Когда оживают Страхи

Я одного-то едва обманул. Что делать, когда будет целая свора? Или придет тот, бестелесный? Лишь при воспоминании о той жути мурашки по коже.

Зябко поежившись, я отвернулся и сделал шаг по направлению к проспекту. Но остановился, когда за спиной раздался треск. Резко оглянулся, внутренне похолодев. Однако увидел лишь узкую ветвистую трещину, рассекающую шею и череп недавнего врага.

Хруст повторился, сухой и неприятный. Разлом дал ответвление, пересек глазницу. Оттуда выпало нечто круглое и черное, с металлическим звоном ударилось о камни, подпрыгнуло и покатилось прямиком к ограде. Предмет закатился под прутья и остановился в шаге от меня.

Глаз стража. Покрытый копотью, не светящийся и потому очень похожий теперь на человеческий, он лежал на земле, обращенный ко мне желтоватой радужкой и пустым черным зрачком. Поколебавшись, я вернулся и присел, разглядывая неожиданный подарок. Достал окуляр, и с его помощью увидел в глубине механизма сложнейшую теургическую вязь, невольно залюбовался как произведением искусства. Металл и стекло, хрусталь, сложные линзы, неизвестные материалы, филигранная механика.

Если не ошибаюсь, в одном из источников упоминалось, что некоторые из стражей умели бить лучами света, сжигали врагов одним взглядом. Обладал ли такой способностью встреченный одержимый, неизвестно, я не разбираюсь в сложных машинах. Но невольно затаил дыхание от созерцания кусочка древних технологий, невероятных и практически совершенных по сравнению с современным уровнем.

В глазу чувствовались остатки энергии Изнанки. Немного, крохи по сравнению с изначальным уровнем. Но замкнутых контуров, способных привести к взрыву или иным неприятностям, не обнаружилось. Как и Тьмы. Выгорела полностью.

Равноценный обмен?

Хмыкнув в ответ на такие превратности судьбы, я почему-то воровато огляделся, а затем схватил глаз и взвесил тяжелый холодный кругляш в ладони. Очистил от копоти и сажи, кинул в сумку. Может, пригодится. А может, и нет. Но какая разница? За останки стража и возможность изучить подобное Лига если не продаст душу, то точно выпишет чек на немалую сумму. Что неплохо.

Оставалась сущая безделица: выжить в Лимбе, а потом как-то вызволить друзей и разобраться с Лиамом. После этого можно заниматься и долгами, и вопросом Теней, и сбытом всякого хлама, и разговорами с тайной службой.

Сдаваться я не собирался. И потому, бросив последний взгляд на особняк и изломанную фигуру стража, направился к галерее.

Следовало поторопиться, Тьма просыпалась.





Глава 8




Терпение – есть величайшее благо. Терпение и осторожность должны стать вторым именем искателя, гармонично уравновешивать любопытство с жадностью.

Кому ты сделаешь хорошо, если поторопишься и вляпаешься в неприятности, бессмысленно подохнешь? Да никому. Себе тем более. Мертвецам-то уже ничего не нужно. Потому надо уметь выдерживать паузу и действовать строго тогда, когда полностью уверен в обстоятельствах, собственных силах и успехе предпринятого. Ни раньше, ни позже. Вовремя. И тогда получишь то, к чему стремился: знания, деньги, признание.

Так, помнится, втолковывал Старик юному и наглому лорденышу, который лишился отца, а затем и надежды на нормальную жизнь и веры в силу собственных уникальных талантов. И надо сказать, втолковывал часто. Иногда больно, подкрепляя слова крепкими подзатыльниками. Предоставлял настоящий выбор и в полной мере давал ощущать на своей шкурке последствия.

Да, в юности я не отличался ни смирением, ни самоконтролем. И, положа руку на сердце, был тем еще нахаленышем, который любил получать все и сразу, не прикладывая усилий. Справедливости ради стоит заметить, что весьма талантливым, неглупым и обучаемым. И то, что выжил да и чего-то достиг, говорило: воспитание Старика дало определенный эффект.

Впрочем, сам Дампир так не считал, продолжая называть меня сопляком, больше надеющимся на удачу, чем на успех. Я же имел собственное мнение. Но сейчас, после нескольких часов в Лимбе, готов признать, что старый пират был прав. Ведь из-за собственной глупости и нетерпения я влез в тот особняк, должным образом не разобравшись. А потом потерял контроль и побежал, забыв о блуждающей неподалеку твари. И хотя вышел сухим из воды, но на грани, на волоске от гибели. Спасся лишь благодаря стечению обстоятельств, удаче и спонтанным решениям. Профессионалы так не работают. Не ударяются в панику, не ищут легких решений. Я же совершал ошибку за ошибкой. И сейчас почти готов сорваться и ступить в ту же лужу.

«Терпение, – сказал я себе, прячась за окном, что смотрело на здание-колонну Анклава теургов из соседнего строения. – Не торопись, Орм».

Путь через верхний район выдался чрезвычайно долгим и тревожным. После шума, учиненного мной и стражем, из канализационных коллекторов полезла всякая мерзость, и приходилось петлять, прятаться, искать обходные пути. Я видел черных слизней, медленно ползающих по улицам. Видел тварей вроде пауков и крабов, покрывших один из особняков стеклянной паутиной. Пару раз сталкивался с одержимыми в виде людей – монструозных, с пергаментной кожей, запавшими глазами, с шевелящимися во ртах червями.

Везло лишь в одном: твари только-только пробудились и не чуяли меня. Бродили по улицам, и их оставалось лишь аккуратно обходить. Но сие занимало время, и к арке, а затем и к убегающей на нижний уровень винтовой лестнице я добрался не за пятнадцать минут, а за битых три часа. Спуск преодолел без приключений, но и дальше продолжал двигаться медленно и осторожно, наученный горьким опытом.

К тому же основной уровень Лимба не отличался ясной структурой и планом. И потому приходилось подолгу искать дорогу, строить маршруты. Часть района представляла собой жуткое переплетение коридоров, галерей и гротов, раскиданных на разных этажах. Эдакий лабиринт, хаотический, выстроенный с множеством ответвлений и тупиков, – как черви грызли.

Я вполне закономерно заблудился. В первый раз, перепутав ход и долго идя по длинному тоннелю, уперся в тупик. Во второй кружил по коридорам и выбирался в один и тот же зал. Лишь спустя час, прокляв все на свете, отыскал нужную галерею и выбрался во вторую часть района – длинный грот с низким потолком. Низким относительно верхнего города, тут хотя бы виднелся в свете фонарей, да и высота зданий не превышала пятнадцати этажей.

Но и здесь стало не сильно легче. Ведь строилось все в разные времена и с разными подходами, концепциями. В одной части древние строители пытались отдаленно повторить район аристократов, в другой нагородили однотипные здания-колонны, но в весьма странном порядке и отчего-то забыли расставить какие-либо указатели. Можно идти по почти точной копии города, какие когда-то были на поверхности, и оказаться посреди ряда гигантских домов-ульев, похожих друг на друга как две капли воды. И через какое-то время совершенно неожиданно встать на краю обрыва, где вместо вменяемых лестниц лишь гнилые стремянки.

Скорости не прибавляло и то, что, в отличие от района лордов, тут имелось не в пример больше разрушений. Развалившиеся здания, провалы в полу, где-то наполненные водой, а кое-где и липкой маслянистой жижей неизвестного происхождения, источающей ядовитые миазмы и явное дыхание Тьмы. И следов сражений хватало. То и дело приходилось карабкаться через баррикады, груды мусора, огромные воронки в полу. Под подошвами хрустели битые стекла, звякало ржавое железо, когда-то бывшее оружием, влажно хлюпали гнилые тряпки. Останков, опять же, нет, но воображение невольно восстанавливало картину, дорисовывало недостающее.

Вот баррикада из валунов и песка, разорванная взрывом изнутри. За грудой камней разбросаны ржавые тесаки, пики, дырявые баки огнеметов и рукава водометов, револьверы, обугленная ветошь. По-видимому, Тьма овладела одним из защитников и тот взорвал запасы напалма. А другой развернул крупнокалиберное орудие и ударил по ближайшему зданию, отчего из него вывалилась часть стены и накрыла другую преграду на пути одержимых.

А вот стена, будто изъеденная кислотой, в мелких язвах, щербинах, сколах. Поверхность в радужных разводах и, если встать под определенным углом, становится прозрачной. Булыжники вокруг подрагивают, а песок и вода закручиваются странными рисунками на полу. Даже сквозь столетия пробивается вонь паленого мяса и почему-то изысканных пряностей, привезенных с поверхности. В Изнанке же осталась незаживающая рана, воронка, источающая искажения – последствия взрыва на той стороне.

Явно кто-то из теургов или лордов держал оборону, и когда Тьма столкнулась с высокоуровневым артефактом, возникла аномалия. Защитника расплескало на молекулы, впаяло в гранит, изломало саму реальность, но мрак это не остановило.

Дальше следовал целый квартал, перемолотый в щебень, скелеты домов, длинная череда разломов и трещин в грунте. Обломки стальных рельсов и арматуры, крошащиеся как сухари. И все это покрыто плесенью, ржавчиной, грибами, скрывается в густой белесой мгле. Там бродят смутные тени, хлюпают, попискивают, плещутся и скребутся.

Здесь шли жестокие бои. Гварды, монахи и прочие пытались сдержать Тьму, пока население уходило в нижние тоннели, пока инженеры думали над тем, как отгородиться от исчадий. Тут пахло смертью, отчаянием и страхом.

И конечно, приходилось кружить, обходя разломы и завалы, места средоточия зла и те, где сама реальность превратилась в нечто непонятное и опасное.

Здесь тоже хватало монстров. В одном месте долго пришлось валяться по ноздри в холодной луже, пока дорогу впереди медленно переползала слизистая куча плоти, наполовину состоящая из черной грязи и дыма. Тварь скулила и голосила, стонала то детскими, то женскими голосами, кого-то звала. И когда почти прошла, я рискнул приподняться. Чтобы через миг нырнуть обратно и зажать рот в приступе тошноты.

Из туши торчали человеческие головы, руки и ноги, шевелились, пытаясь прорвать осклизлую массу, рвались наружу, царапая пальцами воздух. И порой таки вырывались, кричали, сопели, смеялись, кого-то звали. Но вскоре их затягивало обратно, и наружу высовывались другие. С искаженными лицами, растянутыми в крике ртами и пустыми глазами. От твари тянуло густой смесью боли и страха, неизъяснимой тоски – она сама стала средоточием страданий. И искала их, чтобы сожрать больше, чтобы довершить метаморфозу.

Через какое-то время повстречались другие монстры, отдаленно напоминающие людей, но на длинных ногах-ходулях, черные, исхудавшие, голые. Пять или шесть существ бесцельно бродили между домов, исходящие черным дымом черепа покачивались на уровне третьего этажа. Они издавали протяжные вопли, смахивающие на дельфинье пение. От криков болели уши, а сердце начинало бешено колотиться – то ли от страха, то ли от злости.

Были и другие, помельче. Черные черви, колосящиеся ростки мрака посреди улиц, облачка дыма. Начало казаться, что попал в преисподнюю, настолько сюрреалистическая и сумасшедшая реальность оказалась тут. Реальность с иной, чужой и чуждой не-жизнью, полная скорби, тоски и боли, что сотни лет бурлят в закрытом котле потерянных уровней.


И если уж на то пошло, то именно из-за этого район и получил название Лимб – первый круг ада, обитель язычников, узилище нехристиан, преддверие настоящего пекла, как описывал его один из поэтов Ньювотера.

Ни первая тварь, ни остальные меня не учуяли. И я сумел прокрасться мимо. Чуть живой от страха и боли, ошеломленный, подавленный.

Никогда в жизни не сталкивался с таким количеством демонических отродий, с такой плотностью Тьмы. Но каким-то образом сумел преодолеть окраины и районы зажиточных горожан, торговые ряды, выбрался на широкий проспект, который в итоге и привел к главной площади старой Тары. Именно здесь и стояло здание-колонна, принадлежащее Анклаву. Или башня, если мыслить полузабытыми понятиями поверхности. Напротив храма Христа Солнцеликого, рядом с главной библиотекой и морской академией.

Странно, кстати. Гонения на тех, кто слышал Изнанку, в те времена были в самом разгаре. Но теургам все же выделили отдельное помещение. Может, по привычке. Или чтобы оставались на виду. Но какая разница?..

Надо ли говорить, что на дорогу я потратил целую уйму времени? Сколько часов, не помню, сбился со счету. Но устал так, что едва держался на ногах. Хотел есть, будто прошло не меньше суток, поспать бы не отказался. Однако держался. Едой не снабдили, а дремлют в таких местах лишь полные идиоты. И дело не в том, что могут сожрать, нет. Просто во время сна контроль над разумом ослабевает, а связь с Изнанкой укрепляется. Тьме легче отыскать спящего, легче овладеть и подчинить.

На остатках сил я прокрался мимо богатых домов, принадлежащих когда-то зажиточным купцам или офицерам. Мимо давным-давно покинутой школы, обошел площадь по кругу, прячась за оградами, сломанными авто, скамейками и колоннами. И юркнул в открытую дверь храма, будто в пику теургам построенного напротив обители Анклава. Дескать, старший брат присматривает за вами, мерзости.

Внутри я долго стоял в притворе, прислушивался и принюхивался, напрягал органы чувств. Но не нашел ничего, кроме забвения, пыли и плесени, грубоватой статуи Христа на фоне золотого диска, изображающего солнце. Прокрался в молельную, зашел за алтарь и поднялся по узкой скрипучей лесенке на второй этаж, спрятался в одной из келий, окно коей выходило на площадь как раз напротив цели моего похода.

Четверть часа ушло на то, чтобы прийти в себя. Я сидел и дышал, понемногу пил из фляги. Почувствовал подкрадывающуюся сонливость и достал аптечку, вколол слабенький стимулятор, прожевал горький порошок болеутоляющего и снова напился.

Жажда не отступала. Язык словно прилип к нёбу, а губы потрескались. Кроме того, слегка знобило, голова раскалывалась.

Смекнув, что не так, я поменял фильтр в маске. Посчитал оставшиеся и помрачнел – четыре штуки. По два часа на каждый, а еще как-то выбираться. И неизвестно, сколько уйдет на то, чтобы проникнуть в обитель.

Дышать тут, в отличие от района аристократов, без маски нельзя. К сожалению, никто не сподобился установить такие же хорошие системы рекуперации, как там, где жила белая кость. А может, их повредили во время сражений, кто знает.

Тот случай, когда жалеешь, что отстал от надсмотрщиков. В мешке у Олиффа запас фильтров на целую неделю – видел, как здоровяк паковал перед походом. Но наемники наверняка мертвы. И пусть пошли самой безопасной дорогой через старый портовый район, за ними погнался бестелесный. Одного лишь взгляда хватило, чтобы понять: сталкиваться с такой тварью не хочу ни в открытом бою, ни с форой. И на команду рыжей девицы не поставлю и ломаного гроша.

Стоит смириться, что ресурсы ограниченны. А значит, следует поторопиться, время играет против меня. Я несколько раз попадал в истории по глупости. Что бы сказал Старик, если б мог посоветовать?

– Уходить, – ответил я вместо Уильяма шепотом. – Бросать все и уходить. Выбираться другим путем максимально быстро. Поднимать на уши гвардов, тайную службу, да хоть самого гранда, и бить окопавшуюся в коммуникациях банду Лиама, откуда не ждут.

Да, наверное, самое верное решение. Но я слишком далеко зашел, чтобы отступить. Самому хотелось выяснить, ради чего разразилась суматоха вокруг древней книги. Да и козырь нужен. Без летописи разговор с Лиамом не сложится. К тому же, пусть я и заставил Нолана забыть о моей второй личности, но рано или поздно инквизиция или тайная служба доберутся до основ. Раскопают неприятные подробности об одном скандальном наследнике Старшей семьи, вдруг вернувшемся из небытия. И тогда лишь благодаря чему-то достаточно ценному можно будет откупиться от назойливого внимания.

Но и лезть напролом тупо.

Глубоко вздохнув, я встал на колени и осторожно выглянул из окна. Прислушался. Окинул внимательным взглядом площадь и особенно здание напротив.

Разрушений здесь немного. Никто не устанавливал баррикады. Никто не пытался защищать. Сие место покинули, ушли если и неспокойно, то спланированно, оставив на произвол судьбы здания, вещи, воспоминания. Оставив навсегда, без надежды вернуться, на растерзание времени и тлену.

Тлена, кстати, немного. Площадь считалась одной из главных, и строители старались, делали крепко и красиво. Проложили гранитом и мрамором, и каменные плиты достойно выдержали гнет столетий. Здания почти не обветшали. От того же фасада академии веяло гордостью и величием, мужественная сила сквозила в каждой линии массивных квадратных колонн и стрельчатых окон, в тяжести бронзовых ворот.

В былые времена тут было шумно и красиво. Когда молодые улыбчивые кадеты в строгой форме маршировали перед зданиями. Девушки провожали их влюбленными взглядами, а старшее поколение радовалось выправке будущей опоры Тары.

И даже несколько мрачноватое здание библиотеки не портило впечатления. От него тянуло знаниями, мудростью. Сразу ясно, что за теми окнами хранятся труды великих мыслителей. Обилие бронзы и меди в оформлении, множество старинных статуй вокруг подкрепляло впечатление.

Наверное, я был бы не прочь посидеть на одной из многочисленных скамеек перед библиотекой в обнимку с какой-нибудь интересной книгой и кружкой ароматного травяного грога в руках. Поглазеть на барышень, на памятник последнему королю в центре площади, изображающий высокого широкоплечего мужчину в длинном плаще, с гордым профилем воина и короной в форме обруча, что стягивал лысеющий череп.

Лишь грязные запыленные окна да блеклый свет умирающих ламп свидетельствовали об упадке. Пожалуй, и пятна плесени, целые грибницы, заполонившие крыши. Но если прищуриться и попытаться не обращать внимания на отпечатки времени, можно представить, каким являлось место давным-давно. Светлым – над крышами стояли вышки мощных прожекторов, сейчас мертвых, – шумным и пестрым. В толпе мелькали бы и кадеты, и церковники, праздные гуляки, порой загадочным призраком проплывал бы одинокий теург. Звучали бы голоса, смех и музыка…

Вздрогнув, я отмахнулся от придуманной картинки. И снова внимательно осмотрел площадь, освещенную лишь тусклыми зеленоватыми «ночными» фонарями. Наверное, именно из-за света создавалось впечатление загадочности, мистицизма. Мутные окна безразлично взирали в пустоту, тени таились у входов и лестниц, у постамента памятника, и тишина, густая, как патока из сладких водорослей. Здание Анклава внушало какой-то трепет: мрачное, украшенное готическими узорами, с узкими окнами на приличной высоте, без какого-то видимого входа внизу. Оно больше походило на крепость, коей на самом деле и являлось.

Последний оплот теургов. Легендарных людей, повелевавших Изнанкой на неизвестном нам уровне, способных творить удивительные вещи. Людей, которые если не правили миром, то весьма значительно на него влияли.

Как бы то ни было, но опасностей я не видел и не чувствовал. Площадь оставалась покинутой, безжизненной. Исчадия бродили где-то вдалеке, а в окрестностях концентрация мрака оставалась относительно небольшой. Что странно, напряжения в Изнанке обычно притягивают демонов. Что-то не так в обители?..

Поколебавшись, я достал из планшета окуляры, но после минуты возни признал – бесполезны. Разрешение инструментов не позволяло видеть четкую структуру с такого расстояния, одни из стекол мутнели от большой концентрации мрака в Изнанке, другие резали взгляд ярким светом.

И тогда я решил рискнуть. Чуть прикрыл глаза и медленно потянулся к дару, попытался взглянуть в пассивном режиме. По нервам резануло острой болью, а в уши проникли голоса: чудовищные, хриплые и злобные, но завораживающие потусторонней мощью. Мир посерел и будто истончился, краски исчезли, вокруг закружились черные ломкие хлопья.

Зашипев сквозь зубы, я резко оборвал контакт с Изнанкой. Передернул плечами и выругался – слишком много Тьмы. Везде. И голоса… если послушать чуть дольше, можно сойти с ума.

Но своей цели я добился, так как и краткого мгновения хватило, чтобы понять две вещи. Во-первых, сильных Вестников в округе пока нет. Лишь эманации, бессмысленные клочки мрака, витающие на той стороне. Ближайший большой сгусток черноты имелся в паре кварталов отсюда, он меня не чуял. Остальные плавали где-то вдалеке, за гранью осознанного восприятия. Ну а во-вторых, я сумел увидеть защиту обители. Сложнейшие узоры, покрывающие каждый камень здания, двери, окна, не оставляли шансов.

Пожалуй, ни с чем подобным я не сталкивался. Даже барьеры на филиалах Лиги гнозис выглядели детской забавой по сравнению с вязью энергетических узоров на доме последних теургов, они оплетали каждый камень и стеклышко.

Да будь у меня даже профессиональные инструменты или тонна взрывчатки, пройти внутрь не получилось бы. Ни распутать, ни разбить. Многослойная защита и против физических воздействий, и против ударов с той стороны, против Тьмы.

Я, почти не удивившись, обнаружил контур, напоминающий тот, что прикрывал памятный особняк наверху. Слабее, но гораздо более стабильный, с четкими настройками амплитуд и частот.

Вот и разгадка того, почему так мало Вестников в округе, хотя в самом городе их хватает. В Изнанке обитель выглядела алмазом, неприступным, с острыми отточенными гранями. И уж точно не шло речи о том, чтобы как-то ее взломать. Ни прошибить, ни обмануть. Сил у меня не хватило бы, даже сними я оковы. Да и чтобы разобраться в технологиях такого уровня, потребовалась бы работа Лиги гнозис в полном составе на протяжении нескольких лет. Наверное, с помощью ключа можно отключить защиту и войти. Но тот остался у Моры.

Паршиво? И да, и нет. Я пока ничего не теряю, а из ситуации есть несколько выходов. Наверное, надо уходить. Распрощаться с намерениями разузнать о летописи, искать выход из Лимба и решать вопрос с Лиамом.

Но я почему-то тянул время. Может, из упрямства. Ведь обидно отступить в шаге от цели. Или сработала та же интуиция, надежда на чудо. Но я продолжал упрямо сидеть в келье и наблюдать за зданием Анклава из окна.

Спустя минуту ругани с самим собой я решил, что изучу обитель поближе, попытаюсь взломать для успокоения совести. И большим усилием воли заставил себя удержаться от порыва побежать наружу тотчас. С отгоняющим Тьму механизмом уже сталкивался, и глупо вляпаться в то же дерьмо.

– Терпение, – пробормотал я.