Князь моих запретных снов

И в этот миг рвануло так, что меня отбросило назад, на спину. В небе рассыпалась пригоршня звезд, таких ярких, что невозможно было смотреть, не щурясь. А потом все стихло.

Перекатившись на бок, откашлявшись, я уже на четвереньках поползла вперед.

– Винсент… пожалуйста…

Я выдыхала мольбы вместе с рыданиями, я задыхалась, но ползла. А добравшись, схватила Винсента за руку. Она была теплой и совершенно безвольной.

– Ви-и-инс! – Подвывая от ужаса, я схватила его голову ладонями, прижалась лбом к его лбу. Потом, уже не соображая, покрыла лицо поцелуями. – Пожалуйста, не умирай! Будь со мной!

Принялась нащупывать пульс – и не сумела. Так и замерла, положив голову ему на грудь, мыча, как раненое животное, не переставая стискивать его руки. Как же так? Почему так несправедливо? Почему ар Мориш живет и здравствует, а человек, которого я люблю, уже нет?

Что я буду делать теперь без Винса?

Тело подо мной судорожно дернулось, раз, другой. Вконец ошалев от внезапно нахлынувшей, недоверчивой радости, я приподнялась и заглянула Винсу в лицо. Он моргал на меня совершенно неосмысленным взглядом, губы что-то шептали.

– Винсент! – закричала я, снова целуя его, хватая за руки. – Живой!

Взгляд князя Долины остановился на мне, медленно обретая осмысленность. А потом он вцепился в меня мертвой хваткой, притянул к себе, прижал к груди.

– Ильса… Моя маленькая. Видишь, я выбрал… Выбрал тебя. И всегда выбирал…





Эпилог




Вместе с тем как опадали последние листья, пустел замок Бреннен. Ничего в этом не было странного: ведь дух Сонной немочи и дух Пробуждения уничтожили друг друга.

Выдергивая тело сестры в наш план бытия и сворачивая ей шею, Винсент очень хорошо понимал, что делает. Он замыслил это много лет назад, но тогда ничего не вышло, а чувство вины, которое он испытывал, было слишком большим и горьким, чтобы вытащить Флавию из Долины Сна и убить ее.

Теперь он все-таки сделал выбор. Едва ли осмысленный: поначалу он совершенно точно был готов обменять свою жизнь на пусть и призрачную, но все же надежду выторговать меня у сестры любой ценой. А когда дух, владеющий телом Флавии, не смог противостоять желанию сожрать меня, Винсент действовал по наитию. На раздумья времени не нашлось, и он сделал то, что сделал. Убил то немногое, что осталось от Флавии, и спас меня и мастера Бриста.

И теперь, когда не стало ни духа Сонной немочи, ни самой болезни, ни Долины Сна, сноходцы разъезжались кто куда. Все они – после службы или учебы в ордене – были людьми весьма обеспеченными, и поэтому ни у кого не стояло вопроса ни о том, куда отправляться, ни о том, на что жить.

Первыми уехали братья Шезми. Тихо, ни с кем не прощаясь, на второй день после того, как в замок пришло уведомление, что орден сноходцев прекратил свое существование за ненадобностью. Скорее всего, временно, до тех пор, пока не станет ясно, чем еще могут заниматься сноходцы, почти армия обученных воинов. За Шезми потянулась прислуга, грузили на телеги пухлые узлы, то и дело ощупывали тяжелые кошельки у пояса. Так же быстро начали разъезжаться и ученики.

Винсент тем временем доказал свое право на замок, предъявив королевским представителям давно утраченную родовую печать. Естественно, она лежала на столе в потайном кабинете, о котором знал только владелец замка.

Примерно через месяц после того, как не стало ордена, за Аделаидой приехал ее отец. Она пришла попрощаться, обняла меня, едва не переломав ребра.

– Я бы осталась, – сказала, всхлипывая, – но папа говорит, что я, со своим честно заработанным золотом, такая завидная невеста, что к нему уже выстроилась очередь женихов. Наверное, надо поехать и посмотреть, что там. Вдруг кого-нибудь выберу?

– Поезжай, – прошептала я в шерстяную ткань ее платья. – Только не торопись со свадьбой, а?

Аделаида молча погладила меня по волосам и пошла прочь, а я кожей все еще ощущала тепло ее больших ладоней. Говорить что-то вслед не хотелось, прощаться долго – слишком больно. Я чересчур хорошо помнила, что именно Аделаида верила в меня тогда, когда не верил почти никто. На пороге она остановилась, окинула меня долгим взглядом, а потом прыснула со смеху.

– Видела бы ты себя сейчас, Ильса. Лицо как на похоронах, клянусь Всеми! Ну не печалься, мы можем ездить друг к другу в гости, если, конечно, ты не зазнаешься, герцогиня ты наша. Или кто ты там скоро будешь?

Я пожала плечами, всем видом показывая, что не понимаю, о чем она. Аделаида шутливо погрозила мне пальцем и все же ушла. А я постаралась получше запомнить ее полное и доброе лицо. Кто знает, суждено ли нам еще раз встретиться? Жизнь – чересчур сложная штука, чтобы ее предсказывать.

Потом уехал Альберт и ожидаемо увез с собой Габриэль. Накануне отъезда он пришел ко мне с бутылкой вина, мы выпили по паре рюмок.

– Я женюсь на ней, – говорил Альберт, весело улыбаясь. У него это получалось привычно криво, косо, но как-то зажигательно – так, что хотелось улыбаться в ответ. – Я сделал Габи предложение, и она согласилась. Собственно, не вижу ни одной причины, почему она должна была отказать. Тем более что за день до этого ей пришло письмо из дома, родители требуют, чтобы она вернулась и все-таки вышла замуж за того старикашку.

– Вы решили устроить побег? – Я немного опьянела, и потому с моего языка бойко слетали вопросы, которых я бы раньше не задала.

– Ну да. Сбежим, а потом заключим брак в первом попавшемся храме Всех. Почему нет?

В глазах Альберта прыгали смешинки. Он усмехнулся, механически провел рукой по растрепавшимся волосам.

– Ты не держи на нее зла, Ильса, – сказал он. – И, знаешь, Габриэль не придет с тобой прощаться. Ей очень стыдно за то, как она себя повела… Но она очень надеется, что когда-нибудь ты ее простишь и напишешь. Напишешь ведь?

Я кивнула. И Альберт кивнул, прекрасно понимая, что никто никому писать уже не будет. Я не держала зла на Габи, но с собой ничего поделать не могла. Наши дороги разошлись, едва соприкоснувшись.

– Можно я спрошу у тебя?

Альберт прищурился.

– Ну спрашивай.


– Ты ведь сразу заподозрил что-то… Когда увидел розу. И тогда, на ярмарке, что ты видел у меня за спиной? И почему никому ничего не сказал про меня и…

Мне показалось, Альберт ожидал куда более серьезных вопросов, потому что как-то даже обмяк расслабленно на стуле.

– А, ты про это… Ильсара, насчет князя Долины я заподозрил давненько. Опять же, хорша на территории Бреннена. Почему никому не сказал о том, как ты ходишь по тайным переходам? Ну так, милая моя, далеко не все имеют привычку разбалтывать чужие секреты, а твою невиновность я бы все равно доказал. И вообще, если бы я слишком много говорил, то меня бы сюда и не прислали, понимаешь?

– Что ты увидел за моей спиной, когда… проверял? – не унималась я.

Он развел руками.

– Всего лишь то, как прямо в воздухе открывается проход в Долину. Не слишком сложно было догадаться, кто может оттуда появиться, учитывая, как смачно он двинул по башке того бугая. Но я не был уверен, поэтому решил лишний раз убедиться, что все происходит именно так, как мне кажется.

– Это было подленько, – скривилась я. – В тот миг я почти потеряла в тебе друга.

– Друга? – Казалось, Альберт искренне удивлен. – Ильсара, но мы ведь никогда не были друзьями. Для меня ты стала девушкой, которая просто лучше прочих, но которой повезло в жизни меньше всех. Мне хотелось восстановить справедливость. Я ж говорил тебе когда-то, что я – не слишком хороший человек… Но человек, чувствительный к разного рода несправедливостям. А друзья – это совсем другое, это близость духа, общность интересов…

– Понятно, – пробормотала я, смутившись.

А я искренне верила, что мы – друзья.

Хотя, положа руку на сердце, пусть и не друзья, но по отношению ко мне Альберт вел себя куда лучше, чем мог бы просто друг. А может, он и ошибался, загоняя само понятие «дружба» в давно кем-то придуманные рамки, и на самом деле мы и есть друзья. Не знаю.

Альберт и Габриэль уехали верхом ранним утром, и я долго провожала их взглядом, стоя у окна в башне. Небо было затянуто тучами, лужи покрылись тонким ледком, и вниз, к земле, уже спешили первые редкие снежинки. Где-то среди оврагов завывал ветер.

Чуть позже… уехал и мастер Брист, его лошадь оставляла темные точки следов на только что выпавшем снегу. Накануне он пришел и сказал, что всю мебель, которую сделал за срок службы в ордене, он дарит мне. Ну и тому, с кем я останусь. Это было так тепло и трогательно, что я разревелась, уткнувшись носом ему в воротник, а он гладил меня по спине, утешал и говорил, что все утрясется, наладится и я обязательно буду счастлива. Потому что счастье я выстрадала. Тогда… всего на несколько мгновений я позволила себе помечтать о том, что Орнус Брист и был тем самым наемником, моим отцом, но… похоже, это совсем не так, и мой отец так и остался неизвестным, просто проехавшим мимо.

А потом приехала моя мать, та, что дала мне жизнь.

Мы встретились в трапезной. Новая нанятая прислуга накрыла обед. Герцогиня влетела подобно снежному вихрю, расточая ароматы духов вперемешку с морозной свежестью. Бросилась меня обнимать.

– Ах, моя девочка! Я как только услышала новости, сразу хотела приехать, но дела не пускали. Ну что, поедешь домой?

– Нет.

Я ответила, даже не задумываясь. Домой – это куда? В замок, где я не была ни разу? Знакомиться с прочими детьми герцогини? Духи упаси.

– Но… – Точеный подбородок матери дрогнул, губы скривились, словно она была готова расплакаться. – Впрочем, как знаешь.

И она принялась задумчиво теребить уголок теплой шали.

– Обед подан, – напомнила я.

– Да, да, конечно…

Мать рассеянно огляделась, села за стол, посмотрела на Винсента, который уже уселся, и принялась ковыряться вилкой в паштете.

– Ты точно решила? – вздохнула она. – Я уж и комнату приказала для тебя приготовить.

– Решила, – я утвердительно кивнула.

– Но женщина не может вот так, одна! – Герцогиня сцепила пальцы рук шалашиком, еще раз обвела нас сердитым взглядом. – И вот так, как у вас, не одна тоже не может. Не в твоем положении, Ильсара…

– Я скоро исправлю это положение, – сообщил Винсент.

Он не кричал, не злился. Сказал тихо и спокойно, но после этого у моей матери отпало всякое желание спорить.

– Позвольте мне забрать сына, – только и сказала она.

А я вдруг подумала, что ее приезд только ради этого и затевался. Я-то что? Я для нее как была, так и осталась человеком, которого она не знала. А вот Тибриус… Он ведь был ее сыночком, причем любимым. Это его герцогиня держала на руках, когда он, розовенький и щекастый, смешно дрыгал ножками. Это его она целовала в шелковый лобик, вдыхая запах маленького человечка, молочный и сладкий. А я – я бы никогда не смогла его заменить.

– Забирай.

– Забирайте.

Мы сказали это с Винсентом одновременно, и я увидела, как герцогиня выдохнула с облегчением.

Она поджала губы, как будто недовольно, а затем вздохнула.

– Ты бы могла не обращаться с ним… вот так, Ильсара. Все же он твой брат.

Я пожала плечами. А он, собственно, помнит о том, что я ему сестра? За это время я несколько раз подходила к конюшням, но его недогерцогство, лишь завидев меня, неизменно отворачивался и уходил. Гоняться за ним… было глупо. Я тоже разворачивалась и уходила.

– Когда мы сможем уехать? – спросила мать, комкая салфетку и умоляюще глядя то на меня, то на Винсента.