Княжий человек
Часть 4 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Как скажешь.
Молодцов радостный повернулся и… замер на полшаге. Словно ледяная иголочка кольнула в затылок, послышался тонкий девичий голосок. В лесу никого из торговых людей уже не было. Откуда тогда звук?
– Ты слышал? – шёпотом спросил он.
– Что? Почудилось что-то?
– Ну, вроде как голос… Вот, опять.
Варяг пристально оглядел лес, принюхался даже.
– Ничего не чую.
– Так прошло уже всё, – смущённо ответил Молодцов.
– Ясно, иди спать.
– А как же…
– Иди, тебе сказано, не схарчить поганой нечисти воина Перуна, а если беда какая, я вас кликну. Иди.
И Данила выполнил приказ.
Сборы в торговом лагере начались засветло. Весной все спешат-торопятся. Это не зима, когда можно довести ладьи до волока, вытащить на берег и ждать, попивая тёплый мёд или пиво, пока снега насыплет и реки встанут, а после поставить корабли на полозья, запрячь в воловьи упряжки и отвезти куда надо. Или вовсе оставить – законсервировать суда в специальных сухих доках, весь товар перегрузить в сани и ехать налегке.
По весне же вода затапливает реки и болота, превращая земли кругом в непролазную топь. И сами волоки заливает так, что вода на них стоит по колено, при том, что пить её нельзя. А своей питьевой воды там нигде не достанешь, потому что водораздел в тех местах проходит. Перетащить суда по гатям в такой местности, да ещё так, чтобы товар водой не испортило – адский труд.
Кроме того, все торопятся по высокой воде спустить корабли. Зимой-то некуда торопиться, всё равно никуда не поедешь, пока реки замёрзнут, а вот в мае норовят вперёд на волоках пролезть. Не успеешь до июня – застрянешь на волоках до осени. Промедлишь – весь товар на Юге вперёд тебя продадут, так что ты свой по хорошей цене уже не сбудешь. Вот про такое время и говорят: один день год кормит.
На волоках из-за того, что кто-то попытался пролезть не в свою очередь, нешуточные драки бывают, до смертоубийства доходит. Княжьи люди за порядком следят, но ведь как: путь «из варяг в греки» длинный, а память у купцов хорошая.
У Данилы утро проходило в обычном ритме. Пока Шибрида и Клек оттачивали фехтовальное мастерство, он таскал связки мехов к лодке, где их бережно упаковывали Улада и Шустрик. Девушка по обыкновению проснулась чуть раньше и успела разогреть воинам еду, но варяги к пище не притронулись – на пустой живот лучше тренируется. Данила тоже последовал их примеру.
Покончив с делами, каждый со своими, перед отплытием наконец сели завтракать. Обережники отдельно, женщины отдельно, холопы, само собой, тоже в стороне. За этим занятием их и застал Скорохват, возможно, самый необычный обережник Воислава. Он не был варягом или скандинавом, а происходил из племени полян. Его ещё иногда называли Южанином. Первыми своими богами он признавал не Перуна, а Волоха и Сварога, но по этому поводу никаких дискуссий среди обережников не проводилось. Бороду не брил, но и не отращивал, русые волосы заплетал в две длинные косы, которые чаще укладывал на голове и накрывал сверху войлочной шапочкой. Своеобразная амортизация под шлем. Лицом Скорохват был чистый словенин, среднего роста, и тоже обучен обоерукому бою. В иерархии ватаги обережников он твёрдо занимал третье или четвёртое место после Воислава и Вуефаста.
– Ну что, славно вы вчера повеселились, когда едва не опрокинулись? – спросил он с улыбкой, подсаживаясь к костру.
– Ну, не всё же попусту веслом воду бить, – ответил Шибрида, выловив из котла кусок пойманного вчера осетра.
– Значит, все живы и товар не попортили? – подытожил Скорохват.
– А то, – ухмыльнулся варяг. – Нашёл тоже Иммирову вотчину. Чтобы в речке какой-то сын севера утонул? Не бывать такому.
– Но жертвы не мешало бы принести, водяной тут явно балует, или ещё кто, – высказался Клек.
– А вот над этим подумаем. Сотенные с этим решают, а то молва пошла по каравану о нежити всякой. Путята вас зовёт.
– На кой? – спросил Шибрида, враз утратив благодушное расслабленное состояние, словно режим переключил.
– На собрание сотни будете его сопровождать.
– А о чём думать будут? – уточнил Клек.
– Вроде как неподалёку есть ведун, и если ему заплатить положенное, то он берётся всю навь от каравана отвести.
– Вот как, ведун, – ещё более задумчиво проговорил Шибрида. – Ну пошли, поглядим.
– Кого, ведуна? – робко спросил Молодцов.
С ведунами, колдунами и прочими магами после истории с варягами у него не было никакого желания связываться. Ещё почуют в нём что-то… нездешнее.
– Зачем? На совет пойдём.
– А значит, того колдуна там не будет?
Шибрида глянул на Данилу как на придурка, но потом вспомнил, что его друг из далёких мест и о жизни порой ничего не знает, прямо как дитё малое. Терпеливо пояснил:
– Кто же ведуна на совет позовёт. Он зачаровать может или морок какой навести. Думай головой, Даниил.
Молодцов смущённо посмотрел под ноги.
– А что, Скорохват, как думаешь: и впрямь рядом навь шастает? – поинтересовался Клек.
Южанин пожал плечами.
– Ты же вчера сам всё видел.
– Ну мало ли что смерду могло привидеться.
– Это ты прав, но вообще… К усвятским болотам подплываем, а места эти необычные, о них разное говорят. Из этих лесов три великие реки вытекают, так что я тут тебе не советчик.
– Понятно, значит, сотенные приговорят платить этому ведуну, – заключил варяг.
– Скорее всего. Лишь бы не из нашего кармана, так ведь?
Вот это утверждение обережники одобрили дружно.
Собрание сотни было важным и солидным мероприятием, именно поэтому Путяте понадобились аж трое сопровождающих. Пропустить его никак нельзя – всё равно что не явиться на собрание акционеров. Путята Жирославович хоть и был купцом самостоятельным и богатым, но, как и положено, состоял в купеческой сотне Новгорода. Это что-то вроде холдинга или корпорации, если говорить терминами двадцать первого века. Своей сотне Путята отчислял положенный процент с прибыли, за это ему было место в любом новгородском подворье, где бы оно ни находилось, и стол в самом Новгороде, а также поддержка: финансовая, юридическая, ну и, если понадобится, силовая. От купца требовали примерно того же: честно платить установленный налог, в случае необходимости оказывать дополнительную помощь деньгами или (например, чтобы отстоять интересы родной сотни) выставить бойцов на вече. Кстати, у Путяты с Воиславом насчёт участия его обережников в вече был отдельный договор, и оплачивался он тоже по отдельному тарифу, почти как отражение нападения татей, то есть реальная боевая стычка. А всё потому, что разрешение конфликтов хозяйствующих субъектов, опять-таки говоря современным языком, в Новгороде проходило очень бурно, пусть и без холодного оружия. Данила всё это испытал на собственной шкуре прошлой зимой.
Сотня Путяты держала свой двор в Словенском конце, поэтому и называлась словенской. Если два других конца – Неревский и Людинский – вздумают ущемить интересы словенцев, то купцы обязаны выставить бойцов от себя на вече, вместе с другими улицами. Но бывают разборки не только между концами, но и внутри них. Улицы режутся между собой, выбирая старшину конца. Сотни – плотницкие и гончарные – идут друг на друга с кулаками.
В общем, богат Новгород, шумен и многолюден. Умный и сильный парень не останется там без гроша в кармане. Но Даниле, положа руку на сердце, милее вот так плыть по реке, пусть и рискуя нарваться на разбойников, чем махать кулаками среди буйного новгородского люда.
Разумеется, раз сотенный совет имел такое статусное событие, каждый купец демонстрировал свою важность и богатство. Крутые охранники с дорогим оружием тоже наглядно показывали возможности купца. Но главным мерилом крутости была всё-таки одежда и драгоценности. Фасон тут не имел никакого значения, главное, чем тяжелее золотая печатка на пальце или, пуще того, браслет, тем лучше. То же самое касалось и тканей: если на тебе имеется хоть какой-нибудь предмет из шёлка или дорогого меха, то абсолютно не имеет значения, подходит ли он по цветовой гамме к другим вещам, потому что шёлк и меха – это мягкое золото, без преувеличения.
Путята не был исключением, он явился на совет в расшитом алом кафтане, синих льняных штанах отменного качества и высоких сапогах. На шее, кроме серебряной гривны, у него висела золотая цепь с прикреплёнными к ней языческими оберегами, а на дорогом поясе обязательное украшение мужчины – оружие.
Увы, даже неопытному глазу было легко определить, что и кафтан на Путяте великоват, и пояс затянут необычно туго. Это не от того, что купец позарился на одёжку с чужого плеча, а из-за раны, полученной во время всё той же памятной осады. Тогда Данила на своей шкуре ощутил, что значит стоять до конца. Сейчас он со сдержанной радостью отмечал, как в его работодателе всё больше проступает тот бойкий пегобородый толстячок, что встретился ему почти год назад. Воислав тогда представил Данилу как своего нового обережника, на испытательном сроке, то есть с малой долей оплаты. Путята без вопросов заключил договор с новым охранником, каждый из них поклялся своими богами, что не будет его нарушать. Купец в то время был бодр, толст, весел и держал в кулаке без малого несколько десятков человек своего торгового каравана. Его предприимчивость и энергия била через край, загадочным образом превращаясь в серебро и иную прибыль для всего торгового предприятия.
После начала нового путешествия бойкая натура всё больше проступала в раненом купце, видимо, для него любимое дело являлось лучшим лекарством.
Сопровождал Путяту, кроме троих обережников, сам лидер обережной ватаги – Воислав Игоревич. Данила с самого начала плавания почти не видел своего батьку и даже отвык немного от ощущений мощи и крепости, исходивших от него. Голубые глаза, строгое лицо с уверенными прямыми чертами, в его выражении кроме силы чувствовалась ещё и зрелая мудрость. Гладковыбритый мужественный подбородок, усы, не такие длинные, как у Клека, но выкрашенные синим – признак уважения среди варягов.
Бархатная одежда скрывала идеальную мускулатуру, но подчёркивала отличную осанку. В довершение всего – широченный пояс с серебряной и золотой канителью, с притороченными мечами, которые смотрелись на фоне тесаков и ножей у других купцов как настоящий «макаров» рядом с пневматической игрушкой.
На взгляд Данилы, Воислав выглядел харизматичнее всех на совете и производил впечатление под стать князю или какому-нибудь знатному боярину, что только играло на руку Путяте. Ну и Даниле – это же у него такой крутой батька.
В суть самого вопроса Молодцов так и не вник, потому что разговор купцы вели опять же на своём языке, а Данила до сих пор во всех этих кунах, резанах и ногатах слабо разбирался. Нет, торговаться он умел и знал, сколько в куне и в одной гривне резанов и так далее, но только вес этих самых резанов был в Смоленске и, допустим, в Новгороде разный. Кроме того, металл мог быть разного качества, а ещё в обороте были другие «деньги» – кожаные куны и стеклянные бусы. Так что если начать пересчитывать кожаные куны в гривны серебра нужной чистоты, то можно промучатся очень долго.
Проблема состояла вот в чём: случилась с каким-то мужичком неприятность, пропал он ночью в лесу, а утром его не нашли и поняли, что с ним сделали что-то нехорошее. Причём сделала это конкретно навь или нечисть – зомби, одним словом. Как это определили, Данила так и не въехал. Поблизости же объявился некий ведун, который брался эту нечисть извести, само собой, не бесплатно.
Вот весь спор купцы и вели вокруг того, кому и сколько платить за услугу. Даже не столько, какую сумму, а какими деньгами. Поскольку ведун торговаться наотрез отказался, выставил свою цену – вроде по две ногаты с каждого человека в сотне. Обмануть ведуна и подсунуть ему «разбавленное» серебро купцы побаивались, но жадность брала своё, поэтому торговые люди выгадывали, как бы так насчитать резанов, кожаных кун, мехов и стеклянных бус, чтобы нужная сумма набралась, но всё равно сэкономить.
Обсчитав всё и распределив по сотне, кому и сколько платить, купцы совет прекратили.
Данила, облегчённо вздохнув, решил, что на этом официальные мероприятия закончились, но, как оказалось, нет – Воислав объявил общий сбор ватаги. Явились по зову батьки все десять человек. Опытные обережники и лучшие воины дружины: Вуефаст, Скорохват, Шибрида и Клек. Четверо «отроков», переживших осаду заимки: Молодцов, Ломята, Жаворонок, Будим, – они считались полноправными членами ватаги, имели полную долю и право голоса на таких вот советах. Ещё двое были наняты в Новгороде для пополнения численности: Уж и Мал. Эта пара находилась на своеобразном испытательном сроке, но на совет их всё равно позвали, чтобы были в курсе решения батьки.
– Сотенные старшины приговорили заплатить ведуну за то, чтобы дальше наш караван навь не беспокоила, – начал Воислав. – Колдун приговорил платить с каждого человека, в том числе с нас. Будто мы – дети неразумные, сами за себя постоять не сможем. Путята сказал, что вычтет это из доли оплаты каждого обережника. Я отказался, – батька взял паузу, оглядел своих воинов. – Кто хочет, может сам отдать серебро Жирославичу, чтобы он с колдуном рассчитался. Принуждать и раскрывать, кто это был, не стану. Но и делать так, чтобы с нас деньги брали на защиту, когда мы сами должны защищать караван от ворогов, – не позволю. Я всё сказал.
Обережники застыли в молчании. Затем Ломята, самый старший по возрасту среди «отроков», ему уже перевалило за тридцать, спросил:
– А ты сам-то будешь платить, батька?
Воислав помедлил с ответом, потом чётко сказал:
– Нет, мне защита не нужна, мой Бог меня защитит от всякой нечисти без помощи всяких колдунов.
– Вот это верно, – поддержал Шибрида, – наш бог Перун – бог воинский. Не пристало варягам платить смердам, чтобы от опасности уберечься.
– Так ли я понял, что ты, Воислав, нас от колдовства и чародейства сможешь защитить? – робко спросил Ломята, он выражал мнение неваряжской и нехристианской части ватаги.
– Ломята, да ты, как я посмотрю… – начал Клек.
– Помолчи, – обронил Воислав, и варяг умолк. – Я не смыслю в колдовстве, но знаю, что надо уповать на… богов, в которых веришь, тогда они тебе помогут. А всякое колдовство, ведовство – гнилое дело. Но если встанет перед нами какая опасность, я буду сражаться вместе с вами, как могу. Это моё слово.
– Ха… Да спорим на гривну, что этот ведун всё и устроил.
Молодцов радостный повернулся и… замер на полшаге. Словно ледяная иголочка кольнула в затылок, послышался тонкий девичий голосок. В лесу никого из торговых людей уже не было. Откуда тогда звук?
– Ты слышал? – шёпотом спросил он.
– Что? Почудилось что-то?
– Ну, вроде как голос… Вот, опять.
Варяг пристально оглядел лес, принюхался даже.
– Ничего не чую.
– Так прошло уже всё, – смущённо ответил Молодцов.
– Ясно, иди спать.
– А как же…
– Иди, тебе сказано, не схарчить поганой нечисти воина Перуна, а если беда какая, я вас кликну. Иди.
И Данила выполнил приказ.
Сборы в торговом лагере начались засветло. Весной все спешат-торопятся. Это не зима, когда можно довести ладьи до волока, вытащить на берег и ждать, попивая тёплый мёд или пиво, пока снега насыплет и реки встанут, а после поставить корабли на полозья, запрячь в воловьи упряжки и отвезти куда надо. Или вовсе оставить – законсервировать суда в специальных сухих доках, весь товар перегрузить в сани и ехать налегке.
По весне же вода затапливает реки и болота, превращая земли кругом в непролазную топь. И сами волоки заливает так, что вода на них стоит по колено, при том, что пить её нельзя. А своей питьевой воды там нигде не достанешь, потому что водораздел в тех местах проходит. Перетащить суда по гатям в такой местности, да ещё так, чтобы товар водой не испортило – адский труд.
Кроме того, все торопятся по высокой воде спустить корабли. Зимой-то некуда торопиться, всё равно никуда не поедешь, пока реки замёрзнут, а вот в мае норовят вперёд на волоках пролезть. Не успеешь до июня – застрянешь на волоках до осени. Промедлишь – весь товар на Юге вперёд тебя продадут, так что ты свой по хорошей цене уже не сбудешь. Вот про такое время и говорят: один день год кормит.
На волоках из-за того, что кто-то попытался пролезть не в свою очередь, нешуточные драки бывают, до смертоубийства доходит. Княжьи люди за порядком следят, но ведь как: путь «из варяг в греки» длинный, а память у купцов хорошая.
У Данилы утро проходило в обычном ритме. Пока Шибрида и Клек оттачивали фехтовальное мастерство, он таскал связки мехов к лодке, где их бережно упаковывали Улада и Шустрик. Девушка по обыкновению проснулась чуть раньше и успела разогреть воинам еду, но варяги к пище не притронулись – на пустой живот лучше тренируется. Данила тоже последовал их примеру.
Покончив с делами, каждый со своими, перед отплытием наконец сели завтракать. Обережники отдельно, женщины отдельно, холопы, само собой, тоже в стороне. За этим занятием их и застал Скорохват, возможно, самый необычный обережник Воислава. Он не был варягом или скандинавом, а происходил из племени полян. Его ещё иногда называли Южанином. Первыми своими богами он признавал не Перуна, а Волоха и Сварога, но по этому поводу никаких дискуссий среди обережников не проводилось. Бороду не брил, но и не отращивал, русые волосы заплетал в две длинные косы, которые чаще укладывал на голове и накрывал сверху войлочной шапочкой. Своеобразная амортизация под шлем. Лицом Скорохват был чистый словенин, среднего роста, и тоже обучен обоерукому бою. В иерархии ватаги обережников он твёрдо занимал третье или четвёртое место после Воислава и Вуефаста.
– Ну что, славно вы вчера повеселились, когда едва не опрокинулись? – спросил он с улыбкой, подсаживаясь к костру.
– Ну, не всё же попусту веслом воду бить, – ответил Шибрида, выловив из котла кусок пойманного вчера осетра.
– Значит, все живы и товар не попортили? – подытожил Скорохват.
– А то, – ухмыльнулся варяг. – Нашёл тоже Иммирову вотчину. Чтобы в речке какой-то сын севера утонул? Не бывать такому.
– Но жертвы не мешало бы принести, водяной тут явно балует, или ещё кто, – высказался Клек.
– А вот над этим подумаем. Сотенные с этим решают, а то молва пошла по каравану о нежити всякой. Путята вас зовёт.
– На кой? – спросил Шибрида, враз утратив благодушное расслабленное состояние, словно режим переключил.
– На собрание сотни будете его сопровождать.
– А о чём думать будут? – уточнил Клек.
– Вроде как неподалёку есть ведун, и если ему заплатить положенное, то он берётся всю навь от каравана отвести.
– Вот как, ведун, – ещё более задумчиво проговорил Шибрида. – Ну пошли, поглядим.
– Кого, ведуна? – робко спросил Молодцов.
С ведунами, колдунами и прочими магами после истории с варягами у него не было никакого желания связываться. Ещё почуют в нём что-то… нездешнее.
– Зачем? На совет пойдём.
– А значит, того колдуна там не будет?
Шибрида глянул на Данилу как на придурка, но потом вспомнил, что его друг из далёких мест и о жизни порой ничего не знает, прямо как дитё малое. Терпеливо пояснил:
– Кто же ведуна на совет позовёт. Он зачаровать может или морок какой навести. Думай головой, Даниил.
Молодцов смущённо посмотрел под ноги.
– А что, Скорохват, как думаешь: и впрямь рядом навь шастает? – поинтересовался Клек.
Южанин пожал плечами.
– Ты же вчера сам всё видел.
– Ну мало ли что смерду могло привидеться.
– Это ты прав, но вообще… К усвятским болотам подплываем, а места эти необычные, о них разное говорят. Из этих лесов три великие реки вытекают, так что я тут тебе не советчик.
– Понятно, значит, сотенные приговорят платить этому ведуну, – заключил варяг.
– Скорее всего. Лишь бы не из нашего кармана, так ведь?
Вот это утверждение обережники одобрили дружно.
Собрание сотни было важным и солидным мероприятием, именно поэтому Путяте понадобились аж трое сопровождающих. Пропустить его никак нельзя – всё равно что не явиться на собрание акционеров. Путята Жирославович хоть и был купцом самостоятельным и богатым, но, как и положено, состоял в купеческой сотне Новгорода. Это что-то вроде холдинга или корпорации, если говорить терминами двадцать первого века. Своей сотне Путята отчислял положенный процент с прибыли, за это ему было место в любом новгородском подворье, где бы оно ни находилось, и стол в самом Новгороде, а также поддержка: финансовая, юридическая, ну и, если понадобится, силовая. От купца требовали примерно того же: честно платить установленный налог, в случае необходимости оказывать дополнительную помощь деньгами или (например, чтобы отстоять интересы родной сотни) выставить бойцов на вече. Кстати, у Путяты с Воиславом насчёт участия его обережников в вече был отдельный договор, и оплачивался он тоже по отдельному тарифу, почти как отражение нападения татей, то есть реальная боевая стычка. А всё потому, что разрешение конфликтов хозяйствующих субъектов, опять-таки говоря современным языком, в Новгороде проходило очень бурно, пусть и без холодного оружия. Данила всё это испытал на собственной шкуре прошлой зимой.
Сотня Путяты держала свой двор в Словенском конце, поэтому и называлась словенской. Если два других конца – Неревский и Людинский – вздумают ущемить интересы словенцев, то купцы обязаны выставить бойцов от себя на вече, вместе с другими улицами. Но бывают разборки не только между концами, но и внутри них. Улицы режутся между собой, выбирая старшину конца. Сотни – плотницкие и гончарные – идут друг на друга с кулаками.
В общем, богат Новгород, шумен и многолюден. Умный и сильный парень не останется там без гроша в кармане. Но Даниле, положа руку на сердце, милее вот так плыть по реке, пусть и рискуя нарваться на разбойников, чем махать кулаками среди буйного новгородского люда.
Разумеется, раз сотенный совет имел такое статусное событие, каждый купец демонстрировал свою важность и богатство. Крутые охранники с дорогим оружием тоже наглядно показывали возможности купца. Но главным мерилом крутости была всё-таки одежда и драгоценности. Фасон тут не имел никакого значения, главное, чем тяжелее золотая печатка на пальце или, пуще того, браслет, тем лучше. То же самое касалось и тканей: если на тебе имеется хоть какой-нибудь предмет из шёлка или дорогого меха, то абсолютно не имеет значения, подходит ли он по цветовой гамме к другим вещам, потому что шёлк и меха – это мягкое золото, без преувеличения.
Путята не был исключением, он явился на совет в расшитом алом кафтане, синих льняных штанах отменного качества и высоких сапогах. На шее, кроме серебряной гривны, у него висела золотая цепь с прикреплёнными к ней языческими оберегами, а на дорогом поясе обязательное украшение мужчины – оружие.
Увы, даже неопытному глазу было легко определить, что и кафтан на Путяте великоват, и пояс затянут необычно туго. Это не от того, что купец позарился на одёжку с чужого плеча, а из-за раны, полученной во время всё той же памятной осады. Тогда Данила на своей шкуре ощутил, что значит стоять до конца. Сейчас он со сдержанной радостью отмечал, как в его работодателе всё больше проступает тот бойкий пегобородый толстячок, что встретился ему почти год назад. Воислав тогда представил Данилу как своего нового обережника, на испытательном сроке, то есть с малой долей оплаты. Путята без вопросов заключил договор с новым охранником, каждый из них поклялся своими богами, что не будет его нарушать. Купец в то время был бодр, толст, весел и держал в кулаке без малого несколько десятков человек своего торгового каравана. Его предприимчивость и энергия била через край, загадочным образом превращаясь в серебро и иную прибыль для всего торгового предприятия.
После начала нового путешествия бойкая натура всё больше проступала в раненом купце, видимо, для него любимое дело являлось лучшим лекарством.
Сопровождал Путяту, кроме троих обережников, сам лидер обережной ватаги – Воислав Игоревич. Данила с самого начала плавания почти не видел своего батьку и даже отвык немного от ощущений мощи и крепости, исходивших от него. Голубые глаза, строгое лицо с уверенными прямыми чертами, в его выражении кроме силы чувствовалась ещё и зрелая мудрость. Гладковыбритый мужественный подбородок, усы, не такие длинные, как у Клека, но выкрашенные синим – признак уважения среди варягов.
Бархатная одежда скрывала идеальную мускулатуру, но подчёркивала отличную осанку. В довершение всего – широченный пояс с серебряной и золотой канителью, с притороченными мечами, которые смотрелись на фоне тесаков и ножей у других купцов как настоящий «макаров» рядом с пневматической игрушкой.
На взгляд Данилы, Воислав выглядел харизматичнее всех на совете и производил впечатление под стать князю или какому-нибудь знатному боярину, что только играло на руку Путяте. Ну и Даниле – это же у него такой крутой батька.
В суть самого вопроса Молодцов так и не вник, потому что разговор купцы вели опять же на своём языке, а Данила до сих пор во всех этих кунах, резанах и ногатах слабо разбирался. Нет, торговаться он умел и знал, сколько в куне и в одной гривне резанов и так далее, но только вес этих самых резанов был в Смоленске и, допустим, в Новгороде разный. Кроме того, металл мог быть разного качества, а ещё в обороте были другие «деньги» – кожаные куны и стеклянные бусы. Так что если начать пересчитывать кожаные куны в гривны серебра нужной чистоты, то можно промучатся очень долго.
Проблема состояла вот в чём: случилась с каким-то мужичком неприятность, пропал он ночью в лесу, а утром его не нашли и поняли, что с ним сделали что-то нехорошее. Причём сделала это конкретно навь или нечисть – зомби, одним словом. Как это определили, Данила так и не въехал. Поблизости же объявился некий ведун, который брался эту нечисть извести, само собой, не бесплатно.
Вот весь спор купцы и вели вокруг того, кому и сколько платить за услугу. Даже не столько, какую сумму, а какими деньгами. Поскольку ведун торговаться наотрез отказался, выставил свою цену – вроде по две ногаты с каждого человека в сотне. Обмануть ведуна и подсунуть ему «разбавленное» серебро купцы побаивались, но жадность брала своё, поэтому торговые люди выгадывали, как бы так насчитать резанов, кожаных кун, мехов и стеклянных бус, чтобы нужная сумма набралась, но всё равно сэкономить.
Обсчитав всё и распределив по сотне, кому и сколько платить, купцы совет прекратили.
Данила, облегчённо вздохнув, решил, что на этом официальные мероприятия закончились, но, как оказалось, нет – Воислав объявил общий сбор ватаги. Явились по зову батьки все десять человек. Опытные обережники и лучшие воины дружины: Вуефаст, Скорохват, Шибрида и Клек. Четверо «отроков», переживших осаду заимки: Молодцов, Ломята, Жаворонок, Будим, – они считались полноправными членами ватаги, имели полную долю и право голоса на таких вот советах. Ещё двое были наняты в Новгороде для пополнения численности: Уж и Мал. Эта пара находилась на своеобразном испытательном сроке, но на совет их всё равно позвали, чтобы были в курсе решения батьки.
– Сотенные старшины приговорили заплатить ведуну за то, чтобы дальше наш караван навь не беспокоила, – начал Воислав. – Колдун приговорил платить с каждого человека, в том числе с нас. Будто мы – дети неразумные, сами за себя постоять не сможем. Путята сказал, что вычтет это из доли оплаты каждого обережника. Я отказался, – батька взял паузу, оглядел своих воинов. – Кто хочет, может сам отдать серебро Жирославичу, чтобы он с колдуном рассчитался. Принуждать и раскрывать, кто это был, не стану. Но и делать так, чтобы с нас деньги брали на защиту, когда мы сами должны защищать караван от ворогов, – не позволю. Я всё сказал.
Обережники застыли в молчании. Затем Ломята, самый старший по возрасту среди «отроков», ему уже перевалило за тридцать, спросил:
– А ты сам-то будешь платить, батька?
Воислав помедлил с ответом, потом чётко сказал:
– Нет, мне защита не нужна, мой Бог меня защитит от всякой нечисти без помощи всяких колдунов.
– Вот это верно, – поддержал Шибрида, – наш бог Перун – бог воинский. Не пристало варягам платить смердам, чтобы от опасности уберечься.
– Так ли я понял, что ты, Воислав, нас от колдовства и чародейства сможешь защитить? – робко спросил Ломята, он выражал мнение неваряжской и нехристианской части ватаги.
– Ломята, да ты, как я посмотрю… – начал Клек.
– Помолчи, – обронил Воислав, и варяг умолк. – Я не смыслю в колдовстве, но знаю, что надо уповать на… богов, в которых веришь, тогда они тебе помогут. А всякое колдовство, ведовство – гнилое дело. Но если встанет перед нами какая опасность, я буду сражаться вместе с вами, как могу. Это моё слово.
– Ха… Да спорим на гривну, что этот ведун всё и устроил.