Когда заканчиваются сказки
Часть 51 из 53 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Это запечатывающие руны. В них что-то или кого-то заперли. И на каждом из трупов, – Кирши с чувствами девочки решил не церемониться, – руна на левом запястье перечёркнута.
– Как будто они что-то выпустили? – Василиса нахмурилась, усиленно размышляя. – Что-то, что… усыпило всех жителей, не оставив никаких следов, а потом – просто исчезло?
– Или его снова поймали. Когда пришли эти люди? – Кирши обратился к Даре.
Девочка сжалась под его взглядом, Василиса обняла её крепче:
– Не бойся, Дара, отвечай.
– Вчера. Когда я ложилась спать. Мама рассказывала мне сказку. Мама всегда говорит, что сиреневые сумерки – время пугать духов сказками.
Упоминание о сумерках невольно пробудило в Василисе воспоминания о страшных историях о прошлом. Прошлом, которое люди боялись вспоминать. Она нервно хихикнула от сумасшедшей, невозможной догадки, что посетила её мысли. Кирши не смеялся.
– Мне кажется, – в дверь заглянул Финист, – или вся эта хтонь очень уж напоминает…
Он осёкся, словно не хотел завершать фразу – похоже, даже его она напугала до чёртиков. Василиса, холодея от ужаса, закончила вместо него:
– Тени.
Они переглянулись.
– А мне эта история, – сказал Кирши, выглядывая в окно, – напоминает репетицию. Надо выдвигаться. Мы ещё можем успеть.
Он направился к выходу.
– Успеть к чему? – крикнул ему вслед Финист. – Ау! Если ты не помнишь, Теней нельзя победить!
Василиса вскочила:
– Но можно попытаться остановить тех, кто ими управляет.
– Мы – трупы, Дара, – обратился Финист к девочке. – Мы – трупы.
37
Когти и клыки
Атли чувствовал своего Волка столько, сколько себя помнил. Он всегда бродил где-то на окраине сознания, всегда обозначал своё присутствие: требовательно бил лапами, рычал или скулил. Атли не знал, как это объяснить, как передать словами. Волк просто был. Всегда. Он был так же реален, ощутим и осязаем, как мир вокруг, и при этом для других его не существовало. Волк был точкой опоры, путеводной звездой и домом. Он сросся с Атли намертво, если вообще когда-то существовал отдельно.
Впервые Атли обратился в десять лет. Поздно, по меркам отца, – тот впервые перекинулся в восемь и не забывал напоминать об этом своему сыну. Мать, которая прежде души не чаяла в Атли, первое обращение напугало. И с тех пор как Атли научился обращаться в Волка, она стала держаться от него подальше. Атли видел её редко и в основном издалека. Поговорить им удавалось лишь на пирах, где правила приличия и стыд перед гостями не позволяли ей избежать беседы. И Атли ловил и собирал эти моменты, словно драгоценные камни. Пока не вырос и не охладел к подобного рода безделушкам.
Отца мать не любила и избегала по той же причине. Родная сестра Радомира, воспитанная в страхе перед любого вида магией. Замужество стало для неё трагедией. И Атли подозревал, что зачат он был не в результате добровольной близости. По крайней мере, после рождения Атли мать переехала в другую спальню, в которую Вегейр был не вхож. Впрочем, от отсутствия женского тепла король не страдал.
– Атли-и! – позвал Дарен. – Волк ходит по границе сознания. Что делать-то, чтобы его найти?
Атли моргнул, понимая, что в какой-то момент объяснений просто замолчал, углубившись в собственные мысли. Уже несколько дней – Атли не мог сказать точно, потому что в темнице не было окон – они пытались пробудить Волка Дарена. И пока что безрезультатно.
– Да, прости. Это сложно объяснить словами. – Атли почесал в затылке. – Это как ощущение присутствия, будто ты не один в своём теле. Будто тень за спиной. Она как твоя собственная, только глубже и темнее, она…
– Ничего непонятно, братец, – вздохнул Дарен. Он лежал на полу своей клетки с закрытыми глазами, сложив руки на животе. – Я у себя тут совершенно точно один.
– Это потому, что ты так думаешь! – воскликнул Атли. – Ты никогда не замечал своего Волка, вот он и истончился, спрятался, почти исчез…
– Может, он совсем исчез?
– Он не может просто взять и исчезнуть. Это всё равно что лишиться руки или ноги. Он как ещё одна часть тела. Они не исчезают просто так.
– Можно родиться без руки, – задумчиво проговорил Дарен.
Атли всплеснул руками, осознавая неудачность примера.
– Без Волка родиться нельзя!
– Откуда ты это знаешь?
– Дарен, заткнись и сосредоточься!
Дарена грубость не смутила:
– Да я уже четыре дня сосредотачиваюсь, или сколько там. А нас за это время ни разу не покормили и вёдра не вынесли. А это, братец, скажу я тебе, плохой знак.
– Поэтому в твоих же интересах поторопиться. Закрывай глаза и представь себе… – Атли задумался, пытаясь понять свои ощущения, ощущения, которые дарил ему Волк, – безопасное место. Место, где ты можешь без опаски быть самим собой. У тебя есть такое место?
Дарен не задумался:
– Есть.
– Представь его.
Дарен послушно кивнул.
– А теперь представь, что ты в этом месте не один. Ты не видишь, кто это. Он стоит за твоей спиной. Но ты чувствуешь его тепло, его дыхание. Это приятное тепло, родное дыхание. Ты не видишь его, но знаешь, что он на твоей стороне, что он всегда готов тебя защитить. Рядом с ним ты чувствуешь себя в безопасности. Ты чувствуешь себя цельным. Чувствуешь, будто нашёл то, что давным-давно искал. Будто… вернулся домой.
Атли сглотнул, чувствуя, как к горлу подступает ком. Волк опустил уши и прильнул к затылку холодным мокрым носом. Сейчас он был связан, но отчаянно тянулся к Атли, верил, что тот рано или поздно его освободит.
– Чувствуешь? – тихо спросил Атли.
– Кажется, – неуверенно отозвался Дарен. – Мне… нужно обернуться?
– Пока рано. Постой так, почувствуй его, привыкни к его присутствию. Ему тоже нужно время, чтобы довериться тебе, выйти из тени, в которой он прятался столько лет. Волки не любят жить взаперти. Так что он может быть зол, обижен или напуган. Ты можешь почувствовать это.
– Мне кажется… кажется, я чувствую его грусть?
– Ты должен принять его. Стать его частью, пообещать, что если он доверится тебе, то всё будет хорошо. – Атли говорил быстро, горячо, следуя за тонкой нитью интуиции. Он говорил уже не с Дареном, а со своим собственным Волком. – Ты обязательно его спасёшь, больше никогда не оставишь его одного, потому что именно он – он, а не кто-либо другой – делает тебя целым, настоящим, самим собой. Потому что вместе вы со всем справитесь, потому что ты – это он, а он – это ты. И иначе не было никогда и не будет впредь. Пообещай, поклянись и посмотри ему в глаза, когда будешь готов.
Дарен вздрогнул. Несколько мгновений он молчал, а потом, не открывая глаз, тихо и испуганно прошептал:
– Это… не волк.
Превращение началось внезапно и резко. Дарен закричал и скорчился на полу, схватившись за живот.
– Не сопротивляйся! – Атли подскочил и вцепился в решётку. – Не сопротивляйся или сделаешь только хуже! Отпусти его! Он столько лет ждал!
– Он… – выдавил Дарен, испуганно глядя на Атли. Лицо его покраснело, вены на шее взбухли, а глаза налились кровью. – Он очень… зол!
– Плевать! Дай ему свободу!
Дарен застонал и перевернулся на живот. Спина его выгнулась, одежда треснула по швам, когти вспороли камень, и в следующее мгновение в клетке выпрямился во весь рост огромный бурый медведь.
– Получилось. – Атли восхищённо глядел на зверя. – Получилось!
Медведь, шумно дыша, огляделся, переступил с ноги на ногу, почесал ухо, принюхался. Нос уткнулся в железные прутья, медведю не понравилось, и он замотал головой. Взревев, одним ударом лапы медведь смял прутья решётки, будто она была сделана из соломинок, и, угрожающе зарычав, двинулся к Атли.
Отступив к стене, Атли позволил ему снести и свою решётку.
– Отлично! Пора выбираться! – воскликнул он, но медведь, заревев, замахнулся.
Первый удар пришёлся по лицу. Когти вспороли кожу, и левый глаз тут же залило кровью. Атли вскрикнул, но тут огромная лапа со всей силы придавила его к полу. Рёбра треснули, и Атли потерял сознание. Последнее, что он услышал, – как хрустнул, ломаясь, серебряный ошейник.
38
Синее пламя
Аньяна лежала на софе в своём кабинете, голова её покоилась на коленях Леля. Он ласково гладил её виски, пытаясь избавить от головной боли. Хотел было снять чарами, но не вышло.
Коронация Говена должна была состояться на десятый день после похорон Радомира, после они с Драганом обещали назначить своих капитанов. Двоих, как и предписывало соглашение. А до тех пор попросили гвардейцев не покидать гарнизон, чтобы все они могли поприветствовать новых капитанов. Но все понимали, что это было лишь спектаклем, призванным обозначить власть нового царя и его первого советника, которым любезно согласился стать сам Драган.
– Мы должны найти способ их прижать, – сказал Лель, глядя в окно, за которым вином разливался закат. – Убийство царя, Аспид, Атли. Это не должно сойти им с рук.
– У меня нет на это сил. Я вообще не должна была становиться командующей. Я не знаю, что делаю и зачем, меня не уважают и не воспринимают всерьёз. Я пошла на поводу у Атли, подумала, что у меня получится. Хотела впечатлить его, отца, Кирши, маму. Она же у меня была Соколом, помнишь? Но нет, Лель. Не-а. Я – хорошая целительница. Может быть, получилось бы даже неплохим капитаном Журавлей стать. Но не командующей. Теперь я это понимаю. Атли должен был занять это место или даже ты. А лучше бы Аргорад, Белава и остальные остались живы. Надо признать, мы успешно развалили их наследство. За месяц мы разрушили то, что они строили и хранили пятьдесят лет.
«Белогор разрушил», – хотела сказать она, но понимала, что это была бы только часть правды.
– Что это за Гвардия, что держалась на плечах четверых и рухнула, стоило им уйти, – протянул Лель.
– Как будто они что-то выпустили? – Василиса нахмурилась, усиленно размышляя. – Что-то, что… усыпило всех жителей, не оставив никаких следов, а потом – просто исчезло?
– Или его снова поймали. Когда пришли эти люди? – Кирши обратился к Даре.
Девочка сжалась под его взглядом, Василиса обняла её крепче:
– Не бойся, Дара, отвечай.
– Вчера. Когда я ложилась спать. Мама рассказывала мне сказку. Мама всегда говорит, что сиреневые сумерки – время пугать духов сказками.
Упоминание о сумерках невольно пробудило в Василисе воспоминания о страшных историях о прошлом. Прошлом, которое люди боялись вспоминать. Она нервно хихикнула от сумасшедшей, невозможной догадки, что посетила её мысли. Кирши не смеялся.
– Мне кажется, – в дверь заглянул Финист, – или вся эта хтонь очень уж напоминает…
Он осёкся, словно не хотел завершать фразу – похоже, даже его она напугала до чёртиков. Василиса, холодея от ужаса, закончила вместо него:
– Тени.
Они переглянулись.
– А мне эта история, – сказал Кирши, выглядывая в окно, – напоминает репетицию. Надо выдвигаться. Мы ещё можем успеть.
Он направился к выходу.
– Успеть к чему? – крикнул ему вслед Финист. – Ау! Если ты не помнишь, Теней нельзя победить!
Василиса вскочила:
– Но можно попытаться остановить тех, кто ими управляет.
– Мы – трупы, Дара, – обратился Финист к девочке. – Мы – трупы.
37
Когти и клыки
Атли чувствовал своего Волка столько, сколько себя помнил. Он всегда бродил где-то на окраине сознания, всегда обозначал своё присутствие: требовательно бил лапами, рычал или скулил. Атли не знал, как это объяснить, как передать словами. Волк просто был. Всегда. Он был так же реален, ощутим и осязаем, как мир вокруг, и при этом для других его не существовало. Волк был точкой опоры, путеводной звездой и домом. Он сросся с Атли намертво, если вообще когда-то существовал отдельно.
Впервые Атли обратился в десять лет. Поздно, по меркам отца, – тот впервые перекинулся в восемь и не забывал напоминать об этом своему сыну. Мать, которая прежде души не чаяла в Атли, первое обращение напугало. И с тех пор как Атли научился обращаться в Волка, она стала держаться от него подальше. Атли видел её редко и в основном издалека. Поговорить им удавалось лишь на пирах, где правила приличия и стыд перед гостями не позволяли ей избежать беседы. И Атли ловил и собирал эти моменты, словно драгоценные камни. Пока не вырос и не охладел к подобного рода безделушкам.
Отца мать не любила и избегала по той же причине. Родная сестра Радомира, воспитанная в страхе перед любого вида магией. Замужество стало для неё трагедией. И Атли подозревал, что зачат он был не в результате добровольной близости. По крайней мере, после рождения Атли мать переехала в другую спальню, в которую Вегейр был не вхож. Впрочем, от отсутствия женского тепла король не страдал.
– Атли-и! – позвал Дарен. – Волк ходит по границе сознания. Что делать-то, чтобы его найти?
Атли моргнул, понимая, что в какой-то момент объяснений просто замолчал, углубившись в собственные мысли. Уже несколько дней – Атли не мог сказать точно, потому что в темнице не было окон – они пытались пробудить Волка Дарена. И пока что безрезультатно.
– Да, прости. Это сложно объяснить словами. – Атли почесал в затылке. – Это как ощущение присутствия, будто ты не один в своём теле. Будто тень за спиной. Она как твоя собственная, только глубже и темнее, она…
– Ничего непонятно, братец, – вздохнул Дарен. Он лежал на полу своей клетки с закрытыми глазами, сложив руки на животе. – Я у себя тут совершенно точно один.
– Это потому, что ты так думаешь! – воскликнул Атли. – Ты никогда не замечал своего Волка, вот он и истончился, спрятался, почти исчез…
– Может, он совсем исчез?
– Он не может просто взять и исчезнуть. Это всё равно что лишиться руки или ноги. Он как ещё одна часть тела. Они не исчезают просто так.
– Можно родиться без руки, – задумчиво проговорил Дарен.
Атли всплеснул руками, осознавая неудачность примера.
– Без Волка родиться нельзя!
– Откуда ты это знаешь?
– Дарен, заткнись и сосредоточься!
Дарена грубость не смутила:
– Да я уже четыре дня сосредотачиваюсь, или сколько там. А нас за это время ни разу не покормили и вёдра не вынесли. А это, братец, скажу я тебе, плохой знак.
– Поэтому в твоих же интересах поторопиться. Закрывай глаза и представь себе… – Атли задумался, пытаясь понять свои ощущения, ощущения, которые дарил ему Волк, – безопасное место. Место, где ты можешь без опаски быть самим собой. У тебя есть такое место?
Дарен не задумался:
– Есть.
– Представь его.
Дарен послушно кивнул.
– А теперь представь, что ты в этом месте не один. Ты не видишь, кто это. Он стоит за твоей спиной. Но ты чувствуешь его тепло, его дыхание. Это приятное тепло, родное дыхание. Ты не видишь его, но знаешь, что он на твоей стороне, что он всегда готов тебя защитить. Рядом с ним ты чувствуешь себя в безопасности. Ты чувствуешь себя цельным. Чувствуешь, будто нашёл то, что давным-давно искал. Будто… вернулся домой.
Атли сглотнул, чувствуя, как к горлу подступает ком. Волк опустил уши и прильнул к затылку холодным мокрым носом. Сейчас он был связан, но отчаянно тянулся к Атли, верил, что тот рано или поздно его освободит.
– Чувствуешь? – тихо спросил Атли.
– Кажется, – неуверенно отозвался Дарен. – Мне… нужно обернуться?
– Пока рано. Постой так, почувствуй его, привыкни к его присутствию. Ему тоже нужно время, чтобы довериться тебе, выйти из тени, в которой он прятался столько лет. Волки не любят жить взаперти. Так что он может быть зол, обижен или напуган. Ты можешь почувствовать это.
– Мне кажется… кажется, я чувствую его грусть?
– Ты должен принять его. Стать его частью, пообещать, что если он доверится тебе, то всё будет хорошо. – Атли говорил быстро, горячо, следуя за тонкой нитью интуиции. Он говорил уже не с Дареном, а со своим собственным Волком. – Ты обязательно его спасёшь, больше никогда не оставишь его одного, потому что именно он – он, а не кто-либо другой – делает тебя целым, настоящим, самим собой. Потому что вместе вы со всем справитесь, потому что ты – это он, а он – это ты. И иначе не было никогда и не будет впредь. Пообещай, поклянись и посмотри ему в глаза, когда будешь готов.
Дарен вздрогнул. Несколько мгновений он молчал, а потом, не открывая глаз, тихо и испуганно прошептал:
– Это… не волк.
Превращение началось внезапно и резко. Дарен закричал и скорчился на полу, схватившись за живот.
– Не сопротивляйся! – Атли подскочил и вцепился в решётку. – Не сопротивляйся или сделаешь только хуже! Отпусти его! Он столько лет ждал!
– Он… – выдавил Дарен, испуганно глядя на Атли. Лицо его покраснело, вены на шее взбухли, а глаза налились кровью. – Он очень… зол!
– Плевать! Дай ему свободу!
Дарен застонал и перевернулся на живот. Спина его выгнулась, одежда треснула по швам, когти вспороли камень, и в следующее мгновение в клетке выпрямился во весь рост огромный бурый медведь.
– Получилось. – Атли восхищённо глядел на зверя. – Получилось!
Медведь, шумно дыша, огляделся, переступил с ноги на ногу, почесал ухо, принюхался. Нос уткнулся в железные прутья, медведю не понравилось, и он замотал головой. Взревев, одним ударом лапы медведь смял прутья решётки, будто она была сделана из соломинок, и, угрожающе зарычав, двинулся к Атли.
Отступив к стене, Атли позволил ему снести и свою решётку.
– Отлично! Пора выбираться! – воскликнул он, но медведь, заревев, замахнулся.
Первый удар пришёлся по лицу. Когти вспороли кожу, и левый глаз тут же залило кровью. Атли вскрикнул, но тут огромная лапа со всей силы придавила его к полу. Рёбра треснули, и Атли потерял сознание. Последнее, что он услышал, – как хрустнул, ломаясь, серебряный ошейник.
38
Синее пламя
Аньяна лежала на софе в своём кабинете, голова её покоилась на коленях Леля. Он ласково гладил её виски, пытаясь избавить от головной боли. Хотел было снять чарами, но не вышло.
Коронация Говена должна была состояться на десятый день после похорон Радомира, после они с Драганом обещали назначить своих капитанов. Двоих, как и предписывало соглашение. А до тех пор попросили гвардейцев не покидать гарнизон, чтобы все они могли поприветствовать новых капитанов. Но все понимали, что это было лишь спектаклем, призванным обозначить власть нового царя и его первого советника, которым любезно согласился стать сам Драган.
– Мы должны найти способ их прижать, – сказал Лель, глядя в окно, за которым вином разливался закат. – Убийство царя, Аспид, Атли. Это не должно сойти им с рук.
– У меня нет на это сил. Я вообще не должна была становиться командующей. Я не знаю, что делаю и зачем, меня не уважают и не воспринимают всерьёз. Я пошла на поводу у Атли, подумала, что у меня получится. Хотела впечатлить его, отца, Кирши, маму. Она же у меня была Соколом, помнишь? Но нет, Лель. Не-а. Я – хорошая целительница. Может быть, получилось бы даже неплохим капитаном Журавлей стать. Но не командующей. Теперь я это понимаю. Атли должен был занять это место или даже ты. А лучше бы Аргорад, Белава и остальные остались живы. Надо признать, мы успешно развалили их наследство. За месяц мы разрушили то, что они строили и хранили пятьдесят лет.
«Белогор разрушил», – хотела сказать она, но понимала, что это была бы только часть правды.
– Что это за Гвардия, что держалась на плечах четверых и рухнула, стоило им уйти, – протянул Лель.