Когда заканчиваются сказки

– Как это сделать?

– Как хочешь. Он огромный, сильный и тупой. На этом всё. – Гулла остановилась на развилке, как и в прошлый раз. – Поезжай прямо, никуда не сворачивай. Как увидишь водопад, сворачивай налево и скоро упрёшься в пещеру. И не забудь его голову.

Гулла развернула лошадь обратно к городу.

– Гулла, – окликнула Василиса. Наёмница оглянулась. – Мне очень жаль, что Финист это сделал с твоим оруженосцем. Это было неравноценно.

Гулла усмехнулась, и взгляд её смягчился.

– Если можешь, девочка, беги от него.

Василиса скривила губы в ответной усмешке:

– Ты случайно не знаешь способа уйти от клятвы верности?

– Только один, – пожала плечами Гулла. – Не давать её.



Заснеженный лес молчал от страха. Только водопад, равнодушный к страданиям живых существ, шумел как ни в чём не бывало, сбегая по камням в маленькое озеро. Василиса свернула налево, с каждым шагом чувствуя, как всё сильнее волнуется лошадь. Оставив её неподалёку от пещеры, Василиса направилась к тёмному провалу в холме.

По спине пробежали мурашки, стало трудно дышать. Перед глазами возникла другая пещера. Та, что ждала её в Тёмном Лесу, та, на пороге которой она умерла.

Ладони вспотели, и Василиса сжала их в кулаки, позволяя ногтям впиться в кожу. Нужно успокоиться. Всё это в прошлом и уже никогда не повторится. Белогор мёртв, а она выжила – и это единственное, что теперь имеет значение. И там, в этой новой пещере, её ждёт не Белогор, а всего лишь огромный тупой огр. И она с лёгкостью разделает его на куски, потому что теперь ей уже ничего не страшно. Границы миров не смогли удержать её, не сможет и огр. И клятва Финисту тоже не сможет. Она выполнит это задание, а потом ещё и ещё, столько, сколько потребуется, чтобы выкупить себя и сбежать из этого места, от Финиста, от Гуллы, чтобы вернуться домой, к Кирши, Атли, Тиргу, к тёплому очагу Гвардии, туда, где она наконец почувствует себя в безопасности. А пока, чтобы все эти мечты стали реальностью, ей нужно зайти в эту чёртову пещеру и покромсать тварь, что ждёт в темноте.

Василиса вошла в пещеру. Где-то впереди капала вода и что-то тихо рокотало, пахло плесенью и сырой землёй. Под ногами мягким ковром стелился мох.

Спустя десяток шагов к запаху сырости добавилась кислая вонь немытого тела, а рокот усилился, превратившись в храп. Когда глаза привыкли к темноте, Василиса разглядела огра. Великан лежал на простыне изо мха и мирно спал. Огромный живот его вздымался и опускался под горой лохмотьев и шкур, служивших ему одеждой.

Под ногой что-то хрустнуло. Василиса замерла, но великан не проснулся – всхрапнул и перевернулся на бок, подложив под голову ладони, как это обычно делают дети. Василиса осторожно подняла ногу и затаила дыхание, понимая, что пол пещеры был усыпан костями, которые она не сразу разглядела в полумраке. Чародейка скользнула рукой к бедру: на этот раз она не стала недооценивать помощь меча.

Шея у огра толстая, в ширину круглой лысой головы – с одного удара не перерубить. Придётся убить его как-то иначе.

Словно почувствовав её мысли, огр открыл глаза, удивлённо моргнул, заметив незваную гостью, и, по-звериному зарычав, принялся медленно подниматься на ноги. Василиса не удержалась и хихикнула, чувствуя, как разогревается кровь перед предстоящей битвой. В глубине души она была даже рада, что огр проснулся. С недавних пор битвы манили её, опасность заставляла сердце биться резвее, она словно пыталась доказать себе что-то. Возможно, убедить себя, что даже без магии на что-то способна, возможно, отгоняла свои страх, боль и сомнения, потому что в битве было не до них, в битве некогда было думать, плакать и мучиться несбыточными мечтами. А возможно, это просто отголоски кровожадного азарта Финиста звали её обнажить меч. Василиса не знала, но и размышлять об этом у неё не было никакого желания.

– Поднимайся, неповоротливая туша! – крикнула она, отступая на несколько шагов и оглядываясь по сторонам в поисках выгодных позиций. – Проголодался? Поймай меня!

Василиса бросилась прочь из пещеры – на открытом пространстве и при свете сражаться будет проще. Огр уже мчался следом, громко топая и рыча.

Вырвавшись на свет, Василиса развернулась и попыталась метнуть в лицо огру яркий огненный шар, но с пальцев сорвались лишь слабые искры. Но и этого оказалось достаточно. Великан остановился, закрывая глаза руками. Чародейка времени не теряла: в два прыжка она подскочила к его ногам. Меч рассёк сухожилия на левой ноге и уже рвался к правой. Взмах – и огр, вопя от боли, полетел на землю.

Больше Василиса не повторит старых ошибок. Больше она никогда не будет беспомощным жуком, перевернувшимся на спину. Больше никогда!

Огромная лапища попыталась прихлопнуть чародейку, но напоролась на острое лезвие. Выдернув меч, Василиса запрыгнула на спину великану, пробежалась вдоль хребта и со всей силы всадила остриё между черепом и первым шейным позвонком, навалившись на рукоять всем телом.

Кровь брызнула Василисе в лицо, огр дёрнулся и обмяк. Есть!

Голова никак не хотела отделяться от тела. Василиса с криком махала мечом, словно топором, снова и снова загоняя лезвие в шею великана. Перепачканные руки скользили по рукояти, мышцы сводило от напряжения, а красный снег под ногами таял от горячей крови.

– А-а-а! – заорала Василиса и новым рывком опустила меч. Голова чавкнула и, наконец поддавшись, отвалилась, демонстрируя Василисе белые грани позвоночника.

Чародейка выронила меч и, тяжело дыша, завалилась на снег. От тела огра и от неё, перемазанной в его крови, в воздух поднимался пар. Кровь стучала в ушах, а руки налились усталостью и дрожали. Теперь она вряд ли бы сумела сжать кулак. Над Василисой разлилось голубое безоблачное небо в чёрных трещинах голых ветвей.

– Всё позади, – прошептала она, закрывая лицо рукавом. – Всё самое страшное уже позади.

Она не знала, какие именно воспоминания старается отогнать: о страшном огре, которого нещадно кромсала своим мечом, или о серпе, пронзившем её сердце. Или, может быть, о мор, что пытались забраться в неё и сделать своей.

Сделать своей.

А чья она вообще?

Пленница собственной матери. Игрушка Морены. Цепной пёс Финиста. Была ли она когда-нибудь своей. Хоть когда-нибудь?

Василиса вспомнила Кирши, Тёмного, который одним своим словом заставил её сказать то, что ему было нужно. Тогда она не испугалась, не оттолкнула, не захотела сбежать, но почему же она хочет освободиться сейчас, когда Финист даже не пытается её ни к чему принуждать? Почему она не боялась могущественного Тёмного из легенд, но до дрожи в коленях боится Финиста – обычного чародея, который и колдовать-то не может? Или на самом деле она боится себя и того, что может сделать, находясь рядом с ним? А что она может сделать?

Василиса вытянула перед собой окровавленные руки – два пальца, коснувшиеся вод золотой реки, так и остались чёрными, будто вымазанными сажей. Ещё одно напоминание о её бесконечных ошибках. Василиса пошевелила пальцами и попыталась призвать чары. Невидимая преграда была на прежнем месте, и, как и всегда, только пара искр смогла пробраться сквозь неё наружу. Бесполезные искры – возможно, это всё, что от неё осталось после этого путешествия? Потускневшая оболочка, слабая видимость чародейки, которая когда-то спалила целую деревню волколаков. Возможно, вместе с чарами её покинула и она сама, та часть её, что была наполнена жизнью, смыслом, верой. Василиса смотрела на красные ладони и чувствовала, что исчезает, тухнет, гаснет, как искорка на ветру. Сколько ещё она продержится? Кем станет без чар? Кем она уже стала?

Василиса села. Собственные мысли ей не нравились, и она отогнала их подальше. Вымокшая одежда уже начала остывать, позволяя холоду пробраться к телу. Пора возвращаться.



Финист раскачивался на стуле, забросив ноги на стол, потягивал из кружки эль и читал книгу. Василиса на его манер ввалилась в комнату без стука и швырнула окровавленный мешок с головой огра на пол.


Чародейка огляделась. Комната мало отличалась от той, где жила она, разве что кровать была больше, а на каминной полке в ряд стояли всякие безделушки: фигурка голой женщины, хрустальная шкатулка, уродливая ваза и подсвечник с тремя оплывшими свечами.

Финист брезгливо обвёл взглядом мешок. Чародейка подошла к столу и протянула руку.

– Моя оплата.

Финист перевёл взгляд на неё. Медленно, снизу вверх.

– Смотрю, ты хорошо повеселилась, красавица.

Его интерес забрался Василисе под одежду, согревая замёрзшее тело. Она поморщилась и мотнула головой, стряхивая с себя его чувства.

– И меч пригодился. – Финист поднялся с места, провёл пальцами по кожаному поясу на бёдрах Василисы. Щёлкнула пряжка, и меч вместе с поясом упал на пол. – В следующий раз лучше протирай его от крови.

– Я запомню, – хрипло ответила Василиса, отстраняясь.

Финист не удержал её, только продолжил жадно изучать взглядом, и Василиса никак не могла понять причину, а потому не могла заставить себя уйти.

– Тебе нравится, что я вся в крови? – Чародейка постаралась разглядеть что-то в ворохе его чувств.

– Нет, – ответил он. И Василиса тут же поняла, что он соврал. А Финист понял, что поняла она.

Стыд, желание, восхищение, страх быть пойманным и облегчение от того, что его наконец поймали. Василиса выдохнула, от чувств Финиста кружилась голова, а тело, желая угодить хозяину, против воли откликалось на его желания.

«Нужно уходить. Уходи. Уходи! Беги! Пожалуйста, беги!»

Финист провёл пальцами по щеке Василисы, шершавой от засохшей крови. И Василиса задрожала, готовая распластаться у него в ногах и полностью отдаться его воле.

– Ты обещал ни к чему меня не принуждать, – с трудом проговорила она, больше не понимая, где заканчиваются её чувства и начинаются чувства Финиста. И не понимая, когда она начала желать его прикосновений, его поцелуев, его тела. Она только хотела, чтобы это скорее прекратилось.

– А я ничего и не делаю, – прошептал Финист. – Это всё ты.

На его губах остался сладкий привкус эля, а на её – горький привкус крови. И Василиса не знала, что будоражило её больше. Не было ни одной мысли, на которой она могла бы сосредоточиться, за которую могла бы ухватиться, чтобы остаться собой, чтобы не раствориться и не исчезнуть в Финисте, не стать его частью, чтобы не стать безраздельно его, и только его. Но одновременно именно этого она и желала. Только этого и хотела. И это сводило её с ума.

Финист не отпустит её. Никогда не отпустит. Теперь это стало ясно как день и сияло в мозгу ярко, как солнце. И она никогда, никогда не сможет уйти. Потому что сама никогда этого не пожелает, если не пожелает он.

Василиса не помнила, как одежда оказалась на полу, а они – на кровати. Она помнила только горячие губы Финиста на своей шее, груди, животе. Жадные, настойчивые губы, что крали каждый её вдох. Зелёные глаза, в которых она читала собственное желание. Сильные руки, что держали до боли крепко и властно, хотя Василиса и не пыталась сопротивляться.

Финист вцепился зубами ей в шею, но она почувствовала лишь слабый отголосок боли, захваченная его страстью. Каждое движение гибкого тела Финиста расширяло и упрочивало границы его безраздельной власти. А каждый стон, сорвавшийся с губ Василисы, становился тому подтверждением.





23

Золото в темнице




Атли с Аньяной и Лелем перевернули вверх дном весь гарнизон, но не смогли найти ни чернокнижников, ни следов пребывания Аспида. Если чернокнижникам и удалось проникнуть в Гвардию, то сделали они всё очень тихо, чисто и убрались восвояси. И Атли уже был готов даже отказаться от этой идеи, если бы не письмо Кирши. Кто-то пытал Воронов – наверняка, чтобы добыть информацию о Гвардии. Да и сроки исчезновения гвардейцев и нападения Аспида практически совпадали.

С каждым Вороном в гарнизоне Атли разговаривал лично, выясняя, кто и где был в день нападения Аспида и раньше, кто покинул гарнизон сразу после трагедии. Они с Аньяной решили делать всё аккуратно, чтобы не сеять страх и не спугнуть возможных предателей. Аньяна беседовала с Соколами, а Лель – с Журавлями, прикрываясь переписью гвардейцев – ежегодной рутиной, в попытке отметить погибших и понять, сколько бойцов всё ещё на счету. Но шепотки уже ходили, каждый в гарнизоне чувствовал, что что-то не так.

Вороны перед Атли ёрзали в кресле, смотрели на капитана со страхом или и вовсе боялись поднять глаза, а Атли как мог изображал дружелюбную улыбку и пытался их успокоить, повторяя, что ничего необычного не происходило. Кроме нападения Аспида и смертей сотен человек. Он и сам понимал, что слова его звучали неубедительно, но очень хотел защитить Гвардию – как-никак за эти годы гвардейцы стали для него чем-то вроде собственной стаи, а «стая – прежде всего».

Атли мотнул головой, вытряхивая голос отца из мыслей, и махнул рукой, отпуская очередного Ворона из кабинета. Последнего на сегодня. Ворон, высокий юноша без левого уха, поднялся с места и, поклонившись, направился к выходу. Дробн – так его звали. Каждого из них Атли знал по имени, многих помнил ещё воспитанниками, и от того ещё сложнее ему было поверить в то, что кто-то из них предатель или что он мог просмотреть в гарнизоне незнакомца в чёрном кафтане.

Атли шумно выдохнул и растёкся по креслу, выпуская из рук гусиное перо. На пергаменте напротив имени Дробна растеклась неаккуратная клякса, поглощая его последние буквы.

В кабинет постучали, низко и глухо, будто бы ногой.

– Мне понадобится помощь, – с той стороны послышался голос Леля.

Волна усталости откатилась, ноги Атли напружинились силой, и он, подхватив эту спасительную лёгкость, поднялся с кресла и поспешил открыть дверь.

В кабинет протиснулся поднос с баранками и двумя окутанными паром чашками, насыщая воздух ароматом ромашки и мяты. Следом за подносом в комнату вошёл Лель и, перехватив озадаченный взгляд Атли, тепло улыбнулся.

– Ничего так не помогает в трудную минуту, как правильно заваренные травы, – пояснил он, прошёл в глубь кабинета и поставил поднос на письменный стол, прямо поверх стопки пергаментов. – Я на сегодня закончил и решил проведать тебя.

– Как успехи? – Атли вернулся обратно к столу и опустился в кресло.

Лель сел напротив, подхватил баранку и нахлобучил на палец на манер кольца. Хотя с его тонкими запястьями баранка больше сошла бы за браслет.