Князь моих запретных снов

– Да знаю я, – сказал он добродушно и даже руку мою отпустил. Мол, зла тебе не желаю.

Но я не верила. Слишком хорошо въелись в память все его гадости, все щипки, пока никто не видит, потные трясущиеся ладони, дрянной запах изо рта…

– Я здесь с друзьями, – выдавила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

А сама его рассматривала. Дэвлин приоделся к ярмарке, был в сюртуке из добротного сукна и новенькой белой рубашке, которую, впрочем, уже заляпал чем-то жирным. Кажется, он еще сильнее растолстел с момента нашей последней встречи. Рыжие сальные волосы беспорядочно падали на широкий лоб, за лоснящимися щеками ушей не видно.

– Да ладно тебе, – он тоже внимательно разглядывал меня, – смотри-ка, стоило тебя отмыть, так ты и выглядишь… сносно.

Понятное дело, ему очень хотелось меня унизить. В его глазах я всегда выглядела сносно, иначе он не пытался бы меня зажимать по темным углам.

– Дай пройти, – решительно сказала я.

– А как же поболтать? – Рыжие брови встали домиком. – Неужто тебе неинтересно, как там наша матушка?

– Думаю, неплохо, – тут я не удержалась от колкости, – на все деньги, что вы за меня получили.

– Двух коров купили, – радостно сообщил Дэвлин.

…А пока я с ним треплюсь, Винсент уйдет. Не будет меня ждать.

– Мне надо идти, – процедила я, вертя головой и пытаясь понять, где же Винсент.

Ощущение взгляда еще не пропало, но силуэта в толпе я больше не видела.

– Вот так торопишься, курочка?

И тут случилось то, чего я, в общем-то, ожидала, но надеялась, что ничего подобного не случится. Дэвлин сгреб меня лапищей в охапку, дернул на себя и потащил к ближайшему проему меж домами.

– Пусти! – взвилась я. – Подлюка! Отвали!

Больно наступила ему каблуком на ногу, но он лишь зашипел, зажал мне вонючей ладонью рот и нос.

– Ах ты, маленькая стерва! Что, думаешь, я с тобой просто так расстанусь? Даже не пощупав тебя, такую чистенькую?

Он прижал меня к себе спиной, так что я даже умудрилась ткнуть его локтем под ребра, как учил мастер Брист. Но страх, липкий, мерзкий страх отнимал силы. Наверное, я ткнула его недостаточно сильно, Дэвлин лишь хрюкнул и в очередной раз пробормотал ругательство. Я выронила пакет с бельем, вцепилась ногтями ему в предплечье, повисла всем весом… А он меня волок без особых усилий. Здоровый деревенский вол, чтоб его хорши разорвали! И никто, никто не счел нужным вмешаться, я видела, как люди отводят глаза, словно им не хочется видеть того, что происходит у них под носом.

До прохода между домами остались считаные шаги, я все еще упиралась, молотила руками по толстому предплечью Дэвлина, давилась собственным дыханием, перед глазами темнело…

А потом вдруг свет померк, меня словно окунули в темноту – но не кромешную, а мягкую, бархатную… Я с трудом сообразила, что перед глазами попросту черная рубашка и серый сюртук. Подняла взгляд, и силы окончательно меня покинули. Дорогу нам преграждал князь Долины, который неведомо откуда взялся в мире живых и который… был в ярости. О, даже глаза, его прекрасные серые глаза, в которых я так привыкла тонуть, светились парой холодных монет.

– Руки, – надменно бросил он, едва разомкнув губы.

– Что? – хрюкнул Дэвлин.

Меня начинало ощутимо тошнить от ужаса. Винсент… он же не такой здоровяк, как Дэвлин. Дэвлин его просто раздавит весом, он огромный и тяжелый, как мельничный жернов.

– Руки убери от нее, – повторил Винсент, не глядя на меня.

Да, он на полголовы ниже Дэвлина. Нельзя, чтобы Винсент пострадал, нельзя!

– А ты кто такой?! – рявкнул рыжий вол, и меня мотнуло из стороны в сторону, словно тряпку на ветру. – Это моя баба, понятно?

Я тихо завыла. Винсент, миленький, пожалуйста, не связывайся с этим придурком. Я… как-нибудь…

Но додумать о том, что именно «как-нибудь», я уже не успела.

Движение Винсента оказалось настолько стремительным, что, казалось, он весь размазался в воздухе, превратился в серое размытое облако. Я лишь успела вдохнуть в тот миг, когда толстенные пятерни Дэвлина разжались. А еще через мгновение – гулкий, чавкающий звук падения тяжелого тела на брусчатку, и меня подхватывают уже другие руки, и я прижимаюсь лбом к шелковой рубашке, пахнущей лавандой и лимонником, и одержимо шепчу его имя…

– Ильса, – выдохнул он мне в волосы, – маленькая. Не пугайся… Так мало времени… Сегодня ночью приду к тебе в спальню, дождись меня.

– Не уходи, – пробормотала я, – Винсент… не уходи, прошу.

– Прости.

Он резко поставил меня на ноги, еще миг – и рядом пустота. Я судорожно хватала ртом воздух, голова кружилась. Мои покупки… Дэвлин…

– Ильсара! – обеспокоенный крик Альберта.

Кажется, он подбежал, обхватил за талию, потому что ноги не держали.

– Какого духа тут случилось?!!

Я поморгала на свет, глубоко вдохнула и, чувствуя себя почти в безопасности, привстала на цыпочки и заглянула Альберту за плечо. Дэвлин валялся на земле и был, похоже, без сознания. Кожа на лбу и на щеке лопнула, и по брусчатке стремительно расползалась ярко-красная блестящая лужа.


– Ильса? – Альберт требовательно заглянула мне в глаза. Затем, кивнув собственным мыслям, скомандовал: – Пойдем отсюда. Идти можешь?

Я закивала, засуетилась, перебирая ногами. Альберт, все еще поддерживая меня, ловко подхватил выроненный мной пакет.

– Идем в «Поваренка», – сказал тихо. – Что это за здоровяк был?

– Мой названый братец, – шепнула я. Перед глазами все еще плясали надоедливые мошки, и дыхания не хватало.

– Ясно. – Альберт уверенно тащил меня к таверне.

Я почему-то ожидала, что он начнет расспросы о том, кто этому здоровяку надавал по мордасам, но Альберт молчал и больше ничего так и не спросил.





* * *


Внутри оказалось людно, шумно, но… все равно уютно. Глиняная статуя поваренка, давшего название таверне, раскрашенная глянцевыми масляными красками, стояла у самого входа. Кончик розового носа был безжалостно отбит, толстые, словно вареники, красные губы улыбались. В пухлой руке поваренок сжимал настоящий половник и этим половником указывал на прилавок, где дородная тетушка разливала по тарелкам суп и с грохотом метала на подносы керамические горшочки.

– Посиди с Аделаидой, – попросил Альберт, – а я схожу за Габриэль. Вечно на тебя всякие идиоты кидаются. Интересно, Ильса, когда-нибудь к тебе нормальный парень прибьется?

Я быстро пошарила взглядом по залу. У окна и вправду расположилась Аделаида. Перед ней стоял большой фарфоровый чайник, сахарница и огромная кружка, исходящая паром. Аделаида нас увидела и помахала мощной рукой. Я кое-как высвободилась из дружеской хватки Альберта и поковыляла вперед, к столику.

Коленки все еще подгибались, перед глазами рябило. Альберт прав! Наверное, у меня вид такой, жертвенный, привлекательный для таких, как ар Мориш и Дэвлин. Не хотелось бы больше видеть ни одного, ни другого, но… неудавшееся герцогство живет в замке, никуда не денешься, и вряд ли меня простил.

Я через силу улыбнулась Аделаиде. Как не думать о плохом? Мы ведь приехали немного развлечься, на ярмарку как-никак. А невеселые мысли все равно в голове крутятся, не выходит их оттуда выжать.

– Ну что, все купили?

Стоило только сесть за стол, как Аделаида подвинула ко мне маленькую плошку меда и тарелки с разными сырами и виноградом.

– Ты ешь, прозрачная вся. Еще в обморок грохнешься.

Я покачала головой. Аделаида, конечно, не видела происшедшего, но оно и к лучшему. Поэтому я взяла кусочек твердого сыра, макнула его в мед и положила себе в рот.

– Только белье, – ответила, уже жуя.

– Пойдем со мной, выберем мыло и кремы. А, еще пудру.

В этот момент передо мной уже ставили столовый прибор, фарфоровую чашку и тарелочку с мелко нарезанным салатом. Я по привычке поискала глазами ложку, но в памяти пронеслись те моменты, когда Винсент заставлял меня изображать прием пищи с ножом и вилкой. Вилку здесь подали, и я неловко взяла ее. Для девчонки, которая и ложку редко в руках держала, применение вилки было умением высшего уровня.

Впрочем, кое-как я ела, хоть кусок в горло не шел. Сегодня. Сегодня ночью Винсент обещал прийти. Как много мне нужно сказать ему… Как невыносимо хочется завернуться в тепло его тела, почувствовать кожей прикосновения жестких пальцев. И как, побери все духи, о многом я должна его расспросить!

Механически жуя салат, я снова вспомнила, что меня смутило: Альберт наверняка видел, кто разбил лоб Дэвлину, но ничего не спросил.

– Аделаида, – осторожно сказала я, – что ты думаешь об Альберте?

Пар поднимался белесыми колечками от чашки подруги, она смотрела на меня сквозь эту дымку так… по-доброму, сочувственно. Моя настоящая мать на меня так не смотрела.

– Мелковат для меня, – усмехнулась Аделаида, – а то я бы на него точно глаз положила.

– Я не об этом.

Она пожала плечами.

– А что тебя беспокоит, Ильса? То, что, возможно, Альберт не совсем тот, за кого себя выдает? Не делай таких круглых глаз, я, может, и дочка торговца, но отнюдь не дура. Но… даже если парню есть что скрывать, почему нас это должно беспокоить? У каждого человека есть куча неблаговидных поступков, о которых он никогда и никому не расскажет. Так почему бы им не быть у Альберта?

– Да, – призналась я, – порой мне кажется, что Альберт знает куда больше нашего… обо всем. Но просто молчит.

– Единственное, что я вижу, – она указала на меня чайной ложечкой, – так это то, что Альберт запал на твою соседку. Серьезно так запал. Я даже не удивлюсь, если Габриэль тебя попросит как-нибудь переночевать у меня.

– Ты думаешь, она отважится? – Тут я поняла, что краснею. Разговор сворачивал в какое-то скользкое и откровенное русло. Я не привыкла говорить напрямую о таких вещах. То, что происходит между мужчиной и женщиной, по-моему, должно оставаться под таким покровом тайны, сквозь который вообще ничего не разглядеть, как сквозь толстое ватное одеяло.

Аделаида вздохнула и сочувственно посмотрела на меня.

– Ты ж из деревни. У вас там с этим вообще просто. Зашли на сеновал, подол задрали – и делов. Только не говори, что у тебя ничего не было. Ты такая куколка, что за тобой должно было полдеревни ухлестывать.

– За пугалом и придурочной не ухлестывают, – буркнула я.

– Да ладно, – Аделаида прищурилась, – в пугало я еще могу поверить, если не мыться и не причесываться месяцами. Но в придурочную?

– Считается, что кавалера нельзя бить и кусать, – твердо ответила я и положила в рот еще кусочек сыра.