Князь моих запретных снов

– Почему вы должны были возненавидеть свою сестру? – спросила кротко.

Он обошел стол, остановился за моей спиной, помолчал, а затем вдруг взял в свои руки мою, пострадавшую, с оставшимися красными пятнами на кисти. Я окаменела. Никогда… он никогда так не делал. И сердце замерло в груди, когда Винсент чуть наклонился и оставил на тыльной стороне моей ладони легкий поцелуй, словно пытаясь загладить свою вину.

– Потому что, – едва слышно сказал он, – она изменилась.

Потом он взял себе стул, сел рядом со мной, чуть сзади, достал новое перо из ящика.

– Давай писать, Ильсара. Хочешь ты того или не хочешь, но складывать числа ты будешь.

Чувствуя, как от волнения немеют пальцы, я подтянула к себе лист бумаги, обмакнула перо в чернильницу – и вздрогнула, когда Винсент, положив руку поверх моей, стал сам выводить цифры, медленно диктуя и поясняя, что именно он делает. Его теплое дыхание щекотало затылок, а у меня, казалось, последние мозги расплавились и поплыли вдаль. Все ощущения собрались в тугой узел там, где были его твердые пальцы, направляющие скольжение пера. И сонм невесомых крылышек, трепещущих где-то под ребрами.

…Но сложение, как ни странно, я осилила.

И уже потом, отпустив мою руку, Винсент как бы невзначай задел пальцами мое лицо. Даже не задел, легонько погладил по щеке, по виску, затем по шее.

– В замке Бреннен ученикам всегда выдавали ландышевое мыло. А от тебя пахнет розами.

– Это… соседка мне подарила, – пролепетала я, совершенно утратив понимание, что же происходит.

– Она тебя не обижает? – Еще одно, практически невесомое прикосновение к шее, словно бы поглаживание.

– Нет… нет, что вы…

– Ты.

Я вздрогнула.

– Я был не так уж тебя старше, когда попал сюда, – пояснил он, – и здесь поток времени меня не касается.

Так непривычно…

– Она хорошая девушка, Габриэль, – сказала я, – да и остальные… Альберт, Аделаида. Они хорошо ко мне относятся. Только вот Тибриус ар Мориш…

– Что опять натворил ар Мориш?

Я поерзала на стуле. Дело в том, что легкие поглаживания по волосам и по шее не прекратились. Винсент сидел за мной, и я не могла видеть его лица, а повернуться почему-то стеснялась. И эти прикосновения… внезапно будили во мне что-то новое. Тело постепенно утрачивало вес, я начинала себе казаться вылитой из воска фигуркой, которая плавает на теплой воде.

– Вчера в меня дохлую мышь бросили, – прошептала я, краснея, – но это ничего… я не боюсь мышей. В амбаре их много было, и я не боялась.

– Носи с собой мой кулон, – промурлыкал Винсент, – если этот ар Мориш что-нибудь задумает, ему не поздоровится.

И повторил:

– Прости меня, я… я никогда тебя не обижу. Но иногда, знаешь, накатывает.

– Почему ты здесь? Почему не вернешься в мир людей?

Молчание. Я обернулась и невольно отшатнулась. Глаза в этот миг у Винсента были совершенно сумасшедшие.

– Я не могу сейчас, – вот что он ответил, – не спрашивай больше.





* * *


Шагая на индивидуальное занятие с Ригертом Шезми, я откровенно трусила. Это оказалось сюрпризом для всех, то, что мне доведется первой отработать привязку и поиск человека, ушедшего в Долину Сна. То есть, как мне объяснили, второй брат Шезми, Рокрет, уйдет в Долину и где-нибудь спрячется, подальше от временных аномалий и хоршей, а мы с Ригертом отправимся его искать, но до этого мне придется реализовать привязку к Рокрету по оставленному им предмету, за чем внимательно будет следить Гвейла Шиниас.

Меня смущало то, что из группы новичков выбрали меня. Наставник Брист объяснил, что именно я, с моим порогом чувствительности, совершенно готова для подобных занятий. Следующим должен был идти Альберт, и только потом – Тибриус ар Мориш и Габриэль. Когда этот порядок объявили, ар Мориш на меня так посмотрел, что стало ясно: это последняя капля в чашу его ненависти. Мало того что деревенщина учится рядом с ним, так еще и во всеуслышанье объявлена более способной! Что ж, сторониться мне его до окончания учебы, это точно.

Трясясь и стискивая пальцы, я торопилась во внутренний двор замка, на тот участок, что между внешним и вторым кольцом стен. Там было организовано нечто вроде тренировочных площадок, каждую из которых – на всякий случай – еще и огородили высоким плетеным забором из толстой проволоки с колючками и даже накрыли сверху плетеной решеткой. Из-за этого площадки смахивали на огромные плетеные кубы, и до сих пор мы смотрели на них издалека. Да и подходить не особенно хотелось, эти клетки мне напоминали мрачные вороньи гнезда, что чернели на высоких акациях вокруг деревенского кладбища. В груди царапалось дурное предчувствие, что ничего хорошего внутри такого гнезда просто не может случиться, и, если бы я могла, то обязательно бы отказалась, но…

Было еще кое-что, отчего я немного волновалась. Мелочь, конечно, но душевного равновесия она меня лишила: рано утром служанка принесла мне мужской костюм, самые настоящие штаны, рубашку и жилетку, все серое, только штаны и жилет из плотного сукна, а рубашка тонкая, батистовая. И все бы ничего, но я ни разу в жизни не одевалась как мужчина. Если бы я выкинула что-то подобное в нашей деревне, меня бы точно камнями побили или выгнали на мороз, да так и оставили замерзать. А теперь, когда я шагала через внутренний двор замка, мне постоянно казалось, что все, кого бы я ни встретила, беззастенчиво пялятся на мои не прикрытые подолом бедра. Стыд, да и только.

Впрочем, стоило подойти к «клеткам», стало ясно, что переживала я совершенно зря: у входа в крайнюю тренировочную площадку, тихо беседуя, меня поджидали Шезми и Шиниас. Гвейла Шиниас была тоже наряжена в мужской костюм, и это, казалось, никоим образом ее не смущает. Да и мастер Шезми, надо сказать, совершенно не обращал внимания на привлекательные формы коллеги, затянутые в штаны. Он заметил меня первым, махнул рукой, подзывая.

– А! Вот и вы, Ильсара. Ну что, готовы? Рокрет уже спрятался. Мы с вами пойдем искать.

Я по привычке слегка поклонилась, самую чуточку, все еще нервно разглаживая полы жилетки и неосознанно пытаясь натянуть ее пониже. Гвейла, заметив мой жест, усмехнулась.

– Подходите сюда, Ильсара, – она поманила меня точеным пальчиком, – для вас уже все заготовлено. Будем повторять, какие шаги необходимо сделать, чтобы создать привязку, или так вспомните?


Я вздохнула. И решила, что не буду пытаться выглядеть самой умной и уверенной в себе.

– Давайте лучше повторим, – попросила нерешительно.

– Ну хорошо, давайте. – В голосе мастера Шиниас я не услышала ни толики насмешки, наоборот, кажется, он стал звучать теплее.

Я зажмурилась на минуту, чтобы не видеть эти уродливые «плетенки».

– Сперва мы должны удостовериться в том, что искомый объект не мертв, – начала я, – то есть предмет, ранее ему принадлежащий, не производит холодных волн.

– Это в случае, если в Долину ушел человек, – напомнила терпеливо Шиниас, – а что, если только душа, которую еще можно вернуть?

– Возможно чередование, и чем дальше ушла душа, тем больше будет холода, и…

– И-и?

– Мы обязаны пытаться его вернуть, если на протяжении часа придет хотя бы одна теплая волна, – сказала я. – Но сейчас… Мы будем пытаться привязаться к мастеру Шезми, он точно жив, и поэтому я ожидаю только тепло, короткие пульсирующие волны, как бьется сердце.

– А привязка? – Гвейла прищурилась, склонила голову к плечу.

– Чтобы создать привязку, я должна обратиться к частице Энне-аша и почувствовать всю ее необъятную ширину. Она тоже подобна волне и катится вперед, позволяя ощутить искомый объект, владельца вещи. Привязка происходит тогда, когда волна возвращается обратно. Мое сердце связывается с сердцем того, кого мы ищем.

– Идите, – видимо, мой ответ вполне удовлетворил мастера Шиниас, – ты вполне готова. Я, честно говоря, удивлена тем, как быстро ты все усваиваешь, но… видимо, есть в тебе что-то…

И умолкла задумчиво. А я подумала, как хорошо, что никто не знает о том, что Винсент мне помогает, иначе неприятностей не миновать.

Ригерт учтиво распахнул передо мной дверь в проволочную клетку, и я храбро шагнула вперед, навстречу опасностям.

Сразу же стало сумрачно, проволочное плетение было настолько густым, что сквозь «крышу» проглядывали только мелкие осколки летнего неба. Я невольно обхватила себя руками, когда Ригерт прикрыл проволочную дверь.

– Зачем это, мастер Шезми?

– Что – это?

– Почему это все в колючей проволоке?

Он понимающе улыбнулся и развел руками.

– Видите ли, случалось, что вслед за сноходцами и хорши увязывались. Да там и помимо хоршей интересные твари бывают, такие, что залюбуешься. А сталь их сдерживает, до тех пор, пока помощь не подойдет.

Наверное, в этот момент выражение моего лица было весьма красноречивым и полностью отражало все то, что я могла подумать о Долине, хоршах и необходимости в эту Долину лезть, потому что Ригерт рассмеялся.

– Не бойтесь, я же с вами пойду. А я кое-что умею, – и похлопал себя по перевязи, на которой висела тяжелая шпага. – Ну, идите сюда, ближе.

Он, решительно тряхнув рыжей челкой, достал из кармана плоскую коробочку и, держа ее на ладони, раскрыл. Я потянулась ближе, заглядывая: на дне коробки лежал перстень-печатка из серебра с чернением. Все было по-честному: именно его я часто видела на пальце Рокрета Шезми.

– Приступайте, Ильсара, – твердо сказал Ригерт.

Я потерла стремительно леденеющие пальцы. Великие Все! Мой первый выход в Долину Сна. Страшно, так страшно, что под ребрами хрустко и колко, а ноги и руки немеют. Перед глазами серые мурашки. А вдруг не получится? Что мне скажут?

– Приступайте, – повторил Шезми, протягивая мне коробку с перстнем.

Я сглотнула и взяла его в руки, зажала меж ладоней.

Трудно, почти невозможно объяснить, что ощущает сноходец, держа в руках вещь того, кто ушел в Долину. Ощущая твердые грани печатки, я чувствовала, как по ладоням медленно разливается пульсирующее тепло, словно «тук-тук-тук» маленького сердечка. Как странно. А от моего домика в хрустальном шаре шло просто тепло, непрерывное, словно сердце Винсента не билось, а замерло, при этом оставаясь живым. Как так? Я невольно нахмурилась, отвлеклась, и тут же пульсация стала утихать.

– Теряешь его, Ильса! – прикрикнул Шезми. – О чем думаешь?

О чем, о ком… О том, к кому бегаю каждую ночь. С кем не могу наговориться. Просто жуть, в самом деле.

Собравшись и сосредоточившись, я снова вернула ощущение мягкой горячей пульсации в ладонях. Теперь… надо обратиться к частице духа Пробуждения, что живет во мне. Нас и этому учили. Задержать дыхание, заглянуть внутрь себя. Что-то вроде короткой медитации, когда в груди, подобно вспышке падающей звезды, откликается нечто, что никогда не принадлежало лично тебе, часть чего-то другого, очень большого, почти необъятного.

И, ощутив краткий всплеск ответа, я послала первую волну, которая должна была создать мне привязку к Рокрету Шезми.

Мгновение. Другое. Как же далеко он забрался?

Волна ушла и не торопилась возвращаться, а время шло.

– Мастер, – растерянно позвала я.

И в тот же миг меня тяжело толкнуло в грудь, сминая, выбивая дыхание. И стало больно – так, словно под грудину засадили тонкую иглу. Или рыболовецкий крючок.

– Вижу, что получилось, – проворчал над ухом Шезми. – Теперь давай, открывай вход.