Когда герои падают[=When Heroes Fall]

Я никогда не чувствовала ничего подобного. Этого всепоглощающего, всеохватывающего рвения, которое пронзало меня с каждым ударом сердца, как удар молнии. Я хотела припасть к этому мужчине-зверю и увидеть все способы, которыми он мог вернуть мое тело к жизни.

Он поцеловал мое горло, всего лишь прикосновение шелковистых губ к теплой коже, но от этого мне захотелось плакать. Когда в последний раз кто-то прикасался ко мне с таким благоговением?

Никогда?

Но это было нечто большее, чем сексуальное. Этот простой поцелуй пустил корни сквозь мою плоть и кости, глубоко в самый центр груди, где они неподатливо обвились вокруг моего хрупкого сердца.

Поцелуй был добрым.

Вот и все. Так просто и так проникновенно для меня.

Данте проявил ко мне доброту, глубины которой я так мало испытала в жизни.

Это был удар по уже пробитым стенам, защищавшим мое сердце, тело и разум от незваных гостей, и это был последний удар, который я могла выдержать. Со звуком, который был наполовину рычанием, наполовину криком, я оттолкнула Данте, упершись обеими руками в его стальную грудь.

Он отодвинулся скорее благодаря моему намерению, чем силе. Я заметила, что он тяжело дышит, что в промежности его черных брюк образовалась внушительная складка, на которую я не позволила себе обратить внимание более чем на наносекунду.

— Елена, — сказал он, всего одно слово, всего лишь мое имя, но в нем было множество обещаний, приглашений.

Пойдем со мной в подземный мир, казалось, говорило оно. Иди и поиграй со мной в тени, где тебе самое место.

Но мне там не было места.

Мне вообще нигде не было места, но уж точно не на темной стороне жизни с человеком, которого судили за убийство, человеком, у которого руки в крови, а душа пропитана грехом.

Моя голова снова затряслась, почти маниакально двигаясь вперед-назад, когда я поспешно отступала к двери кабинета.

— Я не буду встречаться с Гидеоном ди Карло, если он позвонит, — слабо пообещала я.

— Я запрещаю, — рявкнул он, его лицо сразу же потемнело, а тело напряглось, чтобы снова двинуться ко мне.

Я подняла руки вверх, между нами, собираясь бежать.

— Я не буду. Но этого не может быть. Это… это просто не может произойти. Не дави на меня, Данте. Я ухожу. И прошу меня не трогать.

— Елена, — запротестовал он, и я ненавидела то, как он произнес имя с лирическим итальянским акцентом, будто оно было экзотическим и прекрасным. Будто я такая и есть.

— Нет, — сказала я, блокируя свою потрепанную оборону, обхватывая рукой ручку двери и открывая ее за собой. — Я серьезно. Забудь, что это вообще произошло.

— А если я не смогу? — возразил он, скрестив руки и расставив ноги в стороны, как генерал, готовящийся к битве.

Господи, пусть он сдастся, пока до этого не дошло. Я была сильной и выносливой, но я не была готова вступить в войну с таким человеком, как он, когда приз может означать больше, чем мое тело.

— Per favore, — мягко спросила я, вспомнив, как он однажды раньше отреагировал на слово из моего рта. — Пожалуйста, Данте.

И, прежде чем он успел ответить, я крутанулась на пятках и побежала так, словно дьявол был у меня за спиной. Я не останавливалась, пока не оказалась в спальне, которую он мне выделил, но даже это не казалось достаточно безопасным, поэтому я заперлась в ванной и облокотилась на раковину, тяжело дыша, глядя в зеркало на свои затравленные глаза.

Моя бледная оливково-золотистая кожа была покрасневшей, зрачки расширены, волосы взъерошены, словно от рук любовника. Я выглядела хорошо оттраханной, а он всего лишь поцеловал меня в шею, прикусил мочку уха крепкими зубами.

Что бы он сделал со мной, если бы ему представился шанс?

В его поведении чувствовалось безошибочное доминирование, но впервые после Кристофера я почувствовала любопытство, почти очарование. Данте был опасен, жесток, одет в костюм за тысячу долларов, но под всем этим он также был человеком, который плакал у больничной кровати подруги и готовил макароны с девочкой, которая называла его дядей.

Он был противоречием, большим беспорядком противоборствующих ценностей, чем кто-либо, кого я когда-либо знала.

Он был высоким, темным и греховно красивым, мастерски созданным мужчиной.

Мое сердце бешено заколотилось, и первобытное желание бежать снова разлилось по моим венам, потому что, хотя нас разделяли стены, я инстинктивно знала, что он еще не закончил охоту на меня.

И впервые в жизни я подумала, что, возможно, встретила своего достойного соперника.





Глава 17

Елена




В течение следующей недели моя жизнь вошла в странное рутинное русло. Каждое утро я просыпалась рано, чтобы посетить тренажерный зал Данте, оборудованный по последнему слову техники. Иногда я бегала на беговой дорожке, как в своем собственном спортзале: читала Нью-Йорк Таймс во время разминки, а затем делала интервальные упражнения в течение сорока пяти минут. Большую часть времени я занималась с Данте и некоторыми членами его команды.


Как я уже сказала, это было странно.

Все они были преступниками, грубыми умниками, которые свободно сквернословили, отвергали все, за что я выступала, и зарабатывали деньги нечестным путем.

Они не должны были мне нравиться.

Но я обнаружила, что они мне нравятся.

Они были веселы и свободны так, как я никогда не видела, чтобы люди вели себя раньше. Они шутили друг с другом так же легко, как наносили жестокие удары, сражаясь на матах. Между ними не было соперничества, как между всеми юристами и мной в фирме, той грани зависти и настороженности, которая разрушает общение. Они были братьями по преступлению, связанными битвами в переулках и на углах улиц, в подсобках и бальных залах. Они были так же искусны, я узнала, что Чен действительно имеет степень магистра математики, а Фрэнки был главным операционным директором принадлежащей Сальваторе компании Terra Energy Solutions, известной энергетической и газовой компании — как и безжалостны.

Они представляли собой клубок контрастов, от которых мне хотелось сесть, скрестив ноги на пол и потянуть их в стороны, пока я не возьму в руки каждую отдельную нить. Я была любопытна по натуре, по профессии — разгадыватель головоломок, но в них было что-то первобытное, что взывало ко мне, как волчий вой товарища в ночи.

Я чувствовала себя тронутой ими, тронутой тем, что они приняли меня, хотя в обычной ситуации я бы осудила их, посчитав недостойными, не дав им ни единого шанса. Мне было стыдно признавать это, но в то же время меня восхищало, что они были выше этого.

Иногда я замечала, что Данте наблюдает за мной, когда я спарринговала с Марко, который был достаточно низкого роста, чтобы мы были более равны, или когда я разговаривала с Ченом о недавнем экономическом кризисе в центре города. Он наблюдал за мной с таким выражением в глазах, которое я не могла понять, но оно было похоже на гордость. Я не разговаривала с ним, стараясь не проводить с ним наедине, будто это было необходимо для моей безопасности, и в каком-то смысле так оно и было. Но я могла признаться себе, что тоже наблюдала за ним, и то, что я обнаружила, продолжало меня восхищать.

Они явно уважали Данте, подчиняясь ему множеством различных маленьких способов, которые я фиксировала с большим интересом, чем следовало бы. Иногда они подражали его движениям, меняли свое положение в комнате в зависимости от него, как планеты вокруг единственного солнца, и выполняли его приказы, не моргнув глазом. Они часто дразнили его, дрались с ним в спаррингах и казались расслабленными в его компании, но настороженная внимательность солдат говорила об их готовности выполнять не только его приказы, интенсивность говорила об их готовности броситься под пули ради него.

Наблюдать за их динамикой было захватывающе интересно.

Не просто наблюдать, как свидетель, как муха на стене, которой я была большую часть своей жизни, а участвовать в ней.

Они включили меня в свою утреннюю рутину, как сахар в яичный белок, размешивая нас вместе, пока через восемь дней я не почувствовала себя полноправным членом их пятичасовой тренировки.

После этого я совершала омовение, брала банан из миски на кухне, и Адриано отвозил меня на работу, где я в основном занималась другими делами, пока мы ждали, когда будет назначена дата суда над Данте. Пока мы не знали, у нас не было доступа к списку свидетелей, и поэтому было трудно понять, как защищать Данте от того, кого они найдут вместо Мейсона Мэтлока.

Единственным доказательством того, что Данте занимался рэкетом и незаконными азартными играми, был букмекер низкого уровня в Нью-Джерси, которого арестовали восемь месяцев назад и который подставил Данте ради уменьшения срока наказания, а также прослушка, по которой Данте разговаривал с известным игроком в спортивные игры в Бронксе о ставках на Мировую серию 2018 года несколько лет назад.

Это было немного, и это было бы ничто, если бы мы смогли снять обвинения в убийстве.

Я работала все выходные, чтобы не проводить время в квартире с Данте, хотя он часто был так же занят, как и я, работал в своем кабинете глубокой ночью, постоянно разговаривая по телефону или развлекая множество мужчин и некоторых женщин, у которых у всех был этот фирменный властный взгляд черной мафии.

В четверг и пятницу я взяла отгул, а на следующей неделе три дня работала удаленно в связи с операцией, поэтому говорила себе, что имеет смысл работать дольше обычного, оставаясь в офисе до десяти часов вечера, когда Адриано приедет, чтобы отвезти меня обратно в квартиру.

Дело не в том, что я избегала его или чувств, которые он, казалось, пробуждал к жизни под моей замерзшей кожей.

Я просто была занята работой, как всегда.

В среду вечером, накануне операции, я задержалась в офисе допоздна, и маленькие серебряные часы на моем столе светились цифрами 23:17.

Семнадцать было несчастливым числом для итальянцев, означающим смерть, и даже после многих лет борьбы со своей культурной историей я вздрогнула, увидев это число на экране, инстинктивно потянувшись к крестику, который когда-то носила на шее.

Это был самый подходящий повод, чтобы закончить вечер. Я закончила расследование дела о наезде на пешехода для клиента, который утверждал, что на углу, где произошла авария, не было знака «Стоп». К счастью, частный детектив компании, Рикардо Ставос, нашел вандалов в Бруклин-Хайтс, которые украли его, а это означало, что когда через две недели мы наконец обратимся в суд, у нас будут все шансы избежать крупного штрафа и лишения прав, учитывая, что пострадавший отделался лишь переломом ключицы.

Я злорадно рассмеялась, вставая с неудобного кресла, чтобы размять затекшие от многочасового сидения за столом мышцы. В детстве я мечтала стать адвокатом, представляя себя супергероем в костюме от Прада, а когда впервые переехала в Америку, меня захватила идея гламура и престижа в качестве одного из лучших адвокатов города.

Правда оказалась не столь ослепительной. Очень немногие юристы попадали в газеты за свою работу или выигрывали дела, которые серьезно меняли динамику общества.

Большинство людей занимались этим ради власти, денег или родственных связей. Мы все работали бесконечное количество часов, ели за рабочим столом и отказывались от обычных социальных условностей, таких как свидания и воскресные прогулки в Центральном Парке, ради работы, работы и еще раз работы.

Это бесконечный труд.

И в каком-то смысле это идеально имитировало мою жизнь.

С десяти лет я была прижата к земле и понимала, что если я хочу выбраться из вонючей ямы нашей нищеты в Неаполе, мне придется оттачивать свой ум, превращая его в самое мощное оружие, единственное в моем арсенале.

Неудивительно, что я всегда была уставшей. Казалось, что мне просто необходима ночь хорошего, глубокого сна, но даже проснувшись, я чувствовала себя измотанной. Это было не просто физическое или умственное истощение. Главной причиной этого была эмоциональная усталость, все мои надежды и оптимизм находились на исходе из-за продолжающихся ударов враждебных волн о берега моего сердца.

Все, чего я хотела, это вернуться в квартиру Данте, забраться в огромную, декадентскую кровать и погрузиться в шелковистые простыни с бокалом вина и последним изданием «Экономист» [79] .

Не совсем захватывающе, но после такого дня, как у меня, недели, года, это все, чего я хотела. Мои потребности были маленькими и простыми, потому что я никогда не позволяла им раздуваться из-за мечтаний.

— Работаешь по ночам? — спросил Итан, входя в кабинет в красивом синем костюме, его голос был слегка невнятным от выпивки. — Почему я знал, что найду неуязвимую Елену Ломбарди по-прежнему за своим столом?

Я проигнорировала его, собирая вещи. По моему опыту, мужчины вроде него хотели любого внимания, поэтому, если вы лишали его этого внимания, он оставлял вас в покое.

Выпивка сделала его смелее. Он прошел вперед, ударился бедром о край стола и зашипел, прежде чем сказать:

— Тебе стоит немного расслабиться. Не похоже, что ты следующая в очереди на должность партнера.

Я тяжело вздохнула.

— Может, если бы ты меньше времени проводил за выпивкой со своими приятелями и больше времени на работе, у тебя тоже был бы шанс когда-нибудь стать партнером.