Когда герои падают[=When Heroes Fall]

Он оттолкнулся ногами от задней стенки под столом, скользнул на спину, поднял пистолет и выстрелил в Данте.

Я закричала, когда Данте дернулся, раз, потом два, когда две пули вошли в его большое тело.

— Блядь, — ругнулся Данте, упав на одно колено, держась за правый бок, так как пытался затащить себя за столб.

Симус сделал еще один выстрел, и этот попал в середину груди Данте. Я вскрикнула, когда он повалился на пол, лежа посреди комнаты, и его пистолет упал на пол, не долетев до него.

Его глаза не были открыты, и я не видела, как поднимается или опускается его грудь сквозь пелену слез.

Фрэнки тоже стрелял в Симуса, но у него не было возможности попасть. Я смотрела, как мой отец поднялся на ноги, используя меня для прикрытия от Фрэнки, и медленно подошел к Данте, неподвижно лежащему на земле.

— Прости, cara [149], — снова сказал он мне, но его глаза были устремлены на добычу, а не на меня.

Я не могла пошевелить ногами, но руки были свободны.

Это было не столько решение, сколько животный импульс.

Медведь защищает свою пару.

Я позволила своим шатающимся ногам подкоситься и опуститься. Симус остановился, с беспокойством глядя на мое падение, но я уже двигалась, перекатываясь ближе к Данте, чтобы схватить пистолет у него под рукой.

— Елена, — огрызнулся Симус, подняв пистолет, все еще нацеленный на тело Данте рядом с моим, когда я подняла на него оружие Данте. — Ты не хочешь этого делать.

Но он не понимал.

Он научил меня именно тому, что хотел.

Семья это все.

Просто он больше не был моей семьей.

Я смотрела, как его глаза перебегают на Данте, как его пальцы перебирают спусковой крючок.

И я сделала это.

Я выстрелила в него.

Хлоп.

Пуля прошла широко, пробив ему правую верхнюю часть груди.

— Елена, — задыхался он, его рот был похож на кровоточащую рану. — Что…

Хлоп. Хлоп.

Я выстрелила снова, достаточно близко, и, хотя я понятия не имела, что делаю, пули попали в грудь Симуса. Пистолет яростно лязгал в моих руках при каждом выстреле, нанося ушибы, но я не чувствовала этого.

Я почувствовала только глубокое облегчение, когда Симус рухнул, а пистолет выпал из его руки.

Я всхлипнула, пытаясь подойти ближе к Данте, но не смогла из-за связанных ног.

— Эй, успокойся, amica (пер. с итал. «подруга»), — успокаивал Фрэнки, внезапно оказавшись рядом со мной.

Он коснулся моего плеча, когда пошел проверить Симуса, забрал его пистолет, прежде чем вернуться и передать мне другой нож.

Дрожащими руками я перерезала стяжки вокруг моих окровавленных лодыжек, а затем пробралась по окровавленному полу к Данте.

Его глаза были закрыты, дыхание слабо вырывалось из уголков рта. Я судорожно посмотрела на Фрэнки, но он проигнорировал меня, разрезая черный свитер Данте и обнажая ткань под ним.

Две пули были выпущены в центр его груди, плоские, как диски.

Фрэнки отстегнул ремни и снял жилет с его груди.

Секундой позже Данте глубоко вдохнул и открыл глаза.

— О Боже! — не думаю, что когда-либо в своей жизни я так сильно плакала. — Данте, ты идиот. Что ты здесь делаешь, спасая меня?

Данте моргнул и посмотрел на меня, затем на Фрэнки, а потом рассмеялся, морщась от боли в ребрах.

— Только ты можешь злиться на меня за то, что я спас тебя, мой боец, — поддразнил он, и прозвище, которое использовал мой отец, каким-то образом сорвалось с губ Данте.

А потом его рука запуталась в моих волосах, и он притянул меня к себе, чтобы поцеловать.


Притянув меня к себе на полпути, хотя это должно было быть больно, он целовал меня так, словно не дышал с тех пор, как видел меня в последний раз, и ему до смерти хотелось свежего воздуха.

Я поцеловала его в ответ, вкладывая каждый сантиметр себя в эти объятия. У меня не было слов для описания облегчения, благодарности и любви, которые лились из меня, поэтому я передавала их ему своими губами.

— Нам пора, — пробурчал Фрэнки рядом с нами. — Ты можешь сделать это в машине.

Я отстранилась и потянулась, чтобы сжать его руку.

— Спасибо, Фрэнки.

Его улыбка была натянутой, но искренней.

— Яко сказал, что полицейский компьютер зафиксировал тревогу. Они будут здесь через несколько минут.

Данте кивнул, снова скривился, когда поднялся на ноги и потянулся ко мне. Он отцепил меня от себя и забрал пистолет у Фрэнки, после чего подошел к Симусу. Я не знала, мертв ли он.

Честно говоря, мне было все равно.

Единственное, в чем я нуждалась, это чтобы Данте был в порядке.

И все же я замерла, когда Данте уставился на моего отца и выпустил три пули в его череп. Когда он посмотрел на меня, его глаза блестели, как масляное пятно.

Я не спросила его, был ли Симус уже мертв или он убил его.

Я поняла, что это была одна из причин, по которой он это сделал.

Чтобы показать ему, что я все понимаю, я протянула ему руку и наблюдала, как на его лице отражается облегчение. Он отошел от тела и взял меня под подбородок, приказав Фрэнки:

— Приберите и сожгите все. Оставьте тела.

— У тебя кровь идет, — прошептала я, когда он притянул меня к себе, и увидела кровоточащую рану на его левом плече, прямо под ключицей.

— Я в порядке, — заверил он, подкрепляя слова еще одним диким поцелуем, который я почувствовала в онемевших пальцах ног. — Andiamo, lottatrice mia [150]. Кажется, я должен поблагодарить тебя за спасение моей жизни.

— Думаю, это была командная работа, — сказала я с головокружительным, бездумным смехом, когда мой адреналин начал угасать.

Данте прижал меня к себе, когда мы поднимались по лестнице, перешагивая через непонятного мертвого ирландца, выходя из дома. Фрэнки остался внизу, и я увидела Марко с канистрой бензина в гостиной на первом этаже.

К тому времени, как мы добрались до машины у обочины, пламя уже мерцало внутри дома.

Соседей на улице не было. Это не тот район, где есть парковые комитеты и дежурные по району.

Чен был на водительском сиденье, когда мы сели в черный внедорожник, и он наклонил подбородок ко мне, наблюдая за происходящим.

— Извини, что это заняло несколько минут.

Еще один безрассудный смех вырвался у меня.

— Ничего страшного. Я знала, что вы приедете.

Через минуту, после того как две фигуры выбежали из дома в другую ожидающую машину, мы уехали, и я наконец-то перевела дух.

Потом еще.

Каждый вдох приносил еще больше паники, чем раньше.

Данте прижал меня к себе, повернув, несмотря на боль в плече, так, чтобы я оказалась лицом к лицу, и взял мое лицо в свои руки.

— Ты в порядке, — сказал он с британско-итальянским акцентом, который я когда-то ненавидела. — Io sono con te. Я сейчас с тобой, да? Ты в безопасности, Елена.

Я моргнула, глядя на него, погружаясь в эти темные глаза, находя в них утешение там, где раньше находила безнравственность. Мои руки двигались по нему, прикасаясь ко всему, к чему только можно, чтобы успокоить себя, что все закончилось иначе. Что он жив, а Симус не сумел забрать из моей жизни еще одну ценность.

И тогда я поняла это.

Что значит быть по-настоящему влюбленной в кого-то, душой и телом, наплевав на все остальное.

Потому что, взяв тяжелый и раскаленный пистолет, я осознала, что готова разрушить все свои моральные устои, если это будет означать, что Данте жив и находится рядом со мной.

Я бы с радостью последовала за ним в ад, если бы это означало быть с ним вечно.

Я открыла рот, чтобы сказать ему об этом, когда он прижался лбом к моему лицу и признался:

— Мне нужно улетать.

Мое сердце остановилось.