Когда начнутся дожди
Часть 47 из 65 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Там тебя совершенно отучили от алкоголя, да?
– Пожалуй. С тех пор как ты вернулась домой, я ни разу не выпила.
«Как жаль, что этого не произошло раньше», – подумала Элиза в наступившем молчании. Но теперь, когда мамино сознание не заволакивал постоянный дурман и она наконец перестала отрицать свою проблему, у них с Элизой появился шанс, пусть и совсем маленький.
– Рада, что тебе немного лучше, – произнесла Элиза. – Очень рада.
– Вот только одиноко было. Очень одиноко.
– Теперь я рядом.
Больше они не произнесли ни слова. Элиза молча, с глубокой грустью, глядела на ослабевшую маму.
Элиза добросовестно ухаживала за больной мамой. Любимым занятием Анны стало вспоминать вместе с дочерью былые времена.
– Помнишь, как замечательно мы жили, когда только приехали в Дели? – однажды спросила Анна.
День клонился к вечеру, тени становились все длиннее.
Элиза задумалась. Она вспомнила, как повсюду бегали обезьяны: карабкались на стены вокруг сада, взбирались на деревья, а иногда даже воровали еду с кухни. Элиза обожала этих обезьян.
– А какой у нас был сад! – продолжила Анна.
– Да, столько красивых цветов.
– Что правда, то правда.
Элиза посмотрела на мать. В глазах Анны стояли слезы.
– Да, мама, в Индии нам жилось хорошо. Помнишь лавки на Чандни-Чоук?
Анна улыбнулась:
– Чего там только не продавали!
– Да. Папа говорил, даже змеиное масло.
– Да. Говорил.
Так проходили дни, но по ночам покой Элизы нарушала тоска по Джаю. Даже если удавалось ненадолго уснуть, она тут же просыпалась от снов про взрывы. Элиза видела Джая, с ног до головы облепленного черной копотью, – иногда мертвого, иногда живого. По ночам Элиза писала письма. Это было единственное, чем она могла себя занять в такое время, не разбудив маму. Так Элиза написала несчетное количество посланий Джаю, но утром рвала все до единого и топила ими старую дровяную печь. Когда мама жаловалась на запах, Элиза говорила: «Просто печь уже совсем древняя». Элизе необходимо было как-то избавиться от боли, сбежать от собственных тягостных мыслей, но в голове неотступно крутились одни и те же вопросы. Какой будет ее жизнь, когда она выйдет замуж за Клиффорда? Что, если она так и не отучится от него шарахаться?
Шло время, а боль не ослабевала.
Но холмы и долины Глостершира, как и всегда в это время года, радовали глаз своей красотой. Кусты становились все более пышными, деревья шелестели свежими зелеными листочками. И голубое небо, и мягкий влажный воздух, и умеренное английское солнце – все это дарило Элизе утешение. Как отличалась здешняя природа от Раджпутаны с ее палящим зноем и сухим раскаленным воздухом! Пока мама спала, Элиза снова и снова внушала себе, что все к лучшему. А пока она будет оставаться с Анной столько, сколько потребуется.
Тянулись однообразные дни. В изоляции коттеджа Элиза то и дело прокручивала в голове слова Джая: «Я люблю тебя». Она говорила себе, что забудет его. Отныне смысл ее жизни – делать правдивые фотографии, и это исцелит ее разбитое сердце. По другую сторону линзы ей ничто не угрожает. Элиза будет смотреть на мир глазами наблюдателя. Как и в детстве, она рассудила, что рану лучше не бередить: надо подавить боль и скрыть ее ото всех. И пусть Элиза никогда больше не испытает истинного счастья, по крайней мере, воспоминания у нее никто не отнимет.
Анна почти ничего не ела, но когда Элиза захотела составить ей компанию во время одной из прогулок, та коротко кивнула и предложила устроить пикник. Они вышли через заднюю калитку в маленьком саду и зашагали по мощеной дорожке мимо многочисленных фруктовых деревьев Джеймса Лэнгтона. В детстве одним из любимых развлечений Элизы было взбираться вверх по узловатым стволам яблонь, сидеть на ветке и жевать украденные яблоки. Эта тайная забава приносила ей особое удовольствие, но потом о ней пришлось забыть. Однажды Джеймс застиг ее на дереве и потребовал, чтобы Элиза немедленно спускалась. Ему совсем не нравилось, когда дети лазили по его драгоценным яблоням. Со стучащим, как барабан, сердцем Элиза слезала слишком быстро. Она проделывала этот фокус множество раз, но в тот день ее нога зацепилась за ветку, и Элиза упала с яблони. Обошлось без переломов, но она сильно повредила ногу. Вдобавок пришлось выслушивать нескончаемые нотации о том, почему хорошие девочки не должны лазать по деревьям.
Пройдя несколько сотен ярдов, Элиза и Анна свернули во фруктовый сад. Элиза расстелила старый плед в шотландскую клетку и помогла Анне сесть на него. Потом Элиза открыла крышку маленькой корзины для пикника.
– Откуда она у тебя? – спросила Элиза.
– Ей уже много лет.
– И мы ею совсем не пользовались?
– Только один раз.
– Ну что ж, зато теперь пригодилась.
При мысли о том, что этот раз, скорее всего, станет последним, Элиза с трудом скрыла печаль.
А потом ей вспомнились другие пикники. Один из них – с Джеймсом Лэнгтоном. Она взглянула на небо. Несколько вялых птиц лениво перелетали с одного дерева на другое. Казалось, весь мир погрузился в дремоту. Элиза сняла кардиган.
– Тепло сегодня, да? – сказала она.
Анна сидела, опустив голову.
– Мама?
Анна взглянула на нее:
– Прости меня.
– За что, мама?
Та махнула рукой:
– Не знаю. За пикники, которых мы не устроили. И за все остальное.
– Но со мной ведь ничего ужасного не случилось, правда?
Анна улыбнулась, будто вдруг вспомнила о чем-то, чем хотела как можно скорее поделиться с дочерью.
– Лезь на дерево, – вдруг велела Анна. Сразу оживившись, она огляделась по сторонам. – Вот на это. Давай, лезь.
Обрадовавшись, что мама развеселилась, Элиза встала.
– Ты это серьезно?
Анна кивнула.
– Я, наверное, разучилась, – произнесла Элиза, прикидывая, с какой высоты придется падать.
– А я-то ломала голову, где ты все время коленки обдираешь.
– Но потом он увидел меня на яблоне, и загадка разрешилась?
Анна кивнула.
– Ну ладно, сейчас попробую.
Опор под ногами было достаточно, и уже через несколько секунд Элиза взобралась на свою когда-то любимую ветку. Она проверила, достаточно ли ветка крепка, чтобы выдержать вес взрослой женщины, и решила, что бояться нечего. А потом немного подвинулась вперед и села, свесив ноги.
Снизу доносился мамин смех.
– А еще я пела, – сказала Элиза.
– Что ты пела?
– Детские песенки.
Элиза запела «Хочу к морю», и через некоторое время мама к ней присоединилась. Они распевали во весь голос, а потом покатились от хохота, да так, что у Анны даже закололо в боку.
Элиза поспешно слезла.
– С тобой все нормально?
Анна кивнула.
– Вы с ним больше не общаетесь?
– С Джеймсом?
Вдруг стало тихо. Анна смотрела на Элизу, будто решала, о чем сказать, а что утаить.
– Он уехал с новой женой.
– Ну ладно, не будем портить такой замечательный день воспоминаниями о нем. Давай лучше поедим.
Мама захлопала в ладоши.
– А имбирное пиво будет? Обожаю имбирное пиво.
– Я не знала.
– Ты много чего не знаешь…
Элиза радовалась тому, что и в следующие два дня между ними царила гармония. Элиза не помнила, когда в последний раз видела Анну такой счастливой. Слова лились с ее языка мощным потоком, будто вода по трубе после прочистки давнего засора. А потом пришел почтальон. Писем Анне явно приходило мало – за то время, что Элиза здесь провела, не было ни одного. Но как только почтальон протянул ей конверт, Элиза сразу обратила внимание на индийскую марку. Она думала, напишет ей Клиффорд или нет, и жила в постоянном страхе. Ну а пока – с глаз долой, из сердца вон. Элиза не отваживалась надеяться, что в письме есть новости о Джае.
Раздался пронзительный мамин голос:
– Пожалуй. С тех пор как ты вернулась домой, я ни разу не выпила.
«Как жаль, что этого не произошло раньше», – подумала Элиза в наступившем молчании. Но теперь, когда мамино сознание не заволакивал постоянный дурман и она наконец перестала отрицать свою проблему, у них с Элизой появился шанс, пусть и совсем маленький.
– Рада, что тебе немного лучше, – произнесла Элиза. – Очень рада.
– Вот только одиноко было. Очень одиноко.
– Теперь я рядом.
Больше они не произнесли ни слова. Элиза молча, с глубокой грустью, глядела на ослабевшую маму.
Элиза добросовестно ухаживала за больной мамой. Любимым занятием Анны стало вспоминать вместе с дочерью былые времена.
– Помнишь, как замечательно мы жили, когда только приехали в Дели? – однажды спросила Анна.
День клонился к вечеру, тени становились все длиннее.
Элиза задумалась. Она вспомнила, как повсюду бегали обезьяны: карабкались на стены вокруг сада, взбирались на деревья, а иногда даже воровали еду с кухни. Элиза обожала этих обезьян.
– А какой у нас был сад! – продолжила Анна.
– Да, столько красивых цветов.
– Что правда, то правда.
Элиза посмотрела на мать. В глазах Анны стояли слезы.
– Да, мама, в Индии нам жилось хорошо. Помнишь лавки на Чандни-Чоук?
Анна улыбнулась:
– Чего там только не продавали!
– Да. Папа говорил, даже змеиное масло.
– Да. Говорил.
Так проходили дни, но по ночам покой Элизы нарушала тоска по Джаю. Даже если удавалось ненадолго уснуть, она тут же просыпалась от снов про взрывы. Элиза видела Джая, с ног до головы облепленного черной копотью, – иногда мертвого, иногда живого. По ночам Элиза писала письма. Это было единственное, чем она могла себя занять в такое время, не разбудив маму. Так Элиза написала несчетное количество посланий Джаю, но утром рвала все до единого и топила ими старую дровяную печь. Когда мама жаловалась на запах, Элиза говорила: «Просто печь уже совсем древняя». Элизе необходимо было как-то избавиться от боли, сбежать от собственных тягостных мыслей, но в голове неотступно крутились одни и те же вопросы. Какой будет ее жизнь, когда она выйдет замуж за Клиффорда? Что, если она так и не отучится от него шарахаться?
Шло время, а боль не ослабевала.
Но холмы и долины Глостершира, как и всегда в это время года, радовали глаз своей красотой. Кусты становились все более пышными, деревья шелестели свежими зелеными листочками. И голубое небо, и мягкий влажный воздух, и умеренное английское солнце – все это дарило Элизе утешение. Как отличалась здешняя природа от Раджпутаны с ее палящим зноем и сухим раскаленным воздухом! Пока мама спала, Элиза снова и снова внушала себе, что все к лучшему. А пока она будет оставаться с Анной столько, сколько потребуется.
Тянулись однообразные дни. В изоляции коттеджа Элиза то и дело прокручивала в голове слова Джая: «Я люблю тебя». Она говорила себе, что забудет его. Отныне смысл ее жизни – делать правдивые фотографии, и это исцелит ее разбитое сердце. По другую сторону линзы ей ничто не угрожает. Элиза будет смотреть на мир глазами наблюдателя. Как и в детстве, она рассудила, что рану лучше не бередить: надо подавить боль и скрыть ее ото всех. И пусть Элиза никогда больше не испытает истинного счастья, по крайней мере, воспоминания у нее никто не отнимет.
Анна почти ничего не ела, но когда Элиза захотела составить ей компанию во время одной из прогулок, та коротко кивнула и предложила устроить пикник. Они вышли через заднюю калитку в маленьком саду и зашагали по мощеной дорожке мимо многочисленных фруктовых деревьев Джеймса Лэнгтона. В детстве одним из любимых развлечений Элизы было взбираться вверх по узловатым стволам яблонь, сидеть на ветке и жевать украденные яблоки. Эта тайная забава приносила ей особое удовольствие, но потом о ней пришлось забыть. Однажды Джеймс застиг ее на дереве и потребовал, чтобы Элиза немедленно спускалась. Ему совсем не нравилось, когда дети лазили по его драгоценным яблоням. Со стучащим, как барабан, сердцем Элиза слезала слишком быстро. Она проделывала этот фокус множество раз, но в тот день ее нога зацепилась за ветку, и Элиза упала с яблони. Обошлось без переломов, но она сильно повредила ногу. Вдобавок пришлось выслушивать нескончаемые нотации о том, почему хорошие девочки не должны лазать по деревьям.
Пройдя несколько сотен ярдов, Элиза и Анна свернули во фруктовый сад. Элиза расстелила старый плед в шотландскую клетку и помогла Анне сесть на него. Потом Элиза открыла крышку маленькой корзины для пикника.
– Откуда она у тебя? – спросила Элиза.
– Ей уже много лет.
– И мы ею совсем не пользовались?
– Только один раз.
– Ну что ж, зато теперь пригодилась.
При мысли о том, что этот раз, скорее всего, станет последним, Элиза с трудом скрыла печаль.
А потом ей вспомнились другие пикники. Один из них – с Джеймсом Лэнгтоном. Она взглянула на небо. Несколько вялых птиц лениво перелетали с одного дерева на другое. Казалось, весь мир погрузился в дремоту. Элиза сняла кардиган.
– Тепло сегодня, да? – сказала она.
Анна сидела, опустив голову.
– Мама?
Анна взглянула на нее:
– Прости меня.
– За что, мама?
Та махнула рукой:
– Не знаю. За пикники, которых мы не устроили. И за все остальное.
– Но со мной ведь ничего ужасного не случилось, правда?
Анна улыбнулась, будто вдруг вспомнила о чем-то, чем хотела как можно скорее поделиться с дочерью.
– Лезь на дерево, – вдруг велела Анна. Сразу оживившись, она огляделась по сторонам. – Вот на это. Давай, лезь.
Обрадовавшись, что мама развеселилась, Элиза встала.
– Ты это серьезно?
Анна кивнула.
– Я, наверное, разучилась, – произнесла Элиза, прикидывая, с какой высоты придется падать.
– А я-то ломала голову, где ты все время коленки обдираешь.
– Но потом он увидел меня на яблоне, и загадка разрешилась?
Анна кивнула.
– Ну ладно, сейчас попробую.
Опор под ногами было достаточно, и уже через несколько секунд Элиза взобралась на свою когда-то любимую ветку. Она проверила, достаточно ли ветка крепка, чтобы выдержать вес взрослой женщины, и решила, что бояться нечего. А потом немного подвинулась вперед и села, свесив ноги.
Снизу доносился мамин смех.
– А еще я пела, – сказала Элиза.
– Что ты пела?
– Детские песенки.
Элиза запела «Хочу к морю», и через некоторое время мама к ней присоединилась. Они распевали во весь голос, а потом покатились от хохота, да так, что у Анны даже закололо в боку.
Элиза поспешно слезла.
– С тобой все нормально?
Анна кивнула.
– Вы с ним больше не общаетесь?
– С Джеймсом?
Вдруг стало тихо. Анна смотрела на Элизу, будто решала, о чем сказать, а что утаить.
– Он уехал с новой женой.
– Ну ладно, не будем портить такой замечательный день воспоминаниями о нем. Давай лучше поедим.
Мама захлопала в ладоши.
– А имбирное пиво будет? Обожаю имбирное пиво.
– Я не знала.
– Ты много чего не знаешь…
Элиза радовалась тому, что и в следующие два дня между ними царила гармония. Элиза не помнила, когда в последний раз видела Анну такой счастливой. Слова лились с ее языка мощным потоком, будто вода по трубе после прочистки давнего засора. А потом пришел почтальон. Писем Анне явно приходило мало – за то время, что Элиза здесь провела, не было ни одного. Но как только почтальон протянул ей конверт, Элиза сразу обратила внимание на индийскую марку. Она думала, напишет ей Клиффорд или нет, и жила в постоянном страхе. Ну а пока – с глаз долой, из сердца вон. Элиза не отваживалась надеяться, что в письме есть новости о Джае.
Раздался пронзительный мамин голос: