Книга Страшного суда

— Коб! — рявкнула Розамунда, хотя мальчик лишь покорно ждал Киврин. — Из-за твоей мешкотни мы разминемся с отцом Рошем!

Киврин ободряюще улыбнулась Кобу и оперлась рукой ему на плечо. На верховую езду мистер Дануорти отправил ее практически первым делом, поэтому Киврин неплохо поднаторела. Хорошо хоть, что боковое седло появится только в 1390-х, но и для средневековых требуется сноровка. Киврин посмотрела на высокую, еще выше, чем у тренировочного, заднюю луку.

«Еще вопрос, кто тут полетит с лошади, я или Агнес», — глядя, как девочка уверенно сидит в седле, подумала Киврин. Отпустив поводья, Агнес вертелась как юла, что-то постоянно поправляя в седельной сумке за спиной.

— Поедем уже! — нетерпеливо позвала Розамунда.

— Сэр Блуэт обещал мне серебряную уздечку для Сарацина! — похвасталась Агнес, не переставая рыться в сумке.

— Агнес, брось копаться и едем уже! — рассердилась Розамунда.

— Сэр Блуэт говорил, что привезет ее на Пасху, — продолжала Агнес.

— Агнес! Едем! Дождь польет.

— Не польет, — беспечно отмахнулась Агнес. — Сэр Блуэт... —Да неужели? — напала на сестру Розамунда. — Ты у нас теперь погодой управляешь? Нюня! Нюня несмышленая, вот ты кто!

— Розамунда! — вмешалась Киврин, берясь за отпущенные поводья Розамундиной кобылы. — Зачем ты обижаешь Агнес? Что с тобой? Тебя что-то гложет?

Розамунда выдернула поводья, натягивая их до отказа.

— Только то, что мы тут мешкаем из-за несмышленой нюни.

Киврин, хмурясь, отпустила поводья и взобралась в седло с подставленных рук Коба. Никогда еще она не видела Розамунду такой.

Они выехали со двора — мимо опустевшей выгородки для свиней прямиком на луг. День стоял свинцово-пасмурный, тяжелые облака лежали чуть не на крышах, ветра не было вовсе. Розамунда не зря опасалась дождя. В холодном воздухе чувствовалась промозглость. Киврин пустила коня побыстрее.

В деревне явно готовились к Рождеству. Из каждой лачуги тянулся дым, а на дальнем конце луга двое мужчин кололи дрова, бросая их в уже довольно высокую поленницу. Рядом с хибарой мажордома жарился на вертеле большой обугленный кусок мяса — коза? Жена мажордома доила перед дверью костлявую корову, на которую пыталась опереться Киврин в прошлый раз, когда ходила сама искать переброску. Когда-то у них с мистером Дануорти возник спор, надо ли Киврин учиться доить. Она уверяла, что в XIV веке коров зимой не доили, «запускали», а сыр делали из козьего молока. Про то, что коз не разводят на мясо, она тоже читала...

—Агнес! — рассвирепела Розамунда.

Киврин подняла глаза. Агнес, остановившись, снова извернулась в седле и копалась в сумке. После окрика она послушно двинулась вперед, но Розамунда со словами: «Больше я тебя не жду, нюня!» — послала коня рысью, распугав всех кур и чуть на задавив босоногую девчушку с полной охапкой хвороста.

— Розамунда! — крикнула ей вслед Киврин, однако та уже не слышала, а бросаться в погоню, оставив Агнес одну, было бы неправильно.

— Твоя сестра сердится, потому что не хочет ехать за остролистом? — спросила Киврин, выдвигая заведомо маловероятную версию в надежде, что Агнес предложит более удачную.

— Она постоянно не в духе, — ответила Агнес. — Вот бабушка ей попеняет за то, что ездит как маленькая. — Она пустила своего пони изящной рысцой через луг, благосклонно кивая крестьянам. Ни дать ни взять взрослая дама.

Девчушка, которую чуть не затоптала Розамунда, уставилась им вслед с открытым ртом. Жена мажордома посмотрела на них с улыбкой и продолжила доить, дровосеки с поклоном стянули шапки.

Они проехали мимо лачужки, где Киврин укрылась в свою прошлую вылазку. Той самой лачужки, где она сидела, когда Гэвин перевозил ее вещи в поместье.

—Агнес, а отец Рош ездил с вами за святочным поленом?

—Да, — кивнула Агнес. — Он его благословлял.

— Ох, — разочарованно протянула Киврин. Она-то надеялась, что священник мог вместе с Гэвином перетаскивать поклажу и знает, где переброска. — А кто-нибудь помогал Гэвину перевозить мои пожитки?

— Нет. — Поди пойми, знает Агнес на самом деле или не знает. — Гэвин очень сильный. Он зарубил своим мечом четырех волков!

Мало похоже на правду, но ведь и в спасение беззащитной девицы от разбойников тоже нелегко поверить. А чтобы завоевать сердце Эливис, он явно способен на все — даже притащить в одиночку повозку с сундуками.

— И отец Рош сильный, — размышляла Агнес.

— Уехал твой отец Рош! — заявила уже спешившаяся Розамунда. Она привязала коня к погостной калитке и стояла уперев руки в боки.

—Ты в церкви смотрела? — спросила Киврин.

— Нет, — буркнула Розамунда. — Подмораживает. У отца Роша хватит ума не сидеть тут сиднем, пока снег пойдет.

— Пойдем заглянем в церковь, — сказала Киврин, слезая с коня и протягивая руки, чтобы подхватить Агнес.

— Нет, — заупрямилась девочка вслед за старшей сестрой. — Я подожду здесь, с Сарацином. — Она похлопала пони по холке.

— Ничего с Сарацином не станется. Пойдем, надо сперва посмотреть в церкви. — Киврин вытащила Агнес из седла и, ухватив за руку, открыла погостную калитку.

Агнес не вырывалась, но то и дело тревожно оглядывалась на оставленных лошадей.

—Сарацину страшно одному.

Розамунда, остановившись посреди погоста, круто развернулась, снова уперев руки в боки.


—Ты что там прячешь, маленькая негодница? Яблок натаскала в седельную сумку?

— Нет! — всполошилась Агнес, но Розамунда уже шагала к лошадям. — Не подходи! Это не твой пони! Он мой!

Киврин подумала, что так и священника искать не придется. Он сам выйдет на шум и крики.

Розамунда расстегнула пряжку на сумке.

— Вы только гляньте! — Она вытащила за шкирку черного щенка.

— Ох, Агнес... — вздохнула Киврин.

— Сейчас отнесу твоего пса к речке и там утоплю. — Розамунда решительно повернулась к ручью.

— Не-ет! — взревела Агнес, бросаясь к калитке. Розамунда подняла щенка повыше, чтобы сестра не достала.

Киврин решила, что хватит, и, шагнув вперед, забрала у Розамунды щенка.

—Агнес, перестань реветь. Никто твоего песика не обидит. — Щенок зацарапался у Киврин на плече, пытаясь лизнуть ее в щеку. — Собаки не ездят верхом. Черныш задохнется у тебя в сумке.

—Тогда я повезу его на руках, — неуверенно предложила Агнес. — Черныш так хотел прокатиться.

— Прокатился до церкви — и будет с него, — отмела возражения Киврин. — Теперь чудесно прокатится обратно в конюшню. Розамунда, отвези его, пожалуйста. — Щенок пытался куснуть Киврин за ухо. Она передала его обратно Розамунде, и та ухватила его за шкирку. — Он еще маленький, Агнес. Он хочет к маме и спать.

— Это ты маленькая, Агнес! — заявила Розамунда с такой злостью, что Киврин начала всерьез опасаться за щенка. — Посадить собаку на лошадь! А мне теперь ездить туда-обратно и терять время. Ничего, скоро я стану взрослой и никто меня не заставит возиться с сопливыми неслухами.

Она забралась в седло, по-прежнему сжимая щенка за шкирку, но, усевшись, почти с нежностью укутала его полой плаща и прижала к груди. Сжав поводья свободной рукой, Розамунда развернула коня.

— Теперь отец Рош точно уехал! — буркнула она напоследок и умчалась.

Киврин подозревала, что Розамунда права. На шум, который они тут подняли, даже мертвые бы выглянули из-под деревянных надгробий, а из церкви так никто и не вышел. Наверняка отец Рош уехал еще до их появления и теперь уже далеко, но Киврин все равно взяла Агнес за руку и повела в церковь.

— Розамунда плохая, — надулась Агнес.

Киврин понимала, что Розамунда совсем не такая, однако защищать ее желания не было, поэтому она просто промолчала.

— И я не маленькая, — продолжала Агнес, ища у Киврин подтверждения, которого не последовало. Толкнув тяжелую деревянную дверь, Киврин встала на пороге, вглядываясь внутрь.

Там никого не было. В нефе царил почти непроницаемый полумрак, темные узкие витражи едва пропускали и без того пасмурный свет, но через полуоткрытую дверь стало видно, что внутри пусто.

— Может быть, он в алтаре, — предположила Агнес, протискиваясь мимо Киврин в темный неф. Там она припала на колени, перекрестилась и нетерпеливо посмотрела через плечо на Киврин.

В алтаре тоже никого — иначе горели бы свечи, совсем не обязательно заходить. Но Агнес не успокоится, пока они не обыщут всю церковь. Киврин опустилась на колени рядом с девочкой и осенила себя крестом. В кромешной темноте они двинулись к алтарной преграде. Свечи перед статуей святой Катерины тоже стояли потухшими, от них резко тянуло дымом и свечным жиром. Наверное, отец Рош погасил их перед уходом. Пожар — опасная штука, даже в каменной церкви, а стеклянных подсвечников, в которых они могли бы спокойно догореть, тут нет.

Подбежав прямо к алтарной преграде, Агнес прижалась лицом к резной решетке и крикнула: «Отец Рош!», а потом, не подождав и секунды, заявила: «Его здесь нет, леди Киврин. Может быть, он у себя дома» — и выскочила в боковую дверь.

Киврин точно знала, что Агнес туда нельзя, и все же последовала за ней через погост к ближайшему дому.

Она угадала правильно, потому что Агнес уже стояла на пороге, крича: «Отец Рош!» Разумеется, священник должен жить у самой церкви.

Дом оказался такой же лачугой, как та, что приютила Киврин во время неудачной вылазки. Священник должен, по идее, получать десятину с урожая и скота, но в узком дворе не видно было никакой живности за исключением нескольких тощих кур, а у двери лежали поленья — не больше охапки.

Агнес принялась молотить в дверь — такую же хлипкую, как и сама лачуга. Киврин испугалась, как бы девочка, проломив эту дверь, не ввалилась внутрь. Не успела она подойти ближе, как Агнес осенила новая мысль: «Может быть, он на колокольне!»

— Нет, вряд ли, — усомнилась Киврин, перехватывая Агнес за руку, чтобы девочка снова не кинулась куда-нибудь через весь погост. Они пошли обратно к калитке. — Ему ведь не надо пока звонить, только к вечерне.

— А вдруг? — Агнес склонила голову набок, будто прислушиваясь.

Киврин прислушалась тоже, но было тихо — и она вдруг осознала, что колокол на юго-западе наконец умолк. Он звонил почти непрерывно, пока она лежала с воспалением легких, и когда она ходила на конюшню во второй раз, ища Гэвина, тоже слышала его звон, но с тех пор, звонил он еще или нет, не помнила.

—Ты слышала, леди Киврин? — вырвав руку, Агнес побежала — не к колокольне, а за церковь, к северной стене. — Видишь? — победно возвестила девочка, показывая на свою находку. — Он здесь.

Там стоял серый ослик священника, мирно пощипывая торчащую из-под снега сорную траву. На нем была веревочная уздечка, а на спине — несколько дерюжных мешков, пустых, очевидно, предназначавшихся под остролист и плющ.

— Он точно на колокольне, точно! — воскликнула Агнес, срываясь с места.

Киврин, обогнув церковь следом за ней, вышла на погост, глядя, как Агнес скрывается в колокольне. Она подождала, размышляя, где еще поискать. Может, отец Рош зашел к больному в какую-нибудь из лачуг?

В окне церкви мелькнула тень. Потом огонек. Наверное, он вернулся, пока они топтались возле ослика. Киврин открыла боковую дверь и заглянула внутрь. Перед статуей святой Катерины теплилась свеча, Киврин видела у самого пола ее дрожащий огонек.

— Отец Рош! — позвала она вполголоса. Никто не ответил. Она шагнула внутрь, не придержав закрывающуюся дверь, и пошла к статуе.

Свеча стояла между квадратными ступнями. Святая склоняла грубо высеченное лицо над уменьшенной взрослой фигуркой, изображавшей маленькую девочку. Опустившись на колени, Киврин подняла свечу. Только что зажженная. Даже сальная лужица под фитилем не успела накопиться.

Киврин окинула взглядом неф. Огонек выхватывал из темноты только кусок пола и квадратный головной убор святой, все остальное тонуло в полумраке.