Когда герои падают[=When Heroes Fall]

— Елена, — донесся из коридора голос Адриано с сильным акцентом. — Данте хочет видеть тебя в кабинете.

— Это может немного подождать? — спросила я, притягивая Бэмби еще ближе к себе за наши соединенные руки. — Я нужна Бэмби.

— Нет, — категорично заявил Адриано, скрестив свои громадные руки на груди.

Я закатила на него глаза, а затем сжала руки Бэмби.

— Я дам тебе свою визитку, хорошо? Если тебе понадобится поговорить со мной, ты можешь позвонить мне на работу или домой. Если ты сможешь точно сказать, связано это с Данте или нет, я смогу помочь или попрошу кого-нибудь из других коллег.

Бэмби лучезарно улыбнулась мне такой же широкой, великолепной улыбкой, как и ее дочь, прежде чем заключить меня в быстрые крепкие объятия.

— Grazie[68], Елена.

Я неловко кивнула, когда она отстранилась, а затем повернулась, чтобы последовать за Адриано по коридору в кабинет Данте. Раньше у меня не было возможности осмотреть всю квартиру, но меня поразило, насколько она велика, когда мы миновали несколько закрытых дверей на пути к комнате, которую Данте использовал в качестве своего офиса в самом конце.

— Buona fortuna [69], — проворчал Адриано, открывая черную дверь, обшитую панелями, чтобы я могла пройти.

Я хмуро посмотрела на него через плечо, когда проходила мимо, но он уже закрывал дверь перед моим носом.

Когда я обернулась, то смутно отметила, что весь кабинет снова был выдержан в насыщенных черных оттенках, только корешки книг, стоящих на полках от пола до потолка на двух стенах, выделялись цветом. Но у меня не было времени, чтобы составить каталог, потому что Данте прислонился к передней части своего роскошного стола, скрестив руки на широкой груди, его черты лица были мрачно нахмурены.

— Ты, должно быть, очень любишь черный цвет, — неубедительно пошутила я, потому что напряжение вокруг Данте, казалось, возрастало с каждым моим вдохом, пока мы смотрели друг на друга через весь большой кабинет.

— Vieni qui [70], — резко приказал он.

Мои губы сжались.

— Не приказывай мне. Я не одна из твоих солдатов.

— Нет, — согласился он низким мурлыканьем, которое было больше угрозой, чем соблазн. — Vieni qui, lottatrice mia [71].

Я колебалась, мой разум боролся с желанием подчиниться. Я стиснула зубы так сильно, что заныла челюсть, но, в конце концов, подошла ближе и остановилась на расстоянии вытянутой руки от напряженного мафиози.

— Что? — требовательно спросила я, чувствуя себя ребенком, которого вызвали в кабинет директора, чтобы искупить вину за свои проступки.

Данте изучал меня своими влажными черными глазами, все его тело сжималось от усилия сдержать гнев, который клокотал у него на поверхности.

— Я слышал, что сегодня ты познакомилась с мужчиной, — сказал он наконец.

Мгновенно я сделала шаг в сторону от него, но Данте уже двигался, зная меня достаточно хорошо, чтобы пресечь мой полет. Его горячая рука обхватила мое запястье и впилась в мясистую ладонь. Он не сказал ни слова, но смотрел на меня хищными, голодными звериными глазами, которые говорили о том, что он хочет съесть меня в качестве следующего блюда.

Адреналин, разливающийся по моим конечностям, накапливался в нутре и просачивался ниже, нагревая место между бедер, к которому я не испытывала желания прикоснуться уже несколько месяцев.

— Кто тебе сказал? — я совершила ошибку, спросив.

Данте оскалил зубы.

— Ты должна была сказать мне. Не сердись на Адриано за то, что он сделал то, что я просил.

— За то, что шпионил за мной? — я огрызнулась, наклоняясь ближе к сердитому мафиози, хотя знала, что это опасно.

Страх и волнение переплелись в моей груди, танцуя вместе так, как никогда раньше. Я чувствовала себя переполненной кипящей энергией, беспокойной от необходимости ткнуть в рычащего медведя передо мной, пока он не взревет.

Извращенная часть меня хотела увидеть, что произойдет, когда он это сделает.

— За то, что присматривал за тобой, — прошипел он, оттолкнувшись от края стола так, что наши тела столкнулись, и мои легкие изгибы уступили его железным граням.

Мои соски были так туго сжаты, что пульсировали, когда они касались его верхней части живота.

— Я могу сама о себе позаботиться, Данте. Мне не нужно, чтобы за мной присматривали, как за каким-то ребенком, — возразила я, приподнимаясь на цыпочках своих высоких каблуков, чтобы оказаться еще ближе к его насмешливому рту.

— Как за ребенком? Нет, у ребенка иногда больше рассудка, чем у тебя, — жестоко возразил он. — Ma dai [72]! Ты знаешь человека, которому дала свой номер, Елена?

— Это имеет значение? В отличие от тебя, он был джентльменом.

Я ни разу не повышала голос, но обнаружила, что почти кричу на него, тонкое пространство между нашими рычащими ртами заполнялось нашим смешанным дыханием, горячим, как огонь дракона.

— Gentiluomo? [73]

Этим человеком был Гидеоне ди Карло, — прорычал он, обхватив меня руками за плечи, слегка встряхивая. — Тот самый человек, чей брат пытается взять на себя руководство гребаной Коза Нострой. Тот самый мужчина, чья семья чуть не убила твою сестру. Та самая семья, которая пыталась убить меня на моей вечеринке.

Я моргнула, потрясенная открытием.


Данте продолжал, безжалостно пробивая мою оборону.

— Я говорил тебе, что мои враги захотят использовать тебя против меня, Елена, и я просил тебя быть осторожной. Вместо этого ты даешь человеку, который хочет моей смерти, свой чертов номер телефона.

Гнев просочился из раны, пробитой в моей гордости. Я слегка обмякла в его хватке и опустила глаза на его плечо, чтобы избежать его осуждающего взгляда.

— Я не знала.

Он резко вздохнул, его теплое, пахнущее вином дыхание коснулось моего лица, когда он удивил меня, притянув меня к себе во внезапном объятии. Его руки чуть не раздавили меня, ярость все еще ощущалась даже в нежном выражении лица.

— Для умной женщины ты можешь быть очень слепой.

Я вырвалась из его объятий, лицо пылало, кожу кололо от стыда.

— Прости меня за то, что я хоть на мгновение подумала, что мужчина может проявить ко мне искренний интерес. — я слегка поморщилась, осознав уязвимость своих слов.

Некоторый антагонизм, вибрирующий в Данте, затих, когда его выражение лица превратилось в мрачную задумчивость. Когда он снова потряс меня за плечо, это было почти нежно.

— Елена, — сказал он с явным раздражением. — Ты самая сложная женщина, которую я когда-либо знал. Такая стойкая и сильная, прирожденный боец, потому что жизнь научила тебя выживать, и это прекрасно.

Я отстранилась от него, отступив назад, потому что внезапно мне стало трудно дышать. Он отпустил меня, но его глаза впились в мои, заставляя увидеть искренность, услышать слова, которые, как я знала, уничтожат меня.

— И все же ты так боишься, — сказал он низким голосом, его слова поползли через пространство ко мне, как медленное движение густого, зловещего тумана. — Ты так чертовски боишься быть мягкой и нежной, потому что весь шелк под твоей броней так легко разорвется в чужих руках. Эта неуверенность ослепляет тебя к правде. Она разъедает доброту в тебе. Если бы ты видела то, что вижу я, когда смотрю на тебя, ты бы никогда больше не сомневалась в себе. Тебя бы не обманула легкая лесть какого-нибудь stronzo [74] вроде ди Карло, заставив думать, что он достаточно хорош для тебя.

— О, — выпалила я, вскидывая руку, словно мои слова были ножом, которым я могла владеть. — И я полагаю, что так оно и есть?

Его взгляд был нервирующим, не моргая, он смотрел на меня с такой темнотой, что я потеряла дорогу в черном лабиринте этих глаз. Наконец, он пожал красноречивыми итальянскими плечами и засунул руки в карманы, как бы сдерживая их.

— Forse [75].

Я покачала головой, туда-сюда, туда-сюда, не в силах остановиться, потому что ни на секунду не хотела забыть о своем отрицании.

— Не говори глупостей.

— Я предпочитаю романтику, — предложил он, высмеивая меня, как делал всегда.

Только на этот раз это было не смешно.

Это было опасно и потенциально смертельно.

Я отступила еще на шаг.

— Я твой адвокат, Данте. Не более того.

— Ты была чем-то большим с того момента, как я тебя встретил, — возразил он, шагнув вперед, преследуя меня шаг за шагом через весь кабинет. — Ты была сестрой моей лучшей подруги, женщиной, которой она восхищалась больше всего на свете. Как я мог не быть заинтригован? А потом ты увидела меня в больничной палате, и я подумал, что ты будешь драться со мной там, чтобы защитить ее. Но только когда ты прижала меня к стене своим маленьким кулачком в моей рубашке и пригрозила мне смертью, если я хоть раз обижу Козиму, я понял, что ты нечто особенное. Настоящий lottatrice [76], женщина гладиатор.

Мы оба находились уже в другом конце кабинета, за входом у задней стены с книгами. Я сделала еще один шаг назад, и мой позвоночник ударился о полки. Данте оказался на мне в следующее мгновение, его тело стояло в сантиметре от моего, но его рука, как казалось, нашла мое горло и обхватила его, его большой палец почти успокаивающе поглаживал мой пульс.

Он наклонился ближе, и его глаза стали для меня всем миром.

— Как такой мужчина, как я, может устоять перед такой женщиной?

— Старайся сильнее, — посоветовала я, но воздействие моих холодных слов было ослаблено тяжестью дыхания и бешеным биением пульса о подушечку его большого пальца.

— Хоть раз в жизни будь смелой, — потребовал он. — И, возможно, я дам тебе то, о чем ты слишком напугана, чтобы просить меня.

— Я хочу уйти.

— Нет, — мрачно промурлыкал он. — Нет, ты хочешь, чтобы я трахнул тебя до потери сознания, не спрашивая твоего разрешения. Если я не спрошу, тебе не придется притворяться леди и говорить «нет».

Моя сердцевина сжалась от этой мрачной провокационной мысли, разум прокручивал фантазии быстрее, чем я могла их подавить. Его руки развернули меня, толкнули в книги, расстёгивая перламутровые пуговицы по всей длине моей рубашки. Его зубы оказались на моей шее, пригвоздив меня к месту, когда он расстегнул мои брюки и отправил их на пол у пяток, затем резкий рывок атласа на моих бедрах, когда он сорвал с меня нижнее белье и пальцами раздвинул меня для своего члена. Он брал меня без подготовки, проникая в меня короткими мощными толчками, пока я не раскрывалась вокруг него, пока не вскрикивала, когда он насаживался до упора.

Воздуха в легких было мало, и я пыталась регулировать дыхание, повернув голову в сторону, чтобы Данте не увидел желание, которое, как я знала, вспыхнуло в моих глазах неоновыми огнями. Рука на моей шее переместилась вверх и взяла мой подбородок, наклоняя лицо назад и вверх, чтобы он мог заглянуть в него.

Его черты лица были покрыты тенью, его красота была суровой и сильной в слабом свете. У меня перехватило дыхание от контраста между свирепостью тела, стоящего прямо над моим, и тем, как нежно он обхватил мой подбородок. Его ночные темные глаза поглотили меня, когда он смотрел в меня, сквозь меня, за каждый щит, который я старательно создавала.

— Coraggio, lottatrice mia [77], — мягко уговаривал он.

— Позволь мне показать тебе все способы, которыми мужчина может ценить женщину, — продолжал он, проводя носом по моей щеке к уху, где он быстро взял мочку между зубами, резко стиснув ее, отчего я задохнулась. — Позволь мне научить тебя всем способам, которыми ты можешь ценить меня.

Беспомощно откинув голову назад, я прислонилась к книгам, давая ему лучший доступ к моей шее, мои пальцы бесполезно дрожали по бокам.

Dio mio [78], я хотела его с остротой, которой не чувствовала годами.

Нет, это ложь, которую я не могла проглотить.