Когда наши миры сталкиваются
Часть 24 из 42 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я чувствую, как Кеннеди балансирует на краю, когда впивается ногтями мне в спину, и начинаю двигаться с большей скоростью, пока она держится за меня изо всех сил.
— Просто отпусти Кеннеди, — шепчу я ей на ухо и намеренно целую ее в это сладкое местечко за мочкой уха, зная, что это приведет ее в неистовство. Словно по сигналу я чувствую, как ее лоно сжимается и пульсирует вокруг меня, вызывая мое собственное освобождение.
Не хочу выходить из нее. Мысль о разлуке с ней вызывает в груди боль. Осознание того, что Кеннеди только что поделилась со мной самым сокровенным, вызывает такую волну эмоций, что она просто захлестывает меня. Я смотрю, как ее поразительно голубые глаза пожирают меня простым взглядом. С меня хватит, и Кеннеди – единственная причина моей гибели.
— Кеннеди, прошлой ночью... — я позволяю этой мысли затихнуть.
Она играет с прядями моих волос, ожидая продолжения. Я не знаю, как сказать это, не смутив ее. Не хочу, чтобы она думала, что единственная причина, по которой я что-то говорю, это то, что мы только что разделили. Кеннеди замечает мои опасения.
— Ты можешь рассказать мне все, Грэм, — говорит она с такой убежденностью, что я начинаю верить в ее правоту.
— Я не знаю, как это сказать, — объясняю я.
— Попробуй с самого начала.
Я выхожу из Кеннеди, зная, что во время этого разговора будет лучше не быть похороненным глубоко в ней. Приподнимаюсь на локтях, чтобы посмотреть вниз на ее раскрасневшиеся щеки, зная, что я причина малинового цвета ее волнения. Мне просто нужно это сказать.
— Ночь, когда я сбил тебя – самый страшный момент в моей жизни, Кен. Я думал, что убил тебя, и, зная то, что знаю сейчас, я не хотел бы жить в мире, где тебя нет. — Я делаю паузу, чтобы перевести дыхание. Нервы сходят с ума. Я никогда не нервничаю. Чувствую, как в горле образуется комок. — Тогда я все испортил и не могу найти оправданий своему поведению. Мне было страшно, и я все еще боюсь. Между нами все происходит так быстро, а когда увидел тебя лежащей прошлой ночью на его кровати мне показалось, что кто-то вырвал мое сердце, потому что ты испытывала физическую боль, Кеннеди. Я никогда намеренно не причиню тебе боль, и хотя слова ничего не значат, я обещаю тебе, что сделаю все, чтобы исправить то, что сделал.
— Я тебе верю. — Кеннеди приподнимается на локтях и быстро целует меня.
— Это еще не все. Прошлой ночью, когда я пошел в ванную, чтобы взять телефон, ты, должно быть, заснула. Я сидел и смотрел на тебя. Просто сидел на краю кровати и знал, что во мне что-то изменилось, потому что когда смотрел на тебя, я понял, что... — я убираю ее волосы за ухо. Мне нужно увидеть ее, когда я скажу то, что собираюсь сказать.
— Что ты понял? — Кеннеди выглядит обеспокоенной тем, что я собираюсь сказать. Она закутывается в одеяло, словно ожидая, что я скажу что-то ужасное.
— Я понял, что могу полюбить тебя! — выдыхаю я.
Кеннеди молча садится на кровати. Через окно ее спальни проникают лучи солнца и заставляют ее кожу светиться золотом. Ее голая спина открыта моим глазам. Я восхищался тем, как ее позвоночник торчит достаточно, чтобы показать, что она стройная.
На ее спине под лопаткой прячется от остального мира маленькая татуировка. Это пара балетных туфель. Ну, это сюрприз. Нужно будет расспросить ее об этом. Татуировка напоминает мне о том, что Кеннеди потеряла из-за меня. Единственное, что она любит больше всего – это танцы. А я лишил ее, возможно не навсегда, но это неважно.
Как я могу иметь наглость признаться ей в своих чувствах и ожидать, что она ответит мне взаимностью, когда все это время был эгоистичным и ненадежным? Как могу ожидать, что она разделит мои чувства, когда я не верю, что заслуживаю ее? Черт, я не заслуживаю эту девушку.
— Грэм... — голос Кеннеди звучит тихо. Я поглаживаю ее спину, выводя круги кончиками пальцев вверх и вниз по ее позвоночнику, пробегая по татуировке. — Я думаю, что смогу полюбить тебя в ответ.
Она повторяет мои слова, сказанные прошлой ночью, когда я думал, что она спит. Меня накрывает облегчение от знания, что эта сумасшедшая удивительная девушка любит меня. Мы лежим рядом, прикасаясь друг к другу и просто наслаждаясь этим моментом. Пока разговариваем, позволяем всему догнать нас – нападение Крейга, Кеннеди, отдающая мне свою девственность, а затем правда, что мы, очевидно, не должны быть друзьями. Это много для одних суток. Нет никого, с кем бы я предпочел лежать рядом прямо сейчас. Обретают смысл все события, приведшие меня в этот момент.
Родители Кеннеди возвращаются домой около полудня, как раз когда я натягиваю джинсы, пролежав в постели все утро. Нам удается часами говорить обо всем, кроме одной важной вещи. Что будет в понедельник? Мы собирались придерживаться того же плана и делать вид будто не встречаемся или сделать все известным? Я сделаю все, что она захочет, потому что сейчас Кеннеди – это все, что имеет значение. Идея скрывать то, что происходит, и то, что уже произошло, мне не нравится. Я не хочу прятать ее, как грязную тайну.
Замок на входной двери со щелчком открывается. Кеннеди выбегает из своей комнаты так быстро, насколько позволяют ее костыли, чтобы поприветствовать родителей, прежде чем они успеют войти в ее спальню. Я остаюсь один в ее комнате, пытаясь найти свою рубашку. Застать меня полуголым в комнате дочери – это самое худшее первое впечатление.
Я слышу голос Кеннеди, когда она говорит со своими родителями. Она спрашивает о том, как прошли посещения музеев и как вообще они провели время во время поездки к брату. Слушая их разговор, чувствую, как на сердце теплеет. Хотел бы я иметь то, что есть у них. Я знаю, что у них есть свои проблемы из-за спора, который я подслушал в первую ночь, когда пришел сюда, но думаю, что они спорят только за свою дочь. Они хотят для нее только лучшего. Я не понимаю всю динамику «я люблю тебя» в ее семье. Понимаю, что не каждая семья идеальна и у всех нас есть причины, которые заставляют нас едва терпеть друг друга, но я бы все отдал, чтобы мои родители говорили со мной с таким обожанием, как родители Кеннеди говорят с ней.
Я сижу на краю кровати и жду, когда Кеннеди подаст сигнал, чтобы я мог убраться отсюда прежде, чем ее отец ворвется сюда, готовый надрать мне задницу. Размышляю о том, чтобы вылезти через окно, но знаю, что лучше не давать Кеннеди повода думать, будто я сбежал. Я столкнусь с тем, что ждет меня по ту сторону двери.
Я не замечаю, как Кеннеди распахивает дверь, когда вытягиваю нитку из рубашки. Она стоит, прислонившись к дверному косяку с самой сексуальной ухмылкой, которую я когда-либо видел на ее лице. Что-то изменилось в ней, и мне хотелось верить, что именно я приложил к этому руку.
— Пытаешься решить будет ли побег через окно самым быстрым путем отсюда? —хихикает Кеннеди, подходя ближе ко мне.
— Как ты догадалась? — Я смотрю вверх, когда она встает передо мной, протягивая мне свою маленькую руку.
— Испуганный взгляд выдал тебя с головой. Мои родители хотели бы встретиться с тобой, парнем, который развратил меня, так что вставай! — Я хватаю ее за руку и встаю. Кеннеди обнимает меня за шею и шепчет на ухо. — Ты прекрасно справишься.
Я обхватываю ее голову руками и целую в лоб.
— Как ты можешь быть так уверена? Девушки любят меня. Родители девушек не особенно.
— Не напоминай мне... — Кеннеди закатывает глаза. — Ты нравишься мне, и им тоже понравишься.
— Я тебе нравлюсь, да? Я думал, ты сказала, что можешь любить меня? — Я подмигиваю ей, когда она наклоняет голову обдумывая мои слова.
— Тогда, я думаю, они полюбят тебя. — Кеннеди улыбается еще шире.
Моя рука лежит на ее талии, когда она выводит меня из-под защиты своей спальни туда, что кажется мне открытыми водами самого глубокого океана. Я знаю, что меня встретят две заботливые и любящие своего ребенка акулы. Будь я отцом отцом, я бы не хотел, чтобы рядом с моей дочерью находился кто-то хоть немного похожий на меня.
Ее родители сидят на диване, прижавшись друг к другу, как будто им все еще шестнадцать лет, перед включенным телевизором, но почти не обращают на него внимания. Они слишком заняты разговором друг с другом. Ноги миссис Конрад лежат на ногах ее мужа, и меня восхищает то, как сильно они любят друг друга. Это очевидно. Кеннеди не отпускает меня, когда мы вместе входим в гостиную, где нас окидывают внимательным взглядом. Я вижу, как взгляд ее отца скользит вниз к нашим переплетенным рукам. Вместо того чтобы вырвать руку из ее хватки, я слегка сжимаю ее, пытаясь успокоить.
— Мама, папа – это Грэм Блэк, — звонким голосом представляет меня Кеннеди родителям.
— Очень приятно познакомиться с вами, мистер и миссис Конрад. — Я быстро отпускаю ее руку, чтобы пожать их ладони в приветствии, и быстро возвращаю свою руку Кеннеди. Она ведет меня к дивану, где мы садимся, ожидая множества вопросов. Я только что вышел из спальни их дочери, когда их не было дома. Конечно, это вызовет вопросы.
— Итак, чем вы планируете сегодня заняться, дети? — спрашивает мистер Конрад. Похоже, мы с Кеннеди получим нагоняй за нашу неосторожность.
— Домашнее задание. Я скоро буду делать его, но кроме этого не думаю, что у нас есть планы, — отвечает Кеннеди, глядя на меня для поддержки.
— Как насчет тебя, Грэм? У тебя тоже есть домашнее задание?
Мистер Конрад пытается быть для дочери отцом высшей категории. Я не возражаю. У меня никогда не было девушки. Это позволяет легко избежать таких ситуаций. Сейчас же меня вся эта ситуация совершенно не беспокоит.
Я улыбаюсь Кеннеди, которая ждет моего ответа с ликованием в глазах, умоляя меня сказать, что у меня есть домашнее задание.
— У меня есть домашнее задание, которое я могу сделать.
— Мы всегда можем сделать его вместе, если хочешь. — Кеннеди игриво толкает меня локтем в бок, заставляя подпрыгнуть. Она не спускает с меня глаз. Я начинаю чувствовать себя неловко перед ее родителями из-за того, как она смотрит на меня.
— Грэм, почему бы тебе не остаться на ужин, — раздается в тишине комнаты голос миссис Конрад. Ее голос звучит так же, как у ее дочери, только на тон выше. Я быстро отвожу взгляд от Кеннеди, поворачиваясь к ее родителям.
— Если вы не возражаете, сэр, я с удовольствием останусь на ужин, — обращаюсь я к мистеру Конраду. Я чувствую, как Кеннеди переводит напряженный взгляд между мной и ее отцом, ожидая его ответа. Во всяком случае, я научился быть джентльменом среди взрослых от моей бабушки. Она не потерпит меньшего.
Помню, когда был младше, моя бабушка давала мне затрещину, если я не обращался к взрослым «сэр» или «мэм». Жаль, что она не учила тому, как обращаться с девушками. Может быть, я не попал бы в некоторые из ситуаций, которые были у меня в прошлом.
— Только с одним условием, — голос мистера Конрада внезапно становится непримиримо серьезным. — Грэм, если ты обидишь мою дочь, я обещаю, что причиню тебе вдвое больше боли.
— Папа! — кричит Кеннеди со своего места на диване. Она смущена угрозой своего отца. Ее реакция такая милая.
— Мистер Конрад, я уже сказал вашей дочери, что никогда намеренно не причиню ей боли. Если вы еще не знаете, то уверен услышите, что у меня не самая лучшая репутация, но почему-то ваша дочь видит во мне что-то особенное, и я прекрасно понимаю, что не заслуживаю кого-то вроде Кеннеди, — заявляю я уверенно и сам удивляюсь своему признанию. Миссис Конрад улыбается своей дочери, и мне становится не по себе. Я признался в своих чувствах к их дочери. Как неловко.
— Это все, что мне нужно было знать. Ты более чем желанный гость в нашем доме, пока Кеннеди этого хочет. — Мистер Конрад встает, чтобы пожать мне руку, прежде чем отправиться на кухню со стаканом воды.
Миссис Конрад смотрит на Кеннеди с понимающим блеском в глазах. Кажется, они ведут молчаливый разговор между собой. Я не вижу, что она говорит своей матери, но я знаю, что это имеет отношение ко мне. Ее отец сидит, не обращая внимания на их взаимодействие, вероятно потому, что привык к подобному.
Кеннеди встает с дивана, оставляя меня наедине с ее родителями. Я ковыряю дырку на своих джинсах, борясь с желанием вытереть о них вспотевшие ладони. Я нервничаю больше, чем думал, ожидая, что ее родители бросят еще один мяч в мою сторону.
— Ты идешь или нет? — голос Кеннеди доносится из ее спальни. Я не уверен, должен ли следовать за ней или сидеть там, где ее отец может видеть меня. Неуважение к родителям вашей девушки в первый день встречи с ними – не способ начать с хорошей ноты. Я сижу неподвижно, притворяясь, что не слышу ее, хотя мне безумно хочется броситься к Кеннеди, чтобы просто быть рядом.
— Она зовет тебя. Тебе следует пойти. Она может быть нетерпеливой, — ухмыляется миссис Конрад изо всех сил стараясь подавить смех. Они оба смеются. Думаю, им нравится наблюдать за моей нервозностью.
— Было приятно познакомиться с вами и еще раз спасибо, что позволили мне остаться на ужин, — встаю и иду обратно в комнату Кеннеди.
Я захожу, закрывая дверь за собой, и вижу, что комната пуста. Из ванной доносится шум воды. Дверь приоткрыта, и через маленькую щель просачивается пар. Я сажусь на ее кровать и жду, когда Кеннеди выйдет, теребя ткань на одеяле и думая о том, что произошло сегодня утром.
Чувствую себя не в своей тарелке, но отодвигаю эти мысли на задний план. Я не позволю неуверенности вызвать разлад в наших и без того хрупких отношениях. Вот что у нас есть. Отношения. Сегодня Кеннеди отдала мне большую часть себя, и теперь я должен доказать, что достоин этого. Могу ли я быть достаточно хорошим для кого-то вроде нее? У меня есть сомнения.
— О чем думаешь, Блэк? — тянет Кеннеди, когда входит в комнату. Я вскидываю голову и вижу, как она идет к комоду, обернутая в полотенце. Фиолетовая пушистая ткань едва прикрывает ее тело. Я не возражаю. Мне нравится смотреть на нее. Если Кеннеди подтянет полотенце выше, увижу ее попку, а если потянет его вниз, увижу ее сиськи. Ей удается удерживать ткань на месте (даже когда я тайно молюсь о том, чтобы она упала на пол), позволяя мне видеть только то, что ей хочется показать. По тому, как она улыбается, могу сказать, что она точно знает, что делает.
— Разве тебе никто никогда не говорил, что нехорошо дразнить других? — я встаю с намерением сократить разрыв между нами.
Девушка достает из ящика комода шорты, майку и пару черных кружевных трусиков. Я вдруг прекрасно подстраиваюсь под каждое ее движение и все, что ее руки украшают своими нежными прикосновениями. Мне ее все равно не хватает.
Кеннеди возвращается в ванную, и я следую за ней.
— Не думаю, что кто-то когда-либо называл меня дразнилкой, мистер Блэк, — невинно улыбается она, хотя мы оба знаем, что это не так. Прежде чем схватиться за дверь, чтобы закрыть ее за собой, она отпускает полотенце, позволяя ему упасть у ее ног. Кеннеди храбро поворачивается ко мне лицом, стоя там совершенно голая. — Упс!
С громким стуком дверь захлопывается у меня перед носом. Я чувствую, что начинаю заводиться. Единственное, что может удовлетворить мой аппетит, это девушка что стоит по ту сторону этой чертовой двери, прикрывая свое тело слишком большим количеством одежды. Я знаю, что должен буду вести себя наилучшим образом, когда она выйдет. От ее родителей нас отделяет только короткая прогулка и тонкая стена.
Пока я жду, когда она выйдет, мой разум продолжает кричать мне: Что за черт? Что случилось с невинной Кеннеди, которая дрожит от одного моего прикосновения? Ее заменили на эту сильную, уверенную, кокетливую девушку, которая открыто дразнит меня. Я создал монстра, но не стану жаловаться. Я с удовольствием подыграю ей в эти кошки-мышки. Если Кеннеди собирается мучить меня весь день, то я могу подыгрывать ей, пока она не начнет умолять меня прикоснуться к ней.
Глава 33
Кеннеди
Я и правда это делаю? О чем я думаю?
Как может один парень, только один парень так сильно влиять на меня? Я становлюсь такой девушкой, какой никогда не была. Каждое движение, которое я делаю, когда Грэм рядом, обдуманно и кокетливо, как будто я пытаюсь удержать его внимание. Я живу в страхе, что какая-нибудь новая блестящая игрушка появится в поле его зрения, и он быстро избавится от меня.
Наверное, именно этого я и боюсь больше всего. Боюсь, что мои чувства к нему слишком сильные. То, что он заставляет меня чувствовать, когда смотрит и касается меня, совершенно невероятно. То, что я чувствую сейчас, возможно, не может длиться вечно. Было бы нечестно позволить кому-то испытывать так много интенсивного блаженства слишком долго. Так жизнь не устроена.
Я натягиваю одежду медленнее, чем нужно, чтобы отсрочить то, что ждет меня по ту сторону двери. Все в нем кричит о неприятностях, но я не могу сопротивляться желанию, которое пульсирует в моем теле, когда он рядом. Он смотрит на меня так, словно больше никого не видит.
Я распахиваю дверь и вижу Грэма, сидящего на кровати с разложенными перед ним учебниками. Должно быть, он притащил их из машины. Парень не замечает, как я прислоняюсь к дверному косяку, прежде чем войти в комнату. Я использую несколько секунд, чтобы полюбоваться им. То, как его футболка плотно облегает каждый мускул на груди и бицепсах. То, как его глаза расширяются, когда он слишком много о чем-то думает. Его растрепанные каштановые волосы. Все в нем сделано, чтобы быть привлекательным. Я сознательно попала под его чары.
— Делаешь домашнее задание? — наблюдаю я.
— Просто отпусти Кеннеди, — шепчу я ей на ухо и намеренно целую ее в это сладкое местечко за мочкой уха, зная, что это приведет ее в неистовство. Словно по сигналу я чувствую, как ее лоно сжимается и пульсирует вокруг меня, вызывая мое собственное освобождение.
Не хочу выходить из нее. Мысль о разлуке с ней вызывает в груди боль. Осознание того, что Кеннеди только что поделилась со мной самым сокровенным, вызывает такую волну эмоций, что она просто захлестывает меня. Я смотрю, как ее поразительно голубые глаза пожирают меня простым взглядом. С меня хватит, и Кеннеди – единственная причина моей гибели.
— Кеннеди, прошлой ночью... — я позволяю этой мысли затихнуть.
Она играет с прядями моих волос, ожидая продолжения. Я не знаю, как сказать это, не смутив ее. Не хочу, чтобы она думала, что единственная причина, по которой я что-то говорю, это то, что мы только что разделили. Кеннеди замечает мои опасения.
— Ты можешь рассказать мне все, Грэм, — говорит она с такой убежденностью, что я начинаю верить в ее правоту.
— Я не знаю, как это сказать, — объясняю я.
— Попробуй с самого начала.
Я выхожу из Кеннеди, зная, что во время этого разговора будет лучше не быть похороненным глубоко в ней. Приподнимаюсь на локтях, чтобы посмотреть вниз на ее раскрасневшиеся щеки, зная, что я причина малинового цвета ее волнения. Мне просто нужно это сказать.
— Ночь, когда я сбил тебя – самый страшный момент в моей жизни, Кен. Я думал, что убил тебя, и, зная то, что знаю сейчас, я не хотел бы жить в мире, где тебя нет. — Я делаю паузу, чтобы перевести дыхание. Нервы сходят с ума. Я никогда не нервничаю. Чувствую, как в горле образуется комок. — Тогда я все испортил и не могу найти оправданий своему поведению. Мне было страшно, и я все еще боюсь. Между нами все происходит так быстро, а когда увидел тебя лежащей прошлой ночью на его кровати мне показалось, что кто-то вырвал мое сердце, потому что ты испытывала физическую боль, Кеннеди. Я никогда намеренно не причиню тебе боль, и хотя слова ничего не значат, я обещаю тебе, что сделаю все, чтобы исправить то, что сделал.
— Я тебе верю. — Кеннеди приподнимается на локтях и быстро целует меня.
— Это еще не все. Прошлой ночью, когда я пошел в ванную, чтобы взять телефон, ты, должно быть, заснула. Я сидел и смотрел на тебя. Просто сидел на краю кровати и знал, что во мне что-то изменилось, потому что когда смотрел на тебя, я понял, что... — я убираю ее волосы за ухо. Мне нужно увидеть ее, когда я скажу то, что собираюсь сказать.
— Что ты понял? — Кеннеди выглядит обеспокоенной тем, что я собираюсь сказать. Она закутывается в одеяло, словно ожидая, что я скажу что-то ужасное.
— Я понял, что могу полюбить тебя! — выдыхаю я.
Кеннеди молча садится на кровати. Через окно ее спальни проникают лучи солнца и заставляют ее кожу светиться золотом. Ее голая спина открыта моим глазам. Я восхищался тем, как ее позвоночник торчит достаточно, чтобы показать, что она стройная.
На ее спине под лопаткой прячется от остального мира маленькая татуировка. Это пара балетных туфель. Ну, это сюрприз. Нужно будет расспросить ее об этом. Татуировка напоминает мне о том, что Кеннеди потеряла из-за меня. Единственное, что она любит больше всего – это танцы. А я лишил ее, возможно не навсегда, но это неважно.
Как я могу иметь наглость признаться ей в своих чувствах и ожидать, что она ответит мне взаимностью, когда все это время был эгоистичным и ненадежным? Как могу ожидать, что она разделит мои чувства, когда я не верю, что заслуживаю ее? Черт, я не заслуживаю эту девушку.
— Грэм... — голос Кеннеди звучит тихо. Я поглаживаю ее спину, выводя круги кончиками пальцев вверх и вниз по ее позвоночнику, пробегая по татуировке. — Я думаю, что смогу полюбить тебя в ответ.
Она повторяет мои слова, сказанные прошлой ночью, когда я думал, что она спит. Меня накрывает облегчение от знания, что эта сумасшедшая удивительная девушка любит меня. Мы лежим рядом, прикасаясь друг к другу и просто наслаждаясь этим моментом. Пока разговариваем, позволяем всему догнать нас – нападение Крейга, Кеннеди, отдающая мне свою девственность, а затем правда, что мы, очевидно, не должны быть друзьями. Это много для одних суток. Нет никого, с кем бы я предпочел лежать рядом прямо сейчас. Обретают смысл все события, приведшие меня в этот момент.
Родители Кеннеди возвращаются домой около полудня, как раз когда я натягиваю джинсы, пролежав в постели все утро. Нам удается часами говорить обо всем, кроме одной важной вещи. Что будет в понедельник? Мы собирались придерживаться того же плана и делать вид будто не встречаемся или сделать все известным? Я сделаю все, что она захочет, потому что сейчас Кеннеди – это все, что имеет значение. Идея скрывать то, что происходит, и то, что уже произошло, мне не нравится. Я не хочу прятать ее, как грязную тайну.
Замок на входной двери со щелчком открывается. Кеннеди выбегает из своей комнаты так быстро, насколько позволяют ее костыли, чтобы поприветствовать родителей, прежде чем они успеют войти в ее спальню. Я остаюсь один в ее комнате, пытаясь найти свою рубашку. Застать меня полуголым в комнате дочери – это самое худшее первое впечатление.
Я слышу голос Кеннеди, когда она говорит со своими родителями. Она спрашивает о том, как прошли посещения музеев и как вообще они провели время во время поездки к брату. Слушая их разговор, чувствую, как на сердце теплеет. Хотел бы я иметь то, что есть у них. Я знаю, что у них есть свои проблемы из-за спора, который я подслушал в первую ночь, когда пришел сюда, но думаю, что они спорят только за свою дочь. Они хотят для нее только лучшего. Я не понимаю всю динамику «я люблю тебя» в ее семье. Понимаю, что не каждая семья идеальна и у всех нас есть причины, которые заставляют нас едва терпеть друг друга, но я бы все отдал, чтобы мои родители говорили со мной с таким обожанием, как родители Кеннеди говорят с ней.
Я сижу на краю кровати и жду, когда Кеннеди подаст сигнал, чтобы я мог убраться отсюда прежде, чем ее отец ворвется сюда, готовый надрать мне задницу. Размышляю о том, чтобы вылезти через окно, но знаю, что лучше не давать Кеннеди повода думать, будто я сбежал. Я столкнусь с тем, что ждет меня по ту сторону двери.
Я не замечаю, как Кеннеди распахивает дверь, когда вытягиваю нитку из рубашки. Она стоит, прислонившись к дверному косяку с самой сексуальной ухмылкой, которую я когда-либо видел на ее лице. Что-то изменилось в ней, и мне хотелось верить, что именно я приложил к этому руку.
— Пытаешься решить будет ли побег через окно самым быстрым путем отсюда? —хихикает Кеннеди, подходя ближе ко мне.
— Как ты догадалась? — Я смотрю вверх, когда она встает передо мной, протягивая мне свою маленькую руку.
— Испуганный взгляд выдал тебя с головой. Мои родители хотели бы встретиться с тобой, парнем, который развратил меня, так что вставай! — Я хватаю ее за руку и встаю. Кеннеди обнимает меня за шею и шепчет на ухо. — Ты прекрасно справишься.
Я обхватываю ее голову руками и целую в лоб.
— Как ты можешь быть так уверена? Девушки любят меня. Родители девушек не особенно.
— Не напоминай мне... — Кеннеди закатывает глаза. — Ты нравишься мне, и им тоже понравишься.
— Я тебе нравлюсь, да? Я думал, ты сказала, что можешь любить меня? — Я подмигиваю ей, когда она наклоняет голову обдумывая мои слова.
— Тогда, я думаю, они полюбят тебя. — Кеннеди улыбается еще шире.
Моя рука лежит на ее талии, когда она выводит меня из-под защиты своей спальни туда, что кажется мне открытыми водами самого глубокого океана. Я знаю, что меня встретят две заботливые и любящие своего ребенка акулы. Будь я отцом отцом, я бы не хотел, чтобы рядом с моей дочерью находился кто-то хоть немного похожий на меня.
Ее родители сидят на диване, прижавшись друг к другу, как будто им все еще шестнадцать лет, перед включенным телевизором, но почти не обращают на него внимания. Они слишком заняты разговором друг с другом. Ноги миссис Конрад лежат на ногах ее мужа, и меня восхищает то, как сильно они любят друг друга. Это очевидно. Кеннеди не отпускает меня, когда мы вместе входим в гостиную, где нас окидывают внимательным взглядом. Я вижу, как взгляд ее отца скользит вниз к нашим переплетенным рукам. Вместо того чтобы вырвать руку из ее хватки, я слегка сжимаю ее, пытаясь успокоить.
— Мама, папа – это Грэм Блэк, — звонким голосом представляет меня Кеннеди родителям.
— Очень приятно познакомиться с вами, мистер и миссис Конрад. — Я быстро отпускаю ее руку, чтобы пожать их ладони в приветствии, и быстро возвращаю свою руку Кеннеди. Она ведет меня к дивану, где мы садимся, ожидая множества вопросов. Я только что вышел из спальни их дочери, когда их не было дома. Конечно, это вызовет вопросы.
— Итак, чем вы планируете сегодня заняться, дети? — спрашивает мистер Конрад. Похоже, мы с Кеннеди получим нагоняй за нашу неосторожность.
— Домашнее задание. Я скоро буду делать его, но кроме этого не думаю, что у нас есть планы, — отвечает Кеннеди, глядя на меня для поддержки.
— Как насчет тебя, Грэм? У тебя тоже есть домашнее задание?
Мистер Конрад пытается быть для дочери отцом высшей категории. Я не возражаю. У меня никогда не было девушки. Это позволяет легко избежать таких ситуаций. Сейчас же меня вся эта ситуация совершенно не беспокоит.
Я улыбаюсь Кеннеди, которая ждет моего ответа с ликованием в глазах, умоляя меня сказать, что у меня есть домашнее задание.
— У меня есть домашнее задание, которое я могу сделать.
— Мы всегда можем сделать его вместе, если хочешь. — Кеннеди игриво толкает меня локтем в бок, заставляя подпрыгнуть. Она не спускает с меня глаз. Я начинаю чувствовать себя неловко перед ее родителями из-за того, как она смотрит на меня.
— Грэм, почему бы тебе не остаться на ужин, — раздается в тишине комнаты голос миссис Конрад. Ее голос звучит так же, как у ее дочери, только на тон выше. Я быстро отвожу взгляд от Кеннеди, поворачиваясь к ее родителям.
— Если вы не возражаете, сэр, я с удовольствием останусь на ужин, — обращаюсь я к мистеру Конраду. Я чувствую, как Кеннеди переводит напряженный взгляд между мной и ее отцом, ожидая его ответа. Во всяком случае, я научился быть джентльменом среди взрослых от моей бабушки. Она не потерпит меньшего.
Помню, когда был младше, моя бабушка давала мне затрещину, если я не обращался к взрослым «сэр» или «мэм». Жаль, что она не учила тому, как обращаться с девушками. Может быть, я не попал бы в некоторые из ситуаций, которые были у меня в прошлом.
— Только с одним условием, — голос мистера Конрада внезапно становится непримиримо серьезным. — Грэм, если ты обидишь мою дочь, я обещаю, что причиню тебе вдвое больше боли.
— Папа! — кричит Кеннеди со своего места на диване. Она смущена угрозой своего отца. Ее реакция такая милая.
— Мистер Конрад, я уже сказал вашей дочери, что никогда намеренно не причиню ей боли. Если вы еще не знаете, то уверен услышите, что у меня не самая лучшая репутация, но почему-то ваша дочь видит во мне что-то особенное, и я прекрасно понимаю, что не заслуживаю кого-то вроде Кеннеди, — заявляю я уверенно и сам удивляюсь своему признанию. Миссис Конрад улыбается своей дочери, и мне становится не по себе. Я признался в своих чувствах к их дочери. Как неловко.
— Это все, что мне нужно было знать. Ты более чем желанный гость в нашем доме, пока Кеннеди этого хочет. — Мистер Конрад встает, чтобы пожать мне руку, прежде чем отправиться на кухню со стаканом воды.
Миссис Конрад смотрит на Кеннеди с понимающим блеском в глазах. Кажется, они ведут молчаливый разговор между собой. Я не вижу, что она говорит своей матери, но я знаю, что это имеет отношение ко мне. Ее отец сидит, не обращая внимания на их взаимодействие, вероятно потому, что привык к подобному.
Кеннеди встает с дивана, оставляя меня наедине с ее родителями. Я ковыряю дырку на своих джинсах, борясь с желанием вытереть о них вспотевшие ладони. Я нервничаю больше, чем думал, ожидая, что ее родители бросят еще один мяч в мою сторону.
— Ты идешь или нет? — голос Кеннеди доносится из ее спальни. Я не уверен, должен ли следовать за ней или сидеть там, где ее отец может видеть меня. Неуважение к родителям вашей девушки в первый день встречи с ними – не способ начать с хорошей ноты. Я сижу неподвижно, притворяясь, что не слышу ее, хотя мне безумно хочется броситься к Кеннеди, чтобы просто быть рядом.
— Она зовет тебя. Тебе следует пойти. Она может быть нетерпеливой, — ухмыляется миссис Конрад изо всех сил стараясь подавить смех. Они оба смеются. Думаю, им нравится наблюдать за моей нервозностью.
— Было приятно познакомиться с вами и еще раз спасибо, что позволили мне остаться на ужин, — встаю и иду обратно в комнату Кеннеди.
Я захожу, закрывая дверь за собой, и вижу, что комната пуста. Из ванной доносится шум воды. Дверь приоткрыта, и через маленькую щель просачивается пар. Я сажусь на ее кровать и жду, когда Кеннеди выйдет, теребя ткань на одеяле и думая о том, что произошло сегодня утром.
Чувствую себя не в своей тарелке, но отодвигаю эти мысли на задний план. Я не позволю неуверенности вызвать разлад в наших и без того хрупких отношениях. Вот что у нас есть. Отношения. Сегодня Кеннеди отдала мне большую часть себя, и теперь я должен доказать, что достоин этого. Могу ли я быть достаточно хорошим для кого-то вроде нее? У меня есть сомнения.
— О чем думаешь, Блэк? — тянет Кеннеди, когда входит в комнату. Я вскидываю голову и вижу, как она идет к комоду, обернутая в полотенце. Фиолетовая пушистая ткань едва прикрывает ее тело. Я не возражаю. Мне нравится смотреть на нее. Если Кеннеди подтянет полотенце выше, увижу ее попку, а если потянет его вниз, увижу ее сиськи. Ей удается удерживать ткань на месте (даже когда я тайно молюсь о том, чтобы она упала на пол), позволяя мне видеть только то, что ей хочется показать. По тому, как она улыбается, могу сказать, что она точно знает, что делает.
— Разве тебе никто никогда не говорил, что нехорошо дразнить других? — я встаю с намерением сократить разрыв между нами.
Девушка достает из ящика комода шорты, майку и пару черных кружевных трусиков. Я вдруг прекрасно подстраиваюсь под каждое ее движение и все, что ее руки украшают своими нежными прикосновениями. Мне ее все равно не хватает.
Кеннеди возвращается в ванную, и я следую за ней.
— Не думаю, что кто-то когда-либо называл меня дразнилкой, мистер Блэк, — невинно улыбается она, хотя мы оба знаем, что это не так. Прежде чем схватиться за дверь, чтобы закрыть ее за собой, она отпускает полотенце, позволяя ему упасть у ее ног. Кеннеди храбро поворачивается ко мне лицом, стоя там совершенно голая. — Упс!
С громким стуком дверь захлопывается у меня перед носом. Я чувствую, что начинаю заводиться. Единственное, что может удовлетворить мой аппетит, это девушка что стоит по ту сторону этой чертовой двери, прикрывая свое тело слишком большим количеством одежды. Я знаю, что должен буду вести себя наилучшим образом, когда она выйдет. От ее родителей нас отделяет только короткая прогулка и тонкая стена.
Пока я жду, когда она выйдет, мой разум продолжает кричать мне: Что за черт? Что случилось с невинной Кеннеди, которая дрожит от одного моего прикосновения? Ее заменили на эту сильную, уверенную, кокетливую девушку, которая открыто дразнит меня. Я создал монстра, но не стану жаловаться. Я с удовольствием подыграю ей в эти кошки-мышки. Если Кеннеди собирается мучить меня весь день, то я могу подыгрывать ей, пока она не начнет умолять меня прикоснуться к ней.
Глава 33
Кеннеди
Я и правда это делаю? О чем я думаю?
Как может один парень, только один парень так сильно влиять на меня? Я становлюсь такой девушкой, какой никогда не была. Каждое движение, которое я делаю, когда Грэм рядом, обдуманно и кокетливо, как будто я пытаюсь удержать его внимание. Я живу в страхе, что какая-нибудь новая блестящая игрушка появится в поле его зрения, и он быстро избавится от меня.
Наверное, именно этого я и боюсь больше всего. Боюсь, что мои чувства к нему слишком сильные. То, что он заставляет меня чувствовать, когда смотрит и касается меня, совершенно невероятно. То, что я чувствую сейчас, возможно, не может длиться вечно. Было бы нечестно позволить кому-то испытывать так много интенсивного блаженства слишком долго. Так жизнь не устроена.
Я натягиваю одежду медленнее, чем нужно, чтобы отсрочить то, что ждет меня по ту сторону двери. Все в нем кричит о неприятностях, но я не могу сопротивляться желанию, которое пульсирует в моем теле, когда он рядом. Он смотрит на меня так, словно больше никого не видит.
Я распахиваю дверь и вижу Грэма, сидящего на кровати с разложенными перед ним учебниками. Должно быть, он притащил их из машины. Парень не замечает, как я прислоняюсь к дверному косяку, прежде чем войти в комнату. Я использую несколько секунд, чтобы полюбоваться им. То, как его футболка плотно облегает каждый мускул на груди и бицепсах. То, как его глаза расширяются, когда он слишком много о чем-то думает. Его растрепанные каштановые волосы. Все в нем сделано, чтобы быть привлекательным. Я сознательно попала под его чары.
— Делаешь домашнее задание? — наблюдаю я.