Код Ореста
Часть 2 из 13 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Сначала я собиралась сбегать к Ларссонам, потому что они живут к нам ближе всего, но у них было темно, так что я перешла дорогу и направилась к Росенам. Дорожку к дому они почистили от снега, но на вид она всё равно оставалась скользкой и казалась длинней обычного, а высокие кусты заслоняли собой свет фонарей с улицы. На столбе прямо возле дома висела лампа, но Росены ее, как обычно, не зажгли. Однако в их окнах, по крайней мере, горел свет, и я пошлепала туда в темноте, не видя собственных ног.
Дверь мне открыла Инга. Она насыпала мне полную чашку сахара и задала всего-навсего четыре вопроса:
– Ага, стало быть, вы что-то печете так поздно вечером? (Вроде бы очевидно.)
– Тебе не холодно? (Холодно.)
– Что же мама не сказала тебе, чтобы ты надела куртку? (Не успела.)
– Папа уже вернулся? (Нет.)
Когда Инга закончила меня допрашивать, я осторожно начала спускаться обратно на дорогу. Это оказалось куда сложнее, поскольку теперь мне надо было ровно держать кружку, до краев заполненную сахаром. В окне нашего дома по другую сторону улицы я видела маму, которая возилась с тестом. Окно манило теплом и светом среди холодных блесток зимней ночи.
Пройти в темноте всего несколько шагов, миновать засыпанные снегом кусты – и я снова окажусь на освещенной улице. Но тут он выскочил из кустов рядом с почтовым ящиком Росенов. Я так испугалась, что рассыпала половину сахара.
Он был высокий и тощий, в просторном старинном пальто и гигантской меховой шапке. В темноте я не смогла разглядеть лицо, но мне показалось, что он усатый.
– Подожди! – окликнул он меня. – Стой! Подожди! Не бойся!
Не бойся? Сердце отчаянно колотилось в груди, и я только не могла решить, что лучше – бежать назад в надежде, что Инга откроет дверь, или нестись прямо к маме.
– Это важно, – продолжил он. – На карту поставлено будущее! На карту поставлено всё… жизнь! Ты должна меня выслушать!
Он положил мне на локоть свою тяжелую руку. Я замерла, превратившись в ледяной столб.
– Прости, – проговорил он и убрал руку. – Не хотел тебя пугать, но… это очень важно! Но сперва я должен узнать… ты рыба?
– Да, – прошептала я в ответ неожиданно сиплым голосом, едва слышным в темноте.
Потому что я действительно Рыба – родилась четырнадцатого марта, под знаком Рыб. У меня есть маленький серебряный кулончик на цепочке в виде двух рыбок. Его мне подарил папа.
– Тогда всё сходится, – проговорил незнакомец. Он быстро поднял глаза и посмотрел на небо. – Сегодня ясная ночь.
Теперь я окончательно убедилась, что у него не все дома. Пора уходить, живо!
Я успела сделать лишь пару шагов – незнакомец воскликнул:
– Подожди! У меня для тебя важное задание!
Он снова положил руку мне на локоть. В другой он что-то держал. Письмо. В его толстой варежке оно казалось совсем маленьким.
– Ты должна взять это письмо, – проговорил он, – и передать его человеку, который появится вот здесь. – Он указал на дом Росенов. – Это будет необычный ребенок. Дитя с лозой. Вы встретитесь через сто дней, и это письмо нужно передать ему. Не отдавай его никому другому. И никому о нем не рассказывай. Письмо ребенку-лозоходцу, который появится через сто дней. Поняла?
Лицо незнакомца я разглядеть не могла из-за тени от меховой шапки. Но его голос звучал серьезно, а рука еще крепче сжала мой локоть. Он протянул мне письмо.
– Держи, – сказал он. – Пожалуйста, возьми его!
Я взяла письмо. Оно показалось мне тяжелым, и гладким, и теплым.
– На карту поставлено будущее! Это очень важно! Ты должна отдать его ребенку. Ровно через сто дней! Ты справишься, я знаю…
– Ма-а-али-ин! – разнесся мамин голос над глухим переулком. Я увидела, что она стоит на крыльце нашего дома. Мужчина кивнул мне и попятился в тень между кустами. В следующую секунду он исчез. В этот момент как раз послышался грохот – должно быть, проезжал товарный поезд, у нас же за домами железная дорога.
– Малин! Иди скорее! – позвала меня мама. Она уже прошла полдороги, поскальзываясь в тапочках.
Молниеносно я засунула письмо в первое попавшееся место – в почтовый ящик Росенов.
– Кто это был? Чего он хотел? Он тебя напугал? – принялась расспрашивать мама.
– Он… он искал улицу Рюдсбергсвеген, – пробормотала я.
– Вот как? – удивилась мама. – И что ты сказала?
– Я ему об… объяснила, как пройти на Рю… Рюдсбергсвеген, ясное дело. – Зубы у меня так сильно стучали, словно холод внезапно проник глубоко внутрь.
Мама крепко обняла меня, и мы двинулись по замерзшей улочке обратно к дому. Три раза она хваталась за меня, поскальзываясь в своих тапочках, и каждый раз я всё больше ощущала тепло ее руки. В темноте светилась наша входная дверь, оставленная нараспашку – навстречу зимней стуже.
Когда мы закрыли за собой дверь, мама спросила, почему я одолжила у Инги так ничтожно мало сахара.
Все те сорок минут, пока сахарное печенье стояло в духовке, я не могла думать ни о чём, кроме странного незнакомца, письма и предупреждения о будущем. Мне казалось, будто рука незнакомца до сих пор сжимает мой локоть.
Мама тоже выглядела задумчивой, хотя о письме она, само собой, ничего не знала. Она снова спросила, что это за человек и как ему могло прийти в голову, что Рюдсбергсвеген находится у въезда на участок Росенов. Она не упустила случая напомнить мне все те причины, по которым не следует разговаривать с незнакомцами. Я согласилась с ней по каждому пункту – у меня всё еще руки дрожали. Но когда печенье было готово и, сидя за кухонным столом, мы пробовали его, обжигая пальцы, мы обе успокоились.
– Сегодня такая ясная ночь, – проговорила мама, глядя в окно кухни. Я вздрогнула, потому что незнакомец на улице сказал то же самое. Но мама продолжила: – Так и встреча планет лучше видна.
Обернувшись ко мне, она принялась объяснять:
– Сегодня ночью произойдет встреча планет. Это когда орбиты двух планет пересекаются. Но с Земли кажется, что планеты стоят на одном месте – как будто они сошлись в небе.
Вот в этом вся мама – быть в курсе таких вещей. Она знает всё про сверхновые звезды, черные дыры и тому подобное. В прошлом году мы с ней несколько часов простояли посреди луга, наблюдая метеоритный дождь.
– В прежние времена люди верили, что это волшебные мгновения. Когда планеты встречаются, их качества проявляются особенно сильно. Планеты объединяются, и в это время может происходить что-то магическое.
– Магическое? – Я перестала грызть сахарное печенье. Если чего-то не хватает в жизни нашей семьи, так это магии.
– Не смотри так. Думаю, всё это ерунда, – проговорила мама. – Древние суеверия. Летом будет еще одна встреча планет, но в целом это довольно редкое явление. На самом деле можно рассчитать, когда оно снова произойдет, это несложно…
И после этого она рассказала мне всё, что нужно знать о расчетах углов в космосе и сложных гравитационных системах.
Я то и дело кивала, однако про себя размышляла над тем, связана ли встреча планет с загадочным письмом, которое я получила от не менее загадочного человека в ночной темноте. Мне было немножко страшно, но и радостно. Подумать только – мне поручили задание. Важную миссию! От которой зависит будущее.
И только когда я уже улеглась в постель, мне пришло в голову, что письмо по-прежнему лежит в почтовом ящике Росенов и Инга наверняка обнаружит его, когда пойдет утром вынимать газеты. Стало быть, я кровь из носу должна забрать письмо до шести утра, когда Росены обычно встают.
Будильник я поставила на половину третьего. Впрочем, в этом не было никакой необходимости – я так и не заснула. Час за часом я лежала в темноте без сна и думала о словах незнакомца: «На карту поставлено будущее! На карту поставлена жизнь!» Когда часовые стрелки показали два часа ночи, я надела халат и прошмыгнула вниз по лестнице.
Я засунула ноги в зимние сапоги, наплевав на куртку. Мне ведь только быстро-быстро забрать письмо.
На улице было страшно холодно, выпал новый слой снега. В серебристом свете луны казалось, что всё вокруг окунули в сахар. Под ногами у меня скрипел снег, пока я шла через наш глухой переулок.
Луна светила красиво, но мне стало немного жутко. Ночь казалась такой огромной, а тени такими длинными… Чтобы открыть почтовый ящик Росенов, мне пришлось повернуться спиной к кустам, в которых тогда стоял незнакомец. А что, если он всё еще там? Вдруг он псих? Вдруг выскочит и схватит меня?
У огромного почтового ящика Росенов была узкая щель наверху и большая дверца сбоку, через которую можно вынимать почту. Но она никак не открывалась. Вероятно, примерзла. Или заперта. Мои пальцы беспомощно скользили по холодному железу.
Я понеслась обратно в дом за двумя вещами – складной рулеткой и суперклеем. Я точно знала, где они лежат. Выходить в темноту во второй раз оказалось еще тяжелее. Теперь мне снова предстояло пересечь в одиночку темный переулок, снова повернуться спиной к кустам и склониться над почтовым ящиком, и я тряслась всем телом – сама не знаю, от холода или от страха.
Но мой план удался! Я выдавила на складную рулетку капельку суперклея, просунула ее в щель, и мои холодные как лед пальцы подцепили письмо. Наконец-то!
* * *
Когда я закрыла за собой входную дверь и собиралась разуться, не включая свет в прихожей, ступеньки лестницы заскрипели. Я не успела ничего предпринять – в меня врезалось что-то большое и мягкое.
– Ой, что ты тут делаешь?! – услышала я мамин голос. Затем зажглась лампа. Мама моргала из-за света – взлохмаченная, в домашней кофте. – Я тебя напугала? – спросила она, хотя мне показалось, что она испугалась больше меня, когда мы столкнулись в темноте. – Извини, я не думала, что тебя разбудит мой будильник! Я просто хотела посмотреть встречу планет, – продолжала она. – Сейчас ее видно лучше всего.
Она открыла входную дверь и вышла на крыльцо. Я поспешно засунула письмо в карман халата.
– Да, вот она! – сказала мама. – Юпитер и Венера. Сейчас даже не видно расстояния между ними. Одна большая звезда!
Я тоже взглянула на небо. Действительно, в небе сияла одна большая звезда – ослепительно белая. В эту минуту, когда мы с мамой стояли на крыльце в ночной темноте, всё и вправду казалось таким волшебным.
* * *
Когда мы уже открыли дверь, чтобы вернуться, мама спросила:
– А это что такое?
Радость в ее голосе мигом улетучилась.
Я обернулась. Мама кивнула в сторону разворота в конце улицы. Лунный свет падал на мягкое белое одеяло из нетронутого снега. Нетронутого за исключением мест, протоптанных моими ботинками. Все мои шаги взад и вперед, туда и обратно, через глухой переулок между нашей дверью и почтовым ящиком Росенов, были видны.
– Понятия не имею, – ответила я чересчур поспешно.
Мама не слушала меня. Она стояла уставившись на мои ноги.
Я тоже опустила глаза и посмотрела на ботинки. Маленький комок снега упал с них на коврик у двери и растаял.
Дверь мне открыла Инга. Она насыпала мне полную чашку сахара и задала всего-навсего четыре вопроса:
– Ага, стало быть, вы что-то печете так поздно вечером? (Вроде бы очевидно.)
– Тебе не холодно? (Холодно.)
– Что же мама не сказала тебе, чтобы ты надела куртку? (Не успела.)
– Папа уже вернулся? (Нет.)
Когда Инга закончила меня допрашивать, я осторожно начала спускаться обратно на дорогу. Это оказалось куда сложнее, поскольку теперь мне надо было ровно держать кружку, до краев заполненную сахаром. В окне нашего дома по другую сторону улицы я видела маму, которая возилась с тестом. Окно манило теплом и светом среди холодных блесток зимней ночи.
Пройти в темноте всего несколько шагов, миновать засыпанные снегом кусты – и я снова окажусь на освещенной улице. Но тут он выскочил из кустов рядом с почтовым ящиком Росенов. Я так испугалась, что рассыпала половину сахара.
Он был высокий и тощий, в просторном старинном пальто и гигантской меховой шапке. В темноте я не смогла разглядеть лицо, но мне показалось, что он усатый.
– Подожди! – окликнул он меня. – Стой! Подожди! Не бойся!
Не бойся? Сердце отчаянно колотилось в груди, и я только не могла решить, что лучше – бежать назад в надежде, что Инга откроет дверь, или нестись прямо к маме.
– Это важно, – продолжил он. – На карту поставлено будущее! На карту поставлено всё… жизнь! Ты должна меня выслушать!
Он положил мне на локоть свою тяжелую руку. Я замерла, превратившись в ледяной столб.
– Прости, – проговорил он и убрал руку. – Не хотел тебя пугать, но… это очень важно! Но сперва я должен узнать… ты рыба?
– Да, – прошептала я в ответ неожиданно сиплым голосом, едва слышным в темноте.
Потому что я действительно Рыба – родилась четырнадцатого марта, под знаком Рыб. У меня есть маленький серебряный кулончик на цепочке в виде двух рыбок. Его мне подарил папа.
– Тогда всё сходится, – проговорил незнакомец. Он быстро поднял глаза и посмотрел на небо. – Сегодня ясная ночь.
Теперь я окончательно убедилась, что у него не все дома. Пора уходить, живо!
Я успела сделать лишь пару шагов – незнакомец воскликнул:
– Подожди! У меня для тебя важное задание!
Он снова положил руку мне на локоть. В другой он что-то держал. Письмо. В его толстой варежке оно казалось совсем маленьким.
– Ты должна взять это письмо, – проговорил он, – и передать его человеку, который появится вот здесь. – Он указал на дом Росенов. – Это будет необычный ребенок. Дитя с лозой. Вы встретитесь через сто дней, и это письмо нужно передать ему. Не отдавай его никому другому. И никому о нем не рассказывай. Письмо ребенку-лозоходцу, который появится через сто дней. Поняла?
Лицо незнакомца я разглядеть не могла из-за тени от меховой шапки. Но его голос звучал серьезно, а рука еще крепче сжала мой локоть. Он протянул мне письмо.
– Держи, – сказал он. – Пожалуйста, возьми его!
Я взяла письмо. Оно показалось мне тяжелым, и гладким, и теплым.
– На карту поставлено будущее! Это очень важно! Ты должна отдать его ребенку. Ровно через сто дней! Ты справишься, я знаю…
– Ма-а-али-ин! – разнесся мамин голос над глухим переулком. Я увидела, что она стоит на крыльце нашего дома. Мужчина кивнул мне и попятился в тень между кустами. В следующую секунду он исчез. В этот момент как раз послышался грохот – должно быть, проезжал товарный поезд, у нас же за домами железная дорога.
– Малин! Иди скорее! – позвала меня мама. Она уже прошла полдороги, поскальзываясь в тапочках.
Молниеносно я засунула письмо в первое попавшееся место – в почтовый ящик Росенов.
– Кто это был? Чего он хотел? Он тебя напугал? – принялась расспрашивать мама.
– Он… он искал улицу Рюдсбергсвеген, – пробормотала я.
– Вот как? – удивилась мама. – И что ты сказала?
– Я ему об… объяснила, как пройти на Рю… Рюдсбергсвеген, ясное дело. – Зубы у меня так сильно стучали, словно холод внезапно проник глубоко внутрь.
Мама крепко обняла меня, и мы двинулись по замерзшей улочке обратно к дому. Три раза она хваталась за меня, поскальзываясь в своих тапочках, и каждый раз я всё больше ощущала тепло ее руки. В темноте светилась наша входная дверь, оставленная нараспашку – навстречу зимней стуже.
Когда мы закрыли за собой дверь, мама спросила, почему я одолжила у Инги так ничтожно мало сахара.
Все те сорок минут, пока сахарное печенье стояло в духовке, я не могла думать ни о чём, кроме странного незнакомца, письма и предупреждения о будущем. Мне казалось, будто рука незнакомца до сих пор сжимает мой локоть.
Мама тоже выглядела задумчивой, хотя о письме она, само собой, ничего не знала. Она снова спросила, что это за человек и как ему могло прийти в голову, что Рюдсбергсвеген находится у въезда на участок Росенов. Она не упустила случая напомнить мне все те причины, по которым не следует разговаривать с незнакомцами. Я согласилась с ней по каждому пункту – у меня всё еще руки дрожали. Но когда печенье было готово и, сидя за кухонным столом, мы пробовали его, обжигая пальцы, мы обе успокоились.
– Сегодня такая ясная ночь, – проговорила мама, глядя в окно кухни. Я вздрогнула, потому что незнакомец на улице сказал то же самое. Но мама продолжила: – Так и встреча планет лучше видна.
Обернувшись ко мне, она принялась объяснять:
– Сегодня ночью произойдет встреча планет. Это когда орбиты двух планет пересекаются. Но с Земли кажется, что планеты стоят на одном месте – как будто они сошлись в небе.
Вот в этом вся мама – быть в курсе таких вещей. Она знает всё про сверхновые звезды, черные дыры и тому подобное. В прошлом году мы с ней несколько часов простояли посреди луга, наблюдая метеоритный дождь.
– В прежние времена люди верили, что это волшебные мгновения. Когда планеты встречаются, их качества проявляются особенно сильно. Планеты объединяются, и в это время может происходить что-то магическое.
– Магическое? – Я перестала грызть сахарное печенье. Если чего-то не хватает в жизни нашей семьи, так это магии.
– Не смотри так. Думаю, всё это ерунда, – проговорила мама. – Древние суеверия. Летом будет еще одна встреча планет, но в целом это довольно редкое явление. На самом деле можно рассчитать, когда оно снова произойдет, это несложно…
И после этого она рассказала мне всё, что нужно знать о расчетах углов в космосе и сложных гравитационных системах.
Я то и дело кивала, однако про себя размышляла над тем, связана ли встреча планет с загадочным письмом, которое я получила от не менее загадочного человека в ночной темноте. Мне было немножко страшно, но и радостно. Подумать только – мне поручили задание. Важную миссию! От которой зависит будущее.
И только когда я уже улеглась в постель, мне пришло в голову, что письмо по-прежнему лежит в почтовом ящике Росенов и Инга наверняка обнаружит его, когда пойдет утром вынимать газеты. Стало быть, я кровь из носу должна забрать письмо до шести утра, когда Росены обычно встают.
Будильник я поставила на половину третьего. Впрочем, в этом не было никакой необходимости – я так и не заснула. Час за часом я лежала в темноте без сна и думала о словах незнакомца: «На карту поставлено будущее! На карту поставлена жизнь!» Когда часовые стрелки показали два часа ночи, я надела халат и прошмыгнула вниз по лестнице.
Я засунула ноги в зимние сапоги, наплевав на куртку. Мне ведь только быстро-быстро забрать письмо.
На улице было страшно холодно, выпал новый слой снега. В серебристом свете луны казалось, что всё вокруг окунули в сахар. Под ногами у меня скрипел снег, пока я шла через наш глухой переулок.
Луна светила красиво, но мне стало немного жутко. Ночь казалась такой огромной, а тени такими длинными… Чтобы открыть почтовый ящик Росенов, мне пришлось повернуться спиной к кустам, в которых тогда стоял незнакомец. А что, если он всё еще там? Вдруг он псих? Вдруг выскочит и схватит меня?
У огромного почтового ящика Росенов была узкая щель наверху и большая дверца сбоку, через которую можно вынимать почту. Но она никак не открывалась. Вероятно, примерзла. Или заперта. Мои пальцы беспомощно скользили по холодному железу.
Я понеслась обратно в дом за двумя вещами – складной рулеткой и суперклеем. Я точно знала, где они лежат. Выходить в темноту во второй раз оказалось еще тяжелее. Теперь мне снова предстояло пересечь в одиночку темный переулок, снова повернуться спиной к кустам и склониться над почтовым ящиком, и я тряслась всем телом – сама не знаю, от холода или от страха.
Но мой план удался! Я выдавила на складную рулетку капельку суперклея, просунула ее в щель, и мои холодные как лед пальцы подцепили письмо. Наконец-то!
* * *
Когда я закрыла за собой входную дверь и собиралась разуться, не включая свет в прихожей, ступеньки лестницы заскрипели. Я не успела ничего предпринять – в меня врезалось что-то большое и мягкое.
– Ой, что ты тут делаешь?! – услышала я мамин голос. Затем зажглась лампа. Мама моргала из-за света – взлохмаченная, в домашней кофте. – Я тебя напугала? – спросила она, хотя мне показалось, что она испугалась больше меня, когда мы столкнулись в темноте. – Извини, я не думала, что тебя разбудит мой будильник! Я просто хотела посмотреть встречу планет, – продолжала она. – Сейчас ее видно лучше всего.
Она открыла входную дверь и вышла на крыльцо. Я поспешно засунула письмо в карман халата.
– Да, вот она! – сказала мама. – Юпитер и Венера. Сейчас даже не видно расстояния между ними. Одна большая звезда!
Я тоже взглянула на небо. Действительно, в небе сияла одна большая звезда – ослепительно белая. В эту минуту, когда мы с мамой стояли на крыльце в ночной темноте, всё и вправду казалось таким волшебным.
* * *
Когда мы уже открыли дверь, чтобы вернуться, мама спросила:
– А это что такое?
Радость в ее голосе мигом улетучилась.
Я обернулась. Мама кивнула в сторону разворота в конце улицы. Лунный свет падал на мягкое белое одеяло из нетронутого снега. Нетронутого за исключением мест, протоптанных моими ботинками. Все мои шаги взад и вперед, туда и обратно, через глухой переулок между нашей дверью и почтовым ящиком Росенов, были видны.
– Понятия не имею, – ответила я чересчур поспешно.
Мама не слушала меня. Она стояла уставившись на мои ноги.
Я тоже опустила глаза и посмотрела на ботинки. Маленький комок снега упал с них на коврик у двери и растаял.