они обсуждали то, что ему предстоит, но вопросы у мальчика все не кончались.

«Ты говоришь, шаманы, которые не были разорваны – всего лишь знахари, не уважаемые ни людьми, ни Богами, – говорил ученик. – Духи не придут к ним и не станут слушать их, и по трём мирам им никогда не ходить. Но скажи мне вот что, учитель. Боги, владыки трех миров, неизмеримо сильнее любого из смертных. Не обратится ли такой шаман в их безвольное орудие, а то и в пищу? Помнишь, ты рассказывал мне забавную историю про молодого нойду и духа древнего медведя? «Ну вот, ты меня звал – я пришел! И что, тебя это порадовало?»

«И такое бывает, – усмехаясь, говорил старик. – А бывает, что сильный шаман, зайдя чересчур далеко, теряет человеческую сущность… Но ты мне сам ответь: что плохого в том, чтобы всецело предаться богу или могучему духу? Он будет защищать тебя, давать силу и знания…»

«Я такого не хочу», – твердо отвечал ученик.

«Боги и предки велики, а ты всего лишь смертный. Без покорности долго не проживешь».

«Как бы великий дух ни был щедр, он будет моим хозяином, а я его рабом. Я сын вождя, я ничьим рабом не буду».

Старик промолчал, а про себя подумал: «Ох и трудно тебе будет, олененок, больно будет тебе жить…» И на миг пожалел, что взял себе этого ученика и так долго его наставлял, – а он, вероятнее всего, скоро погибнет…





* * *


…Выше маленьких корявых сосен и ползучих берез, выше можжевельника и вереска, в окружении серых скал, лежала плоская каменная плита, разукрашенная белыми и красными пятнами лишайников. На ней, выпрямив спину и поджав под себя ноги, сидел подросток-саами пятнадцати лет. Очень худой, жилистый, костлявый. Длинные слипшиеся волосы – в клочьях мха. Светлые как лед глаза смотрят перед собой, или в себя, или вообще не смотрят, а только отражают бледное, восходящее в тумане солнце.

Старый нойда остановился, глядя на ученика с изрядным удивлением. Он-то ожидал обнаружить мальчишку без сознания, или, не приведи боги, мертвым – а может, и совсем его не найти…

Стало быть, нет больше упрямого сына вождя с берега Змеева моря. Нынче ночью родилось новое существо. А вот какое оно?

При виде наставника в глазах подростка что-то шевельнулось, ровное дыхание сбилось. Он моргнул, сделал глубокий вздох, развернутые плечи опустились. Старик с облегчением понял, что ученик узнал его. Он быстро оглядел его тело – руки, ноги вроде целы… А это что за жуткий шрам на бедре? Раньше не было…