Книга Страшного суда
Часть 54 из 106 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Они оказались на лугу вдвоем. Остальные уже подходили к воротам поместья. Мажордом поднял фонарь повыше, освещая дорогу леди Ивольде и леди Имейн. На погосте еще толпились люди, кто-то развел костер у дороги, и сельчане собрались вокруг, грея руки и передавая друг другу деревянную плошку непонятно с чем. Но здесь, посреди луга, кроме них с Гэвином не было никого. Вот он, удобный случай, на который Киврин уже перестала надеяться.
—Я хотела поблагодарить вас за то, что искали моих обидчиков, и за то, что спасли меня в лесу и привезли сюда. А далеко отсюда то место? Можете меня туда проводить?
Он остановился в недоумении.
— Вам разве не сказали? Я перевез все ваши сундуки и повозку в поместье. Разбойники похитили все добро, и мне ничего не удалось отыскать, сколько я ни скакал по их следам.
— Я знаю, что вы привезли мои пожитки, спасибо. Я не за этим хочу попасть на то место, — затараторила Киврин, боясь, что не успеет изложить просьбу, до того как они нагонят остальных.
Леди Имейн обернулась, замедлив шаг у ворот. Нужно поторопиться, пока старуха не послала мажордома выяснять, что их задержало.
— Я лишилась памяти, когда на меня напали. И я подумала — вдруг то место пробудит какие-нибудь воспоминания.
Гэвин, снова остановившись, смотрел на дорогу, ведущую к церкви с холма. Там, быстро приближаясь, плясали какие-то огни. Запоздавшие прихожане?
— Кроме вас никто не знает, где находится это место, — продолжала уговаривать Киврин. — Я совсем не хочу вас утруждать. Если бы вы объяснили мне хотя бы на словах, я попыталась бы сама...
— Там ничего нет, — бросил рыцарь рассеянно, глядя на цепочку огней. — Повозку и сундуки я перевез в поместье.
—Да, я знаю и очень вам признательна, только...
— Они в амбаре. — Гэвин обернулся на конский топот. Огни оказались фонарями в руках у всадников. Проскакав мимо церкви, затем через всю деревню, с полдюжины верховых осадили коней у ворот, где стояли Эливис и остальные.
«Ее муж», — решила Киврин, но не успела она додумать, как Гэвин сунул Агнес ей в руки и помчался к дому, вытаскивая на бегу меч.
«Ох, нет». Киврин тоже побежала, спотыкаясь под тяжестью спящей девочки. Это не муж. Это их гонители, те, от кого они здесь скрывались, те, из-за кого Эливис так негодовала на Имейн, раскрывшую Блуэту их местопребывание.
Всадники с факелами спешились. Эливис подошла к одному из трех оставшихся в седле и как подкошенная рухнула на колени.
«Нет, нет, нет», — задыхаясь, твердила про себя Киврин. Бубенец Агнес жалобно позвякивал.
Гэвин подбежал, сверкая мечом в свете фонарей, и тоже бухнулся на колени. Эливис поднялась и шагнула к всадникам, простирая руку в приветственном жесте.
Киврин замерла, пытаясь отдышаться. Сэр Блуэт вышел вперед, припал на колено и встал. Всадники откинули капюшоны. Под ними оказались какие-то шапочки, похожие на короны. Гэвин, не поднимаясь с колен, сунул меч в ножны. Один из всадников поднял руку, в ней что-то блеснуло.
— Что такое? — протянула Агнес сонно.
— Не знаю, — ответила Киврин.
Девочка извернулась у нее на руках.
— Это же волхвы! — восхищенно проговорила она.
Запись из «Книги Страшного суда»
(064996-065537)
Сочельник (по старому стилю) 1320 года. Прибыл посланник от епископа, а с ним еще два церковника. Прискакали сразу после всенощной. Леди Имейн не нарадуется — убеждена, что их прислали в ответ на ее просьбу о новом капеллане. Я сомневаюсь. Они прибыли без слуг и какие-то взвинченные, словно отлучились второпях и тайком.
Это наверняка связано как-то с лордом Гийомом, хотя ассизы — светский суд, а не церковный. Возможно, епископ дружен с лордом Гийомом или с королем Эдуардом II, и они приехали выторговать что-нибудь у Эливис в обмен на свободу мужа.
Как бы то ни было, въехали они с шиком. Агнес даже приняла их за трех волхвов — и неудивительно. У посланника такое тонкое, аристократическое лицо, и разряжены все по-королевски — у одного, например, пурпурная бархатная мантия с шелковым белым крестом.
Леди Имейн моментально прилипла к нему с жалобами на невежественного, неуклюжего и совершенно невыносимого отца Роша. «Его нужно лишить прихода», — заявила она.
К сожалению (но к счастью для отца Роша), это оказался не посланник, а просто клирик. Посланник был в красном облачении (тоже весьма роскошном), с вышивкой золотом и оторочкой из собольего меха. Третий, судя по белой рясе (куда более тонкой шерсти, чем мой плащ), подпоясанной шелковым шнуром, — монах-цистерцианец; пальцы у него унизаны перстнями, достойными королевской сокровищницы, но поведение отнюдь не монашеское. Они с посланником потребовали вина, не успев даже спешиться, а клирик явно порядком набрался еще в дороге. Он поскользнулся, слезая с коня, и чуть не упал, так что толстому монаху пришлось вести его в дом под руки.
(Пауза.)
Я, похоже, неправильно истолковала причины их появления в поместье. Эливис и сэр Блуэт, войдя в дом, о чем-то побеседовали с посланником в уголке, — недолго, всего пару минут, а потом Эливис сказала Имейн: «Они ничего не слышали о Гийоме».
Имейн эта весть не удивила и даже не особенно взволновала. Ее заботит только одно — получить нового капеллана, поэтому она вовсю стелется перед гостями. Велела немедленно подавать рождественское угощение и усадила посланника во главе стола. Гостей, однако, питье интересует куда больше еды. Имейн сама поднесла им по кубку — церковники залпом все осушили и требуют еще. Клирик ухватил Мейзри за подол, когда она проходила мимо с кувшином, подтянул к себе, перехватывая руками, как канат, и запустил лапищу под рубаху. Мейзри, конечно, зажала уши ладонями.
Единственная польза от них — усиливают всеобщую неразбериху. Мне удалось всего парой слов переброситься с Гэвином с глазу на глаз, но завтра-послезавтра я обязательно найду способ поговорить с ним без посторонних — тем более все внимание Имейн поглощено посланником (который как раз выхватил у Мейзри кувшин и сам наливает себе вина). Очень надеюсь, что Гэвин покажет мне, где переброска. Времени еще уйма. Почти неделя.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Двадцать восьмого умерли еще двое — оба «вторичные», с танцев в Хединггоне. У Латимера случился инсульт.
— Развился миокардит, который привел к тромбоэмболии, — сказала Мэри по телефону. — В данный момент Латимер ни на что не реагирует.
С гриппом слегла почти половина карантинных, размещенных у Дануорти, в лечебницу принимали только самых тяжелых — не хватало места. Сбиваясь с ног, Дануорти вместе с Финчем и одной карантинной, прошедшей, как выяснил Уильям, годичные сестринские курсы, раздавал глотательные термометры и поил больных апельсиновым соком.
И беспокоился. Мэри, когда он передал ей слова Бадри про «не может быть» и «это все крысы», ответила: «Он бредит, Джеймс. Не бери в голову. У меня тут один из пациентов только и твердит, что о королевских слонах». И все равно Дануорти неотвязно преследовала тревога, что Киврин попала в 1348-й.
Ведь еще в самый первый день Бадри спрашивал, какой год, и повторял «что-то не так».
После ссоры с Гилкристом Дануорти позвонил Эндрюсу — сообщить, что доступ в лабораторию Брэйзноуза обеспечить не удалось.
— Ничего, — ответил Эндрюс. — Главное — временные координаты, пространственные не так важны. Попробую установить их из колледжа Иисуса. Я уже договорился насчет проверки параметров, они не возражают.
Изображение отрубили, но в голосе Эндрюса чувствовалась тревога, будто оператор боялся, что Дануорти снова начнет уговаривать его приехать в Оксфорд.
— Я тут почитал насчет сдвигов. Теоретически никаких пределов не существует, однако на практике минимальный сдвиг всегда больше нуля, даже в ненаселенной местности. Максимальный сдвиг ни разу пока не превышал пяти лет — но это в пробных перебросках, без человека. При полноценной переброске самый большой сдвиг был на удаленке в XVII век — двести двадцать шесть дней.
—А если не сдвиг? — спросил Дануорти. — Есть еще что-нибудь, кроме сдвига, что может сбиться?
— Если с координатами не напортачили, то ничего, — заверил Эндрюс и обещал отзвониться, как только проведет проверку параметров.
Пять лет — это 1325 год. Чума даже в Китае еще не началась. Кроме того, Бадри сказал Гилкристу, что сдвиг минимальный.
С координатами тоже должно быть все в порядке — Бадри проверял их до болезни. Тем не менее Дануорти не отпускала тревога, и он каждую свободную минуту кидался обзванивать операторов, пытаясь найти кого-нибудь, кто согласится приехать и прочитать привязку, когда прибудут результаты секвенирования и Гилкрист откроет лабораторию. Вообще-то их должны были прислать еще накануне, но пока ничего не пришло.
Ближе к вечеру позвонила Мэри.
— Можешь организовать у себя лазарет?
Видеосвязь наладили. СЗК у Мэри выглядел помятым, будто она в нем спала, медицинская маска болталась на шее на одной тесемке.
— У меня и так лазарет. Полный карантинных. Тридцать один человек на сегодняшний день.
—А еще одну палату организуешь, если что? Не прямо сейчас, — добавила она устало, — но такими темпами скоро придется. У нас все почти под завязку, а из медперсонала некоторые уже свалились, некоторые отказываются приходить.
— Результатов секвенирования так и нет?
— Нет. Пока только звонили из Центра по гриппу. В первый раз они напутали, пришлось переделывать заново. Завтра должны прислать. Теперь они подозревают уругвайский вирус. — Мэри вымученно улыбнулась. — Бадри ни с кем из Уругвая не контактировал, нет? Когда ты сможешь приготовить койки?
— К вечеру, — ответил Дануорти.
Финч, однако, сообщил, что почти все раскладушки заняты, и Дануорти пришлось выбивать из Госздрава еще дюжину. Переоборудовать две аудитории под лазарет закончили только на рассвете.
Финч, помогавший ставить и заправлять раскладушки, объявил, что на исходе чистое белье, маски и туалетная бумага.
—У нас и на карантинных едва хватает, — сетовал он, подтыкая простыню. — Какой уж там лазарет. А бинтов вообще нет.
— Не война ведь, — возразил Дануорти. — Вряд ли понадобится перевязывать раненых. Вы не выяснили, в других колледжах никто из операторов не оставался на каникулах в Оксфорде?
— Да, сэр, я все обзвонил. Никто не оставался. Я повсюду развесил объявления, чтобы экономили туалетную бумагу, но толку пока никакого. Особенно американки подводят, — натягивая наволочку, пожаловался Финч. — Хотя, конечно, я им безмерно сочувствую. Вчера ночью слегла Хелен, а второго состава у них нет, заменить некем.
— Хелен?
— Мисс Пьянтини. Тенор. Жар, тридцать девять и семь. Теперь «Чикагский сюрприз» срывается.
«Что, возможно, и к лучшему», — подумал Дануорти.
— Узнайте, пожалуйста, смогут ли они и дальше дежурить у меня на телефоне, даже если прекратят репетиции. Я жду несколько важных звонков. Эндрюс не объявлялся?
— Нет, сэр, пока нет. И изображение снова полетело. — Финч взбил подушку. — Жаль, что так получается с концертом. Они, конечно, могут сыграть стедман, но это вчерашний день. И ведь ничего не поделаешь. Прискорбно.
— Вы составили список операторов?
— Да, сэр, — сражаясь с тугой раскладушкой, пропыхтел Финч. — Вон, около доски лежит.
Дануорти взял стопку бумаг и начал просматривать верхнюю. Там шли столбцы каких-то чисел, состоящих из цифр от единицы до шестерки, чередующихся в каждой строке.
—Я хотела поблагодарить вас за то, что искали моих обидчиков, и за то, что спасли меня в лесу и привезли сюда. А далеко отсюда то место? Можете меня туда проводить?
Он остановился в недоумении.
— Вам разве не сказали? Я перевез все ваши сундуки и повозку в поместье. Разбойники похитили все добро, и мне ничего не удалось отыскать, сколько я ни скакал по их следам.
— Я знаю, что вы привезли мои пожитки, спасибо. Я не за этим хочу попасть на то место, — затараторила Киврин, боясь, что не успеет изложить просьбу, до того как они нагонят остальных.
Леди Имейн обернулась, замедлив шаг у ворот. Нужно поторопиться, пока старуха не послала мажордома выяснять, что их задержало.
— Я лишилась памяти, когда на меня напали. И я подумала — вдруг то место пробудит какие-нибудь воспоминания.
Гэвин, снова остановившись, смотрел на дорогу, ведущую к церкви с холма. Там, быстро приближаясь, плясали какие-то огни. Запоздавшие прихожане?
— Кроме вас никто не знает, где находится это место, — продолжала уговаривать Киврин. — Я совсем не хочу вас утруждать. Если бы вы объяснили мне хотя бы на словах, я попыталась бы сама...
— Там ничего нет, — бросил рыцарь рассеянно, глядя на цепочку огней. — Повозку и сундуки я перевез в поместье.
—Да, я знаю и очень вам признательна, только...
— Они в амбаре. — Гэвин обернулся на конский топот. Огни оказались фонарями в руках у всадников. Проскакав мимо церкви, затем через всю деревню, с полдюжины верховых осадили коней у ворот, где стояли Эливис и остальные.
«Ее муж», — решила Киврин, но не успела она додумать, как Гэвин сунул Агнес ей в руки и помчался к дому, вытаскивая на бегу меч.
«Ох, нет». Киврин тоже побежала, спотыкаясь под тяжестью спящей девочки. Это не муж. Это их гонители, те, от кого они здесь скрывались, те, из-за кого Эливис так негодовала на Имейн, раскрывшую Блуэту их местопребывание.
Всадники с факелами спешились. Эливис подошла к одному из трех оставшихся в седле и как подкошенная рухнула на колени.
«Нет, нет, нет», — задыхаясь, твердила про себя Киврин. Бубенец Агнес жалобно позвякивал.
Гэвин подбежал, сверкая мечом в свете фонарей, и тоже бухнулся на колени. Эливис поднялась и шагнула к всадникам, простирая руку в приветственном жесте.
Киврин замерла, пытаясь отдышаться. Сэр Блуэт вышел вперед, припал на колено и встал. Всадники откинули капюшоны. Под ними оказались какие-то шапочки, похожие на короны. Гэвин, не поднимаясь с колен, сунул меч в ножны. Один из всадников поднял руку, в ней что-то блеснуло.
— Что такое? — протянула Агнес сонно.
— Не знаю, — ответила Киврин.
Девочка извернулась у нее на руках.
— Это же волхвы! — восхищенно проговорила она.
Запись из «Книги Страшного суда»
(064996-065537)
Сочельник (по старому стилю) 1320 года. Прибыл посланник от епископа, а с ним еще два церковника. Прискакали сразу после всенощной. Леди Имейн не нарадуется — убеждена, что их прислали в ответ на ее просьбу о новом капеллане. Я сомневаюсь. Они прибыли без слуг и какие-то взвинченные, словно отлучились второпях и тайком.
Это наверняка связано как-то с лордом Гийомом, хотя ассизы — светский суд, а не церковный. Возможно, епископ дружен с лордом Гийомом или с королем Эдуардом II, и они приехали выторговать что-нибудь у Эливис в обмен на свободу мужа.
Как бы то ни было, въехали они с шиком. Агнес даже приняла их за трех волхвов — и неудивительно. У посланника такое тонкое, аристократическое лицо, и разряжены все по-королевски — у одного, например, пурпурная бархатная мантия с шелковым белым крестом.
Леди Имейн моментально прилипла к нему с жалобами на невежественного, неуклюжего и совершенно невыносимого отца Роша. «Его нужно лишить прихода», — заявила она.
К сожалению (но к счастью для отца Роша), это оказался не посланник, а просто клирик. Посланник был в красном облачении (тоже весьма роскошном), с вышивкой золотом и оторочкой из собольего меха. Третий, судя по белой рясе (куда более тонкой шерсти, чем мой плащ), подпоясанной шелковым шнуром, — монах-цистерцианец; пальцы у него унизаны перстнями, достойными королевской сокровищницы, но поведение отнюдь не монашеское. Они с посланником потребовали вина, не успев даже спешиться, а клирик явно порядком набрался еще в дороге. Он поскользнулся, слезая с коня, и чуть не упал, так что толстому монаху пришлось вести его в дом под руки.
(Пауза.)
Я, похоже, неправильно истолковала причины их появления в поместье. Эливис и сэр Блуэт, войдя в дом, о чем-то побеседовали с посланником в уголке, — недолго, всего пару минут, а потом Эливис сказала Имейн: «Они ничего не слышали о Гийоме».
Имейн эта весть не удивила и даже не особенно взволновала. Ее заботит только одно — получить нового капеллана, поэтому она вовсю стелется перед гостями. Велела немедленно подавать рождественское угощение и усадила посланника во главе стола. Гостей, однако, питье интересует куда больше еды. Имейн сама поднесла им по кубку — церковники залпом все осушили и требуют еще. Клирик ухватил Мейзри за подол, когда она проходила мимо с кувшином, подтянул к себе, перехватывая руками, как канат, и запустил лапищу под рубаху. Мейзри, конечно, зажала уши ладонями.
Единственная польза от них — усиливают всеобщую неразбериху. Мне удалось всего парой слов переброситься с Гэвином с глазу на глаз, но завтра-послезавтра я обязательно найду способ поговорить с ним без посторонних — тем более все внимание Имейн поглощено посланником (который как раз выхватил у Мейзри кувшин и сам наливает себе вина). Очень надеюсь, что Гэвин покажет мне, где переброска. Времени еще уйма. Почти неделя.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Двадцать восьмого умерли еще двое — оба «вторичные», с танцев в Хединггоне. У Латимера случился инсульт.
— Развился миокардит, который привел к тромбоэмболии, — сказала Мэри по телефону. — В данный момент Латимер ни на что не реагирует.
С гриппом слегла почти половина карантинных, размещенных у Дануорти, в лечебницу принимали только самых тяжелых — не хватало места. Сбиваясь с ног, Дануорти вместе с Финчем и одной карантинной, прошедшей, как выяснил Уильям, годичные сестринские курсы, раздавал глотательные термометры и поил больных апельсиновым соком.
И беспокоился. Мэри, когда он передал ей слова Бадри про «не может быть» и «это все крысы», ответила: «Он бредит, Джеймс. Не бери в голову. У меня тут один из пациентов только и твердит, что о королевских слонах». И все равно Дануорти неотвязно преследовала тревога, что Киврин попала в 1348-й.
Ведь еще в самый первый день Бадри спрашивал, какой год, и повторял «что-то не так».
После ссоры с Гилкристом Дануорти позвонил Эндрюсу — сообщить, что доступ в лабораторию Брэйзноуза обеспечить не удалось.
— Ничего, — ответил Эндрюс. — Главное — временные координаты, пространственные не так важны. Попробую установить их из колледжа Иисуса. Я уже договорился насчет проверки параметров, они не возражают.
Изображение отрубили, но в голосе Эндрюса чувствовалась тревога, будто оператор боялся, что Дануорти снова начнет уговаривать его приехать в Оксфорд.
— Я тут почитал насчет сдвигов. Теоретически никаких пределов не существует, однако на практике минимальный сдвиг всегда больше нуля, даже в ненаселенной местности. Максимальный сдвиг ни разу пока не превышал пяти лет — но это в пробных перебросках, без человека. При полноценной переброске самый большой сдвиг был на удаленке в XVII век — двести двадцать шесть дней.
—А если не сдвиг? — спросил Дануорти. — Есть еще что-нибудь, кроме сдвига, что может сбиться?
— Если с координатами не напортачили, то ничего, — заверил Эндрюс и обещал отзвониться, как только проведет проверку параметров.
Пять лет — это 1325 год. Чума даже в Китае еще не началась. Кроме того, Бадри сказал Гилкристу, что сдвиг минимальный.
С координатами тоже должно быть все в порядке — Бадри проверял их до болезни. Тем не менее Дануорти не отпускала тревога, и он каждую свободную минуту кидался обзванивать операторов, пытаясь найти кого-нибудь, кто согласится приехать и прочитать привязку, когда прибудут результаты секвенирования и Гилкрист откроет лабораторию. Вообще-то их должны были прислать еще накануне, но пока ничего не пришло.
Ближе к вечеру позвонила Мэри.
— Можешь организовать у себя лазарет?
Видеосвязь наладили. СЗК у Мэри выглядел помятым, будто она в нем спала, медицинская маска болталась на шее на одной тесемке.
— У меня и так лазарет. Полный карантинных. Тридцать один человек на сегодняшний день.
—А еще одну палату организуешь, если что? Не прямо сейчас, — добавила она устало, — но такими темпами скоро придется. У нас все почти под завязку, а из медперсонала некоторые уже свалились, некоторые отказываются приходить.
— Результатов секвенирования так и нет?
— Нет. Пока только звонили из Центра по гриппу. В первый раз они напутали, пришлось переделывать заново. Завтра должны прислать. Теперь они подозревают уругвайский вирус. — Мэри вымученно улыбнулась. — Бадри ни с кем из Уругвая не контактировал, нет? Когда ты сможешь приготовить койки?
— К вечеру, — ответил Дануорти.
Финч, однако, сообщил, что почти все раскладушки заняты, и Дануорти пришлось выбивать из Госздрава еще дюжину. Переоборудовать две аудитории под лазарет закончили только на рассвете.
Финч, помогавший ставить и заправлять раскладушки, объявил, что на исходе чистое белье, маски и туалетная бумага.
—У нас и на карантинных едва хватает, — сетовал он, подтыкая простыню. — Какой уж там лазарет. А бинтов вообще нет.
— Не война ведь, — возразил Дануорти. — Вряд ли понадобится перевязывать раненых. Вы не выяснили, в других колледжах никто из операторов не оставался на каникулах в Оксфорде?
— Да, сэр, я все обзвонил. Никто не оставался. Я повсюду развесил объявления, чтобы экономили туалетную бумагу, но толку пока никакого. Особенно американки подводят, — натягивая наволочку, пожаловался Финч. — Хотя, конечно, я им безмерно сочувствую. Вчера ночью слегла Хелен, а второго состава у них нет, заменить некем.
— Хелен?
— Мисс Пьянтини. Тенор. Жар, тридцать девять и семь. Теперь «Чикагский сюрприз» срывается.
«Что, возможно, и к лучшему», — подумал Дануорти.
— Узнайте, пожалуйста, смогут ли они и дальше дежурить у меня на телефоне, даже если прекратят репетиции. Я жду несколько важных звонков. Эндрюс не объявлялся?
— Нет, сэр, пока нет. И изображение снова полетело. — Финч взбил подушку. — Жаль, что так получается с концертом. Они, конечно, могут сыграть стедман, но это вчерашний день. И ведь ничего не поделаешь. Прискорбно.
— Вы составили список операторов?
— Да, сэр, — сражаясь с тугой раскладушкой, пропыхтел Финч. — Вон, около доски лежит.
Дануорти взял стопку бумаг и начал просматривать верхнюю. Там шли столбцы каких-то чисел, состоящих из цифр от единицы до шестерки, чередующихся в каждой строке.